Владычица не стала дожидаться, когда эльф проснется и даст свой ответ. Дело, предпринимаемое ею, не могло ждать, тем более, что экипажи, с которыми она собиралась отправить Фенриса и его друзей в Имладрис, отчаливали не позднее вечера, и подготовка не терпела отлагательств. Еще рассветное солнце не успело озолотить верхушки вечноцветущих маллорнов, еще не отзвучали звонкие сигнальные рога сменяющихся на границе часовых, еще не ожил спящий вечно сонный Карас-Галадон, а Галадриэль уже разослала все необходимые указания и приказания. Фураж был догружен, провиант и медикаменты – тоже. К колонне приставили еще один фургон и пару крепких белобрысых лошадок. Словом, всячески подготовили миссию к согласию Фенриса, которое он еще не дал, но обязательно даст, когда проснется и все хорошо обдумает.
Пока не произошло ни того, ни другого, Галадриэль призвала к себе Арандиля и Менельтора, подняв тех буквально из собственных постелей. Они явились вместе и вместе предстали перед ней – не выспавшиеся и уставшие после многодневного патрулирования границ.
- Я знаю, друзья мои, что вы сослужили мне, Лотлориэну, и, думаю даже, всему Средиземью, большую службу тем, что вошли в Дол-Гулдур и вынесли оттуда Фенриса. Но я прошу вас помочь мне снова. И я говорю вам, что прошу, а не приказываю, ибо вы и так более чем достаточно потрудились.
Арандиль и Менельтор напряглись и оба про себя подумали, что нечасто Госпожа зовёт их «друзьями». Как правило, лишь в тех случаях, когда была велика её нужда в верных и надёжных людях.
- Вы же знаете, госпожа, - бодро отозвался русый, пожав плечами и постаравшись звучать беззаботно, как всегда, - просто скажите, что нужно сделать и сосчитайте до двадцати.
Галадриэль улыбнулась, как улыбалась всегда: так на рассвете слабо улыбается солнце, выглянувшее одиноким лучом из-за тьмы у горизонта.
- Поэтому я и обращаюсь к вам. А еще и потому, что дело это касается все тех же самых эльфов. Я намереваюсь отправить их в Имладрис, к владыке Элронду, вместе с Хоуком, и мне нужно, чтобы они добрались туда быстро и, что самое главное, - целыми и невредимыми. Потому я прошу, чтобы вы были при них во время их путешествия на север, ибо чувствую, что путь их будет сопряжён с опасностями и кознями Врага.
- Враг охотится за ними? – удивился Арандиль. – Но тогда много ли толку будет от нас? При всем моем почтении, Владычица, не лучше ли вместо нас послать кого-нибудь более сведущего во всех этих сложностях.
- Тем лучше, что вы знаете не так много, - отозвалась Галадриэль. – Неведение притупляет страх – главное оружие Врага. Тем не менее, мне действительно будет спокойнее, если вы сопроводите их в столь далекое путешествие, ибо каждый из вас, помимо прочего, – достойный воин. Менельтор, ты хорошо знаешь Высокий перевал и Ирисную низину, где им придется проходить, да и эльфы Ривенделла тебе родня. Ты мог бы переговорить с Элрондом от моего имени и убедить его помогать Фенрису и его спутникам. Ты же, Арандиль, смыслишь в целительстве, и твои способности будут незаменимы в их пути, ибо Хоуку требуется постоянный уход. – Галадриэль помолчала, размыслив над чем-то, а затем снова заговорила чуть потеплевшим голосом. - Да и, сдается мне, им сейчас приходится особенно непросто, ведь здесь, в нашем разоренном войной и тьмой мире, на их долю выпали жестокие испытания. А что им только предстоит – лишь Эру ведомо. Так что им будет легче в компании тех, с кем они, так или иначе, знакомы и кому более-менее доверяют. А они доверяют, хоть Фенрис и всем своим существом пытается показать обратное.
