чанбин имел своеобразное отношение к морали. иногда приходилось лениво гуглить это слово, чтобы напомнить себе о том, что оно вообще имеет какое-то значение.

когда теряешь себя, то что-то обязательно сотрётся из сознания. тогда сами слова деперсонализируются, теряют свою сущность и бродят по миру с синдромом котара; «мораль» глубоко убеждена, что её уже давно сожрали червяки. и так было не только с нею, но и что-то банальное по типу «жизнь» и «смерть», «любовь» и «ненависть» теряло свою внутреннюю силу. потому что не только мы все знаем, что такое смерть, но о ней знают и дикие животные. человек отличается не только любовью к кодификации и упорядочиванию, но и наполнению каждого отдельного слова особыми ассоциативными цепочками, которые зачастую становятся бесконечными. и чем длиннее цепочка, тем чувственней является человек. это очень просто, и можно было бы даже обрисовать схематично, но все простое человек также любит осложнять. осознанно или нет, это сейчас не важно. важно лишь то, что чанбин потерял смысл, который несут слова. не тот поверхностный, который записывают в словарях, чтобы люди не забывали, с какой стороны находится земля, а с какой небо, а тот глубинный смысл, который для каждого свой, который определяет тебя как человека и является уникальным наряду с отпечатком пальца или цепочкой днк. получается, чанбин на какое-то время перестал быть человеком.

конечно, условно. всё это условно, всё это метафоры и аллегории, и в этом весь смысл. быть человеком — смотреть между строк. везде и всюду смотреть между строк, даже если этих строк нет. в этом заключается бытие.

чанбин смотрел на сбитую кошку и думал: «смерть».
потом плевался на грязный асфальт, попадая слюной на размотанную по дороге кишку бедного животного, и исправлялся: «нет, труп».

потому что если смотреть между строк, то можно заметить, что труп всегда находится рядом со смертью.
но ведь суть в том, что саму смерть не всегда сопровождает мёртвое тело.
если в какой-то момент ты теряешь способность прийти к этому заключению, то дела просто становятся плохи. возможно, как бы иронично это не звучало, именно в этот момент ты и умираешь.

школу чанбин закончил кое-как. честно, его просто было жаль. он практически не появлялся на занятиях, но был смышлёным и хорошо воспитанным. молоденькие учительницы охали между собой: «как жалко!», а старенькие устало глядели вслед. чанбин такой был не один, и такие еще будут, и если всех их жалеть, то на себя сил не останется. поэтому чанбина было не так жалко.

чанбин прочно подсел на наркотики. однажды это просто стало заметно. поползли слухи, вспомнились все досадные факты из биографии чанбина и, методом простейшей дедукции, все узнали об этом. было даже непонятно, скрывал ли он вообще данный факт. нет, естественно, скрывал. но чем больше времени с тех пор проходило, тем сильнее чанбин убеждался в том, что именно тогда он просил и кричал о помощи, и достаточно было протянуть руку, чтобы вытащить его. кого теперь следует винить в том, что он сам зашел в болото, а потом ожидал, что его кто-то спасёт? люди могут лишь стоять у берега и вздыхать: «как жалко!», потому что человеческая жалость давным-давно перетерпела инфляцию и обесценилась, весь рынок добродетели пал, и ныне её хранят у себя дома в надежде, что какой-то сумасшедший коллекционер однажды оценит её подороже за какой-то реальный номинал. чанбин не знал, что наступил тот период, когда некому стало выходить на парады с тяжелыми наградами на груди, но поколения по какой-то отвратительной механической памяти продолжают делать это, заменяя ордена этими бесполезными чувствами. и в дальнейшем, пока он захлебывался грязью и торфом, перед ним в знак утешения шествовали бесчисленные парады, торжественные и помпезные, где жалость людей блестела на груди и отражала солнечных зайчиков, и выученные речи повторялись, как заклятье или молитва. что чанбину было до этой грандиозности, до этих слов и выражений сочувствия, когда всё, в чем он всё это время нуждался, это чтобы люди хоть на секунду заткнулись и наконец протянули ему руку?

но каждый человек знает, что тонущий — источник повышенной опасности. решишься ему помочь — сразу окажешься в его положении.
поэтому, возможно, они были правы. чанбин заслуживал оставаться на своём месте.

