Пусть вспашет землю гусиным пером,
…Розмарин, шалфей, зверобой…
Все поле засеет единым зерном —
И тогда она будет со мной.

В клубе восстановился порядок. Пострадавшего мафиози товарищи вынесли через черный ход. Мадам, проводившая их, вернулась за стойку.

— Какой разгром, — ни к кому не обращаясь, произнесла она, имея в виду комнатку, где прошла экзекуция, и с сожалением покачала головой: — Сегодня моим девочкам придется работать в туалете…

Тот факт, что в заведении только что чуть не убили человека, ее не волновал: сотрудничая с мафией, привыкаешь ко всему.

— Простите его. Семпай иногда перегибает палку, — откликнулась Хигучи, — но он не мог поступить по-другому.

Сказав это, Хигучи поставила локоть на стойку и подперла щеку с таким грустным видом, что барменша участливо поинтересовалась:

— Будут проблемы с боссом?

— Что вы. Все уладится, — отмахнулась Хигучи.

Сейчас ее мысли занимала вовсе не работа. С утра ей казалось, что сегодня выпал удачный день, и она заранее представляла, как после деловой встречи предложит Акутагаве провести время вместе, они задержатся в клубе, а потом, может быть, поедут куда-то еще… Все пошло не по плану. Начиная с момента, когда, вместо доклада, что дело прошло успешно, они получили негативный результат. И то, что произошло следом. Наконец, когда она заикнулась о том, чтобы посидеть подольше, Акутагава бросил ей: «Разрешаю», — и пошел к выходу. Хигучи вдогонку предложила подвезти его на своей машине, на что он разъяснил, что собирается уехать сейчас, а не дожидаться ее.

Финальным штрихом, в горле запершило — подкатывал очередной приступ, какие бывали с ней в последнее время. Чтобы не смущать окружающих долгим кашлем, Хигучи, сдерживаясь, ускользнула в сторону туалета, надеясь, что он не занят каким-нибудь любителем приватных танцев с продолжением. Ей повезло — дверь оказалась не заперта. Срывая горло кашлем и с трудом дыша, она опустилась на ободок сиденья и наклонилась вперед, надеясь, что в такой позе станет легче. Когда приступ кончился, задумалась, стоит ли снова наведаться в больницу — или это пустая трата времени. Она уже обращалась ко врачам. Терапевт тщательно осмотрел ее и заявил, что все в порядке. После настойчивых возражений Хигучи, что быть такого не может, решил ради проформы направить на рентген. В продолжение истории пациентка попала к следующему специалисту — с подозрением на новообразование, однако, обследование показало, что опухоли нет, а когда Хигучи перечисляла симптомы в кабинете онколога, доктор выписал ей смягчающие леденцы и отправил домой с советом поменьше волноваться, особенно насчет здоровья.

Поднявшись на ноги, Хигучи сплюнула в раковину мокроту. На языке остался горьковато-пряный вкус. Прополоскав рот, девушка глянула в зеркало. Красные пятна на щеках уже сходили, а сетка капилляров на белках глаз, кажется, останется надолго. Хигучи плеснула в лицо холодной водой, утерлась носовым платком. На коренном зубе что-то прилипло — Хигучи убрала соринку языком и вынула изо рта. На ее пальцах оказался маленький лиловый цветок.

— Откуда… — удивилась она, разглядывая смятый кусочек растения.

Горьковатый лекарственный вкус, оставшийся на языке, что-то напоминал ей. Что-то из того времени, когда она, болея, оставалась дома вместо школьных занятий. Кажется, таблетки от горла. В памяти мелькнула и резь в глазах, какая бывает от высокой температуры, и запах горьких таблеток, и даже упаковочка от них — на пачке были нарисованы похожие на колоски гроздья синих цветов…

— Шалфей? — поняла она.

Времени думать о том, как свежий цветок шалфея оказался у нее во рту, не было — в дверь туалета нетерпеливо постучали, и Хигучи, спешно вымыв руки, вышла.

***
Приехав домой, Хигучи переоделась в темный спортивный костюм, служивший ей пижамой, и устроилась перед телевизором с кружкой чая в руках. Мелькание картинок на экране ее не слишком интересовало — включать телевизор было просто привычкой, чтобы не сидеть в тишине.

