Аппарировав у небольшой развилки с покосившейся табличкой, Дельфи сморщила нос. Здесь был туман, серый и холодный, слышался шум проезжающих где-то вдалеке машин. Фонари не работали, людей не было видно. Заброшенный и давно не используемый парк аттракционов, а чуть подальше — заросшая тропа, ведущая в сторону такого же заброшенного музея. Вздохнув, девушка накинула на голову капюшон серой мантии с черным гербом лилии. Она тронула рукой в перчатке калитку, та заскрипела и с трудом поддалась. Трава была прижата к земле — видно, кто-то был здесь. Хмыкнув себе под нос, Дельфи направилась в сторону тропы, где вдалеке сквозь непроглядный серый туман виднелось черное, накренившееся чуть набок здание. Деревья здесь были мертвыми, как мертва и земля под ногами. Рыхлая, сухая и безжизненная. Воздух, спертый и тяжелый, сдавливал легкие. Но Дельфи упрямо шла, то и дело наклоняя ветви сухих деревьев. Вскоре перед ней предстало здание с черной кирпичной кладкой, осыпавшимися с крыши балками и ветхой древесиной. На ступенях крыльца были сколы и трещины, разводы мутно-зелёной грязи. Под ногами хлюпала вода, и бетон, давно потрескавшийся и осыпавшийся, собирался в комки и прилипал к туфлям. — Черт, — поморщилась Дельфи и магией очистила обувь. Несмело шагнув на одну ступень, она пристально посмотрела на приоткрытую дверь и сгущавшуюся внутри темноту, которая будто пульсировала и исторгала холод. Руки Дельфи чуть подрагивали. Невесомо она коснулась старой ручки, дернула ее на себя и тут же закашлялась — таким чахлым, застоявшимся воздухом пахнуло на нее. Легкие будто сдавило, и девушка прикрыла рот и нос рукавом мантии. В огромном зале не было ничего, кроме обвалившегося бетона и упавших балок, и еще тут повсюду летала пыль, серебром посверкивая в бледном свете, просачивающемся через щели и провалы пустых окон. Туман забрался и сюда, объёмным облаком скручиваясь в темных углах, таясь шепотом в щелях и отскакивая от бетонных стен легким скрежетом. Послышались голоса откуда-то снизу. Сейчас уже и не скажешь, что это музей. От музея здесь остались лишь постаменты, обрывки старых кричащих заголовков плакатов, карточки с иероглифами. На плитах стертый, блеклый узор — он выцвел и напоминал не бронзу, а просто грязный пол с тонкими паутинками трещин. Дельфи шла по полу, под ногами хрустели стекло, прутья, листья и мелкая крошка бетона. Наконец впереди показался ведущий куда-то проход — такой же черный провал, отторгающий и не принимающий ее. Оттуда со свистом летел ветер, скользил по рукам и ногам, пробирался под одежду. Было неуютно, некомфортно, в горле стоял ком. Но она была не намерена просто так сдаться. Шелест мантии по полу, покрытому пылью, и глухие шаги отдавались эхом от пустынных стен. Слабый свет люмоса разгонял здешнюю темноту. Последняя ступенька — и ее туфли коснулись паркета, потертого и треснувшего местами, грязного, но все же паркета. Она старалась идти тихо, затаив дыханье, когда показалась небольшая щель. Это была дверь со слабым мерцающим голубоватым сиянием. Девушка подошла ближе и приоткрыла ее. За дверью оказался огромный зал — больше, чем тот, в котором она была ранее, и намного чище. Там находилась трибуна или что-то похожее на нее с помостом, вокруг люди в черных мантиях. На самом помосте стоял высокий мужчина в синей мантии с высоким воротником. Его седые короткие волосы посверкивали серебром на свету, а сам он был окружен голубым пламенем, больше похожим на обжигающий водоворот. Дельфи несмело двинулась к кругу. Высокий чародей что-то витийствовал, голос его был твердым, бархатным, уверенным. Магия вокруг вьюжила, колола, обжигала, причиняя легкую зудящую боль. Алчные взгляды были прикованы к фигуре Гриндевальда, глаза его блестели, и на губах играла улыбка — неприятная и неуместная сейчас. — Пришло время показать, какое будущее ждет всех, если мы не восстанем и не займем то место, которое принадлежит нам по праву.