интересно, как вообще можно умудриться с травы подсесть на серьезные наркотики? у меня есть этот ответ для вас, и у меня есть он для чанбина, но мы находимся здесь именно для того, чтобы он сам открыл для себя эту истину.
не обязательно ту, о которой думаю я. достаточно _просто_ открыть истину.

все же, спустя какое-то время в жизни чанбина появился хёнджин.

 – О-ОУ! Дела ПЛОХИ! – 

каждый человек знает, что тонущий — источник повышенной опасности, но, если честно, лично хёнджин предпочёл на время забыть об этом.

— правда или действие? — неожиданно прозвучало между громким хрустом чипсов во рту. слова были брошены как-то невпопад, словно препятствие на пути у бесконечного потока воды, останавливая звук буквально на секунду, чтобы потом вновь повториться в том же темпе и громкости. хёнджин сидел на одном конце своей кровати, упираясь затылком в стену, а чанбин сидел на другом, напряжённо вслушиваясь в чужие слова.

— с чего это вдруг? — чанбин с интересом покосился на него.

— м-мм, правда или действие? — безразлично повторил тот, не отрываясь от поедания.

— в таком случае, действие?

— так и знал, что ты это выберешь.

они были знакомы буквально неделю, если не меньше, но хёнджин был будто настроен на частоты чанбина изначально. будто бы он читал о нём в какой-то художественной книжонке, или смотрел новостной репортаж о том, какой он, со чанбин. и за такое короткое время он понял, что правда для со чанбина является во много раз страшнее, чем какие-то действия, ведь ничто так не бьёт, как молот истины. по крайней мере, чанбин так думал. и, скорее всего, он думал, что молот этот ударит скорее по хёнджину, и если тот разобьётся, то игра будет окончена для них двоих.

лениво поднимаясь, хёнджин подозвал чанбина к себе жестом и терпеливо подождал, пока тот усядется достаточно близко. внимательно рассматривая погасшие во мраке комнаты глаза, он невозмутимо достал целую чипсину и отправил к себе в рот, оставив половину снаружи. помотал головой. до чанбина дошло довольно быстро, и он даже усмехнулся: такие задания в садике придумывали. ничего страшного.

всего-то стоило наклониться, очень аккуратно отломить кусочек зубами, не прикасаясь губами к чужим, и дело с концом. и все пошло бы по плану, если бы пальцы хёнджина не зарылись в чужие короткие волосы, с силой намекая, что никто больше не двигается. так они и застыли, с одной чипсиной во ртах. очень странно. этого развития событий чанбин совсем не ожидал.

его взгляд плавился в расфокусе, и лицо хёнджина казалось мутным пятном, а глазам требовалось много сил, чтобы зацепиться и рассмотреть его глаза или бровь, которые, в целом, особо не изменились. хёнджин был спокоен, а рука его была тяжела. комната словно заполнилась формалином, забальзамировалась и уже представлялась в каком-то музее. каждый мускул чанбина напрягся и застыл, а лицо, наоборот, не могло остановиться на одном выражении. оно словно пребывало в судорожном припадке, и даже уши его еле заметно двигались. хёнджин был словно советская статуя, высеченная небрежно и угловато. его большие глаза закаменели, а пальцы, тем временем, перебирали клочки волос.

между их губами находился один маленький слайс зажаренного картофеля, и в такой ситуации нельзя было ни спросить, ни самому начать действовать. разломать этот крохотный мостик между ними первому чанбину не хватило смелости. поэтому за такой короткий срок он научился говорить на языке переглядываний и шумного дыхания носом. непонятно, сколько это длилось, но в памяти чанбина отпечатались глаза хёнджина, которые, казалось, невозможно было запомнить из-за расстояния, но мозг сам дорисовал их в мельчайших подробностях. вероятно, именно это послужило первым звоночком. и именно тогда, обмениваясь неровным дыханием, закрепляя друг за другом факт того, что они оба живы, и живы прямо сейчас, чанбин, кажется, сказал больше, чем за всю свою жизнь. а внимательный и терпеливый взгляд хёнджина сам за него сказал, что теперь волноваться не о чем. что он обо всем знает, и знает больше, чем чанбин сам способен ему рассказать. тогда он чувствовал, словно голова вскипает, а кожа отслаивается из-за температуры, но не от какого-то влечения и желания, а скорее от непривычного страха, который бывает во время ночных кошмаров. как будто кто-то тебя догоняет. как будто кто-то неуклонимо следует и всегда знает, где тебя искать. иронично, но в другом контексте это отлично подходит для описания любви. наверное, чанбин тогда влюбился.

