- Нет, нет и еще раз нет! Валары милосердные, кто ж меня за язык-то тянул! Не поедешь ты со мной в Дол-Гулдур: ни ты, ни Мерриль! О, Эру, и о чем я только думал!

 Радагаст злился, и этого, можно быть уверенным, не ожидал ни один из присутствующих на полянке эльфов. От спокойствия и внешней нелепости в маге не осталось ничего. Грозно сверкали глаза, размашистой поступью с высоко поднятым посохом он вышагивал между удивленными эльфами к оставленной в тени лошадинке. Фенрис – злой и взволнованный – не отставал от него. Мерриль так же была тут как тут. Она продолжала внимательно вслушиваться и всматриваться в происходящее. 

- Кончай причитать и показывай, как выйти к этому твоему гулдуру! – кричал магу в спину Фенрис. 

 Радагаст только фыркнул:

- Ну, зачем, зачем я ему сказал об этом? Не уймётся же теперь. 

- Не уймусь, - ответствовал Фенрис.

- Не уймется, - подтвердила Мерриль.

 Маг уже было собрался сунуть ногу в стремена, но, тяжко вздохнув, замер, ухватив лошадь за гриву. Постоял немного, ворча какую-то околесицу себе под нос, а Мерриль тем временем сказала: 

- Ты ведь видишь его, он по следу пойдет, если миром не возьмёшь с собой. Будь уверен. 

- Пойду, - не унимался эльф. – И дойду, тебе моё слово. 

 Радагаст только горько усмехнулся и, мотнув головой, повернулся к ним, отпустив, наконец, лошадинку. 

- Да уж, - вздохнул он, - тут, мне, видать, придётся выбирать меньшее из двух зол – плутать и погибать вам в лесу или идти под моим присмотром. Что ж тут скажешь, в такой ситуации я бы с готовностью выбрал первое, не будь вы так важны. А так надо поступать так, как мне поступать совсем не хочется. 

Менельтор, внимательно слушавший всю эту перебранку, вместе с приятелем Арандилем подошёл к эльфам и непримиримо сложил руки на груди: 

- Разреши мне тогда облегчить твою задачу, Радагаст. Эти эльфы отправляются в Карас-Галадон к владычице Галадриэль, они – нарушители границы. 

 Маг только тихонько рассмеялся:

- Тогда, мой милый Менельтор, им скорее со мной по пути, чем с вами. Леди Галадриэль, как и я, уже отправилась в Дол-Гулдур, но иной дорогой и несколько раньше меня. А в границах, которые пересекли ваши нечаянные спутники, я понимаю куда больше даже её самой, так что вы поступите мудро, если доверите их мне. На самом деле, - Радагаст весомо качнул головой в сторону Фенриса: именно Фенриса, а не Мерриль, - сдаётся мне, я делаю вам большую услугу, забирая этих двоих с собой, подальше от вас. 

 Менельтор и Арандиль многозначительно переглянулись, пожали плечами. Начальник отряда равнодушно окинул «нарушителей границ», кивнул им и, не сказав ни слова, развернулся, зашагал к своим соплеменникам. Русый только вздохнул и задумчиво глянул куда-то между Фенрисом и Мерриль: 

- Гостеприимство и добродушие эльдар во плоти, - фыркнул он, имея ввиду Менельтора. – Вообще, даже грустно. Я уже начал привыкать к вам, - он весело подмигнул эльфийке и уткнул руки за пояс. – Будет на то воля Валар – увидимся ещё. Но знаете, что я вам скажу, - Арандиль посмурнел и лицо его сделалось совсем задумчивым, - поганое вы дело затеяли, что в Дол-Гулдур полезли. Там затаилось зло, и, честно говоря, не уверен, что вы застанете своих друзей живыми. Но, вижу, вас ничто не способно остановить, - он, чуть улыбнувшись, глянул на Фенриса. Тот чуть сжал губы и коротко кивнул в ответ. – Что же, идите, и да озарит ваш путь преблагая Элберет. Но берегитесь, друзья. Берегитесь Некроманта! Он не тот, кем кажется. 

