Альбус Дамблдор сидел в своем кабинете, проверяя ворох документов и ставя подписи. Рядом лежали эссе учеников, которые ожидали проверки, а стрелки часов неумолимо приближались к четырем утра. Важная должность — быть заместителем директора и одновременно учителем трансфигурации вот уже три года. Армандо часто отмахивался, отшучивался, мол, нет ничего более постоянного, чем временное. И Альбус, улыбаясь, соглашался. Не спорил — а смысл? Платили за двойную нагрузку хорошо. Что-то отправлялось Аберфорту — да, Альбус понимал, что тот и крошки сухаря не примет из его рук, не говоря уж о деньгах. Но он не мог бросить брата, работая на износ отчасти и ради него. Вина за все случившееся — казалось, словно это было вчера — все еще висела над его головой, будто дамоклов меч, превращая дни в серую, нескончаемую рутину. Ему было легче загрузить себя работой, легче было улыбаться всем вокруг. Потому что это было проще, чем принять действительность, ощутить ту скорбь, что он запер в себе, и вылезти наконец из своей берлоги. Встать на защиту того, что еще не разрушено и что еще можно спасти. Пойти против Гриндевальда, означало пойти против самого себя. Он лжец — обманывал себя все годы, оправдывал Геллерта, потому что… Собственно, а почему? Альбус вздохнул и покрутил в руках перо. Пальцы чуть подрагивали, поглаживая мягкое перо. Чернила капали на пожелтевший пергамент, оставляя кляксы и разводы. Он посмотрел в окно, где брезжил рассвет. «Ты, Альбус, просто не знаешь, что это такое — гореть мечтой. Гореть делом, которым живешь. Не знаешь, нет, не знаешь, — шептал воодушевленнно далекий призрачный голос. — Когда перед тобой весь мир и ты… Ты правитель. Мы построим новый мир. Мы построим Империю!» Тогда ему, еще совсем молодому и жаждущему вершин, жаждущему справедливости и мести, эти слова казались медом. Шелковой лентой, стягивающейся на его шее. И он тогда был и вправду слеп, и вправду глуп. Геллерт казался воплощением всего порочного, греховного и прекрасного. Тогда он на все смотрел иначе, через призму собственных амбиций. Но что уж теперь? Где он — и где Гриндевальд… Тот свое дело не оставил и вознамерился перекроить бренный мир. Подправить, стереть с лица земли все неугодное. Магглы были язвой, проказой, и от них следовало избавиться. Именно так всегда говорил Геллерт. Змея была опасна в своем обманчивом дружелюбии и покорности, изо дня в день отравляя дозой яда. И не жизнь, и не смерть, а так… существование. Небо за окном окрасилось в темно-синий бархат с желтоватым бликом где-то на горизонте. Он не спешил спать, знал прекрасно, что уснуть не получится. Что вновь будет сниться один и тот же кошмар. Одно и то же лицо… И смерть сестры. И презрение в глазах брата. «Поймай меня, Альбус!» Послышался стук в дверь, какое-то копошение, и дверная ручка накренилась чуть вбок. Профессор вздрогнул, вынырнув из марева своих тягучих мыслей, и взмахнул устало рукой. Время было раннее, и он сомневался, что за дверью студент. Это была студентка — Минерва Макгонагалл; ее мантия буквально подметала пыльные полы, всегда строго уложенные волосы сейчас были в полнейшем беспорядке, а длинное платье-сорочка с воротником измято. Весь ее вид будто говорил о том, что она бежала через весь Хогвартс. Если уж тихая и спокойная, всегда собранная Минерва сейчас такая всклокоченная, словно началась война… — Сэр, — выдохнула она и, будто опомнившись, запахнула полы мантии, застегнув фибулу в виде сокола у шеи, поджала губы. — Там что-то произошло, вы знаете? Директор Диппет просил позвать вас, — она пристыженно опустила взгляд. Ей не следовало вот так врываться, да еще и в таком виде. Щеки ее горели, и кончики ушей стали пунцовыми, Макгонагалл подняла взгляд, неловко смотря на профессора. — Прошу меня простить, сэр… — О, ничего-ничего, мисс Макгонагалл. Благодарю, что позвали. Куда идти? — спохватился Дамблдор, поспешно складывая свитки. — В кабинет директора, профессор, — отозвалась студентка и покинула кабинет. Альбус с тоской взглянул на стоявший в шкафчике виски. Сейчас бы выпить стаканчик и уснуть часа на два, но… Из кабинета Дамблдор направился в сторону парадных лестниц — так было ближе всего добраться до покоев директора. Он был немного сбит с толку, когда, войдя в кабинет, обнаружил чуть ли не полный профессорский состав. Лица у всех были сонные и сосредоточенные. Также в кабинете стояли староста Том Реддл и ученик Гриффиндора Рубеус Хагрид, что еще больше насторожило профессора. — Мистер Дамблдор, прошу, проходите, — устало проговорил директор, махнув рукой куда-то в сторону. — Отлично. Раз все собрались, я, наконец, могу озвучить, для чего же я всех вас собрал. Со вчерашнего вечера, а именно с