Веста Холод никогда не нарушала школьных правил – не из страха, но по привычке. Вбитый в голову с малых лет страх отступить от придуманной нормы хоть на шаг делал свое не слишком хорошее дело, и поэтому она долго не могла избавиться от навязанной покорности. После того, как Стражи силой закрыли Защитный Клуб и запретили обучать девочек самообороне, она некоторое время ждала, пока в ней уляжется яростный протест, и когда это знаменательное событие, наконец, произошло, за окнами окончательно окреп холод, а поздняя осень вступила в свои права, готовясь потом торжественно передать их зиме.

Десятого ноября Сергей Рудольфович задал ученикам писать контрольную работу по зельеделию – обо всем, что касалось варки зелий, возвращающих здоровье. Это было ужасно утомительно, ближе к середине контрольной Веста почувствовала, что ее клонит в сон. Мельком глянув на сидевшую в стороне Еву, девушка заметила, что отличница Одинцова зевает, прикрыв маленькой ладонью рот. Она тоже утомилась от сложных заданий, бессонных ночей, половину из которых приходилось тратить на подготовку к урокам, и от медленно бродящего туда-сюда между рядами Кощеева, следящего, чтобы ученики не списывали друг у друга.

Никто и не осмеливался – разве что Лира время от времени заглядывала через плечо Влады, исключительно, чтобы побесить ее. Но так как она любимица зельедела, никто ей и слова не сказал. Веста написала все раньше времени, откинулась на спинку стула, подождала, пока Сергей Рудольфович прекратит прожигать чересчур внимательным взглядом ее ряд, и с облегчением вздохнула. Затем спохватилась и пробежалась по работе торопливым взглядом – все сделано верно. Можно позволить себе отдохнуть.

− Молодец! – шепнула Ева, подмигнув ей.

Это было в новинку, ведь раньше Ева Одинцова предпочитала хранить молчание, но теперь она проявила дружелюбие, отчего у Весты потеплело на душе. Счастье, когда есть, кому улыбнуться и подмигнуть.

− Ты тоже все? – шепотом уточнила Веста.

− Ага. Зелье и математика – мой конек.

Веста не смогла сдержать восхищенную улыбку. Ева всегда блестяще справлялась со всеми точными науками, а иногда блистала даже на простых, вроде истории магии, и к тому же была первой красавицей класса. Часто такие миловидные девушки с белокурыми локонами начинают чрезмерно гордиться собой и поддевать других, только это не про Еву. Кроме того, Веста заметила ее еще в Защитном Клубе – Ева занималась там очень старательно, хотя ее движения не всегда были самыми точными.

А потом пришла Влада и все испоганила.

Разговор неожиданно затянулся. Девушки тихим шепотом беседовали про уроки, про магию, про своих непослушных кошек, бегающих сейчас где-то в школьном подвале наперегонки за крысами, и обе совершенно забыли про уроки хозяек. Впрочем, учителя этому не препятствовали: им самим легче было вести занятия без присутствия быстрых мяукающих зверей, способных носиться по партам и ронять шаловливыми лапами ручки, тетради, карандаши, линейки, терпение преподавателей. Так что все понимали друг друга. И сейчас Ева негромко и с удовольствием рассказывала о своей любимой серенькой Сильве, становящейся невидимой при желании.

Весте похвастаться оказалось нечем. Белая ласковая Бланка – хорошая питомица, но и только, никаких качеств, кроме умения говорить в ней не замечено. Как и у большинства фамильяров. А Сильва наверное просто самородок, и ей повезло с доброй хозяйкой. С другой стороны, Веста не была на сто процентов уверена, что ей нравится Ева, однако не могла ответить самой себе на вопрос, в чем же причина.

Время текло очень медленно, девушки беседовали о животных, учебе, крепнувшем морозе и близкой зиме, когда по треснувшей лакированной поверхности их стола с оглушительным стуком ударил узкий конец длинной деревянной указки. Такие вышли из моды давно, еще после Советского Союза, только учителя не собирались от них отказываться. Не было замены.