Менельтор напрягся – это выразилось в его еще более натужно выпрямившейся спине и в чуть дрогнувших скулах сильно сжавшихся челюстей. Он сказал, и голос его звучал пренебрежительно, так, словно эльф усилием воли давил в себе это пренебрежение:
- Этот Фенрис – вздорная персона, госпожа. Он никому не доверяет и презирает всех, кого видит вокруг себя. Я беспрекословно берусь исполнить вашу волю и буду защищать его, не щадя себя, но в моем обществе, простите меня, ему не будет легче.
- Я не буду переубеждать твоей предвзятости, Менельтор, - проговорила она прежним холодным, ничего не выражающим голосом. – Быть может, этого и не нужно. Быть может, тебя переубедит судьба. Просто пусть он доберется до Имладриса и не достанется Врагу – от вас я большего не требую.
Эльфы поклонились ей и пообещали, что все будет исполнено в точности так, как она велела.
***
Фенрис проснулся несколько после полудня, в аккурат за несколько мгновений до того, как в его покои вошел с намерением потревожить его сон посыльный от Галадриэли. Тот сообщил ему, что Владычица ждет ответа на свое предложение и что ему надо прямо сейчас следовать за ним к талану, где расположилась Галадриэль. Эльф поинтересовался о Мерриль и Хоуке, но угрюмость посыльного оставила его вопросы без ответа – тот делал исключительно то, что ему было приказано, а все прочее, включая ответы на вопросы, считал за превышение собственных полномочий. Фенрису не оставалось ничего, кроме как подчиниться и последовать за ним от одного домика на дереве (где он и провел в глубоком сне все утро) до другого, совершенно от первого не отличающегося. Совершенно не отдохнувший, эльф скользнул сонным взглядом по залитым солнцем изумрудным полянам и тысячелетним деревьям с причудливой серебряной корой, между которыми они шли к покоям Владычицы. В памяти его этот изумрудно-зеленый с серебряно-золотыми маллорнами лес запомнился как нечто прекрасное и ослепительное, но ни пресловутых маллорнов с чудными листьями и восхитительными цветами всевозможных цветов, ни прочих разнообразных и непременно красивых деталей полуденного Лотлориэна он не запомнил. Все это цветастой круговертью пронеслось перед ним, еще не проснувшимся окончательно, и он только и успевал, что щуриться на редких прохожих эльфов, глядящих на него как на диковинку, да прикрывать глаза ладонями от слепящего солнца.
В покоях Владычицы он застал её уже в обществе Мерриль. Та не сразу заметила его присутствия; лишь тогда она обернулась на Фенриса, когда Галадриэль встала со своего бержера и, улыбаясь своей обыкновенной заботливой полуулыбкой, обратилась к нему:
- С пробуждением тебя. Прости, что я мне пришлось потревожить тебя. Время не ждет.
Но последних слов Фенрис уже не слышал: на шее у него повисла громко верещащая и до ужаса счастливая Мерриль. Каких-либо слов, сказанных ею в тот момент он тоже не помнил – как и того, что он отвечал ей – слишком волнительна для него была эта минута. Радость от встречи перебила даже привычную неприязнь, испытываемую эльфом к той, кого он совсем недавно, рискуя своей жизнью, тащил на плече по коварным улочкам в Дол-Гулдуре. Он не ожидал от себя такого восторга (он не ожидал и того, что будет так отчаянно стараться спасти ей жизнь), но особенно не замечал этого и не видел в ту восторженную минуту в этом ничего странного или предосудительного.
Галадриэль улыбалась, глядя на них, как мать на своих дружных и любящих друг друга детей, подтверждая для Фенриса нормальность и естественность происходящего. Лишь спустя минуту он одернул себя и, стараясь быть не слишком резким, отпрянул и отвел взгляд от сияющего радостью бледного лица Мерриль. Она сказала:
- Я обязана тебе жизнью. Я даже не знаю что сказать и как тебя благодарить.
