Виктору пришлось заново учиться ходить. В буквальном смысле — после сотни лет жизни с птичьими лапами, ему довелось вспоминать, каково это — иметь ноги. Каменный пол холодил босые ступни, и от этого ощущения по ногам пробегали странные неприятные мурашки. Но постепенно, держась за стены, мебель или Белль, он, наконец, смог ходить нормально. А через пару дней уже и помощь не требовалась — мышцы быстро привыкли и вспомнили всё, что было необходимо. За последнее время жизнь Виктора резко переменилась, свернув из унылого русла бесконечно одинаковых дней. Изменения собственного тела не могли не радовать. Единственное, что расстраивало Виктора в эти дни — отстранённость Эрики.

      После его внезапного прилива откровенности девушка словно избегала встреч с ним. Всегда старалась держаться в компании Белль, а если замечала его издалека, то пыталась ускользнуть другим путём. Когда Виктору всё же удавалось остаться с ней наедине на пару минут, Эрика вела себя слишком суетливо, избегала смотреть ему в глаза и тут же убегала под каким-то незначительным предлогом.

      Виктор злился на неё и в то же время не хотел принуждать быть с ним. Каждый день он держался естественно, чтобы не идти на поводу у того вихря эмоций и чувств, что поселились в душе. И Виктор удачно создавал такую видимость спокойствия, но лишь для того, чтобы не навязывать свою компанию Эрике, прекрасно видя, как той неуютно находиться рядом с ним. Он всё больше опасался, что любым опрометчивым словом может испортить и без того хрупкую связь между ними. Готов был довольствоваться и малым, только бы лишний раз не беспокоить Эрику нежеланным вниманием, заставляя себя отдёргивать руку каждый раз, когда Эрика находилась рядом. Но подавляемое желание прикасаться к ней от этого только усиливалось, и Виктор не знал, сколько ещё сможет терпеть гнетущую недосказанность.

      Всё чаще Виктор ловил себя на тревожной мысли, что Эрике он вовсе не нужен, и та просто не знает, как сказать об этом, не обидев. Иногда задумывался, что, вероятно, по неопытности спутал доброе отношение девушки со взаимной симпатией, и на самом деле всё это лишь его иллюзия. От таких догадок хотелось закричать.

      Он изнывал от невозможности поговорить со Спигель и спросить её совета — уж она-то подсказала бы, что делать. Даже проскочила мысль: «Может, спросить у Белль?», но Виктор тут же отмёл её, потому что видел, что Белль тоже в восторге от Эрики. Она с видимым удовольствием слушала рассказы Эрики о путешествиях, о её мире и расспрашивала о её жизни. В такие моменты Виктору казалось, что он третий лишний в комнате. Но иногда удавалось перехватить быстрый взгляд Эрики, и эта мысль не задерживалась.

      Наконец, Виктор всё же осмелел и заговорил с Белль об Эрике. Он ожидал чего угодно — насмешек, подколов, язвительности и презрительных усмешек — всего того, в чём была так хороша Белль. Но неожиданно для него, она повела себя достаточно сдержанно и спокойно, словно ждала, когда же он начнёт расспрашивать.

      — Во-первых, ты её смущаешь, — заявила непреклонно Белль, кидая выразительный взгляд на оголённый торс Виктора. С появлением у него ног, Виктору пришлось носить брюки и ботинки, но вот рубашки по-прежнему было невозможно надеть из-за крыльев. О чём он незамедлительно напомнил Белль.

      — Знаю. И это удачно, что ты сам зашёл ко мне, потому что мы с Эрикой придумали для тебя рубашку.

      Открыв верхний ящик комода, который она не использовала обычно, ибо все её вещи помещались на одну полку шкафа, Белль вытащила и швырнула Виктору кусок выбеленной льняной ткани, который при ближайшем рассмотрении оказался странного вида рубашкой. Явно перешитая из другой, эта рубашка была распорота сзади, и два куска ткани завязывались под крыльями. Виктор насмешливо приподнял бровь, переводя взгляд на Белль. Та пожала плечами и помогла ему одеться.