(1) Толпа вздрогнула, и все увидели, как темный чародей берет из рук юной помощницы странного вида шар; он был маленький, как те, которые обычно покупают в декоративных лавках со снежными домами. Хрустальный шар был заполнен голубоватой дымкой, похожей на воду, перетекающую от стенки к стенке. Сначала никто не понял, что такого особенного в этом шаре, но потом Гриндевальд увеличил его. Это было похоже на голограму, парящую в воздухе: мелькали по кругу силуэты людей, костры, охватывающие огромные лесные массивы, парящие в воздухе шарообразные наэлектризованные вилы. Небо было черное, пропитанное пеплом и гарью, по земле шли люди с оружием и стреляли. Но вот, картинка поменялась, и перед изумленной публикой показалось ужасное зрелище. Небольшое помещение с решетками, на полу — измученные и изувеченные люди в серой одежде. На запястьях у них какие-то браслеты, от которых тянутся трубки, а по ним течет какая-то жидкость нежно— голубоватого, почти белесого цвета. Магия — мелькнуло в головах ошеломленных волшебников. — И это самый безобидный сценарий, — прошелестел голос, заставив всех вздрогнуть. Дельфини моргнула и с трудом оторвала ошеломленный взгляд от парящего, транслирующего видения, шара, посмотрела на волшебника и поежилась. — Магглы не способны понять и принять нас, — говорил он, — когда они прознают, что такое магия и на что она способна, они попытаются использовать ее. Для них это решение всех проблем: болезни, экология, деньги, улучшение условий жизни. А так как магов намного меньше, они попытаются схватить нас и запереть в лабораториях, чтобы понять устройство магии, и можно ли ее передать обычному человеку. На нас будут ставить эксперименты, нас будут мучить, нас специально заставят размножаться, чтобы изучать наше потомство, чтобы сделать его податливым и готовым ко всему. Наши дети не будут знать другой жизни и не смогут противостоять своим поработителям, в то время как мы еще сможем побороться. Но надолго ли нас хватит? Толпа зашепталась, загудела. люди смотрели друг на друга недоуменно, кто-то кивал и поддакивал словам мага. — Я не согласен с этим! — воскликнул какой-то долговязый юноша в растянутом пальтишке. — Я вырос с магглами. Они не такие! — Есть те, кто боится всего необычного, всего, что нельзя объяснить наукой, физикой или просто понять, — возразил другой волшебник в солидном пиджаке и конусной шляпе. — Многие веруют в Бога, а Библия отвергает всё магическое, и нас могут объявить демонами. Мы вернемся во времена Инквизиции, и если не наука нас убьет, то убьют верующие. Это вопрос времени. Дельфини на это лишь скептически хмыкнула. Она к магглам относилась спокойно, считая их другой стороной мира. Есть они — маги, и есть обычные люди — магглы. Однако история доказала, и не раз, что идея объединения магов и магглов может оказаться для волшебников фатальной и губительной во всех смыслах. Гриндевальд был прав. — Как бы там ни было, — поднял руку волшебник на сцене, — мы не можем рисковать нашим видом. Сейчас, несомненно, найдутся те, — Гриндевальд посмотрел на того щуплого паренька, — кто будет яро стремиться к союзу с магглами. Они считают, что магглы — такие же, как и мы, просто без магии. Что мы спокойно можем сосуществовать вместе. И это ошибка. Голова кружилась. Дельфи подозревала, что здесь замешаны благовония, они притупляли мысли и не позволяли отвлечься на что-то другое, кроме волшебника в центре пламенного круга. Сфера все еще парила в воздухе, показывая самые ужасные варианты развития событий с магглами и волшебниками. Девушка старалась не поддаваться охватившему ее притяжению, которое неодолимо влекло в сторону круга. Послышались странные звуки, похожие на громкий топот, и приглушённые голоса сверху — это заставило ее наконец сбросить оцепенение и выйти из странного транса. Дельфи посмотрела в центр, на Гриндевальда. Тот выглядел