***

В действительности, прислушиваясь и присматриваясь, Мерриль уловила для себя много небольших, но немаловажных моментов, которые в её уме складывались в полноценную картину. Мир, в котором она оказалась, казался ей не таким уж и негостеприимным и нелепым, как про него думал Фенрис. Эльф всем видом своим и отношением к окружающим давал понять, что перед ним есть только его цель – Хоук, и ничего боле его не интересует. Мерриль же с удовольствием вслушивалась в заливистую эльфийскую речь, на которой пограничники говорили между собой, и в которой она с удивлением нашла отголоски языка её долийских собратьев. Её это привело в дикий восторг, и она поклялась сама себе, что выучит его, этот восхитительный «синдарин», а потом поведает о нём своему клану. Как будто их этот «осколок утерянной арлатанской культуры» заинтересует несказанно. Где-то про себя она даже предполагала, что, дескать, вот они – подлинные эльфы, такие, какими они когда-то были в её мире: прекрасные, могучие и бессмертные. Мерриль даже сама себе казалась маленькой и незначительной рядом с ними, потому и помалкивала и больше слушала, чем говорила. 

 За беспечностью и улыбчивостью Арандиля Мерриль между тем смогла прочесть нешуточную тревогу. Она, впрочем, так и витала в воздухе, так и бросалась в глаза на встревоженных лицах эльфов. Она ощущалась в запахах, в беспокойном ветре с юга и в тихих голосах, шепчущих о какой-то Тени, Тени на Востоке. И, хоть Мерриль не понимала ровным счетом ничего из того, о чем они шепчут - о какой такой Тени и о каком таком Ужасе, невыразимом словами – тревога и напряжение передались и ей. А потом она стала ощущать его кожей, словно бы его можно было потрогать.

 Тогда группа двигалась на запад, в сторону Карас-Галадона, еще до того, как им повстречался маг Радагаст. Она впервые услышала имя – Некромант, и о крепости на востоке, что в самом сердце Чернолесья, и содрогнулась всем своим существом, словно бы сама Смерть задышала ей в спину. И, глянув испуганно по сторонам, она заметила, что этот Ужас прижимает к земле не только её, но и всех её спутников. Мрачно глядели себе под ноги эльфы из отряда Менельтора, тяжко брели, словно бы на их спинах лежало по огромному камню. И они всё оглядывались, глядели на восток, на тени поражённого тьмой леса, словно каждое мгновение ждали, что из-за деревьев вот-вот покажется сам Некромант и его призраки, облачённые в могильных прах, восстанут у них на пути и утащат в мрачную цитадель в Дол-Гулдуре, откуда никому нет спасения. И Мерриль, сглотнув и сама испугавшись того же, боязливо оглядывалась, думая про себя: «Да, действительно: никто не вернётся оттуда». 

 Теперь же Мерриль  была в еще большем смятении. Она жалась к фенрисовой спине, мертвой хваткой держа его за талию, а ногами судорожно стискивая крепкие лошадиные бока. Конь, отданный Менельтором, шёл мягко, послушно. Эльфу было не привыкать к езде верхом, а Мерриль, когда её усаживали, страшно перепугалась, причем скорее больше не за себя, сколько за саму лошадь. Эльфийке все казалось, что той тяжело будет нести сразу двоих, но Арандиль только смеялся, да поглаживал свой пояс. Радагаст уже сидел на своей и всё поторапливал их, ворча и презабавно суетясь. Менельтор отдал последние распоряжения: «Отпустите его, как доберетесь до крепости. Он найдет дорогу назад», и троица не спеша тронулась. 

 А Мерриль, вжимаясь носом в широкое плечо Фенриса, все яснее и яснее осознавала, куда им предстоит пробраться. И все меньше понимала ледяное спокойствие  своего спутника. Тот помалкивал, прямо глядя на сгущающуюся между стволами деревьев закатную тьму, и видом своим показывал решимость и храбрость. Эльфийку такой холодный фанатизм лишь пугал, а надвигающаяся тьма и вовсе пробирала до костей уже знакомым ей ощущением: Смерть дышала уже не в спину, а прямо им в лицо, а они скакали ей навстречу, в самую её пасть. 

 Мерриль мелко дрожала. Фенрис чуть было не ойкнул и не стряхнул эльфийку со своего плеча, когда она очередной раз до боли сдавила его ребра, но вовремя сдержался. Радагаст чуть придержал коня и поравнялся с ними. Эльф мельком глянул на него, но тут же отвернулся. Дальше он неотрывно смотрел на дорогу и слушал, делая вид, что не слушает вовсе. 

- Ты волшебница, да? – встревожено глядя на Мерриль, молвил Радагаст. Та утвердительно кивнула и повернулась к нему. Лицо у нее в тот момент было ужасно измучено. 

- Да еще и не простая, я вижу, - продолжил маг. – Тьма в Дол-Гулдуре взывает к тебе, Мерриль, и будет взывать тем настойчивее и звучнее, чем ближе мы будем подходить к ней. 