праздничного ужина, пропала студентка — Миртл Уоррен. Девушка не явилась на ужин, и никто после ее так и не видел. В женском туалете на третьем этаже были обнаружены очки девушки — самой мисс Уоррен не было, — голос директора был усталым и встревоженным. — Мистер Реддл обнаружил мистера Хагрида с огромным пауком в школе. К сожалению, чудовище сбежало, и где оно может быть — неизвестно. Многие из студенток утверждали, что видели в туалете нечто мохнатое и большое. Но оно не нападало ранее. Мы не можем утверждать наверняка, что акромантул мог как-то навредить девушке, потому как пока не нашли ни ее саму, ни паука. Но нужно что-то делать, господа. Если до следующего ужина девушка не найдется, мы будем вынуждены обратиться в аврорат. Стояла оглушающая и давящая на перепонки тишина. Альбус нахмурился, смотря исподлобья на директора. Времени, чтобы ждать, не было. Нужно было действовать сейчас. — Вы предлагаете ждать? — спросил сухо Дамблдор. — Ждать, пока ее труп не всплывет где-то? Директор, при всем моем уважении к вам, но ждать — значит заведомо похоронить девочку. По-хорошему ее надо было начать искать после того, как она не появилась в спальне. — Альбус, — прицокнул худощавый мужчина в пепельной длинной мантии и в ночном колпаке. Его большие круглые очки выглядели некстати комично, на взгляд Дамблдора. Это был как раз декан Рейвенкло. — В этом возрасте большинство юных студентов ночами прячутся в нишах, уединяются. Любовь!.. — воскликнул он воодушевленно. Большинство учителей поддерживали Дамблдора. Мисс Миртл Уоррен была не той девочкой, которая могла бы уединиться где-то с мальчиком. Всем известно было, что она была одинокой и нелюдимой. — Думайте, что вы говорите, профессор Шегман, — пристыдила его пожилая волшебница в сиреневой ночной накидке. — Побойтесь бога, в самом деле! Какое распутство и неуважение к дисциплине, раз вы допускаете такое, — голос ее звенел сталью и был полон презрения к молодому коллеге. — В самом деле, мистер Шегман, — вторил ей Слизнорт, комично округлив глаза. — Ваша обязанность, как декана вверенного вам факультета, следить, чтобы студенты по ночам находились в башне. Если мы будем закрывать глаза на разгуливания по школе, то представьте только, что может случиться! Уже случилось. Спор между профессорами набирал обороты. Сам же зачинщик спора стоял пристыженно в стороне и то и дело поправлял свои огромные окуляры. Дамблдор еще тогда говорил Диппету, что идея взять на работу выпускника была неудачной. Еще совсем молод и с ветром в голове, не мудрено, что допускает ошибки. — Мистер Реддл, расскажите, что конкретно вы видели? — мягко спросила миссис Валкур, оперевшись на свою трость. Том, студент Слизерина и староста школы, стоял в отдалении ото всех и просто молча наблюдал. Рядом, на широком кресле сидел растерянный и напуганный Хагрид, вжимавший свою косматую нечесаную голову в плечи. Дамблдор уже и забыл, что в кабинете, кроме педагогического состава, есть еще и студенты. Альбус пристально смотрел на Реддла, следил за его мимикой, взглядом, жестами. Этот юноша весьма проворен, и далеко не такой ангел, как его расписывают учителя. Это был дьявол, искушающий и ведущий к падению, тот, чьи сладкие речи, будто мед, текли в головы одурманенных людей. На пальце Реддла рубином сверкнуло кольцо, взгляд старосты не выражал ни страха, ни беспокойства. Но Дамблдор видел его грязное нутро, видел насквозь и точно знал, что пропажа Миртл не обошлась без его участия. Но разве он мог вот так обвинить ученика в подобном, не имея никаких доказательств? Оставалось лишь ждать, когда мальчишка выдаст себя сам, когда его амбиции подведут, когда иллюзия миловидного и умного парня рассыплется на осколки. Том Реддл напоминал Альбусу Геллерта. — Я делал обычный обход по школе, — начал староста, ровным и тихим голосом, глаза его поблекли, а уголки губ чуть опустились, выражая недовольство. — Я уже собирался идти в гостиную, чтобы немного подремать перед уроками. Но услышал какие-то голоса и шорох… В каморке для утвари я обнаружил Рубеуса Хагрида, с ним был огромный паук… Я не могу определить породу этой… этого существа. Было темно, да и сам мистер Хагрид не давал мне более подробно рассмотреть и обездвижить опасное существо. Как только я попытался обезвредить паука, мистер Хагрид напал на меня и позволил тем самым существу уйти. Я… — он запнулся и, поправив галстук, проговорил уже тише, косо глянув на директора: — Я могу предоставить воспоминания, сэр. — Не нужно, Том. Мы верим вам, — кивнул твердо директор и, вздохнув, потер переносицу. — Мистер Хагрид, объяснитесь! Альбус, который не спускал своего цепкого взгляда со старосты, с досадой цокнул. Том был искусен