Громкий слегка лающий смех Сириуса Блэка оглушает всех присутствующих на кухне дома Блэков. Артур Уизли тщетно пытается его успокоить, Молли все вертится у стола. Рон болтает о чем-то с братьями. Люпин внимательно вглядывается в Гарри, а Гарри, скрестив руки на груди, хмуро смотрит на крестного. И чем дольше тот смеется, тем сильнее хмурится Поттер. Что, спрашивается, смешного в том, что в него влюбился Малфой?

— Сириус, перестань, — Люпин хлопает того по плечу. — Это не смешно.

— О, нет! Это очень смешно! Ты только представь, как взбесится Люциус, когда узнает? Слушай, Гарри, вы уже реально целовались? — любопытство и какой-то странный блеск в глазах Блэка напрягает Поттера.

Всего одно слово. Всего одно слово согласия с Гарри, и это позволит ему скрутить его за секунду. Одно согласие, неважно с чем, просто согласие, направленное на Гарри и сказанное ему же, и любой человек словно открывает ему двери в собственное тело. Никогда в жизни Поттер не испытывает такого жгучего желания, чтобы с ним согласились, но сейчас это не реально. Остается только скрипеть зубами и ждать того самого момента, который позволил бы ему отпустить рвущееся изнутри недовольство.

— Праф-фа, — отвечает за него Рональд, набив рот пирожками. На него тут же обращается шесть пар любопытных глаз, и он, тяжело проглотив ком во рту и запив половиной чашки чая, тут же добавляет: — Я лично видел. Но так и не понял, что вообще происходит. Ладно, Малфой признался в чувствах Гарри, вытребовал поцелуй, когда украл пергамент. Но какого хрена это было неделю назад?!

— Следи за своим языком, Рон Уизли! — Молли тут же отвешивает сыну подзатыльник на радость Джорджу и Фреду.

— А что было неделю назад? — Блэк сейчас напоминает Гарри чертову ищейку, рыскающую в новых сплетнях для пустой болтовни. — Он украл Карту? А что, если он смог ей воспользоваться!

Усмехнувшись, Поттер припомнил, как впервые показывал Драко эту Карту. И первое, что он услышал от Драко, было «Ты следил за мной с помощью этой Карты? Бесстыдник! Хорошо, что она не показывает, что делает человек». Нет, после он все же добавил, что Карта может быть опасной не в тех руках, но тут же убедился сам, что вскрыть ее не так и просто без пароля. Он два дня баловался и наслаждался тем, как бумажные Бродяга, Сохатый, Лунатик и Хвост покрывали его грязью. Это веселило Драко, а Гарри нравится наблюдать за тем, как он смеется.

— Малфой вломился в гостиную Гриффиндора. Босиком, полураздетый! Вцепился в Гарри, как гном, и не отпускал, пока Макгонагалл со Снейпом не пришли.

— Он был в водолазке и брюках, — Гарри поправляет Рона, взяв чашку и проглатывая этот чертов ком злости, застрявший в горле, вместе с чаем. Закинутая нога на ногу рефлекторно дергается, как если бы он пытался настукивать ритм стопой по воздуху. — И ему уже давно снятся кошмары. Он как-то показал мне парочку своих снов. Нападение на Азкабан просто цветочки рядом с этими снами. И мне кажется, что это Волдеморт насылает ему их через метку.

— Насылает, говоришь, — теперь хмурится Люпин, вглядываясь в свою чашку с чаем. — Это возможно, вполне возможно. Но какой ему в этом смысл?

— Откуда мне знать? — раздраженно бросает Поттер, поднимаясь из-за стола. — Может, он таким образом срывается на нем за то, что лишился вообще всех своих приспешников? Кто остался в живых? Малфои, Снейп да Нотт? И те ни на что не способны сейчас. Или вы думаете, что некрологи полнятся именами каждую неделю просто так? — он залпом допивает чай и с громким стукам ставит чашку обратно на стол. — Спасибо, миссис Уизли, я не голоден.

— Постой, Гарри. Ты чего злишься-то? — недоумевает Сириус, подрываясь и порываясь схватить его за руку.