- Он принял меня за своего, да? – слабо отозвалась эльфийка. – Некромант. Он знает, что я маг крови. Я слышу эхо его зова. 

- Всего лишь эхо. Будем надеяться, что и эхо его скоро умолкнет. - Радагаст многозначительно кивнул Мерриль, во взгляде его выразительных, маслянистых глаз была забота. – Слишком уж много от этого зова лиха. Мудрые наверняка уже там. А я запаздываю, так меня да этак. 

 Радагаст заворчал себе в бороду. Вдруг, не поворачивая головы, заговорил Фенрис:

- Кто такие эти Мудрые? Что им делать в Дол-Гулдуре? 

- Могучие маги и эльфийские повелители, древнейшие и мудрейшие из живущих. Только им по силам совладать со Злом в этой крепости. 

 Последние сказанные им слова сорвались с губ неуверенно, нехотя. Радагаст сомневался. И Мерриль сомневалась тоже. Она всем телом ощущала чудовищные силы, что уже обитают в древней твердыне, и что уже сейчас стремятся к ней, готовые схлестнуться. И всё явственнее был зов некроманта, преследовавший Мерриль, взывающей к ней и её силе. И зов совершенно иного рода, призывающий Фенриса в самое сердце Чернолесья, где, сокрытое тенями, затаилось могучее зло, отделяющее эльфа от его любимого, которое он преодолеет несмотря ни на что. 

 Фенрису, вообще сказать, был более чем чужд фанатизм и решения, принятые сгоряча. Как и сомнительные предприятия, касающиеся чего-то опасного, неизведанного и связанного с чародейством. Насчет магии, как известно, у эльфа был особый пунктик – и насчет светлой, и, конечно же, тёмной, какую сам он знавал под названием «магия крови». Он многажды давал себе обещание ни за что не связываться с магами и магией, и постараться увести Хоука оттуда, где может волшебным образом что-нибудь рвануть. Однако, к досаде Фенриса, никуда не девалась Мерриль, намертво прибившаяся к Хоуку, в том числе, после обилия непечатных глаголов и междометий, периодически обрушивающегося со стороны эльфа. Всякий раз эльфийку спасало великодушие Хоука. Его грела мысль, что их небольшая семья, к которой он, откровенно говоря, привязался за многие годы, всё еще хоть как-то держится, и Фенрис с этим, стиснув зубы, мирился. Мирился с малефикаром-долийкой, вечно несущей глупости. 

 Мирился, потому что до смерти любил Хоука. 

 Сейчас он уже не обращал внимания на то, что находится в компании уже двух раздражающих персон, несущих глупости, притом, что обе персоны являются магами. Кто бы сказал ему еще лет шесть назад, что он будет шататься чёрт знает где в такой сомнительной компании из двух чародеев в поисках какого-то человека, бросившего его ради, опять же, чародея, начисто лишённого мозга (по мнению самого эльфа), Фенрис даже до конца слушать бы не стал. Остановил бы горе-придумщика еще на пункте «Путешествие наедине с Мерриль». Ничего более дикого эльф и представить не мог, не говоря уже о выглядевшем очень уж неубедительно предприятии по попытке отыскать Хоука.

 «Зачем оно мне вообще надо?», - мысленно спрашивал у себя Фенрис. – «На что ты, Мор тебя побери, рассчитываешь?». 

 А в ответ только так же мысленно пожимал плечами и отвечал, стараясь убедить себя в неправде: «Чтобы узнать – почему. Просто спрошу у него почему он выбрал Андерса, а не меня и тотчас же ретируюсь. Я же не идиот, мешать их… счастью». 

 И все же не верил. По всей видимости, лгать беглого раба в своё время отучили начисто. Фенрис в глубине души знал, что лишь увидит Хоука – и тотчас же бросится ему на шею, моля вернуться. Или прикончит Андерса, если упросить не получится. Впрочем, нет, его он прикончит при любом раскладе – прямо на месте. 

Так или иначе, жгучая ревность и слабенькая, робкая надежда на возвращение Хоука не давала эльфу даже подумать развернуться и пуститься прочь от вздымающихся над ним сумрачных ночных теней Чернолесья. Фенрис старался не смотреть на корявые, измождённые гиблые деревья, тянущие к ним свои сухие лапищи. Он не внимал гнильному смраду, с новой силой воспрянувшему над землёй. Он пытался не думать о том, что ждёт его впереди . Фанатизм был чужд беглому тевинтерскому рабу. Он был храбр и непреклонен, но его съедал страх: тихий, как шёпот, и холодный, как дыхание самой Смерти, представшей перед ним. Фенрис боялся Некроманта.

