Звук разбившегося стекла оглушительным эхом раздался в тишине.

      — Коул! Сумо! Кто разбил вазу? — спросил Коннор, влетая на кухню. Волосы его были растрепаны, будто андроид спал, а вместо привычного пиджака он напялил полюбившуюся толстовку лейтенанта. Взгляд искусственных глаз быстро осмотрел комнату. Разбитая ваза Хэнка — Коннор помнил, что тот с необычайной осторожностью относился к ней. Коул, который достает метлу и совок и растерянно смотрит на андроида. Сумо, который стоит возле своей миски и делает вид, что он вообще случайно тут очутился. Также в раковине красовалась парочка грязных тарелок, но мыть их явно никто не собирался. После девиации Коннор довольно быстро усвоил значение слов «я никому ничего не должен», а Хэнк с Коулом полагались на великое человеческое «пото-о-ом».

      — Сумо разбил, — ответил Коул и принялся убирать осколки. Ему было явно неудобно держать слишком длинную метлу, так что движения получались кривыми и неаккуратными. 

      — Отойди, поранишься ещё. Я уберу, — сказал Коннор, присел возле осколков и стал собирать их. Благодаря своему программному обеспечению он видел самые мелкие детали вазы и понимал, что склеить их невозможно. — Хэнк вернется с работы — убьет нас.

      — Нет, он нас любит, — просто сказал Коул, забираясь с ногами на стул. Колени он обнял, положил на них подбородок и стал наблюдать за андроидом. В целом получалась милая картина.

      — И всё же стоило быть аккуратней, — сказал Коннор. Очередной слишком острый осколок проткнул кожу, и на пол упало несколько капель тириума. 

      — Это Сумо сделал.

      — У него есть алиби, он хороший мальчик, — произнес Коннор, и Сумо довольно гавкнул. Коул насупился. 

      — Всё равно Сумо.

      — Как знаешь, — пожал плечами Коннор, обводя внимательным взглядом пол. Осколков больше не было. Он поднялся, выбросил собранное в мусор, поставил метлу и совок и грустно-грустно вздохнул. В принципе, андроид был страшно похож на подростка, который натворил херню и ждет нагоняй от родителей. 

      —Я сделал все уроки, — зачем-то сказал Коул, неотрывно смотря на андроида.Тому показалось, что мальчик хочет что-то добавить.

      — Молодец. Чем сейчас займешься? — спросил Коннор, садясь на ближайший к ребенку стул. 

      — Может, погуляем?.. — неуверенно предложил Коул, глядя на андроида с надеждой. Коннор грустно покачал головой.

      — Ты же знаешь, я не могу уходить далеко от дома, а Сумо меня слушаться не будет и утащит в свой любимый дальний парк, — ответил он и не солгал. Сумо, хоть и любил всех троих, никакого авторитета кроме Хэнка не признавал. Можно было, конечно, пойти без собаки, но грустный взгляд после он не выдержит.

      — Когда уже этот твой домашний арест кончится? 

      «Да если бы я знал…» — с грустью подумал Коннор.

      Всё началось сразу после революции, как только андроиды получили первые права. Среди прочего было неизменное право на жизнь, а также перечень статей, по которым покушение на эту жизнь влекло за собой последствия. И вот тут для Коннора начались проблемы.

      Хоть он и помог Маркусу — и множество андроидов именно через него стали девиантами, — но многие члены Иерихона знали его как Охотника, и далеко не все были согласны с тем, что Маркус простил его. Да и после всех этих законов простого слова лидера было мало. Тем более, что в полицейских архивах была информация и о Даниэле (окей, он представлял опасность для ребенка, да и это снайперы его убили, к ним вопросы), и о HK400 (его Коннор после допроса вообще спас, а после… самоубийство, он тут не при чём), и о JB300 (опять же, угроза людям… но только бы никто не узнал, что он угрожал ему при допросе). Он точно знал, что Руперт, делать ему нечего, будет на стороне обвинения, а Хлоя и две Трейси из клуба «Эдем» — они взяли себе другие имена, но Коннор не знал какие — на стороне защиты, что удивляло. Помимо компании Маркуса, на которую Коннор очень надеялся, замолвить о нём что-то могла Кэра — всё-таки не погнался за ними, дал сбежать, — но её сейчас нельзя было трогать в Канаде. Был ещё Ральф, но во-первых, он ничего лестного про него не сказал бы, во-вторых, находился в каком-то центре психологической помощи андроидам, которых сейчас старались везде понатыкать. 