во лжи, и, конечно, Реддл вполне мог быть и не виноват. Но вот легкая, едва заметная ухмылка всего на миг исказила лицо студента. Тени ложились на это лицо и делали его еще более прекрасным, еще более ужасающим на фоне старинных книг и позолоченного подсвечника. Бедолага Хагрид смотрел затравленно, сидел в измятой мантии, вжавшись в спинку кресла. Он заговорил — затараторил — запинаясь и заикаясь. — Я это… профессор… директор, сэр. Я не виноват, и Арагог, он никого не тронул. Вот ни разу! — выпалил великан, привстав с места. — Он хороший и еще слишком маленький… он болеет и я… я помогал ему. Когда воздух в легких закончился, Хагрид грузно опустился обратно в кресло и, закрыв широкими и мозолистыми ладонями лицо, заплакал, мотая головой, и все бормотал невнятно: «Это не он. Не он». — Если попечительский совет решит, что мистер Хагрид представляет угрозу для учеников, мы будем вынуждены исключить его, — нехотя и с жалостью проговорила миссис Валкур, покачав седой головой. — Это уже не первый случай, когда мистер Хагрид держит в школе дикое и опасное существо! — Пока что мы не будем поднимать тревогу! — вынес вердикт директор и стукнул ладонью по столу. — Если к завтраку девушка не явится, тогда будем разбираться. А сейчас — всем спать. Мистер Реддл, я даю вам освобождение от первых пар, вам стоит выспаться, — с теплым участием проговорил директор. Альбус на это лишь тяжело вздохнул и покинул кабинет. Он отыщет пропавшую ученицу, чего бы ему это ни стоило и призовет к ответу именно Реддла. Тот уже откровенно, не стыдясь и не прячась, вершит чужие судьбы и ставит клеймо на ни в чем не повинных. Хагрид — это лишь начало.

***

Небольшое пространство, окутанное то ли дымом, то ли туманом, со стертыми до прогнивших досок стенами и бледно-красными разводами, утопало в бледном свете луны. Гарри стоял у окна и неподвижно, неотрывно смотрел на стену. Он не знал, сколько прошло времени, сколько пройдет еще, и будет ли когда-нибудь спокойно? Сны становились адом, представая каждый раз все более и более извращенной картиной. У Волдеморта была отменная фантазия, и Гарри бы ему поаплодировал, если бы только мог. Если бы только все это не становилось с каждым разом кошмарнее и извращеннее. Волдеморт с садизмом наблюдал за реакцией Гарри. За тем, как тот пытается отвернуться, не смотреть, опускает взгляд, кусает губы, как он бледнеет и зажмуривает глаза. В реальности все было гораздо тяжелее, чем во снах. Волдеморт мог перехватить сознание и вытворять что ему вздумается. Гарри даже допускал греховную мысль убить себя или, еще страннее, отправиться в церковь. Потому что Волдеморт был его личным демоном, от которого не было спасения. От которого невозможно было избавиться, нельзя было просто помолиться на ночь, чтобы все прекратилось. Увы, но это так не работало. — Что ты видишь, Гарри? — спросил тихим шепотом Волдеморт и его монстроподобное лицо озарилось жуткой усмешкой. — Что видишь? — Я вижу небо, — проговорил Гарри. В принципе, отвечать было не обязательно. Волдеморт и так считывал мысли, ведь он был его частью… А был ли? Гарри думалось, что это он сам паразит, что Волдеморт — это единая личность, а Гарри… Кто такой Гарри? Существовал ли такой? — Небо? — удивленно хмыкнул монстр, и по стене поползли черные черви, они извивались и выстраивались в картину. Сначала это было что-то похожее на облака, на маленькую тучку и алый дождь, стекающий по стене и превращающийся в кровавую лужу на полу. А потом картинка поменялась, и теперь на стене был портрет. Странный, смутно знакомый и отдаленно кого-то напоминающий. — А сейчас? — Человек, — пожал равнодушно Гарри плечами и мутным взглядом посмотрел на пол, кишащий такими же червями. Волдеморт за его спиной рассмеялся, хриплый смех эхом разнесся по маленькой комнате. Белые стены стали теперь черными, а червяки сменились на змей. Они шипели, извивались и поднимали свои треугольные головы, высовывали языки. — Человек… — повторил спустя минуту Волдеморт и ладонями провел по напряженной спине Гарри, в самое ухо прошептав: — А ты — человек, Гарри? Гарри на это ничего не ответил, продолжая смотреть перед собой. Единственное, что он мог сказать наверняка, это то, что он устал. Устал бороться, устал сопротивляться, устал пытаться понять. Сны всегда были одинаковыми, в них всегда была тьма. Он уже и не помнил, было ли когда-то по-другому, было ли иначе? Человек ли он? Нет, уже не человек. Он и сам не знал, кто он. — Отвечай, мальчишка, — прошипели грозно над ухом, и что-то острое коснулось его шеи. Это ведь всего лишь сон, верно? А значит, во сне боль не так страшна. Да и в принципе — боль его давно не волновала. Быть может, монстр сжалится