Но потерять Хоука он боялся больше. Он нещадно подгонял лошадь и торопил своих спутников. 

*** 

 - Слышите? Как это, нет? Прислушайтесь! 

 Фенрис и Мерриль прислушались. Эльф прижал голову к лошадиной шее, вгляделся в уже совершенно ночной мрак, туда, где начинался пологий каменистый подъём, заканчивающийся глубоким бездонным, как показалось в ночи, оврагом, что выщерблен в камне древней рекой. Мерриль услышала, Фенрис – нет. 

- Какое-то гудение, - пробормотала долийка. – Это… магия? Да, точно! Да такая сильная. Я никогда не чувствовала подобного. 

- Значит, началось, - вздохнул Радагаст и легонько тронул коня. 

 Компания преодолела расстояние, отделяющее их от гребня всхолмья, копыта тихо стучали о мшистые камни и вот, наконец, перед ними предстал овраг и длинный мост, перекинутый через него чуть в стороне и ниже, чем были путники. Мост – древний и весь исщербленный временем – смотрел с юго-запада на северо-восток и лежал у самого подножия Дол-Гулдура. Фенрис натянул поводья, остановил коня и даже приоткрыл рот от изумления. Ужас снова лизнул мурашками его влажную от пота спину. 

 Как старый громадный паук, повисший на собственной развешенной чёрной паутине башен и узких каменных лестниц и переходов, высилась над своими стенами древняя цитадель Дол-Гулдура: чернёная и сильно потрепанная годами. Луна и звёзды силились пролить хоть немного света на крепость, застывшую недвижимо во тьме, но тщетно: стены словно бы сами собой распространяли гибельную темноту, в которой гасло любое сияние. Даже точек-факелов в бойницах и полуразрушенных бастионах было не видать. Твердыня замерла, готовая ловить в свою паутину всякого, кто осмелится сунуться в неё. Притих даже самый слабый ветерок. Фенрису показалось, что сама луна поблекла и в ужасе отвернулась от них и от мрачной громадины цитадели Некроманта. Мерриль тихо сглотнула. Взгляд её скользнул по серому парапету длинного моста, у начала которого высились две каменные фигуры диковинных злобно скалящихся чудищ с высунутыми языками и распростертыми перепончатыми лапами. Так Дол-Гулдур приветствовал их. 

Фенрису хватило одного раза оглядеть всю его черную громадину, чтобы стараться больше не поднимать на него глаз. Он немного неловко спустился с лошади, хлопнул ей по спине, и та, всхрапнув и тряхнув гривой, пустилась рысью прочь от крепости. Только тогда, глянув на свои руки, эльф заметил, что они дрожат. Он даже шикнул на себя в тихой ярости и сильно сжал кулаки. «Нашел время трусить! Даже не думай, Фенрис, даже не думай!», - понукал он себя. Но дрожь не унималась. Мерриль тоже делалось всё хуже, она слабела, таяла на глазах, словно бы сама ночная мгла высасывала из неё жизненные силы. Восклик Радагаста вдруг заставил их обоих вздрогнуть:

- Глядите! Вон там, на одном из балконов, где клетки висят, смотрите! Там же битва идёт, не будь я волшебник! 

 Эльфы пригляделись. Глаза не обманывали Радагаста. Не было видно, кто бьётся и с кем - темень густо клубилась вокруг Дол-Гулдура, но острый эльфийский взор различал мелькающие на одном из западных бастионов тени и освещающие их мельком всполохи слабого света.

 Троица, торопясь, двинулась вниз, к мосту, спускаясь по скользким крутым склонам. То и дело спотыкаясь и чертыхаясь, Фенрис быстро преодолел спуск и вышел неуверенным шагом к статуям, несущим свою жутковатую стражу по обеим сторонам моста. Эльфу вдруг показалось, что застывшая в камне голова одной из них двинулась, посмотрела на него и пригвоздила, как блоху, злобным взглядом, сверкнувшим алым во мгле, и душа у него ушла в пятки. Мерриль в первый раз в жизни стала свидетелем того, чтобы Фенрис увидел что-то, вздрогнул всем телом и отступил назад. Но перед ним с воздетым посохом выступил Радагаст, яростно воскликнув так, что звонкое эхо клича-заклинания чисто отразилось от подёрнутого тьмою неба:

- Aiya, auta i lome! 