      — Это была идея Эрики. Она сказала, что в их мире похожие рубашки надевают на пациентов в больницах. Так, повернись… Ну, всё не так уж и плохо, — заверила его Белль, возвращаясь в своё кресло.

      Виктору было непривычно чувствовать одежду на теле. Только недавно обновившиеся участки кожи были ещё чувствительны к любому внешнему воздействию. Впрочем, рубашка была достаточно широкой, чтобы сильно не натирать. А уж лёгкое раздражение он потерпит. Такая мелочь всё равно не идёт ни в какое сравнение с тем, что он не мог дотронуться до любимой девушки.

      — И почему отсутствие рубашки начало её смущать только сейчас? — пробурчал он себе под нос.

      — Дай-ка подумать, — тут же ехидно откликнулась Белль, расслышав его вопрос, риторический, по сути. — Наверное, из-за тех душевных посиделок в ванне? А ещё из-за того, что теперь ты почти окончательно человек. И небезразличен ей.

      Виктор встрепенулся, услышав последнюю фразу. Давно привыкший существовать чудовищем, он признавался себе, что прежняя человеческая жизнь, как таковая, совсем не интересовала его. До того момента, пока Эрика не пришла в этот дом, принеся с собой яркие краски. Вся многогранность жизни пробудилась вместе с её появлением, и даже собственная чудовищность стала восприниматься Виктором иначе. Крылья за спиной, к которым пришлось привыкнуть, теперь были лишь напоминанием о том, кем он был. Однако сейчас, вдохновлённый новизной вспыхнувших чувств, Виктор считал себя на самом деле окрылённым, ожившим, счастливым.

      Хотя причин для волнения всё равно было предостаточно, поэтому он не мог позволить себе забыться ни на минуту. От его внимательного взгляда не укрылся тот факт, что, сказав это, Белль сразу же отвернулась к окну, словно пытаясь выглядеть что-то среди раскинувшихся с её стороны дома дубов.

      — Тебе нравится Эрика, не так ли? — напрямую спросил он, обходя Белль, чтобы видеть её посерьёзневшее лицо. — Ты… влюблена в неё?

      Белль поморщилась так, словно кто-то надавил на больное место. Она пожала плечами и откинулась на спинку. Наверное, впервые с их встречи Виктор видел её такой спокойной, серьёзной и сосредоточенной. Эта маска безразличности, которую она пыталась натянуть, ей совершенно не шла.

      — Я не собираюсь лезть между вами.

      — Это не ответ на вопрос.

      Поджав губы, Белль с вызовом посмотрела прямо в глаза Виктору. Они буравили друг друга несколько долгих мгновений, пока Белль первая не отвела взгляд. Тяжело вздохнув и прикрыв глаза, она едва слышно сказала: «Нравится». Почему-то Виктор был уверен, что с её души свалился здоровенный камень, висевший там уже… Пару недель? Как давно Белль уже здесь живёт?

      В задумчивом молчании, когда каждый размышлял о своём, они провели ещё несколько минут. Виктор так и не нашёл ответа на свой вопрос, к которому добавилась ещё куча новых. Быть может, Эрике тоже нравится Белль и стоит оставить их? Или…

      — Просто дай ей больше времени, — послышался усталый голос Белль. Она потёрла переносицу и смешно сморщила нос. Словно ей самой не нравилось то, что она говорит. — Ты важен для неё. И она даст тебе понять, когда будет готова признать это.

***

      «Просто дай ей время», — уговаривал себя мысленно Виктор. Но прошла ещё неделя, и с каждым днём сложнее было справляться с этим полнейшим игнорированием его существования. И когда он уже был готов сорваться и хорошенько встряхнуть Эрику, чтобы добиться хотя бы пары слов, она сама пришла к нему. Стараясь скрыть радость и напустив на себя притворное спокойствие, Виктор согласился прогуляться с ней по саду.