и убьет его. — Я не знаю, — ровным голосом проговорил Гарри, даже не пытаясь отодвинуться, убрать чужую руку, оттолкнуть. Волдеморт молчал, молчали и змеи, настороженно покачиваясь из стороны в сторону, наблюдали. Их клыки были полны яда, как и голос монстра за спиной. Какой смысл сопротивляться? Какой прок в податливости? Гарри знал, чего хочет добиться Волдеморт. Его полной капитуляции. Его краха. Его слома. Боль всё-таки он ощутил. Несильно царапнув его шею, монстр оскалил зубы, проведя еще раз осколком по коже. Теплая кровь стекала по шее, к самой груди. Гарри вздрогнул, судорожно сглотнув, и закрыл глаза. Проще было абстрагироваться и не сопротивляться. Он знал, что это бесполезно, что его не услышат. — Человеческий разум так уязвим, — проговорил с усмешкой Волдеморт. — Так хрупок. Еще вчера ты, Гарри, яро сопротивлялся, боролся, а теперь? — и это был не вопрос — утверждение. Вновь новая вспышка боли, новый порез на коже и кровь, стекающая тонкими струйками по груди. Бледные, сероватые пальцы, испачканные в крови, тянутся к его лицу, Гарри отворачивается, морщится. Его грубо берут за щеки и удерживают лицо в одном положении, кровавыми пальцами водя по губам, размазывая по щекам. Оставляя красные полосы. — Волшебная кровь, Гарри, несет в себе некий код, с помощью крови можно подчинить, убить, можно привязать к себе, — чужие обветренные губы коснулись кончиков его ушей. Он вздрогнул и поморщился. — Твоя кровь яркая, чистая… Ты знаешь? — пальцы чудовища скользнули к ключицам, размазывая липкую, почти засохшую кровь. Гарри зажмурился, сглотнув. К горлу подкатывала тошнота, воздух пропитался металлическим кислым запахом, на языке загорчило. — Прекрати. Пожалуйста, — вымолвил он слабым, дрогнувшим голосом, попытавшись вырваться из хватки. — Прекратить что? — спросил Волдеморт, прижавшись ближе, плотнее к юноше. Гарри вновь дернулся, пытаясь руками оттолкнуть от себя Волдеморта. Но тот прижался к его спине, Гарри ощутил холод чужого тела и горячее дыхание на затылке. Чужие руки обхватили его плотным кольцом, тонкие, как паучьи лапки, пальцы прошлись по груди. — Не дергайся, — предупреждающе шикнул монстр, утыкаясь впалым носом в его затылок. — Я еще не договорил, Гарри. Так вот, — голос Волдеморта сквозил странным предвкушением, не обещающим ничего хорошего для Гарри. — Кровь это источник силы любого волшебного существа. Именно поэтому запрещены законом любые кровные ритуалы… Но, — новый порез на шее заставил Гарри зашипеть, — есть вид волшебников, чью кровь невозможно использовать, чья кровь просто как вода. Она бесполезна для того, кто пожелает навредить ее носителю, но она бесценна для того, кого любит обладатель такой крови. Она может стать спасением, а может стать погибелью. — Я не понимаю, — прошептал Гарри, прикрыв глаза. — К чему ты это мне говоришь? — Твоя кровь подверглась множественным изменениям. В том числе и перемещение во времени повлияло на ее свойства, на ее уникальный код. При обычной проверке выявится, что ты болен. Что у тебя, быть может, рак. Но это не так. Ты уникален, Гарри. Твоя кровь с каждым днем меняется, а если, предположим, убить твоего предка, — елейно проговорил он, — то ты никогда не родишься. Твоя кровь изменится, модифицируется, станет абсолютно другой. Знать бы еще, кто твои родственники… — Ты не тронешь никого, — с угрозой проговорил Гарри. — Тебе нужен я? Хорошо, ты уже получил меня. Зачем трогать других и менять время? Это… Ты же знаешь, что это может разрушить и изменить будущее… — Временные разветвления произойдут — одно будущее, где ты родишься и проживешь до старости, проживешь все то, что было предначертано. И другое будущее, где тебя не будет… Оно уже идет, Гарри. Будет будущее, где я, возможно, не убью твоих родителей и ты не будешь моим крестражем, где, возможно, вообще не будет тебя. Ты есть сейчас, и ты уникален в своем роде, — прошелестел голос. Грудь сдавило ноющей болью безысходности и отчаяния, все в голове спуталось и перемешалось. Он помнил отрывки своей прошлой жизни. Но так пока и не смог сложить этот пазл. Почему Волдеморт убил его родителей? За что? Почему именно Гарри выпала честь быть… крестражем? Что вообще такое, этот крестраж? — Понимаю, — покровительственно проговорил монстр и несильно сжал плечо. — Ты хочешь все вспомнить и понять, наконец, что же произошло и как ты с этим связан. Но, увы, мой дорогой, еще не время. Ты не готов, — Гарри хотел было возразить, что это его, в первую очередь, воспоминания, и что только он решает, готов он или нет. Но действительно ли он хотел знать то прошлое? Ведь теперь он в другом мире, связан с другими людьми, теперь его жизнь обрела совершенно другой оттенок. Сможет