 И с гулким стуком опустил посох перед собой. Парапет и стены, казалось, на миг просветлели, словно над ними вспыхнула молния. Послышалось тихое озлобленное сопение, а алое мерцание в каменных глазах потухло, как его и не было. Страх, как дикий зверь, отшатнулся от них, отступил, обозлённый и опалённый светом. Фенрис даже недоуменно тряхнул головой и удивлённо посмотрел на мага, ибо не видел никогда магии, подобной этой – способной исцелять и приободрять, а не калечить и повергать в ужас.

 Но Радагаст не медлил, а только подгонял эльфов, пристукивая посохом и говоря:

- Ну же, ну же, торопитесь! Мне нужно успеть помочь им, пока Его зло не погубило невинные жизни! – и, быстро семеня, Радагаст ринулся по мосту в крепость, в её разверстые, разрушенные временем врата. Эльфы не отставали. 

- Ты собираешься бросить вызов Некроманту? – нагнав мага, спросил у него Фенрис.

- Да, любезный друг. Я собираюсь. Но я не один.

 Троица преодолела мост, ступила под почерневший от гари арочный свод давным-давно выбитых ворот и, миновав его, двинулась по ветхим серым ступеням вверх по узкому извилистому пандусу. Мрак расступался перед посохом Радагаста, двигавшегося впереди группы, на много шагов вперед.

 Маг неожиданно заговорил снова, продолжив свою мысль:

- Конечно, я буду противостоять ему не в одиночку, а со всеми Мудрыми вместе. Мы все прибыли сюда, дабы сорвать покров тайны с того, кто зовётся Некромантом или уничтожить его, если нам достанет сил. 

- А может не достать? – спросил Фенрис.

 Радагаст фыркнул, надолго замолчав в попытке подобрать правильные слова, мотнул бородой и, вконец запыхавшись, преодолел ступенчатый подъём по узкому проулку на один из верхних бастионов.

 С его крыши можно было видеть весь проходящий снизу овраг древней реки и тёмную стену леса за ним, а кроме этого – клетки с железными прутьями, подвешенные вдоль стен откуда-то сверху на ржавых, отвратно поскрипывающих цепях. В содержимое клеток они не всматривались, но, если бы сделали это, то увидели, что некоторые из них заполнены двумя-тремя исклёванными воронами гниющими трупами. Для себя Фенрис только отметил, что где-то неподалёку должно находиться местное узилище или некоторое лобное место, заменяющее его.

 А так же и то, что Мерриль, молчавшая всё это время, совершенно валится с ног. Когда она покачнулась в очередной раз и чуть не рухнула тряпичной куклой вниз с бастиона, эльф схватил её за руку и теперь не отпускал ни на минуту. Эльфийка отныне больше беспокоила его, чем бесила.

 Радагаст, наконец, соизволил отозваться, скользнув взглядом по стенам, клеткам и очередной лестнице, уводящей ещё выше:

- Молитесь, друзья мои, чтобы Некромант оказался именно тем, за кого он себя выдаёт. Смертным человеком, заигравшимся в чародея. Потому что иначе, - маг помолчал и, вздохнув и кивнув бородой чему-то своему, двинулся к лестнице наверх, - в вашем мире нет имени той силе, что мы встретим здесь, если «Некромант» - лишь личина. 

 С этими словами маг собрался ступить на ступень и начать подниматься, но вдруг замер на мгновение, а затем тут же развернулся к своим спутникам, недоуменно на него уставившимся. Он поднял посох высоко над головой так, чтобы свет, испускаемый камнем в его навершии, охватил того, кто неслышимо и невидимо оказался за их спинами. Эльфы обернулись, и Фенрис даже оскалился от злости на самого себя, что замедлил, замешкался и не сразу достал из ножен меч. Руку Мерриль он не выпустил и заметил, что та еле стоит и совершенно не соображает, что творится вокруг неё. 

- Смертный человек, заигравшийся в чародея? – зазвучал голос незнакомца. – Земля слухами полнится, но, о, Мелькор как, же мелочно. Языки могли бы соврать и позначительнее.

 Света магии Радагаста было достаточно, чтобы в темени и мраке разглядеть одежду незнакомца и его узкое, несколько даже утончённое лицо с тёмными бровями, глазами и худыми алыми губами, казавшимися в темноте бардово-красными. Несколько чёрных иссиня прядей ниспадали на его высокий лоб и на красивое лицо, остальные волосы скрывал небрежно накинутый капюшон. Фенрис, как эльф, повидавший в Тедасе много разнообразных лиц и типажей, увидел бы в нем выходца Орлея. Буде же с ним в отряде кто-нибудь, знающий толк в человеческих лицах и типажах Средиземья (а таковым Радагаст, к слову сказать, решительно не был), то однозначно решил бы, что незнакомец, представший перед ними, не иначе как дунадан. Или, того краше – нуменорец. Впрочем, оба этих суждения были бы не верны, хоть и близки к истине. Одеяние он носил в некотором роде броское – плащ поверх чёрной доспешной куртки и высокие кавалерийские сапоги, гордо сверкающие в темени лунной ночи, какие обычно носит орлейская офицерская знать.