спокойным и не выказывал никакой нервозности или стремления поскорее все свернуть. Его помощница поклонилась своему господину и тенью скользнула к выходу из зала. Словно она понимала его без слов. — Магглы — варвары. Алчные, жестокие и совершенно не умеющие воспринимать кого-либо, кроме себя самих. Присоединитесь ко мне, братья-волшебники! Присоединитесь, и мы сможем заставить их принять поражение, склонить перед нами головы. Мы сможем жить, не таясь, и не тесниться на маленьких территориях. Больше не будет нужды жить тайно. Мы — будущее, за нами — развитие мира. Послышался грохот открывающихся дверей, и в помещение, залитое голубоватым светом, ворвались люди в лилово-красных мантиях с золотистой вышивкой на мантиях в форме буквы М. Дельфини сжала палочку, сощурившись. Несмотря на то, что она накинула капюшон, и ее, по идее, невозможно было узнать, всё же не хотелось бы, чтобы ее арестовали за участие в сомнительном мероприятии. Гриндевальд улыбнулся настороженной публике и повернулся к вошедшим служителям правопорядка. Мракоборцы не нападали и не предпринимали попыток кого-то арестовать, они рассеялись среди толпы. Дельфини вновь сосредоточилась на фигуре Гриндевальда, окруженной огнем. Она уже знала, что это за магия, что за чары наложены на зачарованный круг. Ее руки мелко задрожали, страх сковал ее легкие. Всего на секунду она позволила себе усомниться в правильности своего решения. Если она будет недостаточно искренна, то огонь поглотит ее, сожжет, не оставив и пепла. Толпа со всех сторон давила на нее, слышался гомон голосов, Гриндевальд что-то говорил, но неясный шум мешал расслышать. Огонь был настолько ярким и слепящим, что слезились глаза. Голова вновь разболелась и к горлу подступила тошнота. Она сделала шаг в сторону Гриндвальда, затем еще один, более уверенный, задержав дыхание. Страха не было, было что-то похожее на чувство предвкушения, легкого азарта. — Мы построим самую могущественную Империю! — говорил Гриндвальд, обводя взглядом толпу. Дельфи коснулась кончиками пальцев голубоватого пламени, которое не причинило ей вреда, и, вздохнув, прошла сквозь него. Это было схоже с тем, когда проходишь через волшебный барьер, отделяющий магглов от магов — легкая волна магии. Открыв глаза, она обернулась — стена пламени не давала пройти врагам. Немногие мракоборцы попытались пройти, но словно растворились в этом огне. Дельфи судорожно выдохнула, вновь посмотрев на спокойного Гриндевальда. Сквозь барьер прошло уже много волшебников, все они стояли позади своего нового предводителя. Дельфи узнала некоторых чистокровных представителей магического мира, чьи дети сейчас учились в Хогвартсе. Большинство же были молодыми, амбициозными и поддерживающие политику Гриндевальда. — Я сделала все правильно, — прошептала Дельфини, встав рядом с другими и подняв палочку против мракоборцев, пытающихся пробиться через зачарованное пламя. Гриндевальд рассмеялся и, взмахнув палами мантии, исчез в вихре аппарации. Не успела Дельфи опомниться, как почувствовала, будто к ней в карман что-то упало. Это был золотой галлеон, и Дельфи, повернув его в пальцах, растворилась в воздухе, переносясь порталом следом за Гриндевальдом.

***

Чем пахнет магия? Тому представлялось, что она пахнет чем-то жженым, горько-кислым и летней свежестью. Какая магия на ощупь? Том представлял, что она ощущается как что-то невесомое, но осязаемое, что-то упругое и обтекаемое. Как выглядит магия? На этот вопрос Том ответить не мог. Он всегда представлял ее как нечто бесполое, бесформенное, нечто светящееся и теплое. И в воздухе будто мерцали всполохи синего, да мутного зеленого. Как глаза стоявшего напротив Бастиана Грина. Откуда тот взялся в этом коридоре, не используемом учениками, да еще и в такое позднее время, Том не знал. Его все еще потряхивало в нервном ознобе от осознания, что он убил девчонку в школе, что не избавился