ли тот прошлый Гарри, ищущий справедливости, живущий по совести, принять такого Гарри? Нет, наверное, нет. — Ты… — он задохнулся от спертого и ставшего вдруг тяжелым воздуха, легкие будто сдавило, обожгло и он зажмурился сильнее, стараясь унять дрожь. — А если я все же сдамся в твою власть, то что? — решился он. — Ты не готов, Гарри. Не спеши, — его легко толкнули в сторону извивающихся змей, он покачнулся и упал — правда, упал он не на змей, а в какую-то черную яму, словно вырытую в земле, похожую на могилу. Он пытался зацепиться за выступающие корни деревьев, за выступы камней, но лишь содрал руки в кровь. Он летел и летел, падал, и казалось, что это падение будет бесконечным. Но вскоре все закончилось.

***

— Том? Я думала, что ты спишь, — на пороге гостиной его встретила Вальбурга, пытливо вглядываясь в его лицо. Он нахмурился и, обойдя старосту, уселся в одно из кресел. В голове все еще стоял гул и сердце лихорадочно билось. Если девку найдут — школу закроют. Если девку не найдут — все равно закроют. Это был какой-то замкнутый круг, из которого не было выхода. Возвращаться в приют Том не хотел, ему было важно доучиться этот год. И закрытие Хогвартса не входило в его планы. — Том? — голос Вальбурги доносился откуда-то издалека, приглушенный, вибрирующий. — Что? — он моргнул и отнял руку от лица, посмотрев на нее снизу вверх. — Ты спал? Ты спишь вообще? — она старалась не переходить границ и не давила на него, но ее беспокойство казалось Тому лишним и совершенно не нужным. — Нет, — пожал он плечами и откинулся на спинку кресла, вспотевшими ладонями вцепившись в подлокотники. — А ты чего не спишь? Время пять, еще часа три можно спать спокойно. Тем более, что сегодня был выходной. — Уснешь тут, — буркнула Вальбурга и элегантно села в соседнее кресло, чинно сложив руки на коленях. — Ты же уже слышал? Гриндевальд начал действовать и… — она картинно вздохнула, поморщившись. — Моя семья оказалась под ударом, так как началось давление на всех чистокровных. Министерство не справляется, не может удержать погромы, которые устраивают люди Гриндевальда. Я… тревожусь о будущем и о своей семье. Том хмыкнул. С одной стороны, Гриндевальд поступал верно: магглы рано или поздно вполне могут напасть, и повторятся те страшные времена, когда волшебников сжигали на кострах. Но с другой стороны — перекраивать весь мир, законы, систему?.. — Блэки древний род, Вал. Не думаю, что Гриндевальд посмеет тронуть вас, ему нужны добровольные союзники, а не трупы. Скажи лучше, Грин не покидал комнат? С него станется устроить утренние прогулки, — он выразительно посмотрел на собеседницу. — Грин? — удивилась Вальбурга таким внезапным вопросом. — Нет. Я тут полчаса сижу и пока что никого не видела. Зачем он тебе в такую рань? Тома бесило, когда ему задают глупые вопросы, когда лезут в душу, когда пытаются докопаться до сути, до внутренних демонов. — Нужен. И еще, — Том резко поднялся и посмотрел на сидящую Блэк, — учителя обеспокоены пропажей грязнокровки. Утром, скорее всего, начнут обыск замка — к обеду могут подтянуться и авроры. Будьте осторожны, не высовывайтесь пока из гостиной. Блэк насторожилась и чуть слышно фыркнула с легким презрением. — Из-за какой-то грязнокровки, которая вечно ноет и прячется по туалетам? Какая глупость. Том ничего не ответил, он был согласен с ней. Но сейчас его волновало немного другое. Вернее, кое-кто другой, с кем Том собирался поговорить позже, но обстоятельства складывались сейчас не так, как планировал он. Черт бы побрал эту Миртл и Грина, так некстати вмешавшегося. Новенький спал в своей кровати за плотно зашторенным пологом. Полумрак комнаты почти завораживал своим спокойствием. На соседней кровати спал Малфой, а у дальней стены Розье. Том взмахнул палочкой, окружая кровать Грина куполом тишины. Никто не должен проснуться из-за шорохов и звуков. Тихой поступью Реддл подошел к кровати сокурсника и, взмахнув палочкой, начал взламывать наложенные чары. Он даже восхитился талантам Бастиана, так как чары были сложные, запутанные, одно накладывалось на другое, образуя разноцветные плотные нити. Ушло по меньшей мере минут двадцать, прежде чем он смог распутать нити и отдернул полог. На белоснежных простынях лежал Бастиан; растрепанные волосы, отросшие за эти пару месяцев, разметались по подушке, губы парня были приоткрыты, а между бровями проступила глубокая складка. Словно ему снилось что-то неприятное, отвратительное. Он тяжело дышал, лицо покрылось испариной. Том склонил голову к плечу, с интересом рассматривая распластанного юношу. Он склонился над Грином, одной рукой упершись в подушку, рядом с головой, а второй коснулся лба, где был бледный шрам — как