 И вот, гулко выстукивая каблуками сапог о серый голый камень бастиона, он вальяжно подошёл к троице, но не слишком близко – неизменно длинный клинок Фенриса был угрожающе направлен незнакомцу в кадык. Тот усмехнулся тонкими губами и слегка склонил голову, заговорив тихо и вкрадчиво: 

- Мормегиль – моё имя. Ах, Радагаст, моё почтение. У Властелина сегодня много гостей и один ну просто любопытнее другого. 

 Радагаст только крепче перехватил посох, угрожающе направляя его на Мормегиля и не сводя с него глаз:

- Где же твой властелин? Отвечай, где он?! 

 Мормегиль мягко засмеялся и пожал плечами, ответив совершенно будничным тоном: 

- Он всюду. Он – сама Тьма. Он проник в каждый уголок Средиземья, в каждую душу, маг, и ни тебе, ни твоим… соратникам никогда не изменить этого. – Он замолчал, улыбнувшись и сложив руки на груди, и взглянул на Фенриса. – А, тебя-то я и дожидался, эльф. Да, всё верно: татуировки, волосы. Фенрис, так? Твой любезный друг столь часто и отчаянно взывал к тебе, пока Властелин выворачивал его душу наизнанку, что я невольно запомнил это имя. 

 Фенрис содрогнулся всем телом и почувствовал, как стремительно и безвозвратно сердце рухнуло ему в пятки, а тошнотворный ком, напротив, подскочил к горлу. Он взбешённо тряхнул головой и изогнулся перед смертоносным прыжком на этого наглеца, но болезненный стон, с которым Мерриль окончательно обмякла в его руках, привел эльфа в чувство. Он был вынужден опустить меч и прижать эльфийку к себе покрепче, чтобы та не рухнула безвольно на землю. Мысленно Фенрис матерился на тевене что есть мочи– иных слов у него на уме просто не было. Задним умом он понимал, что и бросаться на Мормегиля сломя голову бессмысленно – могучий маг рядом с ним и тот не торопится вступать в бой, значит, не следует и ему. 

 Сам же человек только засмеялся в искажённое холостой, холодной яростью лицо Фенриса:

- Только представь – три дня этот… Хоук был во власти Властелина! Никакие орочьи орудия пыток, дыбы, кипятильни и железные девы не идут в сравнение с тем ужасом, что он перенёс. А он перенёс, скажу я вам, он перенёс всё от начала и до конца. 

- Заткнись, мразь! – вскричал эльф. –  Клянусь, я убью тебя! 

- Не горячись, Фенрис, он недосягаем для нас, - заговорил Радагаст. – Чары крепости защищают его. 

 Мерриль покачнулась снова, приглушенно застонала сквозь губы и завалилась на бок. Эльфу ничего не оставалось, кроме как попытаться аккуратно положить её на каменный пол бастиона. Но в момент, когда он только более-менее уложил её и опустился рядом на колени, до них до всех донесся недалёкий совершенно звериный отчаянный рык-вскрик, а затем тут же, сменяя и заглушая его, раздался глухой раскат грома, а небо осветила яркая белая молния. Крепость вздрогнула, и тьма, окутавшая её от низа до самых верхних шпилей, дёрнулась снова и немного уступила неумолимому свету звёзд, жгущему и выжигающему её с вышины небосвода.

 Мормегиль покачнулся и ухватился за крепостной зубец на краю бастиона и ожесточенно взглянул наверх, словно бы через темноту и камень можно было что-то увидеть. Однако, никуда не глядя, Радагаст возликовал и грозно затряс посохом:

- Ха-ха! Ночь отступает, друзья! Я знаю, это госпожа Галадриэль, не иначе, как она! Она гонит ночь, неся свет в эту преисподнюю! 

 Мормегиль задумчиво глядел на Радагаста и Фенрис с удивлением понимал, что не видит страха в глазах этого человека, хотя сам он уже не знал, чего боится больше: зла в этой крепости или «Галадриэль», мечущую гром и молнии.