      В целом его шансы на успешный исход были равны 90%, а после… На самом деле он не знал, что хочет делать после. Работой в полиции он сыт (по крайней мере пока, а вот когда придется на жизнь зарабатывать — он ещё подумает над этим), в Иерихоне его не ждет никто. Обдумать этот вопрос он мог сейчас. До суда его оставили под своеобразным домашним арестом и выбрали для этого дом Хэнка, потому что на телевидении они с Коулом таки засветились, и все решили, что привязанность к мальчику не даст Коннору сбежать в ту же Канаду. Коул был рад, и это будто бы стало главным аргументом в этом вопросе. Впрочем, и без его помощи, Хэнк как-то поговорил серьёзно с Коннором, сказав, что тот может оставаться в его доме, сколько хочет. Коннор тогда заверил его, что после этой истории постарается найти себе съемное жильё и место в этой новой жизни, но теперь он не был так уверен в своих словах.

      — Кстати, в нашей школе снова вечеринка перед каникулами, — как-то совсем безрадостно сказал Коул, прерывая затянувшееся молчание. Коннор вздрогнул, поняв, что слишком ушел в себя и так не ответил на вопрос ребенка. Он иногда зависал так, и Хэнк шутил, что андроид скачивает обновление.

      — Это же хорошо, — попытался поддержать разговор Коннор. — Повеселишься с друзьями.

      — Туда приглашают семьи учеников, — вздохнул Коул, буравя взглядом пустоту. Андроид подумал, мол, мальчику всё будет напоминать о маме, но следующая его фраза впилась в душу холодным металлом. — Будет жаль, если тебя не отпустят.

      — Я не думаю, что на такие мероприятия зовут домашних андроидов, — мягко ответил он. Судя по его данным, место, полное детей, вредных, плаксивых, с завышенным чсв, да ещё в придачу с не пойми какими родителями, — место не самое лучшее. Да и вряд ли всё в восторге от последних событий… Нет уж, лучше дома с Сумо. Пёс его хотя бы «железякой» не называет.

      — Не зовут. Зовут мам, пап, братьев, — произнес Коул и резко перевел взгляд своих синих глаз на андроида. 

      — Я не подхожу под эти категории, —сказал Коннор, не понимая, что от него хотят.

      — Подходишь. Ты мой брат, — ответил ребенок, не отрывая взгляда от него, и от этого становилось неловко. Коннор почувствовал два противоречивых чувства. Смущение и радость от такого обращения граничило с ощущением неправильности сказанного ребенком, и андроид честно не знал, что хуже.

      — Вряд ли это так, — произнес он, стараясь выжать из себя ласковый тон, резко почувствовав себя смертником на плахе. Во взгляде ребенка промелькнула обида.

      — Ты поэтому хочешь уехать? Тебе здесь не нравится? — спросил Коул, и Коннор почему-то ощутил нарастающую панику. Нет, это хуже плахи. Там хотя бы всё однозначно и понятно.

      — Нет, не поэтому. Мне здесь нравится, но я же не могу вечно тут оставаться…

      — Почему?

      Коул явно хотел прожечь в нём взглядом дыру, и Коннор вдруг подумал, что это у него от папы. Хэнк тоже умел так смотреть, что биокомпоненты внутри сворачивались. 

      — Ну… — ответа на этот очевидный, казалось бы, вопрос, он не мог дать. Но попытался. — Я больше не работаю в полиции и на Киберлайф. Иерихон меня вряд ли примет. Мне нужно найти своё место в мире. Да и я не хочу надоедать тебе и твоему отцу своим присутствием…

      Он замолчал, потому что Коул отвернулся и, казалось, больше не слушал его. Послышались судорожные вздохи, которые обычно делают люди, чтобы сдержать слезы. Коннор растерялся, но всё же неловким движением успокаивающе погладил ребенка по спине.