росчерк молнии. Это было и странно, и вызывало интерес. Знак на лбу был похож на руну Авада Кедавра, и это вызывало много вопросов. Сначала многие думали, что Грин является последователем Гриндевальда, который убил свою семью из-за того, что те отказались идти на службу к темному волшебнику. Кто-то же, напротив, утверждал, будто на Бастиана было наслано проклятье самим Гриндевальдом. Том не верил ни в то, ни в другое. Но он был уверен, что этот символ что-то значит. Что-то, что стоит за разгадкой жизни самого француза. Том лениво водил пальцами по лицу спящего, очерчивая острые скулы, щеки, губы… Он провел подушечками пальцев до подбородка и, когда добрался до шеи, несильно сжал ее, ощущая, как под пальцами трепещет пульс. А еще Том ощутил легкое покалывание и вибрацию, будто сама магия спящего ластилась к нему. Реддл убрал руку и сел на кровать, пристально рассматривая Грина, словно выискивая что-то одному ему понятное. Что-то незримое, но ощутимое — магия пульсировала, вилась около него, взывала. Том отпустил свою магию и завороженно наблюдал, как та сплетается, буквально соединяясь с чужой силой. Магия Бастиана была такой же теплой, манящей, чуть горькой и пахла бризом. Но вдруг все вокруг стало зыбким, холодным и покрылось изморозью. Магия взбунтовалась, заколола пальцы, показалась внезапно разъяренной и опасной, предстала в образе змеи. Шипя и извиваясь, она качалась из стороны в сторону, высовывая свой раздвоенный язык. Том настороженно поднял палочку, сощурившись. — Реддл? — сонный, чуть хриплый голос нарушил тишину, заставив Тома вздрогнуть и оторвать взгляд от клубка света. Грин пошевелился и чуть привстал на локтях. Сонно моргая, он непонимающе смотрел на старосту. — Что ты тут делаешь? И как ты… — его взгляд прояснился и, видимо, пришло какое-то осознание происходящего. Бастиан посмотрел на Тома. — Как ты снял мои чары? Том усмехнулся, будто издеваясь, покрутил палочку в пальцах и склонил голову к плечу. — Ответь мне на вопрос, — голос Тома буквально завораживал своим холодом и сталью. — Куда ты дел тело Миртл Уоррен? Грин вздрогнул всем телом и с опаской глянул на палочку в руках Реддла. — Тело… я не…. — он будто растерялся на короткий миг, сглотнув, потом вновь посмотрел в глаза старосты. — В ту дыру, которая под раковиной. Том нахмурился, прикусив щеку. Когда он уходил, он имел неосторожность оставить проход открытым. А когда вернулся обратно, раковина стояла на месте. В тот момент он был не в том состоянии, чтобы трезво оценить ситуацию. Но сейчас он подмечал все странности, которые ускользнули от его внимания раньше. — Ты что-то слышал, не так ли? Видел? — Том склонился к лицу сокурсника, провокационно водя кончиком палочки по шее парня. — Ты хотел стать частью моего ордена, ты знаешь обо мне то, чего не знает никто. Откуда? Почему вдруг помог, когда мог сдать меня профессорам? Бастиан окончательно проснулся и потер лицо ладонями. Он посмотрел на кровати соседей, затем медленно перевел взгляд на самого Тома. — Может, потому, что меня сочли бы соучастником? — скривился Грин. — А насчет всего остального… Я не могу рассказать. — Не можешь? В самом деле? — прошептал Том и дернул рукой, связывая Грина тугими веревками. — Или всё же осознаешь, что зря всё выдал? Ты же понимаешь, что я не позволю тебе расхаживать с моими секретами? — Сотрешь мне память? — хрипло выдавил Бастиан. — Ну так давай… Хуже уже не будет! Том на это лишь рассмеялся и покачал головой, он схватил руку Грина и прижал ее к постели, внутренней стороной ладони к себе. Кончиком палочки он начал водить по запястью, что-то шепча. На руке появился браслет — черный, со странными символами и рунами. Том видел, как Грин вздрогнул всем телом и попытался высвободиться. Но веревки были тугими, Том знал это, и улыбнулся еще шире, осознавая, что тот в полной его власти. — Что ты делаешь?! — вскрикнул Грин. — Сохраняю свои секреты за прочным замком, — коротко ответил Реддл. — Этот браслет служит неким ошейником, который заставит тебя молчать. Ты никому и ничего обо мне не расскажешь, даже то, что видел меня. Если ты хочешь стать частью моего ордена, попробуй, сними этот браслет, не убив при этом себя! — он ухмыльнулся и встал с постели, поправив пиджак. — Доброй ночи, Грин! Том развернулся, довольный, и покинул комнату, плотно закрыв дверь. Браслет, который он наколдовал на руку Бастиана, имел особый секрет, его было невозможно убрать. Только тот, кто наложил заклинание, может его снять. Он знал, что Грин ни за что не справится, а Тому будет развлечение — надо хоть как-то сбрасывать напряжение. Поднявшись на этаж выше, Реддл вошел в свою комнату. Нужно было решить, как поступить с телом девочки.