− Холод! Одинцова! – загрохотал над склоненными головами девушек грозный голос Кощеева. – Вы что это себе позволяете на контрольной, а? Совсем страх потеряли?!

Обычно он так не ругался, но цедил обидные фразы холодно, злобно и сквозь зубы. Может, у него с утра дурное настроение? Веста невольно заинтересовалась причиной агрессии, но решила не лезть в душу к человеку. Это по части Лиры, она-то уверена, будто ей все можно. Не смея поднять взгляд на учителя, Веста с преувеличенным интересом рассматривала старую парту и конец указки, чудом не отвалившейся после такого удара. А вот Ева, кажется, подняла голову.

Когда родственники кричали на Весту, она не рисковала смотреть им в глаза. Также и сейчас. Она даже не стала просить прощения, а зачем? Печальный опыт подсказывал, что пока у агрессоров не утихнет гнев, с ними лучше не заговаривать и не пытаться оправдать себя, если они не сами не начнут задавать вопросы. И сейчас девушка оказалась отчасти права: зельедел Кощеев словно спятил.

− Распущенная! Глупая! Дурная! Молодежь! – чеканил он слова громким резким голосом, сопровождая каждый отрывистый выкрик звучным ударом указки по парте. – Вы не смеете сидеть и разговаривать, пока идет урок! Вы оскорбляете этим учителя! Вы оскорбляете меня!

Будь Веста посмелее, она бы указала, что трое мальчишек без зазрения совести шушукаются за спиной Кощеева, только промолчала. Да он, скорее всего, и так все понимал и слышал, но мальчишкам в Чарослове позволялось очень многое, в то время, как девочкам доставалось от души.

− Обе останетесь после уроков и будете учить составы зелий! – вынес учитель свой грозный вердикт, прежде чем отойти от злостных нарушительниц спокойствия.

− Хорошо, Сергей Рудольфович, − ответила Ева тихо и подчеркнуто вежливо, глядя ему в глаза.

А Веста побоялась. Теперь она не решалась идти на открытые шаги и даже не ответила учителю. Впрочем, он и не требовал от нее согласия или протеста, и просто ушел прочь, грозно помахивая указкой. Как будто указка способна помочь ему завоевать доверие и уважение учеников… До конца занятий Веста не сказала ни единого слова ни Еве, ни кому-либо еще. Она не хотела, тчобы злая правда вырвалась наружу, хотя ее так и распирало выкрикнуть что-нибудь. Только сейчас нельзя позволить себе такой роскоши, а жаль.

Последний урок был по расписанию историей магии, и после него, дожевывая на ходу прихваченные на обеде пирожки, Веста и Ева с неохотой выбрались из толпы довольных окончанием учебного дня одноклассников и побрели в кабинет зельеделия. Их ждали два часа дрожания в холоде и заучивания рецептов зелий и разной ненужной ерунды. На повороте к нужному классу Веста недовольно поморщилась – ей захотелось остановиться и идти в теплую комнату.

Ева заметила перемены в настроении подруги, остановилась и растерянно посмотрела на нее.

− Все в порядке?

− Нет, − отозвалась Веста мрачно. – Пошли.

Дверь класса была приоткрыта, словно кто-нибудь издевательски приглашал девушек войти внутрь, за ней зловеще поблескивала сгущавшаяся темнота, и Ева вошла первая, не моргнув и глазом. Проклиная себя за мягкотелость, Веста шагнула следом и хлопнула в ладоши. Сразу же вспыхнули свечи из красного воска, расставленные в медных подсвечниках по всему классу. На передней парте, прямо перед учительским широким столом лежали две толстые книги. Не учебники, что-то серьезнее. Ева пригляделась к золоченым буквам, выгравированным на кожаных обложках: «Зелья: состав и средства». Интересное название, откуда учитель взял два экземпляра? Надо будет спросить при случае. Ева совсем не испугалась криков Кощеева на уроке и не злилась на него – она знала, что большинство взрослых людей и половина подростков – злые, глупые и бесчувственные звери, получающие радость от издевательств над остальными. Зельедел был из их числа, а ведь создавал впечатление приличного человека. Жаль, что он своими руками раздавил свой авторитет и теперь никто не захочет воспринимать его всерьез.