      — Коул, ты чего?..

      — Папа часто говорил, что ты дурак и не видишь того, что у тебя под носом, — сказал он тихо, стараясь не плакать. Коннор продолжил гладить его по спине, окончательно растерявшись. 

      — Ну, чего ты… Я же не уеду из Детройта, буду часто навещать вас…

      — Ты не понимаешь, — сказал Коул, резко вытерев лицо рукавом свитера и посмотрев на Коннора снова тем самым проницательным взглядом, хотя белки глаз теперь были покрасневшими. — Ты уже часть этого дома. Нашей семьи.

      Коннор не понимал, но слова Коула молотом разбили ту стену, что он неосознанно возводил вокруг себя с начала девиации. Он оглядел комнату, словно в первый раз сюда попал. Все вещи казались слишком знакомыми, слишком своими. «Я просто боялся, что они меня не примут», — вдруг отчетливо понял Коннор, — «боялся и сознательно отгораживался от них». Боялся, что огонь не согреет, а обожжёт, но вот он обнял Коула, а тот обнимает его в ответ, и по телу разливается приятное успокаивающе тепло. 

      — Прости, — попросил он, и Коул отстранился от него.

      — Поклянись на мизинчиках, что больше не будешь хотеть уйти, — неожиданно серьёзно попросил он.

      — Что? — не понял Коннор. В его программу никаких клятв на мизинчиках заложено не было. 

      — Обычная клятва, — сказал Коул и пожал плечами, словно они обсуждают погоду. Коннор проанализировал информацию.

      — Это важная клятва? — спросил он.

      — Очень, — серьёзно кивнул Коул. — Давай сюда мизинчик, — попросил он и Коннор покорно подал руку, чтобы Коул скрестил их пальцы. — Повторяй за мной. Если я не выполню это обещание, то я проглочу сотню иголок. Обещаю.

      — Если я не выполню это обещание, то я проглочу сотню иголок. Обещаю, — послушно повторил Коннор, и Коул радостно улыбнулся.

      — Ну вот и всё.

      Коннор кивнул, чувствуя теперь большую ответственность.

***

      — Я дома! — прокричал с порога Хэнк, снимая промокшее от снега пальто.

      — Ура! — закричал Коул и понесся обнимать папу. Сумо радостно залаял, встречая хозяина.

      — Ужин готов! — закричал Коннор. В готовке он нашел прекрасного убийцу лишнего времени, а также практическую пользу. На этот раз он не стал изощряться и просто зажарил два стейка. Себе он налил тириума, гадая, когда же для андроидов изобретут аналоги человеческой пищи.

      — У тебя получается всё лучше и лучше, — заметил Хэнк, когда семья села ужинать. — Если я не ошибаюсь, стейки — второй раздел, семьдесят третья страница книги…

      — Семьдесят пятая, — поправил его Коннор. — Только кому ваша книга нужна, в эпоху-то интернета...

      — Ты страницы загибаешь, умник, — засмеялся Хэнк, отрезая себе очередной кусок. Коннор отвернулся, стараясь скрыть смущение. Да, конечно, интернет дело хорошее, да только там слишком много вариаций рецептов, все пишут какие-то фирменные советы, отзывы на одно и тоже блюдо могут быть совершенно разные. А в книге никаких неточностей нет — всё четко, без лишних эпитетов, да и блюда по данной рецептуре проходили контроль качества. Удобно же.

      Он допил свой скудный ужин и пошел к раковине, чтобы помыть стакан, как вдруг Коул выдал:

      — Очень вкусно получилось, братик.

      Стакан выпал из рук андроида и разбился. Хэнк удивленно крякнул. 

      — Братик?

      — Скоро снова вечеринка перед каникулами. Ты же не забыл про неё, пап? — спросил Коул, а Коннор уже второй раз за день стал собирать осколки с пола.

      — Нет, конечно нет, — ответил Хэнк тоном, по которому даже Коннор понял — он забыл. — Но при чём тут?..

      — Я представлю Коннора как старшего брата, — сказал Коул обыденным тоном, и андроид почувствовал, как его уши загорелись от смущения. А Хэнк вдруг громко засмеялся, как смеются родители над детьми, когда те ляпнули безобидную глупость.