Оставшись наедине с собой, она открыла мобильник и нашла спрятанную в файлах флешки картинку. Украдкой сделанная фотография Акутагавы. Очень удачно Хигучи поймала кадр, когда его лицо было безмятежно — это бывало так редко… Акутагава вечно хмурился, словно весь мир был полем битвы. Хигучи иногда задавалась вопросом, как он проводит свободное время, есть ли у него друзья: она никогда не видела его в чьей-либо компании, кроме коллег. Но, быть может, это только потому, что он держит ее на деловом расстоянии, не позволяя подобраться ближе. Она давно занималась тем, что называется дворовым выражением «подбивать клинья», или литературным «оказывать знаки внимания», но все ее способы подступиться оказывались бесполезными. Акутагава даже не понимал ее намерений.

Сердце билось чаще, когда она смотрела на фотографию. Она изучала картинку так долго, что экран телефона погас от автоматической блокировки. Профиль Акутагавы сменился отражением Хигучи. Девушка быстро захлопнула телефон.

Смотреть на себя ей сейчас не хотелось.

В горле снова запершило. Хигучи зашлась кашлем, прижимая ко рту носовой платок. Чувство было такое, словно она вот-вот выплюнет легкие вместе с сердцем, и, к пущему страху, в самом деле почувствовала в горле какие-то склизкие куски. Сплюнув в платок, она увидела в слизи множество мелких, нежно-лиловых лепестков.

— Это… — она замерла, осознавая происходящее, — не может быть!

Такое бывает только в легендах. В деревенских сказках. Но никак не в реальности.

Однако, реальность была налицо: зародившееся тщетное чувство пустило семена в клетке ребер и взошло стебельками шалфея — горько-пряными, как ее любовь.

Со следующим приступом Хигучи побежала в ванную. И непросто было смыть до конца прилипшие к раковине мелкие нежные лепестки.

«Если будет продолжаться приступ за приступом, завтра в офисе от меня станут шарахаться», — задумалась Хигучи, и решила позвонить в фирму — предупредить, что завтра не выйдет.

Говоря начистоту, она могла бы вовсе не появляться там — должность была фиктивная и единственное, что от нее требовалось — иногда ставить подписи на нужных документах. Поэтому, если она возьмет отгул, ничего не изменится.

***
В офисе Вооруженного детективного агентства Куникида старательно стучал по клавишам, игнорируя Харуну, которая пыталась оторвать его от дела.

— …Но клиент уже ждет, — убеждала она.

— Он пришел на девятнадцать минут раньше назначенного, — ответил Куникида, — Если я брошу свою работу сейчас, то мой график превратится в кавардак!

Дверь распахнулась.

— Директор! — воскликнула Харуна. Куникида резко забыл про свои неотложные занятия и вскочил по стойке смирно, а следом застыл в глубоком поклоне.

— Оставь все, Куникида-кун, — велел Фукудзава Юкичи. — Новое дело — наивысшей приоритетности.

С извинениями Куникида рванул встречать посетителя.

В кабинке, отделенной от основного офиса цветной перегородкой, был Кацуджи Комуй, одетый в толстовку и джинсы — если было что-то, что он не любил в своей должности, так это строгий дресс-код, а потому в нерабочее время наслаждался возможностью избавиться от проклятого костюма. И в такой одежде Куникида не сразу узнал в нем госслужащего, мелькавшего по телевизору. На первый взгляд он даже подумал, что этот человек ошибся адресом и хочет нанять частных сыщиков проследить за неверной женой. Однако, слова директора о том, что дело имеет высокий приоритет, предупреждали, что все будет не так просто, как кажется.

Закинув за спину убранные в хвост волосы и поправив очки, Куникида вошел в кабинку и приступил к расспросам.

Клиент описал свою ситуацию и добавил:

— Я не считаю, что мне необходима охрана, но жена настояла. По моему мнению, это все равно что признать, что им удалось запугать меня.

— Вы поступили правильно. Портовая мафия не остановится ни перед чем, чтобы исполнить угрозу, — ответил Куникида, и уточнил: — Вы обращались в полицию?