— Да он постоянно злится, если дело касается Малфоя, — фыркает Рональд. — Разругался со всеми, с кем мог. Ни меня, ни Гермиону не слушает. Хотя Гермиона тоже никого не слушает, даже Дамблдора. И пусть Дамблдор уверяет, что это все для виду, но злится-то он по-настоящему!

— Я раздражен, — Гарри снова поправляет Рональда, бросив на него испепеляющий взгляд. — Не более. Меня все это достало. Эта война, это дурацкое перетягивание одеяла с одной стороны на другую. Будто этой жары мало, надо еще и закутаться поплотнее, только бы другому не досталось. Все эти распри, скандалы, постоянные секреты, закулисные игры. Достали! — он отдергивает руку, опалив Блэка взглядом, и пинком открывает дверь.

— А я все думал, когда же он темперамент свой покажет, — ухмыляется Фред. — Скажи, красиво ушел?

— Эффектно, — подтвердил Джордж. — Но боюсь, это лишь начало бури.

Блэк, дослушав близнецов, тут же идет за Гарри наверх, останавливаясь только у закрытой двери в свою старую спальню. Поттер недовольно морщится, пытаясь успокоиться и перестать принимать все это слишком близко. А чего они с Драко, собственно, ожидали? Что все пройдет гладко? Да нет, скорее, просто Гарри был слишком наивен и думал, что хотя бы раз они могли бы поступить по-другому. В первый раз, когда они с Драко пришли, Блэк вообще попытался убить Малфоя. Во-второй раз Гарри едва сам их не убил, потому что они попытались сбагрить Драко в Азкабан. Вот хотя бы раз могут взрослые поступить, как взрослые, а не устраивать из все этого балаган? И как оказалось, взрослыми тут являются лишь некоторые. Даже одной руки не нужно, чтобы пересчитать — Кингсли и Снейп.

По лицам других же, даже без дара Драко, Гарри с легкостью может сказать, о чем они думают. Люпин недоверчив от природы, не бросается без доказательств обвинениями, но и не отрицает такую возможность, и от этого его сомнения только противнее. Блэк? Тут и говорить нечего. Он просто ищет любую возможность посмеяться над теми, кто ему не нравится. Малфои не только в их числе, но и на первых строчках стоят. Гарри уже хочет отменить одну часть их плана, но понимает, что это будет крайне глупо и по-детски обижаться на такую ерунду. Драко точно на смех поднимет.

Кто там еще остался? Уизли? Эта семейка, кажется, интересуется только узким кругом — теми, кого включили в список своей семьи. Гарри попал под их опеку потому, что подружился с их сыном, и теперь непонятно, почему они вообще приняли его к себе. По просьбе Дамблдора? Или все же Малфой был прав, и тем самым они просто хотели вырваться из собственного замкнутого круга? Но теперь, смотря на них, Гарри видит только доверчивых людей, верящих Дамблдору, в любовь, мир, добро и прочее по списку. Странно, что живя в магическом мире всю свою жизнь, используя магию направо и налево, они до сих пор не поняли, что магия — это обоюдоострый кинжал. Все зависит от того, кто его держит и как именно. И почему они, прожив столько, так этого и не поняли? Почему взрослые люди до сих пор делят чертов мир на добро и зло? Где эта грань? Как она выглядит, и кто будет считаться хорошим, неожиданно ударив кого-то ножом? Самозащита? Но и тут всегда найдется до чего докопаться.

— Бродяга, я не хочу разговаривать! Я хочу спать, — Гарри падает на кровать, скинув с ног ботинки, и заворачивается в одеяло с головой.

Драко сейчас чертовски далеко! Настолько далеко, что даже почувствовать его невозможно, и от этого лишь тяжелее. Глядя на свои часы, а, вернее, следя за стрелочкой, он тихо хмыкает, видя, как стрелка дергается от «Убежища» до «Школа» туда-сюда. Видимо, ему тоже не сидится на месте. Это будет чертовски долгие две недели.