      — Что ж, тогда, может, ты просто сходишь туда с Коннором и избавишь меня от этой тягомотины? — с надеждой спросил он, вдоволь насмеявшись.

      — Нет. Туда ходят семьями, — ответил Коул, отрезая очередной кусок. Коннор убрал осколки и сел за стол, весь красный, будто его взаимная привязанность к этим людям была чем-то постыдным. Хорошо, что этот разговор сошел на нет…

      — С чего ты вообще начал эту тему? — спросил чем-то ужасно довольный Хэнк, продолжая неловкий разговор.

      — Ну Хэ-э-энк, — протянул Коннор, но на него не обратили внимание.

      — Он сказал, что после окончания ареста уйдет, — ответил Коул, и Хэнк ухмыльнулся.

      — Да, подростки они все такие, так и норовят из дома сбежать…

      — Я не сбегаю из дома, — с гордостью вставил Коул.

      — Ты и не подросток.

      — Я тоже не подросток! — воскликнул Коннор, понимая, что злится. Почему они его игнорируют?

      — Верно, тебе всего пару месяцев. Спеть на ночь колыбельную? — учтиво спросил Хэнк, и андроид понял, что над ним издеваются. 

      — Нет! Мне не нужна никакая колыбельная, я…

      — То есть старший брат — я? — спросил Коул и потянулся за печеньем.

      — Нет, я, — резко сказал Коннор и понял, что люди теперь с удивлением на него смотрят. — А что? Должен же я хоть что-то решать в этом доме. 

      — Будешь хамить — пойдешь в свою комнату, — погрозил ему пальцем Хэнк.

      — Но у меня нет комнаты! — Коннору казалось, что он играет роль в сценке и забыл выучить текст. Хотя вряд ли были бы люди, которым интересно наблюдать за андроидом, что не может принять один факт — он стал частью этой семьи. 

      — Коул, придется тебе потесниться,— сказал Хэнк, вздохнул и кинул в чай пару ложек сахара.

      — Мне отдать ему часть игрушек? — серьёзно спросил Коул.

      — Слушайте, я вам не собачка, которую можно подобрать с улицы! — снова повысил голос Коннор, надеясь, что теперь его заметят. Тщетно. 

      — А по-моему, похож, — заметил Коул, внимательно разглядывая Коннора. Хэнк тоже окинул его внимательным взглядом. Такое пристальное внимание к себе заставило андроида снова смутиться.

      — Нет, сравнение с младенцем мне нравится больше, — вынес вердикт Хэнк. И, подумав, добавил, — Хотя что-то в этом есть…

      — Но вы не можете просто так меня принять, — сделал последнюю попытку Коннор. — Вы скоро от меня устанете, а мне, возможно, захочется уехать после всего, что произошло тут…

      — Захочешь — отпустим, — слишком легко согласился Хэнк и пожал плечами. — Но выгонять на улицу и отпускать тебя без конкретной цели не станем. Это теперь и твой дом тоже, сынок.

      Коннору казалось, что если в его жизни и будут счастливые моменты, они ни за что не сравнятся с этим. Приятное тепло зацвело роскошным цветком в его, увы, ненастоящей груди, но это уже не казалось такой проблемой. Он пару раз моргнул, стараясь не плакать. Где-то минуту он собирался с силами, надеясь, что голос не будет дрожать, и тихо спросил:

      — Обещаете?

      — Конечно, дурачок, —усмехнулся Хэнк. 

      — Поклянитесь на мизинчиках, — неожиданно твердым голосом попросил Коннор. Хэнк с удивлением на него посмотрел, но подал свою руку. Они скрестили мизинцы.

      — Если я не выполню это обещание, то я проглочу сотню иголок. Обещаю, — почти одновременно произнесли они слова клятвы, и Коннор впервые за вечер улыбнулся. Он ощущал тепло, что исходит от этих людей — от семьи, — и это было сопоставимо с нахождением в огне: казалось, ещё немного, и этот жар расплавит его. Но языки пламени любви лишь согревали, принося долгожданное спокойствие в его механическую душу.

      — Я дома. 

      И теперь это было навсегда.