      Он разглядывал её лишь краем глаза — чтобы не смутить окончательно. Эрика не умела скрывать эмоции: её постоянно выдавали беспокойные пальцы, норовящие сорвать травинку или веточку, покрутить прядь волос, чтобы потом в раздражении отбросить ту назад. К тому же, она всё ещё избегала смотреть Виктору прямо в глаза, а пауза между её «в общем, я хотела сказать» и окончанием затягивалась вот уже на несколько минут.

      Памятуя о словах Белль, Виктор не торопил Эрику. Давая ей время собраться с духом, он разглядывал внутренний двор особняка, стремительно преобразившийся за последние недели. Девушки провели невероятно огромную работу, расчистив скрытые под сорняковыми зарослями прогулочные вымощенные камнем тропинки. Кроме того, под руководством Лиама, они привели в порядок клумбы и кусты, создавая некое подобие цивилизованного сада. На мгновение Виктор подумал, что его мать, Лорен, была бы в восторге от нынешнего вида двора.

      — Прости, — вдруг послышался сбоку тихий голос Эрики.

      Сердце Виктора ухнуло куда-то вниз. Неужели она всё же не…

      — Просто раньше я постоянно убегала от своих чувств, — продолжила Эрика, глядя куда-то вдаль, словно не видя ничего перед собой. — И сейчас я просто пытаюсь понять, как жить по-другому. Наверное, впервые в жизни я хочу остановиться и остаться дольше здесь. С тобой.

      На последних словах она нервно улыбнулась и отвернулась от него. Нежно, но настойчиво Виктор заставил Эрику обернуться и взглянуть ему в глаза. Вся покрасневшая от смущения, взвинченная, нервная и постоянно норовившая отвести взгляд, такая Эрика была безумно очаровательна. Очаровательна в своей неловкой искренности и наивной влюблённости. После множества попыток приблизиться к разгадке мыслей и желаний Эрики, тщательно скрываемых ею, теперь Виктору всё-таки стало понятно. Она не могла свободно высказать то, что думала и чувствовала, и это мучило и терзало Эрику не меньше, чем его самого всё это время. Но то переживание, что росло в её сердце, было таким же прекрасным и взаимным, как его собственное. Услышав, наконец, что она думает, Виктор ликовал, едва сдерживая радость. Ему казалось, его разорвёт от желания сжать девушку в своих объятиях.

      — Эй, послушай, — он аккуратно приподнял её лицо за подбородок, чтобы перехватить смущённый взгляд. — Для меня это тоже впервые. И поверь, я не хочу торопить тебя. Я не буду делать ничего, что будет тебе неприятно или некомфортно.

      Эрика едва заметно улыбнулась и кивнула. Вроде бы, Виктор даже уловил почти неслышный вздох облегчения. Они стояли так близко, что он слышал, как бьётся её сердце. Стараясь держать себя в руках, чтобы случайно не разрушить только что возникшее согласие, Виктор отступил на шаг назад. Перехватив чуть удивлённый взор Эрики, он спросил:

      — Так могу я… Взять тебя за руку?

      Взгляд Эрики тут же скользнул вниз, к его рукам, будто оценивая, насколько это опасно. И тут же, подняв голову и глядя ему прямо в глаза, она медленно и неуверенно кивнула, протягивая руку. Сразу же, пока она не передумала, Виктор накрыл её кисть своей ладонью, аккуратно, насколько это возможно с его внезапным неловким смущением. Их пальцы переплелись, и невольно Виктор отметил, что кожа её рук стала чуть грубее из-за постоянной работы в саду и особняке.

      Некоторое время они стояли в таком неловком молчании, словно истуканы. Зачарованный, Виктор не мог оторваться от их переплетённых рук. Он привыкал к новым внезапным ощущениям, наполнявшим всю его сущность таким непривычным теплом, что хотелось кричать о нём каждому встречному. Посмотрев на Эрику, Виктор понял, что она тоже привыкала — к их новым, совершенно другим прикосновениям, отличным от всего, что было раньше. Как будто оба теперь проникали в новую, параллельную реальность, открытую только для них двоих, несведущих, растерянных, но увлечённых друг другом, готовых робко узнавать и пробовать нечто необычное, незнакомое никому из них.