Она выглядела так растеряно, хотя только что была совершенно собранна в своей радости, так что Фенрис невольно поморщился и отозвался бодрым голосом:
- Меня не нужно благодарить. Да и мы все обязаны скорее госпоже Галадриэль, чем мне.
- Если и быть кому-то благодарным, то это Менельтору и Арандилю, - уточнила Владычица. – По большому счету, они вас выходили, а не я.
Фенрис замялся, прямо глядя ей в глаза, не решаясь начать разговор на тему, которая его интересовала. Галадриэль видела, что эльф принял решение, но не знает как озвучить его, не спросив при этом Мерриль, а потому та решила облегчить ему задачу и сэкономить при этом время.
- Что я дала вам и вашему другу Хоуку – это шанс спастись и выбраться из нашего мира. Вы по-прежнему вольны выбирать – останетесь ли вы в относительной безопасности лесов Лотлориэна на свой страх и риск, или попытаете счастье в Имладрисе, куда я могу отправить вас, организовав максимально безопасную поездку. Скажу заранее, юноша, - она предупреждающе подняла ладонь, едва Фенрис открыл глаза, чтобы возразить тем, что было у него на уме, - я уже оповестила Мерриль обо все, что ты узнал вчера от меня и из Зеркала. Я ей предложила то же, что и тебе. Пускай она ответит сейчас, чтобы вы вместе приняли решение.
Мерриль вздрогнула на своем бержере и, неловко положив руки себе на бедра, взглянула на Фенриса. Она чувствовала, что принимать решение все равно придется не ей, но необходимость высказать свое мнение (которая появлялась в её жизни довольно нечасто), да еще и по такому важному вопросу, вызвала в сердце юной долийки нечто сродни паники. Она глядела на эльфа, первоначально ища в нем спасения из своего неловкого положения, но вскоре она поборола в себе это чувство и сказала все, что смогла надумать за десять секунд панических раздумий:
- Госпожа мудра, как и любая Хранительница. Я бы послушала её советы, если бы что-то решала, а так лишь рекомендую тебе послушать её.
- Спасибо за рекомендацию, - отчеканил Фенрис.
На секунду его лицо и интонация его голоса преобразились в лицо и интонацию прежнего «невыносимого», как сказала бы Мерриль, Фенриса. Долийка не заметила этой перемены – по крайней мере, по её лицу можно было так сказать. Её огромные влажные глаза были обращены к Галадриэль и всё её внимание, казалось, сосредоточено только на ней.
- Твой ответ, Фенрис? – проговорила Владычица.
Выражение её лица не изменилось. Оно – спокойное и сосредоточенное, с лёгкой полуулыбкой, - казалось эльфийке невозможно красивым. Эльф же не глядел на неё, ибо в эту минуту его думы вновь занял Хоук. Ощущение необходимости заботиться об этом человеке (который, ко всему прочему, согласно глубокому убеждению тевинтерца, предал его) остро встало перед ним, и это, странно то или нет, было принято им как совершенно естественное переживание. Он, может быть, воспринял подобное стремление как глупость и нелепость, если бы оно исходило из кого-то другого, и было бы направлено на кого-то другого. Но его собственное стремление, направленное именно к Хоуку, казалось логичным, правильным, не подлежащим оспариванию и лишним раздумьям.
Он твердо ответил:
- Я согласен, Владычица. Мы готовы отправляться в Имладрис немедленно.
***
- Я рада, действительно рада твоей разумности. Ты отводишь и от себя, и от нас всех огромную опасность.
Фенрис не сомневался в этом. Он криво усмехнулся и своим взглядом показал, что вполне представляет, что скорее отводит «опасность» именно от её собственных владений, и это интересует Владычицу более всего. Но он промолчал.
Галадриэль продолжала:
- Полагаю, мне сразу стоит сказать тебе, что вашими спутниками будут те эльфы из пограничного патруля. Вы с ними, к счастью, уже знакомы. Это Арандиль и Менельтор. Они будут сопровождать вас в вашем пути до Имладриса, ибо путь будет долог и, вероятно, сопряжен с трудностями.