— Слушай, — возмущается Блэк, распахивая дверь и вваливаясь в комнату. — Я понимаю, что тебя уже достали, но послушай. Малфои…

— Что? — огрызается Поттер, резко сев на кровати и уставившись на Блэка. — Гадкие, противные Пожиратели Смерти? Тогда объясни мне одну вещь. Почему из всех, кого я знаю, он единственный не пытается говорить мне, что делать? Он не требует от меня ничего. Даже про эти кошмары я узнал случайно, когда заметил его слоняющимся по школе несколько ночей кряду. Я знаю, как сложно отличить такие кошмары от реальности. И почему я должен был отказать ему в помощи? Почему я, зная каково это, должен был отказать ему? Потому, что он Малфой? Так ты, вроде как, обвиняешься в убийстве моих родителей, почему я поверил вашим разборкам против Хвоста? Я помню, как он признался под вашим давлением. А где была гарантия, что это не вы вдвоем все придумали? Он защищался от вас с Люпином. Так, может, вы с ним сговорились и забили заведомо слабого, а он, просто спасаясь от вас, бежал? Заметь, это просто ситуация, с другой стороны. Та же самая ситуация с другой стороны, Сириус! — чеканя каждое слово, Гарри нервно сдергивает с себя одеяло и натягивает ботинки.

Шнурки не поддаются и, психанув, Гарри просто связывает их морским узлом, запихнув в ботинки, чтобы не мешались. Он стаскивает со стула свою сумку, принимаясь потрошить ее и искать в ней мантию-невидимку, не на миг не замолкая.

— Вы все заливаете про добро и зло, про плохое и хорошее. Когда сами в моем возрасте всячески травили Снейпа. Это не зло, скажешь? Это не считается плохим, да? Про отца говорят, что он был очень смелым, сильным и умным. Мама добрая и все понимающая. Так скажи мне, почему она бросила друга, с которых прожила не разлей вода более шести лет, из-за какого-то слова? Или кто дал право отцу издеваться над Снейпом? Кто дал вам право решать, что он плохой? Потому, что он слабее вас? Я не понимаю и не хочу понимать, что значит добро и зло в вашем понимании. Не хочу быть ни тем, ни другим. Я хочу быть самим собой! Я хочу делать так, как считаю правильным. И если я считаю правильным, что помогаю Драко справляться с кошмарами, так почему это обязательно должно быть плохо? К тому же, может, я и правда гей. Что тогда? Вы все будете тыкать в меня пальцем и заверять, что я стал полным дерьмом из-за этого. И обвинять во всем Малфоя, считая его дерьмом, что заставило меня стать ему подобным? — он замолкает на секунду, подходя к растерянному Блэку, хватающему ртом воздух не то от возмущения, не то от неожиданного словесного удара. — Взрослые. Чем вы лучше нас, детей? — хмыкает он, накидывая на плечо сумку, сверху мантию и протискивается между дверью и Блэком, собираясь подышать свежим воздухом.

— Гарри, стой! Куда ты собрался?! — срывается Блэк, и Гарри приходится едва ли не бежать по лестнице вниз. — Что это еще за ситуация с другой стороны? Как ты можешь не верить мне и Лунатику?! Как ты можешь думать, что твои родители не были хорошими?! Мы были и остаемся лучшими друзьями Джеймса и Лили, и мы знаем их лучше всех, — он хватает его за плечо и разворачивает к себе, когда они оказываются внизу.

— Хвост тоже был вашим другом, — Гарри скидывает его руку с плеча и отшатывается от Блэка на пару шагов, врезается спиной в стену. — Знали лучше всех, да? А кто-нибудь из вас попытался понять Хвоста? Вы его знали? Обвинили в трусости, когда сами не лучше. Может, он посчитал, что ваш милый кораблик тонет, и сиганул в воду, что вполне логично. Тонешь — спасайся, как можешь.

— Гарри, — мягко протягивает Люпин, подходя к ним ближе, потому что их крики уже собрали зрителей.

— Ну вот, я же говорил. Рон, ты проспорил, — ухмыляется за спинами взрослых Джордж.