      — Могу я… Обнять тебя? — вдруг спросила она, подаваясь вперёд.

      И ещё не дождавшись окончания вопроса, Виктор заключил её в объятия, чувствуя, что руки Эрики обхватывают его талию. По всему телу пробежали тревожно-счастливые мурашки, заставляя Виктора расплыться в улыбке.

      Это же не сон, верно? Он действительно держит в объятиях ту самую девушку, одна только мысль о которой заставляет его пульс ускоряться. Виктору стоило больших усилий, чтобы не сжать её изо всех сил. И он держал Эрику бережно, словно хрустальную вазу. Утыкаясь носом в её волосы, он чувствовал невероятно притягательный аромат тела, смешавшегося в лёгкими нотками жасминового мыла. От переполнявших его эмоций, у Виктора даже набежали слезы на глаза, словно всё его счастье было готово выплеснуться в мир. И в этот кокон невероятного тепла хотелось укутать Эрику, чтобы ей никогда больше не пришлось столкнуться ни с чем плохим в этом мире.

***

      После того вечера каждый последующий день особняк Крейнов был словно пропитан романтичным настроением, которое коснулось не только Виктора и Эрики, но и каждого обитателя этого места. После стольких дней отстранённости и обдумывания своих чувств, эти двое, казалось, не могли оторваться друг от друга — постоянно о чём-то разговаривали, мимоходом смущённо и едва заметно касаясь рук друг друга. Они всё ещё стеснялись проявлять свои чувства в присутствии других, так что Белль и слуги понимающе улыбались и оставляли их наедине, давая возможность побыть вместе.

      Удовлетворённая результатами своих переговоров с обоими, Белль начала подумывать о путешествии — рассказы Эрики вдохновили её на собственные покорения вершин. Именно об этом она мечтала всю жизнь, но была связана обязанностями по дому и, в последние месяцы, обручением. Однако сейчас, когда она разорвала помолвку с Мои и оставила мать на попечение подросшего и возмужавшего брата Тобиаса, Белль была свободна в выборе пути. К тому же, она и не планировала так долго задерживаться здесь.

      Обсуждая своё решение с Виктором и Эрикой, Белль предложила им присоединиться к ней. Но Виктор всё ещё был скован остатками проклятья и не знал, как помочь своим слугам, которые, увы, никак не возвращались к своему прежнему обличию. И из последних не заснувших обитателей остались лишь Гетлихт и Стоф. Это весьма тревожило Виктора, который не мог достучаться до остальных уже несколько дней.

      — Может, ты задержишься, пока мы не решим эту проблему? А потом мы отправимся в путешествие все вместе, — предложила Эрика, которой казалась заманчивой мысль посмотреть этот, совершенно чужой для неё, мир.

      Белль неопределённо пожала плечами и высказала уже давно засевшую в голове мысль о том, что, возможно, именно её присутствие не даёт проклятию пасть окончательно.

      — Все же, во мне течёт кровь Линды. Если это действительно она наложила проклятье, то может быть, пока я здесь, оно имеет силу?

      Виктор невольно вздрогнул, услышав это имя из его далёкого тёмного прошлого, тут же мелькнувшего в памяти. Но лёгкое прикосновение пальцев Эрики, которая ободряюще сжала его ладонь под столом, не дало провалиться в воспоминания окончательно. Поймав её успокаивающий взгляд, он рассеянно улыбнулся и постарался сфокусироваться на настоящем. Рядом с Эрикой это получалось без проблем — она словно была его якорем, не дающим провалиться в тягучую трясину прошлых деяний и собственного чувства вины.

      — Я, конечно, не уверен, что проклятие работает именно так… Но не смею задерживать тебя здесь, — подал он голос, замечая, что ждут его ответа.

