Праздник давно уже был в самом разгаре, на Париж успели опуститься сумерки, и зажглись фонари. Город мягко светился в темноте, став каким-то уютным. Судьи Клода Фролло все еще не было. Эсмеральда с огорчением подумала, что судья переменил свое мнение и решил не приходить на Годовщину. Но, когда она увидела между домами его гордую фигуру в обычной черной сутане, то радостно затрепетала. Фролло приехал верхом на Снежке, хотя, по мнению Эсмеральды, было странно, что он не воспользовался своей каретой, чтобы навести шум и пафос, как и полагалось его важной персоне. Вопреки ее ожиданиям, судья почему-то появился тихо, и на него почти никто не обращал внимания, поскольку многие празднующие были навеселе. Фролло легко соскочил с седла и привязал своего жеребца к коновязи, которые были практически возле каждого уважающего себя трактира. Эсмеральда с улыбкой подошла к судье.

— Я рада, что вы все-таки пришли, судья, — сказала она.

— Я не мог отказаться от твоего предложения, цыганка, — его лицо было надменным, но в карих глазах Эсмеральда увидела что-то такое… И, когда на скулах судьи вдруг обозначились желваки, она поняла. Судья волновался, хоть и старался это скрыть. Эсмеральда ободряюще положила свою ладонь на его предплечье, и он вздрогнул — почти незаметно, но от нее это не укрылось. Она взяла судью под руку, и тот не стал сопротивляться.

— Идемте внутрь, судья, — она снова улыбнулась Фролло, и он позволил увлечь себя в один из трактиров, где веселились люди.

Основной костяк героев из их Истории собрался в трактире «Жареный петух». Ради такого праздника его украсили разноцветными фонариками и гирляндами из цветов. Из трактира доносились смех, музыка и пение, кто-то задорно отплясывал, кто-то просто долбил глиняной кружкой по столу в такт музыке, и то тут, то там раздавались взрывы неистового хохота. Народ праздновал вовсю. Но, когда в дверном проеме появились судья Фролло и Эсмеральда, то в трактире воцарилась тишина. Феб и Клопен, до этого сидевшие на скамье практически в обнимку, вскочили на ноги. Их взгляды не предвещали ничего хорошего. Раздались тихие перешептывания, и вот уже кто-то раскрыл рот.

— А он что здесь… — огромная ручища заткнула говорящего, и тот был сильным тычком усажен на место. Эсмеральда благодарно посмотрела на Квазимодо, который проделал все это с необычайной скоростью.

— Эй, что застряли, продолжаем! — она махнула музыкантам, и те с жаром принялись снова наигрывать, от греха подальше.

Судья заприметил темный угол и направился туда. Эсмеральда в недоумении пошла за ним. Фролло с удобством устроился на стоявшем в углу стуле. Свет от фонариков и свечек сюда почти не падал, так что был виден только смутный силуэт судьи.

— Почему вы спрятались? — Эсмеральда всплеснула руками.

— Дитя мое, ты же не хочешь, чтобы я начал всех тут провоцировать? — голос судьи сочился едкой иронией. — Я ведь могу это сделать в одну секунду, учитывая, как меня «обожают» все эти люди. Мне даже делать ничего не потребуется, достаточно лишь шевельнуть пальцем. Так что будет лучше, если я просто посижу здесь, в уголке. Если у меня будут под рукой вино и сыр, я буду счастлив.

Эсмеральда постаралась раздобыть для него лучшего вина и целую тарелку сыра, чтобы там лежало несколько видов. В конце концов, это она пригласила судью на праздник, и поэтому чувствовала себя ответственной за то, чтобы он, если и не весело, то, хотя бы, приятно провел время. Эсмеральда поставила поднос с вином и сыром на стол рядом с Фролло.

— Это лучшее, что я смогла достать, судья, — сказала она. — Надеюсь, что вам понравится.

Его глаза блеснули из темноты, а рука вдруг вынырнула из сумрака угла и опустилась на ее кисть. Эсмеральда вздрогнула, но в его прикосновении не было ничего отталкивающего. Ладонь Фролло была мягкой и теплой, и он провел своим большим пальцем по тонкой коже с внутренней стороны ее предплечья — там, где было особо чувствительное место и виднелись синие венки. Эсмеральда покрылась мурашками. Ее щеки ярко вспыхнули, и она тихонько вздохнула. Он взволновал ее, и это волнение ухнуло куда-то вниз и осело между бедер, да так, что ноги чуть задрожали. «Да что же со мной происходит?!» — она была в смятении. А Фролло проурчал своим низким голосом, от которого у нее волоски встали дыбом на шее:

— Благодарю, моя дорогая. Это все, что мне нужно, — и убрал свою руку. — Тебе вовсе не обязательно киснуть рядом со мной, ты можешь оставить меня. Мне здесь вполне уютно.