Фенрис пожал плечами.
- Где сейчас Хоук? – спросил он. Это интересовало его в данный момент как нельзя больше.
- Полагаю, уже в повозке. Ждет тебя, Фенрис.
Эльф сам не заметил, как покраснел до кончиков ушей. С растерянным взглядом, но твердокаменным, самоуверенным лицом он поклонился Владычице и вознамерился выходить из её покоев, совершенно забыв даже попрощаться или, для пущего приличия, лишний раз поблагодарить Повелительницу Золотого Леса. Она бросила ему в спину, что экипажи он найдет в стороне от таланов, там, куда ведет тропа от выхода сразу налево, и тем самым спасла эльфа от бесплодного блуждания по незнакомым чащобам чужого и неприветливого, по его собственному мнению, Карас-Галадона. Мерриль двинулась было за ним, но Галадриэль остановила её, твердо взяв за запястье. Долийка вздрогнула и невольно поежилась: на неё жестко глядели холодные и ослепительно прекрасные светлые, как свет луны, глаза Владычицы.
- Задержись на минутку, магесса. Тебе нужно, чтобы я прежде вашего отправления поговорила с тобой. Тебе очень нужно это.
***
Между тем эльф, хвала Галадриэль, совершенно нигде не плутая, вышел к означенной достаточно просторной поляне. Просторной достаточно, чтобы уместить на себе около десятка крепких деревянных повозок, крытых сверху серой материей и упряженных по одной или кое-где по две лошадке. Вокруг туда-сюда сновали эльфы – взъерошенные, утомленные, занятые, совершенно не обращающие на Фенриса внимания. Гремели тюки с припасами, всюду стояла пыль и слышалась красивая, в пылу работы несколько горланистая речь. Было жарко и душно. На окраине поляны стоял Менельтор и, хмуро оглядывая колонну требовательным взглядом, отрывисто и зычно отдавал команды. Его жесткий нрав казался вовсе тираничным, когда он кем-то командовал, - так заключил в своей голове Фенрис, приближаясь к нему. Только подойдя вплотную, он заметил, что бывший пограничник держит в руке большой и длинный сверток темного материала, и сверток этот своим весом тянет его руку вниз.
Менельтор увидел его и смерил прежним хмурым взглядом, как если бы смотрел на очередного нерадивого рабочего, неправильно делающего свое до смешного простое дело.
- Хм? Ты, похоже, уже в курсе, что мы поедем вместе. Хорошо. Подожди, скоро все будет закончено, - отчеканил он и отвернулся обратно к своим рабочим.
Фенрис обреченно вздохнул и стал смотреть туда же, куда и он. Действительно, достаточно скоро пыль стала улегаться. Грузы были разложены по своим местам, лошади полностью упряжены. Эльфы то стояли на козлах, готовые сию секунду отправиться в путь, то удобно устроились в самих повозках и фургонах, то сидели на облучках за поводьями и весело переговаривались. Атмосфера стояла такая же, какая была всегда в дружной компании перед длительным походом – атмосфера предвкушения и наслаждения последними минутами свидания с родиной и домом.
Вдруг Менельтор заговорил. Фенрису поначалу показалось даже, что эльф завел разговор из скуки, потому что ему надоело его безмолвное, тоскливое общество.
- Полагаю, тебе будет не лишним узнать какой маршрут нам предстоит, - сказал он куда-то в воздух, не глядя на эльфа. Выглядело это так, словно это Фенрис приставал к нему с малоинтересными разговорами и расспросами, на которые Менельтору совершенно не хотелось отвечать.
Бывший галадримский пограничник всегда звучал и выглядел именно так, когда разговаривал с малознакомыми для него персонами, даже если сам он подразумевает другое и чувствует себя иначе.