от тела. Да, все бы кинулись на ее поиски, но — нет тела, нет и дела. Шумиха бы поугасла. И сейчас его терзало лишь одно: нужно вернуться, пока в тот туалет не зашел ещё кто-нибудь. Том хотел было снять с сокурсника баллы и развернуться к туалету, но не успел и рта раскрыть, как тот заговорил первым: — Я хочу научиться магии. Хочу видеть то же, что видишь ты. Хочу быть полезным для тебя, Том. Это прозвучало настолько неожиданно, что староста застыл, так и не сказав не слова. Голос юноши изменился; если раньше Грин был более резким, или же наоборот, временами импульсивным и дёрганным, то сейчас голос его был уверенным и холодноватым. О чем он говорит? — Грин, ты головой стукнулся? С познанием магии тебе к учителю, — недовольно произнёс староста. — Вернись сейчас же в гостиную, пока я не снял с собственного факультета баллы. Но тот не шелохнулся. На дне его глаз сверкнули красные искры, магия вокруг зазвенела, загудела, схлопываясь плотным коконом вокруг них. Том взирал на это с трепетом и благоговением. Он с трудом оторвал взгляд от пола, где серыми, почти черными змеями, ползла чужая — его — сила. Чужая магия ощущалась как его собственная, они сплелись, и кокон стал еще плотнее. — Баллы? — усмехнулся этот новый Грин и склонил голову к плечу, заинтересованно рассматривая Реддла. Так обычно смотрел он сам на тех, кого считал интересным. Это уже настораживало. — Ты готов снять с собственного факультета баллы? Как похвально, что ты так печешься о Слизерине. И как беспечно ты оставил тело и не замел следы, — Грин цокнул языком и покачал головой. — Если ты стремишься к величию, то ты точно делаешь это неправильно. Знания вскружили тебе голову и подстрекают на глупости. Ты совершаешь ошибки, — проговорил юноша с укором, будто отчитывал Тома. Его глаза стали похожими на мутное стекло с потеками. Грязные и такие неправильные… таких не бывает. Не должно быть. Том задержал дыхание, сжав в руке палочку. Если Грин знает, значит, он там был, и теперь будет шантажировать. Не зря он же выглядит таким самодовольным, будто узнал что-то запретное и тайное, что теперь известно только им двоим. Этого допустить было нельзя. — Остолбеней, — выпалил староста и легким движением руки метнул заклинание в Грина. Пока заклятье летело, он невербально и беззвучно кинул вдогонку еще и связывающее. Но все его старания не увенчались успехом. Он с изумлением увидел, как два луча — один красный, другой практически невидимый, достигли цели, но не причинили Грину никакого вреда. Совершенно. Абсолютно никакого эффекта. Тот просто вздохнул и перекатился с пятки на носок, а потом и вовсе приблизился почти беззвучно. — Том, зачем ты так? — спросил он тихо. В его глазах отражались искры от пламени факела. Губы у него были обветренные и сухие, кожа бледная и практически прозрачная. — Я тебе не враг. Я действительно хочу стать частью твоей команды, твоего ордена. Я сохраню твою тайну, Том. Я уже помог тебе, устранил тело, что оскверняло стены этой школы. Уверенный взгляд и слова, ложившиеся тягучей патокой. Том не обманывался, видя и замечая слишком многое. Палочка приятно согревала руку и покалывала, он сложил губы в тонкую линию и отступил на полшага назад. — Ты врёшь, — заявил Том, и холод потек ручьем по его спине. Времени оставалось всё меньше. — Разве похоже, что я вру? — почти натурально изумился Грин. — Миртл Уоррен была помехой, и она должна была умереть ради блага Хогвартса. Разве не об этом всегда твердил твой предок? — Откуда ты знаешь? — с подозрением спросил Том. Кончик его палочки уперся в грудь собеседника. Этот разговор ему всё меньше и меньше нравился. — Я мог бы сказать, мой Лорд, — прошептал одними губами беззвучно Бастиан, вызывая табун мурашек. Ещё ни из чьих уст это слово не звучало столь прекрасно. — Но ты отказываешься взять меня в свою тайную организацию, сделать частью команды, — не успел Том понять