Ева улыбнулась и села за книгу, пока сопящая от негодования Веста ходила по классу.

− Если хочешь согреться, то подержи лапки, то есть руки над свечкой, − посоветовала белая Бланка, шмыгнув за ней следом.

− Я хочу сварить яд, − буркнула девушка в сердцах.

− Не надо, Вест, − тихо окликнула ее Ева, захлопнув книгу и подперев щеку ладонью. Вид у нее был самый, что ни на есть, задумчивый и коварный. – Давай лучше вызывать духов.

− Тут нет спиритической доски.

− Доски, вода и воск для смертных детей, − спокойно возразила Ева Одинцова. – Мы сможем большее.

− Кого хочешь вызвать?

− Школьного духа.

− Ев, но это же… из серии младшей школы…

− Ну и что? – Ева спокойно пожала узкими плечами, и в ее карих глазах заплясали огненные блики. – В годы войны здесь погибали дети, хоть один дух, да остался. Поищи мел, мы сейчас кое-что напишем на доске…

− Боюсь представить, − криво усмехнулась Веста. Затея не слишком-то ей нравилась, но чтобы сделать гадость Кощееву, несложно и в шкаф с ингредиентами для зелий, найти там неведомо как оказавшуюся коробочку с мелом, и вручить подруге. – Вот, держи.

− Властью, данной мне от рождения, в мирах подтвержденной, во мрак погруженной, − заговорила звонко и нараспев Ева, крепко сжимая мел и бесстрашно глядя в густой, не разбавленный светом мрак в углу класса, − вызываю духа любого умершего здесь. Из Нави появись, воле моей подчинись!

Темные маги ничего не боятся, Веста уже знала об этом и питала к отважной однокласснице белую зависть, смешанную с уважением. Хоть и говорится, будто тьма и свет на разных сторонах и разных дорогах, это не совсем так, иначе бы темных и светлых учеников старательно разделяли бы, ради защиты магического мира от большой беды. Так думала Веста Холод, застыв на месте, и широко раскрытыми глазами смотрела, как во мгле что-то зловеще шевелится. Того ли, кого хотела, вызвала Ева? Ведьминское чутье кричало о приближающейся опасности – ледяной, склизкой и мерзкой, как руки утопленников, а из угла остро тянуло тленом.

Медленные шаги и запах стали ближе, Веста отпрянула, пребольно ударилась бедром об острый край стула.

− Кого ты вызвала, Ева?!

Одинцова вспорхнула длинными ресницами, резко опустила руки, разрывая контакт с нежитью, только было слишком поздно. Прихрамывая и еле-еле волоча за собой ноги, к девушкам плелась высокая женщина в белом платье. У нее были черные, как смоль, волосы и смертельно бледное лицо со злым выражением; откуда-то Веста узнала ее. Две неразумные ученицы вызвали саму Мару, богиню смерти, вытащили своими неумелыми чарами могучую повелительницу неживого мира из Нави, и она была этим очень недовольна.

− Матушка Мара! Простите нас! – воскликнула Веста первое, что пришло в голову.

− Просим вашего прощения! – тонким голосом молвила Ева за ее спиной

Богиня подняла голову и смерила ведьм-недоучек пустым черным взглядом. Бледные губы растянулись в уродливой усмешке.

− Какая я вам матушка?! – ощерилась она, шипя с ехидной злобой. – Вы бы еще Бабу-Ягу бабушкой назвали, девоньки. Известно ли вам, что такие дерзости я не спускаю никому? Вы решили со мной встретиться раньше времени, вам и ответ держать.