***

Гарри хмуро смотрел перед собой, не слыша голосов людей, стоявших рядом, не замечая странного, витающего в воздухе напряжения. Даже черные флаги под потолком его не волновали. Он с удовольствием бы пропустил завтрак, если бы не старосты, которые буквально чуть ли не за шкирку потащили всех в зал. На руке переливался золотой волной магии браслет. Гарри даже ощущал, как тот жжет и причиняет легкую боль, как вынуждает молчать обо всём, что связано с Реддлом. Ему вообще не хотелось приближаться к этому странному парню, и уж тем более становиться членом его придурковатого клуба высокомерных снобов. Ему просто хотелось домой. — В этот день мы все… — голос директора потонул в общем гуле, Гарри не вслушивался, опустив глаза в пол. Тело Миртл всё же нашли — изуродованное, обглоданное, оно лежало у самого леса. Как оно там оказалось, никто не знал. Сам же Гарри догадывался, что это дело рук Реддла. Только вот зачем тот вытащил ее из той ямы? Не нашли бы девчонку, и всё бы прекратилось через какое-то время. И он испугался своих жутких мыслей. — Боже, бедная Миртл, — всхлипнула стоявшая в шеренге гриффиндорцев какая-то девочка. Гарри не ощущал сочувствия к погибшей, не было скорби, не глодало чувство вины. Он понимал нутром, что это неправильно, что так быть не должно, но ничего со своими внутренними демонами поделать не мог. Вернее, с одним демоном. Волдеморт странно на него влиял, и как бы Гарри ни стремился оставаться собой, у него не получалось. Тот влиял на его эмоции, восприятие мира, даже на то, что он стал, по сути, соучастником убийства и сейчас стоит, молчит, врет в глаза всем, кто напуган. Гарри вздрогнул, когда рядом прошлась волна магии. Подняв взгляд, он увидел шагающего к постаменту Реддла. Его лицо светилось гордостью, самолюбием. Гарри только понял, что того за что-то награждают. За какие-то заслуги перед школой. — Так что… — Гарри прокашлялся. обратившись к Альфарду, — убийцу нашли? — Нашли-нашли, — кивнул тот довольно. — Том и нашел. Это Хагрид! — он мотнул головой в сторону шеренги гриффиндорцев, где в самом конце стоял великан, который сейчас опустил свою косматую голову и, похоже, плакал. — Говорят, это он скормил Миртл своему питомцу. Гарри посмотрел на Хагрида. Что-то знакомое в груди отозвалось теплом — тот был не виноват. И все же… — Наш студент, Том Реддл смог найти и обезвредить страшное существо, посмевшее напасть на нашу ученицу, за что… — Гарри скривился. Староста выглядел уж слишком смущенным похвалой. Половина дня прошла как в тумане. Гарри даже не пошел на любимую защиту от темных искусств. По школе ходили авроры и допрашивали всех, но к нему пока не подходили. Это и радовало, и сильно напрягало. Что он скажет? Что ответит? Имел ли он право скрывать все? Браслет напомнил о себе жжением, заставив обессиленно скрипнуть зубами. Директор объявил, что уроки отменяются и всем нужно вернуться в свои гостиные. Гарри понимал, что сейчас будет проводиться расследование, будут обыскивать школу, допрашивать всех, кто и что видел. Гарри боялся, что выдаст себя. Ведь он не был столь искусен во вранье. Больше всего он боялся подвести и разочаровать Дельфини, ему не хотелось стать пятном на ее репутации, поставить под сомнение честь рода Грин. Войдя в спальню, Гарри бездумно, на ходу скинул мантию, не поднимая взгляда, прошел к кровати и остановился, когда заметил чьи-то ноги. Том Реддл сидел на его постели и что-то читал. Это была книга в черном переплете с золотой гравировкой по корешку, Гарри не рассмотрел названия, но его очень смутило, что в комнате не было никого, кроме старосты и его. Большинство сидели в гостиной, обсуждая произошедшее. Реддл оторвал взгляд от книги и с какой-то дикой улыбкой посмотрел на Гарри. От этого взгляда