Эсмеральда, все еще не отошедшая от всего этого, поспешила сбежать от судьи. Ей надо было прийти в себя и подумать. Почему она так реагирует на него?! Раньше ведь такого не было! «А раньше он тебя так и не касался, — мысль была отчетливой. — История не считается — там либо ты касаешься его, всего лишь на одно мгновение, либо он держит тебя, а ты пытаешься вырваться. Но ничего похожего он никогда не делал». Она пыталась разглядеть лицо судьи в его темном углу, но это было бесполезно — он спрятался там, словно ерш на дне реки. Эсмеральда решила, что перестанет об этом думать — хотя бы сейчас. Она натянула на лицо улыбку и сбежала в толпу. Вскоре по трактиру разнесся ее радостный — и совершенно искренний! — смех.

Эсмеральда веселилась со всеми остальными, и совершенно забыла думать о Фролло, но… Все ее инстинкты вдруг заверещали от предчувствия чего-то нехорошего. Она скользнула взглядом по трактиру и заметила, как странно начал себя вести Клопен. Его глаза блестели подозрительно ярко, и он все чаще оказывался возле угла, где устроился судья. Эсмеральда снова напряглась. Среди этого шума и гама она постаралась услышать, что Клопен говорит судье, что судья отвечает Клопену, но это было бесполезно. Зато она ощутила, как от Фролло исходит сильное раздражение. Его даже можно было резать ножом. Эсмеральда подошла к Фебу, который рассказывал какую-то шутку своим приятелям, и дернула его за плечо. Тот с улыбкой обернулся, но, увидев сердитое выражение ее лица, сразу посерьезнел.

— Ты это чего? — спросил он.

— Немедленно приструни своего мужа, Феб, — Эсмеральда говорила это с тихой яростью. — Убери его от судьи, да подальше. А то как бы чего не случилось!

— Да что там может случиться, Эсмеральда? Он же не пытается пырнуть твоего драгоценного Злодея ножом, так что расслабься! — Феб отмахнулся от нее. Эсмеральда попыталась настоять гораздо тверже, но было поздно. Все произошло в мгновение ока, но Эсмеральда могла бы поклясться, что время пошло очень и очень медленно. По крайней мере, для нее.

Клопен с шальным лицом и ехидной усмешкой что-то сказал, наклонил свой бокал и вылил его содержимое прямо на чистую бархатную судейскую сутану. Раздались звуки бьющегося стекла и низкое рычание. Фролло вскочил на ноги, и его лицо исказилось от злости. Одним ловким движением он сгреб Клопена за грудки и пригвоздил его спиной к стене. Рука судьи с изящной кистью и тонкими длинными пальцами схватила Клопена за горло, и тот захрипел. От удушья глаза цыгана вытаращились, и белки их слегка покраснели. Клопен бился в руках Фролло, словно цыпленок, схваченный лисой.

— А ну, отпусти его! — меч Феба уперся судье между лопаток.

И тут же Джали — коза Эсмеральды, истошно блея, врезалась бравому капитану в солнечное сплетение рогами. Тот согнулся с противным хрипом и выронил меч. В трактире снова стало очень тихо.

— Немедленно прекратите! — Эсмеральда говорила негромко, но было видно, в каком она гневе. Ее глаза так и горели от бешенства, а скулы зажглись лихорадочным румянцем.
Судья выдохнул и выпустил цыгана, который отполз от него с хрипом. Лицо Фролло вновь стало надменным. Он вынул из рукава платок, брезгливо вытер им свои пальцы, которыми держал за шею цыгана, и небрежно уронил платок на пол. Его рот слегка перекосился, и судья прорычал:

— Гнусный вертеп!

Затем он сложил пальцы рук в замок, как часто это делал в Истории, и величественно, с гордо выпрямленной спиной и высоко вздернутым носом, выплыл из трактира. Эсмеральда в бешенстве обернулась к этим двоим — Фебу и Клопену, которые стояли, оперевшись друг о дружку, и пытались выровнять дыхание после того, что им устроили Джали и судья.

— Ах, вы, безмозглые, тупые пидоры! — она завопила так, что кое у кого треснули стаканы.

— Ты что, все еще обижена, что я тебя оставил ради него?! — Феб кивнул в сторону Клопена.