слоу-мо оборвалось, и хёнджин резко убрал руку, хрустнул чипсиной и улыбнулся, пережёвывая оставшиеся во рту снэки.
чанбин медленно вернулся в нормальное положение, заметив, как сильно у него заболела спина от напряжения.

— ты когда-нибудь целовался с парнем?

хёнджин смотрит невинно и облизывает пальцы, испачканные в приправе.

— да.

— врёшь?

чанбин смотрит в глаза хёнджина и понимает, что его мозг запомнил и воспроизвел их в точности до последней колбочки, до последней реснички и острой ветви капилляров.

— да, конечно.

 – НУ И ДЕЛА, КАПИТАН, МЫ ТОНЕМ! –

как бы объяснить то, что чанбин чувствовал по отношению к хёнджину? какие бы слова подобрать, чтобы стало ясно, что именно он представлял для него? скорее всего, этих слов еще не придумали. стоит поискать их в словарях французского языка, это точно. эти французы вечно выдумывают какие-то красивые слова для целого ряда чувств, а потом эти слова никто не может вспомнить. или как эти бедолаги с кассет старых тв-шоу, у которых спрашивали, за что они любят своих жен, и все ожидали какого-то особенного ответа, который откроет для всех завесу истинной любви, но ответы всегда были по типу «она красиво смеется», «она добрая» и т.д. тогда чанбин охал и расстраивался, мол, как же банально и глупо! наверняка они расстанутся через неделю.

теперь же чанбин сидел и думал: «он так красиво облизывает пальцы». оригинально, но по смыслу еще хуже. лучше бы сказал про красивые губы или родинку под глазом. неужели любовь такая посредственная? никаких высоких мыслей, самопожертвования и многочасовых поэм восхищения? может, чанбин просто хёнджина не любит?

очень странно, ведь его, как бы сказать, не особо и тянет. ему бы хотелось поцеловать его, но не так, что нельзя стерпеть. может, ему бы хотелось даже чего-то больше, но, думается, зачем всё усложнять? если честно, чанбину было важнее знать, что хёнджин рядом с ним и он в полном порядке.
это тоже называется «любовь», просто между строк.

«знаешь, что такое сторге?», — однажды спросил хёнджин. чанбин ответил отрицательно. — «загугли».

чанбин загуглил. но ему это не было необходимо, потому что в отличии от «морали» и всего прочего, слово «сторге» свой особый смысл поселило в чанбине задолго до того, как он увидел набор букв, обозначающий этот смысл.

что стоит рассказать о хёнджине, чтобы можно было понять, каким важным он был для чанбина? он научил того любви, не говоря о ней и слова.

и чанбин, в то время не знающий отдыха и нормальной жизни, подрабатывающий банальным закладчиком, вдруг непривычно расклеился. глупо говорить, что хёнджин «вставлял» покрепче дури, ведь это неправда. просто чанбин решил сдерживаться, ведь под скоростями ты теряешь такие ценные мелочи, как теплоту и шершавость чужой кожи, мимолетный взгляд и улыбку, перебирание волос и легкие постукивания пальцами по косточке запястья. конечно, разные наркотики давали разный эффект в данном случае, но чанбин убедил себя, что хёнджин в чистом виде заслуживает маленькой толики его страданий. потому что ничто в жизни не было таким прекрасным без действия веществ. наверное, услышь это хёнджин, сразу бы скорчил недовольную рожу и посмеялся, да и чанбин бы сам рассмеялся, но в этот раз все слишком серьёзно.

хёнджин влез между его отношений с наркотиками. любовные треугольники заканчиваются плохо.

«понимаешь, я не хочу тебя ничему учить. ты и сам знаешь, что делаешь», — говорит хёнджин.

«ты не можешь продолжать в том же духе. тебе нужно лечение или сила воли. что-нибудь, но это должно прекратиться», — шепчет хёнджин.

«я не хочу однажды найти твой труп», — плачет хёнджин.

чанбин втягивает белую дорожку и думает, что она поможет ему решить, что делать в его положении. ну, нет.