- Да, это будет кстати, - отозвался Фенрис: не из вежливости, но из действительно любопытства. Как и говорилось, безумные авантюры были не в его духе, а потому, ежели было ему суждено в эти авантюры впутываться, он стремился разузнать о предстоящем все, что только можно. – Долго нам быть в пути?
- Достаточно долго, наверняка не меньше месяца. Дорога предстоит длинная и сложная и непредсказуемая в это время года. Можно сказать, зима уже наступила и в горах на Высоком перевале сейчас морозно, да и едва ли остались там действенны прежние торные тропы, используемые летом или весной.
- Значит, идем через горы? – переспросил Фенрис.
Менельтор терпеливо отвечал. Чем дольше и слаженнее он говорил, тем приятнее и легче было его слушать и тем заинтересованнее в беседе он выглядел. Это всегда производило хорошее впечатление, как если бы удавалось вдруг разговорить мрачного, неразговорчивого, но весьма умного собеседника.
- Сначала нам предстоит перейти Ирисную низину и пройти по долине Андуина на север – к Карроку. Здесь сложностей быть не должно: дорог много и земли эти теперь достаточно безопасны. Но от Каррока мы двинемся на запад, где перед нами предстанут взгорья Мглистого Хребта. Отыскать дорогу и взобраться по ней к Высокому перевалу – уже большой подвиг, а штурмовать сам перевал сейчас, да еще и с фургонами, я бы и вовсе не решился, если бы нас не торопило время.
- Что ж это значит, дело дрянь? – вскинул тёмные брови Фенрис. – Дело совершенно безнадежная дрянь?
- Да нет, - помолчав, ответил Менельтор. В эти моменты короткого раздумья он показался еще более мягким и покладистым, и, более того, эльф сохранял подобное впечатление и дальше, словно бы не замечал за собой, что нет на его лице прежней суровости. – Нет, дрянь, но не безнадёжная. Мне уже приходилось перевозить большие конвои через эти горы даже глубокой зимой, и всё же позднюю осень в Высоком перевале я боюсь больше – она коварна. Сегодня вас лишь припорошит снегом, а завтра пойдет ливень, и с пиков сойдут вам на голову лавины. Никогда не знаешь чего ожидать. И Враг, конечно, - эльф внимательно посмотрел на Фенриса своим обыкновенным ничего не выражающим взглядом, но лицо на нем было уже новое – живое и заинтересованное, которое он не спешил одергивать с себя. – Враг тоже будет идти по пятам. Орки и дикие твари в этих краях еще некоторое время не будут появляться, но шпионы и соглядатаи никуда не ушли, - они затаились и, как и прежде, высматривают и выжидают.
- Этот Враг, Саурон, он будет искать меня? – спросил Фенрис.
Он не сообразил тогда, как глупо прозвучал этот очевидный вопрос, но Менельтор взглянул на него, и в его глазах на миг что-то дрогнуло и заискрилось. Взгляд этот был полон сожаления и сочувствия, а губы эльфа на несколько секунд сжались в суровом выражении. Пограничник чуть вздернул подбородок и твёрдо кивнул.
- Да, - тихо прозвучал его голос. – Он будет вести охоту. И наша задача – не дать им настичь тебя.
Фенрис нахмурился и захотел одернуть его, но вдруг осекся. Храбрости ему было не занимать, но очень уж не хотелось ему выступать и кичиться этим мужеством, не имея за плечами привычной тяжести своего драгоценного Меча Милосердия – неважно, неубедительно бы это выглядело.
- Ты не боишься произносить его имени, - помолчав, добавил Менельтор, не отрывая от эльфа своих темных глаз. – Хотя ты и совсем недавно смотрел в самую сердцевину его черного могущества, а это могущество смотрело в тебя.
- Я предпочту не бояться этого имени, а ненавидеть его, - коротко отозвался тот и ответил пограничнику прямым взглядом чуть прищуренных, огромных изумрудных глаз. Огромных и весьма бесстрашных глаз. – С ненавистью жить проще, чем со страхом. Сильные чувства придают сил и тебе самому, а первое, согласись, гораздо сильнее второго.