— Нора джарви, — витиевато выругался Рональд.

— Не надо, профессор, — оскаливается Гарри, окинув Люпина взглядом. — Я не хочу больше ни говорить об этом, ни слушать. Воспитывайте друг друга, а я уж лучше сигану с Астрономической башни по желани…

Звонкий хлопок разносится по всей прихожей дома Блэков с тихо вскрикнувшей Молли Уизли, но громче всего звенит в ушах Гарри — так, что приходится зажмурится. Щеку опаливает от удара, но сильнее всего вспыхивает глубоко внутри. На секунду в его руках концентрируется сила, готовая к удару, и ему приходится сжаться, чтобы успокоить рвущуюся убивать силу. Стиснув зубы и кулаки, он медленно открывает глаза и смотрит впритык на стоящего рядом с ним Блэком, который и залепил ему пощечину. В доме было непередаваемо тихо.

— Полегчало? — спросив, Гарри впритык смотрит на того исподлобья, мысленно уже выжигая этот дом дотла. — Что ж не с кулака-то? — зло ухмыляется он.

— Ты мой крестник, Гарри, — сухо произносит Блэк. — И это логично, что я волнуюсь о тебе. Малфои не те, кому можно доверять. Да, я могу поверить, что его мучают кошмары, но никогда не поверю, что его чувства к тебе, правда. И я не прощу себя, если с тобой что-то случится, из-за твоего желания довериться ему.

— Не помню, чтобы я сказал что-то о доверии, — снова хмыкает Поттер, удерживая на губах кривую улыбку и рвущуюся из него силу, что уже ощутила новый источник адреналина. Если он сейчас не уйдет, быть беде. — Воспринимайте мое поведение, как эксцентричного подростка или как одурманенного магией, зельями, чем там еще, с руки Малфоя. Как хотите. Мне плевать, — он быстрым движением руки поправляет мантию, накидывает капюшон на голову и проскальзывает мимо столпившихся прямиком на кухню.

— Гарри, я сотни раз видел мантию в действии, я все равно тебя услышу! — рычит Блэк, кинувшись следом.

— Да будто я пытался от тебя прятаться, Бродяга! — огрызается тот в ответ, прыгая к окну. Открыв его взмахом руки, Гарри просто выпрыгивает на задний двор дома и уже там шмыгает в тень.

Сумерки уже завладели городом. Люди скрываются по своим домам, с окон доносятся шумящие телевизоры, шум машин эхом разносится над домами. Блэка не пустили следом за Гарри в окно, но и через дверь за ним никто не сунулся. Черт знает, почему. Гарри не умеет читать чужие эмоции и что вертится в других головах, знать не знает. Да и хорошо. Ему и в своей голове кавардака хватает.

Отчего-то на душе паршиво. И вроде не в первый раз, вроде уже смирился. Так почему же все еще больно? Почему каждая такая стычка с ними отзывается ноющими ранами глубоко в душе? Почему эти чертовы шрамы так легко напоминают о себе? Почему Гарри не может просто забыть? Почему нельзя выкинуть из головы и просто жить? Все эти чертовы вопросы, раз за разом, сколько можно? Он чертовски устал. Он так устал, что нет больше ни сил, ни желаний.

Он идет по пустой улице. В окнам домах горит свет. Там живут люди. Счастливые или ж нет, грустные, одинокие, но живые. Чувствующие, проживающие свою жизнь так, как хочется им. А Гарри впервые ждет свой день рождения, как заключенный конца срока. Ждет, строит планы, мечтает. Он так о многом мечтает! Свалить из этого душного города, побывать там, где они еще не были. Окунуться в морскую пучину, ощутить, насколько же мир огромен. И решить наконец, прекрасен он или нет. Впрочем, этот мир будет столь же сер и уныл, как сейчас, если Драко не рядом. Потому что каждый день, не видя его улыбку и не слыша голоса, кажется, что случилось что-то плохое. Когда он не может даже почувствовать его, кажется, что вот-вот что-то произойдет и Гарри не сможет это остановить.