- Дивлюсь я, маг, да и только, - произнес человек. - Но довольно! С тобой, милашка-эльф, мы еще встретимся, я обещаю тебе и, притом, скорее, чем ты думаешь, - он подмигнул Фенрису и совсем дружелюбно улыбнулся. – Ищи своего Хоука – он в тюрьмах, это по лестнице и направо. Что может быть более жестоким, чем разлучать возлюбленных, верно? 

 И рассмеявшись совершенно искренним смехом, Мормегиль развернулся на каблуках и, махнув им на прощание рукой, зашагал прочь, спускаясь по пандусу прочь из крепости. Радагаст выдохнул и опустил посох, тяжело вздохнул и покачал головой. 

 Вопреки своему ожиданию, отступление Мормегиля, которого Фенрис поначалу принял за того самого «Некроманта», облегчения Мерриль не принесло. Напротив, эльфийке делалось все хуже, она таяла на глазах и теряла последнюю связь с реальностью. Эльф почти заботливо уложил её на холодный камень, положив её голову себе на колени. К собственному удивлению он заметил, что даже старается случайно не царапнуть её нежную кожу своими железными перчатками. Понимая, что не может ничего для неё сделать, он в отчаянии обратился к Радагасту, воззрившись на него жалобным взглядом:

- Прошу тебя, позаботься о ней. Помоги, мне нужно найти Хоука. Он сказал искать в тюрьмах. Радагаст, я умоляю тебя! Я пойду туда, но не могу оставить Мерриль одну! 

 Маг открыл рот, чтобы ответить ему, но оборвал сам себя и прислушался. Заслышались идущие сверху тяжёлые хлопки и удары сталь о сталь, но такой силы и звучности, что крепость вздрагивала и стонала каждый раз протяжным гулом древних стен. Где-то наверху творилась битва могучих магических сил, и Радагаст рвался принять в ней незамедлительное участие, но Фенрис одним взглядом отчаявшихся, некогда холодных и безжалостных глаз приковал его, остудил рассудок и заставил подумать. Дернувшись еще раз от неожиданно мощного удара, чуть не вынувшего почву из под его ног, старик заговорил – громко, силясь перекричать неумолимый гром сражения: 

- Тебе придётся оставить её, Фенрис. Тьма выпьет из неё жизнь в любом случае, если мы не одолеем Некроманта! Но если справимся, я обещаю – мы вернёмся за ней. Найди Хоука и не сомневайся. Ты не в силах спасти Мерриль, но спасти его еще в твоих силах! 

 Фенрис внимал его словам и видел, как маг, закончив говорить, перехватил посох и непоколебимо устремился вверх по лестнице – навстречу сражению с ночным кошмаром и тьмою. Неумолимый ветер обрушился с запада, словно бы и правда над крепостью разразился небывалый шторм. Вспышки-молнии, гремящие где-то наверху, то и дело освещали небо. Гудел и шипел Дол-Гулдур, давая Мудрым решающий бой. 

 И некоторое время, съедаемый страхом за свою и Мерриль жизни, но подхлёстываемый полубезумной решимостью, Фенрис сидел на коленях, склонившись над эльфийкой. Она дышала, но глаза у неё были закрыты, а лицо безобразно кривилось от боли и ужаса. Эльф долго глядел на это лицо и чувствовал, что не может просто взять и встать, бросить её умирать посреди бури. «А что, если Мормегиль вернется?». «Если появятся порождения тьмы?», - крутилось вихрем в его голове. Но вот он встал, выпрямившись во весь рост и, решительно, даже слишком рвано и порывисто для простой решительности, развернулся и, не взглянув на Мерриль ни разу, эльф ринулся по лестнице наверх. 

 Не обернулся он только потому, что твёрдо верил: время прощальных взглядов еще не пришло. Он верил, отчаянно заставляя верить и не сомневаться в этом. 

 Так Фенрис остался один в громадной и грозной крепости Дол-Гулдур – обиталище Некроманта и источнике великого лиха. Он не думал об этом в тот миг, как и не думал о том, что его крепкие, совсем ещё не уставшие, ноги становятся ватными, сильная спина словно изнутри наливается свинцом, а голову стискивает раскалённый обруч. Он не отдавал себе отчет в том, что чувствовал непереносимый ужас в тот миг, когда ступил на кажущуюся нескончаемой лестницу, кончившуюся развилком на дальнейший подъём и переход вглубь крепостных помещений справа. Он думал… Нет, он вовсе не думал в этот миг последнего прыжка над бездонной пропастью. Если бы он думал хоть о чем-то, то тотчас же лишился бы рассудка от жгучей ауры кошмара, которой укрыл своё прибежище хозяин твердыни. 