Фенрису показалось, что Менельтор, прежде чем отвернуться обратно к повозкам, взглянул на него с искренним уважением. Он заговорил, и голос его звучал уже не жестким металлом. А совсем иначе, невыразимо иначе:
- Знаешь, Фенрис, я до сих пор удивлен, как много ты делаешь для того юноши. Я уважаю сильные чувства. Мужество, самоотверженность. Любовь.
Он снова помолчал. Но затем добавил, все так же глядя в сторону:
- Ты заслужил, чтобы он очнулся, Фенрис. Я буду молить Эру, чтобы это случилось как можно скорее.
Эльфы долго молчали, не обращая взгляды друг на друга, словно бы боялись, что это испортит важность и значимость этого выдержанного, строгого момента. Лишний взгляд, лишнее слово могло испортить значимость их прежних взглядов и интонаций, значимость того, что Менельтор впервые назвал своего визави по имени. Кощунством было бы прервать столь важное осмысленное молчание, - молчание, значащее куда больше, чем любые другие слова.
Тишина абсолютной готовности не продлилась слишком долго. С порывом холодного осеннего ветра по тропе на поляну вышла, прикрывавшая глаза ладонью, Мерриль. Солнце тенями разлапистых маллорнов играло на её красивом, взволнованном и весьма решительном лице. Фенрис повернулся к ней и вопросительно кивнул. Долийка лишь покачала головой, - она тоже молчала, словно бы разделяла их общее желание не нарушать тишину последнего привала перед долгой дорогой.
Кто-то должен был оборвать молчание, и это сделал Фенрис. Он шагнул вперед, к повозкам и позвал за собой Мерриль. Менельтор вздрогнул, словно только сейчас обнаружил, что помимо их двоих на этой поляне еще есть важно снующие туда-сюда рабочие и квартирмейстеры, веселящиеся и громко горланящие солдаты, эльфы, сидящие на облучках. Это все вдруг снова вернулось для бывшего пограничника и он снова вернул на свое лицо предельно жесткое и не выказывающее решительно ничего, кроме безразличия, выражение.
- Я хочу, наконец, увидеть его, - сказал эльф и долийка рядом с ним, сама не зная почему, невольно прижалась к его плечу, солидарная с ним и полностью разделяющая его желание.
Менельтор кивнул:
- Третья слева. Та, что с гербом, - голубые листья.
Фенрис отчаянно давил в коленях предательскую дрожь, невольно передавшуюся от Мерриль (которая, к слову, просто ходила ходуном от волнения) к нему. Он боялся, что просто-напросто упадет, не совладав со своими чувствами, когда войдет под полог крытого фургона, - и не прогадал. Эльф рухнул на колени перед невысоким соломенным, хорошо утепленным ложем, и из глаз его беззвучно полились сами собой слезы. За спиной его тонко всхлипнула Мерриль и обняла его за плечи, шепча что-то на эльфийском. Фенриса же душила жалость, отчаяние и безумная радость. Он не знал, куда девать свои эмоции, в один миг переполнившие его доверху, а потому только плакал, стиснув зубы, и целовал, целовал чуть теплые, соленые от его слез, грубоватые руки.
Хоук лежал невозмутимо, не замечая ничего вокруг, погруженный в глубокий сон. И, сколько и покрывал его верный эльф его пальцы, руки, шею и щетинистые щеки поцелуями горячих губ, сколько ни заклинал очнуться, сколько не шептал ему на ухо очаровательные, спутанные, влюбленные глупости, все едино – Хоук не просыпался. Он, кажется, почти даже не дышал.
И Мерриль, сама заливаясь слезами, с ужасом подумала, что его скромное соломенное ложе с одеялами и большими пуховыми подушками жутко напоминает смертный одер. Но они оба, - и она, и Фенрис, - отчаянно гнали от себя эти мысли.