Нехорошо чавкнул ледяной промозглый воздух за спиной богини, словно кто-то открыл окно, и две белые руки с крючковатыми пальцами потянулись к плечам девушек; Мара хотела сделать живое мертвым, доброе – поганым, обратить плоть в мертвь, а быструю веселую молодость в вечный мрачный тлен. Весту сковал испуг, на Еву, судя по всему, напал ступор, и ни одна из них не сдвинулась с места – а потом Ева вытянула руку вперед, едва не соприкоснувшись с ладонью богини.

− Стойте, − сказала она без тени чувств, но с легкой улыбкой на лице, не понимая, как ей удается оставаться спокойной. – Я хочу сыграть с вами на игру в логику, госпожа Мара. Только вы и я.

Белое порочно-красивое лицо стало брюзгливым. Маре не нравилось поведение девиц, она не привыкла к сопротивлению.

− Ах, ты ж, ветрогонка! Ну, давай, покажи, чего твой умишко стоит, да не жалься потом…

Ни один мускул не дрогнул в лице Евы, когда она смело улыбнулась уголком рта и извлекла из набитой учебниками сумки шахматную фигуру. Королева? Зачем она носит ее с собой? Веста прикусила язык и молча наблюдала за тем, как протягивает подруга Маре фигурку, как та, ухмыльнувшись, прячет ее к себе за спину и быстро перекладывает из руки в руку, а затем молча смотрит на будущих жертв холодными пустыми глазами.

− Ну-ка, ответь мне, дорогуша, − ну и голос, скрипучий, будто у древней старухи, − в какой руке держу твою цацку?

Ева не моргнула взглядом и только произнесла тихий, полный подчеркнутой вежливости и насмешки ответ:

− В левой, госпожа Мара.

Повисло минутное молчание. По стенам плясали причудливые и зловещие тени, в окна принялся звонко барабанить дождь, а огни свечей мерцали и метались от порывов смрадного тленного холода, похожие на испуганных мотыльков. В этой жуткой тишине можно было услышать, как проигравшая богиня с досадой скрипит острыми зубами.

− Твоя правда, девонька. Там, где Правь, мне делать нечего, и в правой руке держать вещицы не пристало. Пойду я. А вы помните: призовете меня снова – не будет вам пощады. Да и встретимся еще с вами.

Ева с Вестой встревожено переглянулись и смотрели вслед удаляющейся Маре, пока та не скрылась во мраке, пока не исчез страшный потусторонний холод, и окружающая реальность не стала привычной и безопасной. Только Весту потом долго не отпускала томительная тревога. Это прошло на следующий день – ведь не бывает вечного страха.

Кроме того, выяснилось, что беды школы Чарослов только начались. Мало того, что Кощеев перебрался в свободный класс со всеми своими пробирками, травами и снадобьями, не объяснив ученикам причину, так еще и очень скоро на каменных стенах в коридорах и переходах – а то и на лестничных площадках стали появляться крупные неровные пятна подозрительно бурого цвета. Словно кого-то приносили в жертву. Вот только замечали это лишь самые впечатлительные ученики, половина из которых училась в младших классах, директор Айвет, а еще – Веста и Ева. Просто так бы богиня смерти, потревоженная глупыми девчонками, ни за что бы не оставила их в покое, и едва ли ей было дело до душевного комфорта учащихся.

А вот Влада, гоняющая Лиру по этажам, ничего не замечала. И Лира, смеющаяся над Владой, тоже. Счастливые.

Одиннадцатого ноября все шло ровно и спокойно, за исключением побега Кощеева в другой класс и его же дергающейся щеки – оставалось лишь гадать, что он там увидел. Но Ева справедливо рассудила, что крикуну поделом, глядишь, так и указку потеряет от ужаса.