по телу прошелся разряд тока, он покачнулся на ногах и лишь чудом устоял. — Что ты тут делаешь, Реддл? Твоя комната в другой стороне, — буркнул Гарри, проходя к окну. — Мы уже все обсудили! Я не собираюсь выдавать тебя, к чему вообще этот браслет? — он помахал рукой перед лицом Реддла. — Нас будут допрашивать, — заговорил Том и, захлопнув книгу, положил ее на тумбочку Гарри. Название показалось смутно знакомым — «Темнейшие ритуалы». — Если они хоть немного засомневаются в тебе, то применят веритасерум. — Убил Миртл не я, — пожал Гарри плечами. — Даже если они заглянут в мои воспоминания, то увидят, что я ни при чем. Тело скинул в яму от шока и страха. Гарри был доволен собой, что смог выговорить это спокойно. — Нет. Они увидят то, как умерла Миртл перед твоими глазами, и как ты избавился от тела. И все, — ровным голосом проговорил Том и с насмешкой посмотрел на Гарри. — Браслет не даст им увидеть меня. А вот ты и станешь главным подозреваемым. Ты не сможешь даже слова сказать обо мне, — ухмыльнулся Реддл. По спине прошелся холодок. Гарри уже и забыл о свойствах странного браслета. — Ты хочешь свалить все на меня? — вспыхнул он и налетел на Тома, хватая того за воротник рубашки. — А что, если я смогу снять этот браслет и выдать все про тебя, Реддл?! Про твою семью, которую ты убил, про крестражи? — слова сорвались с губ прежде, чем он подумал. Глаза Реддла потемнели, заиграли желваки. — Попробуй! — угрожающе прошелестел он и, схватив Гарри за руки, отпихнул его. — Ты сам не понимаешь, что копаешь себе яму! Внутри Гарри клокотала злость и обида. Волдеморт, как назло, молчал. Гарри был слишком зол, чтобы адекватно оценивать свои поступки и силы. Злость на идиота Реддла, который строил из себя невесть кого, буквально ослепила. — Круцио! — выкрикнул он и трясущейся рукой вскинул палочку, направив ее на старосту. Красный луч коснулся груди Реддла, ненадолго причинив тому боль. Гарри отдавал ему должное — староста лишь слегка вздрогнул и сморщился, но не закричал, не молил постыдно о пощаде. Лишь стиснул зубы и сжал руки в кулаки. Когда злость схлынула, Гарри опустил палочку, не спуская взгляда с Тома. Он понимал, что тот отомстит ему. Не сейчас, возможно, но точно отомстит. — Как интересно, — просипел Том, приложив руку к груди и сморщившись. Пальцы его все еще подрагивали, глаза горели, не то злостью, не то странным предвкушением. — Не думал, что ты способен на непростительное. Вот тебе еще один повод, чтобы упрятать тебя в Азкабан. Его губы дрогнули в наглой ухмылке, он поднялся и, покачнувшись, вцепился в столбик кровати, а затем приблизился к Гарри вплотную. Гарри растерялся и не нашел, что сказать, он даже отойти от Тома не мог. Глаза напротив горели каким-то безумием. — Мне нравится твоя строптивость, — прошептал Реддл, касаясь разгоряченной кожи Гарри. — Ты прошел проверку, Грин. Сними браслет. Покажи, на что ты способен. В голосе Тома было что-то опасное, ядовитое и манящее. Он словно завлекал Гарри, пытался спровоцировать, ожидая его реакции. Гарри не знал, как снять браслет. Том ведь сам сказал, что только он сможет его убрать. Внутри вновь появилось уже знакомое чувство холода, в глубине разума шевельнулось что-то черное, по рукам прошлась дикая, разъярённая магия. Браслет начал таять, впитываться в кожу, вызывая боль. Гарри смотрел растерянно и изумленно. Неужто Волдеморт все же решил помочь? Он посмотрел в глаза Реддла и отшатнулся в ужасе. Глаза старосты были красными, будто бутылочное стекло — такими же, как у Волдеморта. Тот смотрел с восторгом и алчностью, губы его растянулись в грязной усмешке. Он будто смотрел не на Гарри, а сквозь него. На Волдеморта. — Как интересно, — шепнул Том. — Живой крестраж… Вопрос только в другом, Грин. Как?!