что-либо, как что-то где-то недалеко упало с глухим стуком об пол. Том моргнул, переводя взгляд через плечо Грина, и увидел тело, появившееся буквально из воздуха. За ними подсматривали. — Вот видишь, я могу быть полезным, — прошелестел голос, и Реддл вновь посмотрел на визави. — Кто ты такой? — спросил Реддл, и магия взметнулась, обжигая и причиняя боль его оппоненту. — Что ты такое?! Вместо ответа Грин рассмеялся; смех его был бархатным и чуть хриплым. — Я Бастиан Грин! По-моему, мы уже знакомы. Так как, возьмешь меня? А я расскажу тебе то, что ты так жаждешь узнать, — заговорщически пообещал Грин. Казалось, что магия Тома не причиняет ему никакого вреда, он выглядел всё так же спокойно, даже ни один мускул на лице не дрогнул. — Ты же всё ещё хочешь знать больше о крестражах? А вот это было уже самым настоящим поводом для паники, в которую Том не впадал курса с третьего. О крестражах не знал никто. Лишь туманно обещая своим сторонникам бессмертие, победу над вечностью, возвышение и новую эру, он смог удержать подле себя сторонников. Они избранные. Он избранный. Но теперь об этом знал Грин, новенький, который прежде волком смотрела на Реддла и всячески стремился пойти наперекор. Но Грин не мог об этом знать, как и про его орден. Если только… Смутная догадка, будто озарение, вспыхнула в мозгу, судорожно работающем над тем, как выбраться из ситуации. Грин читал его мысли! Но и это было невозможным, потому что Том в совершенстве владел окклюменцией. Никому еще не удавалось вломиться в его мысли. Даже если бы Бастиан пробил первые два щита, то навсегда застрял бы в ловушке. — Я всё тебе расскажу, — прошептал всё тот же дурманящий голос, набатом бивший в перепонки. — Покажу, расскажу. Я помогу тебе добиться величия, — слишком заманчиво, слишком сказочно и слишком фальшиво. — Ты поможешь мне отыскать один артефакт, а я стану твоим верным союзником. Думай, Реддл. Думай, — ухмыльнулся Грин и сам отступил в тень коридора. Факелы затрепыхались от сквозняка прошедшей магии. — Ты в большем выигрыше, чем я. Оцепенение спало, и Том сделал шаг к Бастиану, но тот, на удивление Реддла, уже растворился в полумраке. Даже не было слышно шагов. На каменных плитах все еще лежало пораженное Конфундусом тело какого-то гриффиндорца, чьи глаза лихорадочно блестели в тусклом свете. Том поморщился, мысленно чертыхнувшись. Это было похоже на какую-то дешевую игру, правила которой ему не были понятны. — Обливиейт, — проговорил Том, направив палочку в лицо студента. Об этом разговоре никто не должен был знать. Ему самому хотелось думать, что все это было странной галлюцинацией.

***

Это ощущалось, как будто ты паришь в невесомости, словно ты спишь и видишь сон, ты видишь, как твое тело куда-то идет, что-то говорит, но ты не можешь ничего сделать. Ты просто наблюдаешь со стороны. Волдеморт говорил какую-то чушь, нес полную ахинею, и кому? Тому Реддлу. Гарри, если бы мог, то закрыл бы глаза рукой. За этот короткий вечер он успел пережить немало потрясений и просто мечтал, чтобы это все закончилось. Здесь и сейчас. Было понятно, что Волдеморт проследовал какую-то конкретную цель. Он нарочно будто выводил Редлла. Гарри впервые видел на лице старосты растерянность, озадаченность и легкую панику. Теперь он знает, что Гарри знает о его преступлении. И это в будущем может сильно аукнуться ему. Том Реддл не оставит это просто так. Теперь они поменялись местами: Гарри пытался пробиться, перенять управление над телом, пытался заткнуть говорливого Волдеморта. Он в невидимые стены, кричал так, что сорвал голос. А потом вдруг увидел, так отчетливо и ясно, и это заставило его замереть и присмотреться. Черная пульсирующая нить тянулась от него к Тому. Этого не замечал Реддл, но Гарри видел. Он не понимал, что это за странный жгут, связывающий его и Волдеморта, а теперь еще и Тома. «Чего ты добиваешься?» — спросил Гарри, обессиленно