— У меня нет доказательств, чтобы предъявить в полиции. Даже если бы у меня была диктофонная запись разговора, ее было бы недостаточно. Они осторожны в выражениях, так что слова не звучат ни как попытка подкупить, ни как угроза. Поэтому частное агентство оставалось единственным выбором.

— Я понял вас, — ответил Куникида. — Можете описать свой примерный маршрут в течение дня? Так мы сможем просчитать опасные зоны и подготовиться к обороне. Также нам понадобится осмотреть ваш дом. И, последний вопрос: есть ли возможность отвезти жену и детей за пределы города? Так было бы намного проще работать.

Комуй кивнул и добавил:

— Еще одно условие. Мне бы не хотелось, чтобы сестра знала обо всей этой ситуации.

— Наши сотрудники умеют вести незаметную слежку, — ответил Куникида, — так что организовать охрану без ее ведома не составит труда.

***
Совещание закончилось. Акутагава смотрел на людей, выходящих из зала, и ждал возможности попросить аудиенции у Мори. Прохаживаясь по коридору короткими шагами и игнорируя банкетку, на которую можно было присесть, Акутагава сдерживал желание вломиться в кабинет без разрешения. Наверняка босс уже на месте, и проволочки — просто формальность, призванная держать дистанцию между главой и подчиненными. Акутагава уважительно относился к подобным вещам, признавая, что иерархия делает Портовую мафию эффективнее, но сейчас его раздражала каждая преграда на пути к желаемому.

Рискованная миссия, от которой зависят планы организации. Момент, когда можно блеснуть. Будь он проклят, если позволит кому-то другому взяться за эту работу!

Наконец, из-за двери вышел секьюрити и сообщил, что босс готов принять посетителя. Створка двери оказалась открытой перед Акутагавой. Тот вошел в просторный кабинет и остановился на почтительном расстоянии от стола, за которым сидел Мори. Босс портовой мафии держал в руке белую салфетку и, не реагируя на вошедшего, полировал лезвие скальпеля — приглушенный свет настольной лампы отражался от гладкого как зеркало металла.

— Вам нужен исполнитель для дела Кацуджи Комуя, — забыв про этикет, выпалил Акутагава: — босс, поручите это мне.

Мори, не изменив ни позы, ни выражения лица, поинтересовался:

— Мне известно, твоей напарнице в последнее время нездоровится?

Акутагава дернул уголком губ. Чертова Хигучи. Он мог смириться с тем, что приходится делить с ней почет и гонорары, но не выносил, если она вставала на пути, когда он бросал вызов самому себе.

— Не имеет значения. С этой работой я справлюсь и в одиночку, — ответил он. В любом случае, он бы не позволил блондинке реально участвовать в работе: здесь он хотел доказать, что способен справиться с заданием, ощутить, что он не настолько слаб, чтобы нуждаться в помощи.

Мори Огай осмотрел безупречно-чистое лезвие. Опустив скальпель в стаканчик с карандашами, поставил локти на стол и переплел пальцы.

— Исключено.

— Не так уж она и больна, — зашел Акутагава с другой стороны. Он сам не отличался крепким здоровьем, и готов был поставить себя в пример, если Мори будет упираться: — Если болезнь мешает сотруднику выполнить свои обязанности — разве он не заслуживает быть отстраненным?

***
Хигучи взяла больничный второй раз за неделю.

Она сидела на краю кровати: согнувшись, прижимая одну руку к груди, а второй поднося ко рту белый платок. Ее тело содрогалось от очередного приступа кашля, а платок оставался сухим. Кашель остановился, и, с усилием втягивая воздух, Хигучи развернула платок — на нем не было ни следа мокроты; на пол просыпались лилово-голубые мелкие лепестки шалфея.

Не астма, не туберкулез, не рак. Ее убивала любовь.

Чувство, что давно зародилось в ее сердце — неразделенное, непозволенное, не находившее себе выхода — душило ее, прокладывало путь сквозь плоть, расцветало в темноте нежных легких и вырывалось наружу горьковато-пряным вкусом. Зная, что здесь никто не увидит ее слабости, Хигучи позволила себе свернуться на кровати, обнимая подушку и разрешая пролиться слезам. Она чувствовала себя изнуренной, словно ростки в груди выпивали из нее силы, жадно забирали лучшее, что в ней было, оставляя питающему их телу пустые объедки.

