Мечи скрестились опять и опять, высекая искры и оглушая звоном металла о металл. Орфей провел серию атак, изящно переступая с ноги на ногу, отсек голову мертвецу точным ударом по шейным позвонкам и принял выпад еще одного костлявого на стальной наруч на свободной руке. 

Он не обращал внимания на дни, потраченные на лихорадочный поиск врат в ад, куда живым нет ни входа, ни указания. Не обращал внимания на то, была ли смена времен года, забывал о сне и еде, и спасала в этих столетиях?.. скитаний одна полубожественная стойкость. 

Делом помочь из богов, а уж тем более людей, никто бы не сумел. Даже Гермес вряд ли решился бы подсказать тайную тропу во владения Аида; впрочем, неясно: Вестник то ли не искал певца, то ли тот слишком хорошо от всех скрывался. 

Выбившись из ритма, уже изрядно уставший Орфей, которому пришлось прорубать себе путь до самого Стикса, оступился и поколебался. Возможно, именно неуклюжее движение позволило ему сохранить голову на плечах, вместо этого подарив глубокий порез на щеке. Ошибка за ошибкой, рана за раной, но хранителей подземного мира тоже становилось всё меньше. 

Повергнув последнего, герой едва не выронил клинок и оглянулся на реку, шумно дыша. 

Бесцветные, как и всё на границе, воды окрасились особенно ярким на этом фоне красным: его кровь обагрила и Стикс, и землю. Он и не заметил. 

Морщась больше в привычку, чем от реальной боли, даже не ощущавшейся в пока не угасшем пылу сражения и моральных страданий, Орфей зажимал порезы, чтобы не уплыть по переправе мертвых естественным образом. В раздумьях о том, как ему поступить дальше, музыкант напевал мотивы, сочиненные им вместе с Эвридикой. 

Лодка вынырнула из дымки столь же плавно, сколь и неожиданно – в очередной раз, будто на зов.

Сперва не признав в темном силуэте Харона, юноша схватился за оружие, готовый еще показать, чего стоит, однако перевозчик поднял ладонь в мирном жесте. Что ж, вряд ли он бьет людей веслом по макушке для упрощения процедуры транспортировки.

– Привлекла меня живая кровь, коей никогда ранее не попадало в Стикс,  – Объяснил бог, сверкая пустыми глазницами. Течение вряд ли настигло его быстро, так что он скорее солгал. Звук разносится над водой куда стремительнее. – Хороши твои песни, отважный, наивный… Орфей. Ты решился сойти в ад в погоне за своей любовью?

Острые брови дернулись вверх, выдавая мелькнувшее на миг удивление. Эвридика о нём говорила?  

– И вернуться с нею наверх, – С вызовом откликнулся поэт. 

– Желаешь потягаться с судьбой… – Понимающе протянул Харон с плохо скрываемой горечью. – Уходи. Твой бой изначально проигран. Поверни назад. Вернись сейчас и доживи свой век.

Герой нахмурился: отговаривал ли его Харон по доброте? По личным причинам? Каким? 

– А нужна ли мне одному эта жизнь? Не могу – и забудем об этом.

Лодочник вздохнул и протянул барду руку.

– Пламенен твой взгляд. Останавливать тебя не мне, – Молвил он, обращаясь более в пустоту, чем к собеседнику, в чём-то себя убеждая и рассуждая. 

Орфей, по-прежнему не улавливающий странность поведения бога, забрался в суденышко и занялся перевязкой. Отчалив, Харон не произнес потом ни слова, впрочем, его пассажир и сам не заговаривал, готовясь к встрече с царем ада, неведомыми опасностями и с Эвридикой. С Эвридикой, ради которой он и поставил всё на карту. Усмиряло нервное напряжение одно: они двое воссоединятся так или иначе. 

Спутники плыли мимо бесплодных земель, сменяющихся райскими ландшафтами уголка для доблестных воинов, а затем жаром и лавой, пока не достигли дворца.  

Поблагодарив своего сопровождающего, Орфей бесстрашно отправился к дверям и лежащему возле них Церберу, немигающе глядящему на него всеми шестью глазами. Харон задержался ненадолго, провожая юношу, однако выдохнутые им ободряющие фразы ушей героя не достигли. 

Пусть темпераментный, полубог не был глуп: у него сейчас не хватило бы сил открыто драться. А посему он сыграл стражу на лире, очаровывая и завораживая. 

Дорога была свободна.