уперевшись лбом в невидимую стену, возведённую Волдемортом. «Твоей капитуляции, мальчик», — прошелестел голос в ответ. Они свернули за угол. Гарри уже начал ощущать, как медленно возвращается в свое тело, он уже чувствовал свои руки, мысли вновь обретали ясность. Волдеморт, черный сгусток энергии, вновь возвращался в глубины сознания. «И помни, Гарри. Если ты попытаешься убить себя, то навсегда станешь лишь тенью. Как только твоя душа начнет покидать это тело, я смогу занять твое место окончательно. Наши души прочно связаны, но мы не сможем уйти за грань», — ухмыльнулся Волдеморт.(2) Но Гарри его уже не слушал. Получив власть над телом, он покачнулся, вцепившись пальцами в косяк стены. Дыхание не сразу выровнялось, сердце заходилось в бешеном ритме. — Грин, вот ты где, а я искал тебя, — из-за поворота вышел Альфард Блэк и остановился около бледного Гарри. — С тобой все в порядке? — осторожно уточнил он и придирчиво окинул взглядом. — Д-да, — кивнул медленно Гарри. — Просто… наверное, все еще дает о себе знать то нападение. Иногда, ну, знаешь… — он неопределенно махнул рукой. — Голова кружится. Ты зачем-то меня искал, — напомнил он. — А, да. Вот, — Блэк протянул Гарри какую-то тряпку, а когда развернул, то Гарри увидел, что это была мантия из грубой теплой ткани, с вышивкой в виде странного знака серебряными нитями. — Весь наш факультет завтра идет в Хогсмид, где должны провести собрание двое магов — сторонников Гриндевальда. Им нужны молодые и амбициозные, но суть не в этом, — беспечно фыркнул он. — Мы должны пойти и создать видимость поддержки. Неважно, поддерживаешь ты его сторону или нет — ты должен там быть. Туда пойдут ученики с пятого по седьмой курс — Слизерин, Ровенкло — и еще несколько человек с Гриффиндора. Гарри скривил губы. Ему не нравилась политика Гриндевальда. Это было странно — думать, что маги могут взять вверх над магглами с их технологиями. — И что, учителя ничего не заподозрят? — Нет. Завтра день похода в Хогсмид, — ответил Блэк. — Мы, старосты и префект, отвечаем за своих студентов. Следим за порядком и дисциплиной, чтобы никто никуда не разбежался. От профессоров обычно один или двое — не больше, да и те, как правило, идут в бар. Идти обязаны все, с нас всех потом родители спросят… Гарри искренне этого не понимал. Почему дети должны быть в ответе за решения родителей? А если этот Гриндевальд всех ведет к краху? И он понимал, что ни один ребенок не может воспротивиться решению родителей. Общество аристократов очень консервативное в этом плане, здесь нельзя высказывать своего мнения. Если попытаешься пойти против системы, то будь готов, что на тебя будут смотреть как на дикого человека. — Ладно, но зачем эта мантия? — спросил угрюмо Гарри. — Это ты наденешь, когда мы подойдем к месту встречи. Отличительный знак, что мы пришли выслушать этих магов, что мы не против и поддерживаем их. Что выказываем свое уважение, — объяснил Альфард. Гарри лишь скупо кивнул, складывая ткань и пряча ее за пазухой. — А что, в гостиной нельзя было отдать? — уныло спросил Гарри, понимая, что придется тащиться в спальню, чтобы положить мантию в комод. — Мне ее только что дали. Просили отдать тебе. Ладно. Ты Реддла не видел? — спросил Альфрад. Гарри вздрогнул от прозвучавшего знакомого имени. — Нет, не видел, — мотнул он головой, стараясь не встречаться взглядом с Блэком. Он не очень любил врать, а Альфард напоминал ему кого-то очень родного из прошлого, такого же веселого, беспечного и с серыми глазами. Ему было сложно врать, но и сказать, что видел Реддла, он не мог. Да и не хотел. Он вообще теперь по возможности будет избегать старосту — именно так он решил. — Ладно. Не забудь, завтра, после обеда выдвигаемся, — махнул тот и скрылся в пролете лестниц, ведущих наверх. Гарри тяжело выдохнул, с тоской глянув на чернеющий небосвод, усыпанный звездами, и медленно побрел в сторону подземелий.