– В ТВОЕМ ПОЛОЖЕНИИ — ТОЛЬКО ЗА БОРТ –

чанбин втягивает хёнджина в «тусовку». тот об этом не просил. не просил показывать свой мир, не просил макать с головой в лужу, харкаться кровью. не просил криков и ругани, не просил алкоголя на одежду и прожженной куртки чьим-то бычком.

как же хёнджину не повезло! он подобрал щенка на улице, а у того — букет болезней, детских травм и зависимости!

чанбин грызет ногти,
зрачки расширяются,
хёнджин грызет чьи-то губы,
чанбин чувствует, как капает кровь на футболку — странно и невыносимо.

«ты изменяешь мне с порошком, а я не имею права?», — в шутку говорит хёнджин после. начнём с того, что у них и отношений толком не было, поэтому злиться ни к чему. но и в остальном правда была на стороне хвана. ничего не поделаешь, пока кровь гонит активный элемент химического соединения, хван хёнджин имеет право делать чанбину больно.

теперь он не был уверен, что тот был рядом. и в его состоянии он не был уверен.
теперь они оба в одной лодке. или, лучше сказать, оба её с позором покинули.

ах, если бы всё было так просто! если бы одной мысли или просьбы было достаточно, если бы тебе говорили: «забудь», и ты забывал. если бы боль не оставалась и не портилась в уголках души как протухшие яйца, если бы нужно было только захотеть. чанбин правда хотел.

чанбин хотел поступить в университет и пойти учиться с хёнджином. на какую-то не особо скучную специальность, чтобы они оба могли справиться с этим. чтобы они могли гулять после занятий и сидеть часами в ближайшем кафе, смеясь и дурачась. если бы можно было вернуться домой, а там был отец, которому хочется рассказать о прошедшем дне. если бы можно было поцеловать хёнджина в щёку, и тот бы всё понял, тот бы сразу получил телеграмму в сознание: «я дорожу тобой, ты заставляешь меня держаться живым и становиться лучше, я хочу видеть твою улыбку и знать, что ты счастлив со мной и без меня». если бы можно было идти по улице, держаться за руки и мягко поглаживать большим пальцем чужие костяшки, делая этот жест гораздо интимнее. если бы можно было просто быть и быть счастливыми — чанбин бы сделал это, честное слово.

«прошу, остановись», — хёнджин стоит перед ним и на лице его нет выражения печали или сожаления, на нем лица вообще нет.
«боже, чанбин, остановись!», — отзывается эхом в голове.

почему все близкие люди просят его остановиться?

– МОЖЕТ, НАКОНЕЦ, ПОЙМЕШЬ, ЧТО ТЫ ИДЕШЬ НЕ ТУДА? – 

«я хочу дружить с тобой, но с каждым разом ты все больше…», — голос хёнджина скрывается за толщей помех.

— я не могу, — тихо выдает чанбин.

смычок слетает со струн скрипки с ужасным скрежетом.
затаившийся зверь, выждав тишины, начинает вести когтями по стеклу.
чьи-то кости крошатся на фоне.
хруст-хруст-хруст.
огромные куски пенопласта разрываются и трутся друг о друга в адском котле.

чанбин срывает голос, когда хёнджин перед ним начинает ПЛАВИТЬСЯ.
его лицо медленно сползает с черепа, все хрящи смягчаются и превращаются в разваренное месиво. бежевый быстро смешивается с красным — это cherry cheesecake. он пахнет любимыми духами чанбина и жареной плотью. одежда грузно падает на пол с него, ведь ей уже не на чем держаться. его фигура медленно оседает, и первым падает череп, отрываясь от позвоночника при ударе. покрытая слизью и остатками мяса, круглая костяшка резво подкатилась к ногам чанбина. его стошнило.

— чанбин, ты проснулся?

голос хёнджина из реальности прозвучал как самое ненавистное и желанное в этот момент. теперь и он казался предателем. как он мог появиться в его снах? как он мог издеваться над ним там? как он… как он…

— хён, ты опять плакал. — тихо произнес хёнджин. — это из-за того, что ты убил минхо?

— нет, это потому что я мог убить тебя, — честно признаётся чанбин и наклоняет голову до упора вниз, целуя хёнджина в макушку.

— я попробовал их на вкус, — неожиданно заявляет он, стирая оставшиеся капли слез с чанбиновых щёк. — солёные. хочешь?

хочет ли чанбин? он вдруг задумался. может, это то, чего ему не хватало все это время?