      — Что ж, тогда я отправлюсь через три-четыре дня, — подвела итог разговору Белль, сворачивая в трубочку карту.

      — Так скоро? — расстроенно протянула Эрика. — Я думала, ты задержишься хотя бы на неделю.

      Белль с улыбкой потрепала Эрику по голове — словно щенка. В последние дни девушки сблизились ещё больше, но сейчас Виктор наблюдал за этим со спокойствием. Теперь, когда он знал, что Эрика чувствует к нему, как она привыкает к людям и насколько важны для неё и он, и Белль, Виктор не испытывал ревности. К тому же, Белль ни разу не дала усомниться в своих словах — похоже, она действительно не собиралась вставать между ним и Эрикой. И старалась быть для той хорошей подругой — не более того. Но зная о её чувствах, замечая периодически её взгляды, направленные на Эрику, Виктор чувствовал себя несколько виноватым.

      Эти пару дней Эрика почти всё своё время проводила с Белль, и Виктор не мог винить её. Он и сам всё чаще присоединялся к ним в библиотеке или саду — за несколько недель он так привык к присутствию этой нахальной и довольно раздражающей особы, что сейчас даже не верилось, что она собирается покинуть особняк. Они даже почти не ругались в последние дни перед отъездом. И с удивлением Виктор обнаружил, что Белль может быть вполне себе сносной, когда не пытается постоянно вывести его из себя. Даже когда они оставались вдвоём, как сейчас.

      В вечер перед отъездом Виктор и Белль сидели в танцевальном зале за притащенным из столовой кухонным столом. Распахнутые настежь двери во внутренний двор впускали в зал мягкий тёплый ветерок, приносящий аромат цветущих роз, и рябящие лучи заката, превращающие разводы на стенах в причудливый рисунок. Вдвоём они наблюдали за Эрикой, которая крутилась в саду, поливая розы Спигель. Благодаря уходу, эти кусты так разрослись, что пара некогда краснеющих бутонов превратилась в целую россыпь роз в тёмной зелени с шипами.

      Виктор искоса поглядывал на Белль, которая не могла оторвать взгляда от Эрики. Она словно пыталась запомнить эту картину навсегда, унести с собой самый тёплый и прекрасный вечер в их компании. Он тактично отвернулся, давая Белль насладиться моментом.

      — Не смей обижать её, — вдруг едва слышно сказала она.

      Виктор лишь усмехнулся. Разве бы он посмел? Белль притворно надулась и ткнула его кулаком в плечо.

      — Я серьёзно. Узнаю, что обидел её, — прокляну тебя снова.

      — Умоляю, не надо! — подыграл он, воздевая руки к небу. — Я сделаю всё, что ты велишь, только не заставляй меня снова проходить через это.

      Посмеявшись, они снова обратили своё внимание на Эрику, которая возвращалась со двора. Закатный свет позади словно подсвечивал фигуру богини, спустившейся с небес. И правда, в простом летнем платьице, которое она скроила из старой ночной рубашки, Эрика казалась произведением искусства. Залюбовавшись, Виктор не мог отвести от неё взгляда. И Белль, он был уверен, тоже. Вся изящная, очаровательная, неземная и совершенно не подозревающая о своей божественности, Эрика лёгким движением сдвинула с пути мешающую ткань шторы.

      И пропала.

      Сердце Виктора остановилось. Он замер, совершенно не понимая, что происходит. На месте, где только что стояла Эрика, виднелась лишь взявшаяся из ниоткуда яма, словно подсвечивающаяся изнутри ярким, совершенно неестественным светом.

      Всё вокруг словно замерло на пару секунд — Белль тоже была ошарашена произошедшим. И лишь когда края ямы едва заметно дрогнули, словно мираж, Виктор отмер. В панике, близкой к помешательству, он сорвался с места и нырнул в эту яму.

      — Виктор! — едва слышно донёсся крик Белль.

      Всё вокруг потемнело. Но в голове у Виктора билась лишь одна мысль: «Я не могу потерять её».