Когда-то казалось, что смерть от неразделенной любви — всего лишь легенда. Но эта легенда была прямо здесь, внутри нее: пустила корни из сердца и затопила все внутри груди. Сворачиваясь комочком, Хигучи надеялась, что, если хорошо отдохнуть, к дню миссии ей станет немного легче.

***
В отведенной им комнате расположились Куникида Доппо и Акико Ёсано. На коленях Куникиды был ноутбук, подключенный к камерам безопасности, установленным в подъездах, а также дополнительным камерам, которые контролировали проникновение через окна.

Ёсано сидела в стороне, разглядывая свои руки.

— Опять заусенец, — расстроилась она, и сунула палец в рот, дернув кусочек кожи зубами. — Надо было взять с собой маникюрные щипцы…

Напарник никак не посочувствовал ее бедам и все так же пристально следил за обстановкой.

— Я тут думаю, Куникида, — спросила Ёсано: — в чем твоя роль на этой миссии? Нам заплатили за то, чтобы клиент остался в живых — а моя способность справится с этим и без помощников.

— Мы должны не только обеспечить безопасность заказчика, — отчеканил Куникида, — но и передать злоумышленников правосудию.

— Вроде, за поимку преступника нам не доплачивают, — отозвалась Ёсано. — Мы охраняем, а остальное — проблемы военной полиции.

Куникида поправил очки и наконец оторвался от монитора.

— Полиция здесь бесполезна. Я связался с отделом по делам одаренных. Они держат руку на пульсе и помогут при задержании.

— Вот же лишняя работа, — вздохнула она.

***
Солнце светило ярко, до заката еще далеко. В клумбах теснились цветы, но Хигучи становилось плохо от одного взгляда на цветущие растения, поэтому она старательно разглядывала серую дорогу и городские сооружения. Через плечо Хигучи висела тяжелая спортивная сумка, в которую было сложено тщательно выбранное оружие. Поглаживая рукой по разным отсекам, она мысленно повторяла, что где лежит, чтобы не запутаться, когда придет время действовать.

Акутагава шел на шаг впереди нее, сунув руки в карманы и сведя прозрачные брови. Пояс его плаща развевался от легкого ветра, как и удлиненные на висках пряди волос.

— Акутагава-семпай, можно мне заранее узнать, — обратилась Хигучи, — что я должна делать, согласно вашему плану?

— Стоять в стороне и не мешать, — глухо выплюнул Акутагава.

Хигучи ускорила шаг, нагоняя его.

— Но, семпай, я ваш напарник. Позвольте мне взять на себя часть работы!

— В этом деле мне не нужна помощь, — раздраженно ответил он.

— Но…

Акутагава начинал закипать, но сейчас начинать спор счел нерациональным. Он знал ее сильный характер: упрямство Хигучи было подобно потоку воды, который нельзя остановить, а можно только перенаправить.

— Когда я войду в квартиру, оставайся снаружи, — отдал приказ Акутагава, — и, если через пять минут я не выйду, ты подстрахуешь.

По сути, это был тот же самый приказ стоять в стороне и не мешать — Акутагаве хватило бы меньше пяти минут для того, чтобы расправиться с Комуем. Однако, в такой формулировке Хигучи приняла задание с большим энтузиазмом.

— Хорошо, Акутагава-семпай! Я выполню все, что вы сказали, — с серьезным лицом ответила она, и опустила на глаза широкие дымчатые очки.

***
Войдя в подъезд, Акутагава подошел к консьержу.

— Добрый день. Подскажите, на каком этаже проживает Кацуджи Комуй.

— Да, сейчас, — ответил консьерж, и назвал этаж и квартиру. — А вы к нему по ка…

Договорить он не успел. Он упал на конторку лицом вниз, и газета, которую он читал, начала промокать от крови. Лезвие Расемона вернулось к владельцу.

Оставлять свидетелей в живых Акутагава не любил.