***

Том так и не ложился, все бродя по темным закоулкам Хогвартса. Из головы не выходил образ самоуверенного и такого расслабленного Грина. Он совершенно не вязался с тем, к кому привык Реддл. А еще, собрав, наконец, мысли в кучу, Том переосмыслил сказанное Бастианом. Многое — если не все — вызывало вопросы. Откуда тот узнал о крестражах? Откуда ему известно, что Том ищет о них информацию? Неужели он где-то прокололся и оставил книгу? Был замечен в закрытой секции библиотеки? Самое интересное, что Грин не был любителем шляться по Хогвартсу ночами. Обычно, как утверждали его соседи по комнате, он прятался за шторами на кровати и до утра носу не показывал. Так он пытался адаптироваться — считал Эйвири, постоянно с сочувствием поглядывающий в сторону новенького. Том сильно сглупил, когда пустил ситуацию с Грином на самотек. Этот новенький с самого начала вызывал вопросы. А сейчас этих вопросов становилось только больше. Не успел он развить мысль и придумать достойный план, как выпытать информацию из заносчивого парня, как услышал чей-то тихий голос и громкий топот. Остановившись, Том прислушался и медленно, крадучись, направился в сторону шума. — Ну иди… Давай… Иди сюда, ко мне… Вот так… Теперь в коробку… Том осторожно выглянул из-за угла и криво ухмыльнулся, увидев говорящего. Небольшое подсобное помещение, используемое завхозом, который хранил там старые ведра, метлы и прочий хозяйственный инвентарь, освещалось тусклым фонарем. У двери на корточках сидел высокий, тучный парень и кого-то всё зазывал. Том вышел из тени и медленно подошел ближе, и глаза его предвкушающе сверкнули в бледном свете. — Добрый вечер, Рубеус, — громко поздоровался Том и склонил голову к плечу, с интересом наблюдая, как великан выпрямился и резко отскочил вглубь помещения, отпинывая ногой большой деревянный ящик к стене. — Что ты тут делаешь, Том? — изумленно прогнусавил он, и глаза его забегали. Реддл подавил смешок и с ленивой грацией двинулся к Хагриду, крутя в пальцах палочку. Он опустил взгляд и заметил на полу огромных размеров паука; тот тоже затаился в тени у ящика, то ли готовился напасть — хотя, на взгляд Тома, это было неразумно с его стороны — то ли прятался. — Что это у тебя тут? — спросил Том и вновь посмотрел в глаза великана, который то и дело пытался закрыть собой своего «питомца». — Ничего, — буркнул тот и мотнул косматой головой. — Ты это… иди, не на что тут смотреть. — Ты разве не слышал еще? — спросил изумленно Том и, скрестив руки на груди, легким порывом магии захлопнул дверь. Отступать было некуда. — С вечера ищут пропавшую Миртл Уоррен, поговаривают, что в последний раз ее видели в неиспользуемом туалете для девочек… А еще, я слышал, — он склонился корпусом ближе к великану и противно ухмыльнулся, — что в том туалете видели паука. Большого такого. Ужасного. — Ты это что… — Я думаю, ты никого не замышлял убить. Но из чудовища мирного домашнего зверька не сделаешь. Ты выпустил его просто для разминки, чтобы он немного побыл на свободе… — Он никого не убивал! — выкрикнул Хагрид и сжал кулаки. — Ты лжёшь! — Послушай, Рубеус, всё еще можно решить мирно. Ты позволишь мне убить это чудовище, а я, в свою очередь, никому не расскажу, что видел тебя тут вместе с этим… пауком. Просто отойди и позволь мне… — Нет! — прогрохотал великан, его тучная фигура буквально возвышалась над хрупким Томом. — Это. Был. Не он! — В сторону, Хагрид. Я староста, и я тебе приказываю отойти! — холодно проговорил Реддл и направил палочку на великана. — На счет три я вынужден буду обездвижить тебя и устранить угрозу для Хогвартса. Рубеус растерянно озирался. Комнатка была небольшой и довольно узкой, спрятаться куда-то или пытаться сбежать было бесполезно. Том знал, что сам Хагрид атаковать не сможет, этому гриффиндорцу очень трудно давались боевые заклинания. Да и вообще — любые заклинания в принципе. Хагрид громко крикнул «Нет!» и изо всех сил толкнул Реддла. Тот не удержался на ногах и упал рядом с дверью. Рубеус, долго не мешкая, распахнул дверь Алохоморой. Огромное, приземистое, мохнатое тело, неразбериха бесчисленных черных ног, мерцание множества глаз и пара острых как бритвы жвал. Реддл снова поднял волшебную палочку, но опоздал. Спасаясь бегством, чудище перекатилось через него, пронеслось по коридору и пропало из глаз. Реддл с трудом поднялся на ноги, глядя ему вслед, потом опять взялся за палочку, но на этот раз уже не против паука, который успел убежать, а против великана. — Инкарцеро! Силенцио! — выпалил Том. — Еще хоть одно движение, Рубеус, и я превращу тебя в того самого паука и обезглавлю. Ясно? Тот лихорадочно закивал, из глаз градом лились крупные слезы. Том выругался сквозь стиснутые зубы и провел ладонью по волосам. До восхода солнца оставалось чуть больше двух часов. Он лишь надеялся, что директор уже не спит. — Идем со мной, Хагрид. Сам будешь объяснять всё директору. Тот всхлипнул и, не оказывая сопротивления, опустив голову, поплелся за старостой.