— Не-е-е-т, Фебюсик! — ей удалось кое-как справиться с яростью. — Я понимаю, что сердцу не прикажешь, и все такое. Но далеко не все мужчины, которые любят мужчин, ведут себя так же омерзительно, как вы двое! Поэтому они — не пидоры, а вот вы — даже очень!

— Да чего ты так орешь, это всего лишь Злодей! — фыркнул Клопен и прислонился к мощному плечу капитана.

— Это Злодей, которого я лично пригласила на этот праздник! Я пообещала ему, что ничего тут с ним не случится! А вы, педрилы, подставили меня! Идите вы оба к черту! Глаза б мои на вас не смотрели! — Эсмеральда развернулась и выбежала из трактира.

Ее душил гнев. Ее выворачивало от несправедливости произошедшего. Фролло ведь ничего никому не сделал! Более того, он специально засел в самом темном и неприметном углу, чтобы не привлекать к себе внимание лишний раз! Какого черта Клопену понадобилось к нему лезть и нарочно выводить его из себя?! У Эсмеральды в горле застрял комок, а глаза жгло — вот-вот польются слезы от бессильной ярости. Она поискала глазами судью, надеясь, что тот еще не успел никуда уехать.

Так оно и было. Фролло стоял возле своего жеребца и резкими движениями отвязывал его от коновязи. Даже в свете фонарей было видно, как побелели его скулы, как черные брови сошлись на его переносице. Эсмеральда кинулась к нему. У нее не было никакой надежды, что он ее послушает, но она должна была хотя бы попытаться извиниться перед ним. Она виновата в том, что произошло. Она его пригласила и не смогла уследить за своими друзьями-придурками. Эсмеральда остановилась перед ним, но судья, казалось, не обращал на нее никакого внимания.

— Простите меня, судья, — тихо сказала она. — Я вовсе не хотела, чтобы так случилось! Я… Они бывают такими идиотами, и это все просто ужасно!

Судья замер и повернул в ее сторону голову. Он молча смотрел на нее, и Эсмеральда вдруг не выдержала. Слезы брызнули из ее глаз и потекли ручьем. У Фролло даже приоткрылся рот. Он выронил поводья и судорожно сглотнул.

— Что ты, моя дорогая? — его голос прозвучал очень мягко и хрипловато, но это только добавило масла в огонь. Эсмеральда всхлипнула, и ее плечики содрогнулись. Фролло протянул руку и принялся осторожно вытирать ее слезы пальцем — ведь свой платок он демонстративно оставил в той харчевне, где его так оскорбили.

— Ну же, перестань, — ласково сказал он. — Я вовсе не на тебя сержусь. Я уже вообще не сержусь, смотри, — он притянул ее к себе и коснулся теплыми губами ее лба. — Вот, видишь?

Эсмеральда уткнулась в его широкую грудь, вцепившись руками в бархатную сутану. Его тело было крепким и теплым, почти горячим, а сердце стучало громко и быстро.

— Ты напустила на капитана свою козу, — это прозвучало так, словно судья улыбался. Эсмеральда подняла голову и заглянула в его лицо. Судья действительно улыбался — весело, во весь рот, и это поразило ее до глубины души. Улыбка у него была приятной. Не похожей на тот оскал, как во время Игры, когда он настигал их во Дворе Чудес. Он выглядел так забавно, что Эсмеральда хихикнула сквозь слезы.

— Феб это заслужил, — едко сказала она. — Я просила его убрать от вас Клопена, но он отмахнулся и допустил все это.

— Если бы я не был так зол в тот момент, я бы рассмеялся.

Ее лицо тут же омрачилось.

— Простите меня, — пробормотала она.

— Перестань извиняться. Ты не виновата. Далеко не все в этой жизни зависит от тебя, Эсмеральда, — он погладил большим пальцем по ее щеке. — Частенько обстоятельства бывают сильнее тебя, и получается то, что получается. Я уже говорил, что не сержусь на тебя?

Эсмеральда улыбнулась ему.

— Да, уже говорили.

— Тогда перестань заставлять меня по сто раз повторять одно и то же, — хмыкнул судья. — Я этого ужасно не люблю, спроси у Квазимодо, он подтвердит. Мне пора, моя дорогая, — он опять поцеловал ее в лоб и выпустил из своих объятий. — Не думай об этом. В конце концов, я уже привык, мне не впервой.

Он легко вскочил в седло и тронул коня пятками. Эсмеральда стояла и смотрела ему вслед до тех пор, пока ее руки не коснулся кто-то. Она вздрогнула и отшатнулась. Перед ней стоял Квазимодо. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Эсмеральда его опередила:

— Даже не уговаривай меня! Я не пойду обратно! Сил моих нет любоваться на этих двоих говнюков! — в ней снова вспыхнула угасшая было злость.