 Ход, указанный Мормегилем, действительно вёл в тюрьмы. Бесконечно длинными коридорами со стенами, выкованными из стальных решеток-клеток, показались они Фенрису, но, качаясь и валясь с ног, он заглянул в каждую, но не обнаружил искомого – только гниющие трупы, да костную труху. Вонь, гарь и затхлость стояли непередаваемые словами. Когда он обыскал правый коридор, он, держась за прутья, неверным шагом устремился в левый, оканчивающийся арочным сводом и так же оказавшийся пустым. Двери под сводом, вероятно, давно сгнили, и проём чернел между рядами решеток, как пустая глазница. Фенрис шагнул в него и внезапно обнаружил себя на еще одной бастионной площадке. 

 А еще обнаружил, мазнув взглядом по подвешенным вдоль стен клеткам, что, наконец, нашёл то, что искал. В одной из них, неестественно согнув ноги так, что колени упирались в подбородок, и широко распахнув явно ничего не видящие глаза, сидел Хоук. Одежда бесполезными лохмотьями висела на нём, открывая безобразные рваные раны. Руки человека бессильно свисали вниз за прутья, но самым жутким зрелищем было лицо – любимое Фенрисом, прекрасное лицо – словно искажённое предсмертной агонией, оно красноречиво выражало ровным счетом все муки, выпавшие на долю человека. 

 Эльфу не достало сил даже закричать, воскликнув его имя – он болезненно замычал, и неловко дернулся к нему, на противоположную сторону бастиона, не замечая вообще ничего, что происходило вокруг него. Фенрис не видел, как его, пораженные, наблюдают все Мудрые, собравшиеся вместе и провожают молчаливыми взглядами. И не видел он, конечно, что незримо на него взирает Некромант.

 И грянул взрыв. Соседнюю с бастионом башенку, возведенную прямо над пропастью под стеной, разметало в щебень и пыль. Полыхнуло яркое багровое пламя и всех, кто был рядом, опрокинуло наземь. Фенрис поспешил подняться на ноги, но вдруг увидел огонь, ощутил, как ему холодно и жутко от его вида и поспешил трусливо отползти на локтях назад и вжаться в стену рядом с аркой, из которой он только что вышел. А огонь все горел и не сгорал, и Фенрис увидел, что пылает сам воздух над крепостью, а луна, сделавшаяся красной, а не белой, на фоне этого огня обратилась в злобный пылающий глаз. И вышли из него навстречу Фенрису призраки, облаченные в чёрные доспехи и плащи, и длинные мечи они сжимали костлявыми руками, а душа его, как сам эльф чувствовал, словно бы силой вырывалась из тела от их вида. А шёпоты становились всё злее и безжалостнее и, хотя слова были непонятны, смысл их сам втекал в его разум. 

- Мы – Девять, мы – персты дланей Единого! Мы пожрём твою плоть, а трепещущий дух отдадим во власть Бессонного Ока! 

 И Фенрис закричал во всё горло, закрыв глаза руками и коленями, когда за призраками к нему двинулась облачённая во Тьму могучая фигура того, для кого «некромант» был лишь личиной. Жгучий, невыносимый, нечеловеческий ужас сковал эльфа, вырвал из груди дикий вопль, и больше он не издавал звуков, ибо зазвучал во всём и отовсюду подобный рокоту из Преисподней глас Единого:

- Здесь нет света, способного рассеять Тьму. Ибо вернулся Я.

 И в этот миг, к счастью своему, Фенрис окончательно потерял сознание от страха и боли, раздирающие ему рассудок. Где-то на краю он еще слышал, как ужасный голос оборвался на полуслове другим, несомненно, принадлежавшим женщине – но не менее громоподобным. Еще слышал, как, нестерпимо и протяжно завизжав, Единый и Девятеро уступили и бросились прочь. Отчего-то Фенрису впечатался в память и тихий стон обессиленной женщины, послышавшийся уже тогда, когда все остальные звуки, даже рокот грома где-то вдалеке, стихли. Он не понимал, откуда, но знал наверняка – этот стон принадлежал той, кого называли Галадриэль. 

 И, что уже не объяснимо совсем никаким образом, он помнил развеселый смех Арандиля, заходящегося в восторге «Живой, живой! Менельтор, с тебя бутылка дорвинионского, валар меня дери: этот парень жив!». 

 Но кроме всей этой неразберихи эльф не запомнил ничего. Разве что улыбающееся, без единой царапинки, лицо Хоука, которое часто являлось ему во снах.