— хочу.

это было настолько сюрреалистично, что чанбин сначала сам не поверил в серьёзность намерений, но пальцы хёнджина незамедлительно отправились к нему в рот. сначала неуверенно, задерживаясь на губах, но как только чанбин поддался и расслабился, открывая челюсть по мере продвижения пальцев во рту, хёнджин напрягся и уже сам управлял процессом, несколько резко оттягивая нижнюю челюсть чанбина вниз, проводя по языку пальцами. это выглядело нелепо, поэтому надо было что-то делать, и чанбин сделал: захлопнул рот и медленно провел языком по всей длине пальцев. надо сказать, пальцы у хёнджина длинные. солёного вкуса слез на них уже не осталось, но чанбин продолжал играть с ними у себя во рту, хотя каждый понимал, что в подобном уже точно нет нужды. как и не было нужды разводить их буквой V, проходя между ними языком.

— ох, блять. — хёнджин уронил голову чанбину на плечо, вздрагивая всем телом и резко убирая руку от лица чанбина, упираясь ею об спинку дивана. ему явно сложно давалось стоять на четвереньках над чанбином, поэтому тот провел руками по чужой пояснице и с силой надавил, опуская хёнджина на себя. кажется, оба почувствовали, что они уже натерпелись. оба почувствовали, что конец света уже близко.

хёнджин собрался с силами и отполз по чанбину вниз.
тот с волнением следил за отдаляющейся макушкой, скапливая слюну где-то у язычка на нёбе. кажется, он даже забывал вдохнуть новую порцию воздуха, не то что сглотнуть.
длинные пальцы хёнджина ловко расстегивают ширинку на штанах чанбина.

конец света уже здесь.

блятьблятьблять
глаза у хенджина полностью черные. такими рисуют демонов. губы сухие, кожица напоминает пленку на молоке. чанбин закидывает голову назад, чтобы не смотреть на это. такое ощущение, что всё его тело онемело, но чувства, наоборот, усилились в пять раз. лишь бы не смотреть, хотя бы не смотреть. сдавленное мычание прорывается сквозь слипшиеся губы, но чанбину, на самом деле, хочется кричать. неужели хван хёнджин отсасывает ему именно в этой реальности?
амбивалентность ситуации зашкаливает, чанбин пытается отвлечься. нужны образы, образы,

образы
образы луны и звёзд, но и там находит себе место хёнджин, открывая рот и указывая на падающую звезду, сидя на толстовке чанбина. этот вечер перематывается снова и снова, фокусируясь лишь на одном — хёнджи-

образы моря? губы хёнджина обхватывают горлышко бутылки, кадык перекатывается при глотках, капля воды падает на воротник рубашки. чанбин растекается и впитывается, как эта капля. он становится единым целым с неудобным и жестким диваном.

в голову лезет все что угодно, но ничего не дает забыть о том, что происходит в данную секунду:
апельсин, разрываемый надвое сильными руками чанбина, брызгает мелкими каплями на его черную футболку. хёнджин берет его в руки и чистит от оставшейся кожуры, а после облизывает руку, по которой успела скатиться одинокая сладкая капля, оставив липкий след за собой.
хёнджин, он, облизыва-

блять, что представить, чтобы не нагнать образ хёнджина перед чанбином, облизывающего губы, обрывающего тонкую ниточку слюны? коленки вместе, пальцы впились в тазовые косточки чанбина, капли пота со лба брызгают прямо на чужой пах при очередном резком движении.

чанбин, наконец, осмеливается взглянуть в глаза хёнджина и чуть не воет волком от открывшегося вида: его красивые глаза были слишком мутными. чанбина накрывает реальностью происходящего. он осознаёт, что его нынешнее положение — самое желанное, и плевать, даже если они уже на дне.

на перекошенном лице разрасталась улыбка — дело сделано. чанбин задыхается, дёргая правой ногой, и закусывает нижнюю губу до крови, когда хёнджин проводит своей рукой по дрожащему бедру, утирая рот рукавом кофты. кажется, чанбин может почувствовать его касания каждой нервной клеткой, каждым рецептором, и сейчас он вновь дорисовывал у себя в разуме тот спокойный взгляд хёнджина, в который он был влюблён.

— я всё знаю, — вслух говорит хёнджин. — и всё равно люблю тебя.