— Я и не собирался, — звонарь помотал головой. — Я хотел пригласить тебя на колокольню. Там тихо и спокойно, полно хорошей еды. Пойдем?

— Уговорил, — Эсмеральда успокоилась. Сейчас ей действительно хотелось быть подальше от всего этого шума.

Они с удобствами устроились на самой крыше, и Эсмеральда разложила еду по тарелкам. Еда и в самом деле была великолепна. Хрустящий хлеб, несколько сортов сыра, нежный жареный цыпленок, колбасы, устрицы и фрукты.

— И откуда у тебя такое изобилие? — она вздернула брови.

— Это все судья. Он всегда со мной делится, — ответил Квазимодо.

— Надо же… не знала… — он ее удивил.

— Ты вообще о нем много чего не знаешь, Эсмеральда, — взгляд у звонаря был очень серьезным.

— Например? — Эсмеральда надкусила персик и с интересом уставилась на Квазимодо. — Ну, кроме того, что он посылает тебе еду?

— Например, он позаботился о моей матери. Дал ей кров, пропитание, работу. Они дружат.

— Что?! — а теперь она была поражена. — Но он ведь убил ее?!

— Только в Истории. После нее она в полном порядке. Она долгое время голодала, потому что боялась прийти ко мне. Из-за судьи боялась, ну, ты понимаешь, он ведь — Злодей. Но он нашел ее и выходил. И привел ко мне. Фролло вовсе не такая скотина, как о нем привыкли думать.

— Но он никого к себе не подпускал! — Эсмеральда в прострации отложила надкушенный персик. — Как о нем еще думать, если он такой бирюк угрюмый?!

— Ага, попробуй подпусти, когда тебя все ненавидят, — Квазимодо вздохнул. — Я ведь его тоже не выносил. Мама вправила мне мозги. Эсмеральда, после Истории все не такое, как мы привыкли. Там Фролло — злобное чудовище, которое переступит через любого, кто загородит ему дорогу. Но это всего лишь его Роль. Это наша Роль. Там мы не можем жить по-другому. Но почему мы должны это продолжать потом, когда все заканчивается? Никогда не думала об этом?

Эсмеральда притихла. Она вспомнила, как они с Фебом шли по накатанной, делая вид, что глубоко влюблены друг в друга. Феб был очень заботлив, внимателен и предусмотрителен, но… Когда дело доходило до постели, у них не ладилось. Все выходило с огромным трудом, Феб почти не возбуждался, и они только мучились, у них редко когда все выходило. До того момента, как он признался ей, что не питает никакой тяги к женщинам. Бог его знает, когда он это понял. Но однажды он пришел и сказал, что больше так не может.

— Прости, — сказал он. — Но это выше меня. Я понимаю, как тебе сейчас неприятно, но ничего не могу поделать. Я тебя уважаю и все такое, но… Слушай, так невозможно, ты ведь сама это понимаешь. Я люблю совсем другого человека.

— Кто она? — ее глаза вспыхнули от ревности.

— Не она, Эсмеральда. Он. Это Клопен, — Феб вздохнул.

Эсмеральда поначалу ушам своим не поверила. Мужчина, которого она считала своим, утверждает, что влюбился в ее лучшего друга! Но когда поняла, что это правда… Она их обоих чуть не убила. Скандал тогда вышел знатный, посуда летала по комнате, словно ей приделали крылья. Но, в конце концов, ей пришлось это принять. А что она еще могла сделать? Возможно, поэтому Эсмеральда так легко прислушалась к словам Старого Архидьякона, когда он говорил про судью Фролло. В глубине души она уже понимала, что все не так, как когда они Играют. Квазимодо много читает, хотя там он только учился, и вовсе не страдает от любви к ней. Феб и Клопен женаты, несмотря на то, что там Феб любил ее. Теперь вот судья… Вроде бы Злодей, но повел себя достойно, когда она пригласила его на Годовщину, и пытался избежать скандала по мере своих сил.

— У меня голова сейчас взорвется, — простонала Эсмеральда.

— Ты не торопись, — Квазимодо коснулся ее руки. — Подумай. Тебе надо с этим «переспать», как говорит моя мама, — он улыбнулся и подал ей персик, который она уронила.

— Ты прав, — она надкусила румяный бок и, наконец-то, смогла почувствовать вкус персика. — Но лучше я сделаю это завтра. А сегодня у нас праздник, — Эсмеральда улыбнулась.