Двенадцатого ноября во время завтрака на колени к Весте, обреченно поглощающей овсянку, прыгнула Бланка и застенчиво сообщила, что ее и Еву очень хочет лицезреть Арсений Семенович Айвет – директор школы. Но так как у него дела, он поручил передать это сообщение своему коту Питону Сильве или Бланке. Кого раньше встретит.

− Сильва где-то бегает, − предположила Ева и решительно встала на ноги. – Пойдем.

Никогда прежде их еще не вызывали в директорский кабинет. В иной ситуации Веста бы волновалась и боялась неизвестности, но после пережитого в последние недели стресса не чувствовала абсолютно ничего, кроме усталости. Ей хотелось верить, что после беседы с директором она сможет спокойно жить, независимо от его решения. Подумаешь, Айвет отругает или велит пересмотреть свое поведение, или просто скажет что-нибудь обидное! Она наслушалась этого от родственников вдоволь, ничего нового точного не узнает.

До черной двери с золотой табличкой «Директорская» девушки дошли молча. Остановившись, Ева внимательно посмотрела на надпись.

− Чистое золото…

− И правда. Идем?

Веста осторожно постучалась и после негромкого «Входите!» по ту сторону двери ее охватило жгучее любопытство. Кабинет Айвета был просторным, размером с половину класса, но из-за плотных темно-красных штор, закрывающих окна, здесь было темно и сумрачно, несмотря на утреннее время. Вальяжно сидевший за массивным темным столом, заваленным неровными стопками бумаг, Арсений Семенович смотрел на учениц сверху вниз и поглаживал лежавшего на этом же столе Питона.

− Огорчаете, барышни, − кинул он вместо приветствия. – Кого вы вызвали в классе позавчера вместо отработки у Кощеева?

− Здравствуйте, − Ева оставалась вежливой и спокойной в то время как у Весты все внутри забурлило от злости. И кто из них тогда Темная? – Мы вызвали Мару, богиню смерти.

− Спасибо, милочка, я сам знаю, кто она такая.

− Пожалуйста, − мило улыбнулась Ева. 

− И мне совсем не нравится, что Мара или ее посланцы занимаются художествами в коридорах и пугают младших школьников, − продолжал говорить Айвет с нажимом и осуждением. – Поэтому вы обе завтра пойдете к госпоже Елене Ивановне Залесской – знаете такую колдунью? Раньше она работала экзорцистом, теперь отошла от дел. И расскажете ей обо всем. И заплатите любую цену за то, чтобы она убрала вот всю эту пакость из школы. Вам все ясно, барышни?

Переглянувшись, Ева и Веста дружно кивнули. Конечно, куда уж яснее.

− И чтобы больше этого не повторялось, − добавил директор, одарив их напоследок грозным взглядом. – Все, ступайте с глаз долой.

Закрывая за собой дверь директорского кабинета, Веста подумала с явным облегчением, что они снова отделались малой кровью. А то, что надо связаться с известной на весь Китеж волшебницей Еленой, мудрой и эксцентричной, гоняющей мешающих призраков и полтергейстов, да и некоторых демонов заодно тоже, не беда. В тот же вечер они уселись за единственный в девичьей комнате стол, и написали Елене Залесской короткое и вежливое письмо с просьбой о помощи, а потом Веста отправила его с почтовым вороном.

Ходили слухи, что эта колдунья может пожелать любую плату, будь то деньги, вишневый пирог или бутылку крепкой настойки. Или услугу. Или пожелает, чтобы заказчик служил ей верой и правдой некоторое время. Веста ждала любого требования, как автор письма, оставившая внизу свое имя и роспись.

Все, что угодно, но не предложение стать ученицей Елены Залесской после выпуска из Чарослова.

Веста была удивлена, но написала положительный ответ – и через несколько дней, когда кровавые пятна и страшные духи исчезли из школы, подумала, что это не слишком уж большая плата за собственную ошибку.