Россия всегда знал, что Эстония с Литвой те ещё бюрократы и, сказать по-правде, крайне ценил в них это качество. Должен же кто-то заниматься бумажной волокитой, если самого Брагинского начинало тошнить от неё уже на втором часу. А эти двое, похоже, получали истинное удовольствие от согласований, пересогласований и уточнения формулировок. Иван вздохнул. Настенные часы бесстрастно показывали час ночи, а значит, работа длилась без перерыва уже почти двенадцать часов. Но Торис и Эдуард, казалось, только вошли во вкус. Количество бумаг в кабинете Брагинского за рабочий день выросло настолько, что пройти из угла в угол, не задев ни одну из стопок, было практически невозможно. Стопки с уже разобранными бумагами лежали на рабочем столе, подоконнике и паре стульев, тем самым оставив Эстонию и Литву без сидячих мест, неразобранные занимали пол и диван. А ведь сегодня был только понедельник, Иван с ужасом представлял, во что эти два бюрократа превратят его кабинет к пятнице. Да что там к пятнице, уже завтра вечером в кабинете яблоку будет негде упасть.
Где-то в глубине сознания Ивана вспыхнула яркая картинка. Большое, сочное, красно-желтое яблоко падает в зелёную траву, капли росы тут же попадают на его кожицу. Миг, и видение исчезло, хотя ещё секунду назад оно было настолько реально, что Брагинский даже чувствовал запах этого яблока, свежести и далеких костров.
— Таким образом, этот пункт становится абсолютно непригодным для...
Эдуард доказывал что-то Торису со всем пылом своей бюрократической души.
— Яблоко в траве. — Должно быть, Иван молчал слишком долго, потому что после его слов в комнате резко воцарилась тишина. Оба прибалта смотрели на Россию со смесью полного непонимания и священного ужаса. Первым от шока отошел Торис, он вообще соображал на удивление быстро, хоть и не славянин.
— Что, простите?
— Яблоко, — охотно пояснил Иван. — В траве.
— И... и что оно там делает? — На этот раз очнулся Эдуард. Брагинский как мог изобразил наивность.
— Я не знаю. А по-твоему, что?
Прибалт окончательно впал в ступор, впрочем, России некуда было спешить, и он спокойно ждал. Повисла долгая томительная пауза.
— Это что, какой-то тест?
Иван отрицательно покачал головой.
— Просто скажи, какое оно, яблоко в траве.
Эта пауза оказалась длиннее предыдущей и ещё более напряженной. Кажется, Эстония лихорадочно соображал, какого именно ответа от него ждут. И, естественно, идей у него не было.
— Э-э-э... — неуверенно начал он, — просто яблоко, обычное.
Россия улыбнулся. Чего-то подобного и следовало ожидать.
— А ты что скажешь? — Иван повернулся к Торису, тот вздрогнул от неожиданности. Возможно, надеялся, что про него забыли.
— Ну, я... — Литва покраснел до кончиков ушей, вцепился в папку с бумагами, как в самое драгоценное, и весь сжался. Свой ответ он уже знал, но вот вслух произнести явно боялся.
— Не стесняйся, говори. Не убью же я тебя за ответ, верно?
Судя по выражению лица Литвы, он был абсолютно уверен в обратном. Но заговорить всё же решился.
— Яблоко маленькое, зелёное и кислое. И червивое, наверняка. Феликс... — Тут Торис запнулся и с ужасом взглянул в глаза Брагинскому. Секунда, и он продолжил уже более уверенно. — Феликс, наверно, обронил. Он часто ночью пробирается в мой сад и набирает этих яблок. Я ему сотню раз говорил, что эти яблони для тени, а буквально в двух шагах есть нормальные, со сладкими яблоками. Но он же меня не слушает, потом ест эту кислятину и радуется, как ребенок.
К концу монолога Литва даже позволил себе слабую улыбку.
— Поздравляю, ты не безнадёжен, — хмыкнул Россия, вставая со своего места.
— Подождите. Вы куда? — запротестовал Торис. — Мы ещё не закончили, у нас полно работы!
Брагинский уныло оглядел кипу бумаг, завалившую его кабинет.
— Зато я закончил. А вы можете продолжать, не стесняйтесь, работайте столько, сколько нужно. И, пока между собой не договоритесь, ко мне не приходите.
Выждав эффектную паузу и убедившись, что ни один из прибалтов так и не нашелся что сказать, Иван направился к двери.
— Но как же...
— Я в вас верю! — С этими словами Россия вышел из кабинета, захлопнул дверь и выдохнул. Сегодня был очень трудный день.