Шаг становится быстрее, и он переходит на бег. Удерживает в руке мантию, задыхается, но не останавливается. Ему нужно бежать без оглядки, туда, где он.

Мир пугающе жесток, ужасен, мир сам по себе просто невероятно невыносимый монстр, сжирающий людей с потрохами и даже не давящийся ни разу. Заглатывающий души пачками, горстями запихивающий их в такие глубины, из которых в одиночку не выбраться. И Гарри не выбрался бы. Он бы не справился один. А где были все эти друзья? Где были Уизли? Они бежали! Они бросили его одного, оставили на растерзание зверю, как приманку, чтобы самим сбежать и жить себе припеваючи. До сих пор в ушах звенит это треклятое «Прости», что прогнусавил Рон перед тем, как дать своей семье сбежать и помереть самому. До сих пор он видит ту же горделивую улыбку, вздернутый подбородок и непокорность в глазах Гермионы, когда она самолично отдала себя на растерзание Беллатрикс, но не прожила даже суток. Он помнит их каждого. Помнит, как убивался из-за смерти Сириуса, как узнал потом, что и Ремус погиб. Помнит, что где-то там остался собственный крестник — Тедди. Перед глазами до сих пор мельтешат картины радостного до омерзения Реддла, сообщающего Гарри о том, что он поймал очередного беглеца. Всех Уизли, всех членов Ордена. Помнит, как полыхал весь мир, а спасения не было.

Ноги путаются в мантии, он падает, но в последний момент зависает над асфальтом и только после опускается на него. Холодный, но безжизненный асфальт неприятно жжет кожу сквозь одежду. А руки Драко всегда холодны, как лед, и его холод проникает под кожу мягко и приятно остужая пылающее тело. Его холод может быть возбуждающим. А когда по коже от его прикосновений ползут мурашки, невольно хочется ощутить их еще и еще. До бесконечности!

Сорваться бы сейчас, прижаться к нему всем телом. Оставить нежный и робкий поцелуй на уголке его губ. Ощутить запах солнца, почувствовать, как его дыхание скользит по коже.

Нельзя. Нельзя сейчас оказываться в школе. Нельзя сейчас покидать пределы Лондона. Нельзя даже толком магией пользоваться! И это душит. Это так душит, что хочется кричать. Срывать голос, разодрать ребра, лишь ощутить хоть каплю тошнотворной свободы. Хотя бы один раз вдохнуть полной грудью, держа его за руку, и тогда Гарри согласен умереть. Только если Драко ему позволит.

Поднявшись, он все еще чувствует жажду крови. Пройдясь быстрым шагом вниз по незнакомой улице пару домов, Гарри взмывает вверх и опускается на крышу одного из зданий. Готовящийся ко сну город чрезвычайно тих и скучен. Малфою понравилось бы. Но идти злым к нему плохая идея. Драко, может, и наестся, а вот Гарри останется вялым и возвращаться тогда вряд ли захочет. Нет, он в любом случае не захочет возвращаться, но и быть тут тоже невыносимо. Две недели. Всего две недели. Без сна, без нормального питания, без хорошего настроения. Скука. Скука. Скука!

Выпустив пар на ни в чем не повинных антеннах, а потом и на парочке лавочек в сквере, взрыхлив идеально ровные дорожки и тропинки, Поттер все же возвращается обратно. Пять часов утра. Ясное дело, что никто не спит, волнуясь о том, где же его носит. Не скрываясь и не пытаясь красться, он заходит в дом, останавливаясь в сумрачной гостиной, где пятеро взрослых тут же смотрят на него. Все молчат. Единственный, кого он не ожидал тут увидеть — Дамблдор. Он сидит в кресле, и весь его вид не говорит ни о чем хорошем. Уже после того случая с признанием Драко на рождественских каникулах Гарри стал осторожным с ним. Лимонные дольки. Кто бы мог подумать, что в этих лимонных дольках будет сыворотка правды. Вряд ли бы кто-то когда-то догадался. Доза столь мола, что сразу понять невозможно. Да и действие слабое, впрочем, достаточно, чтобы забраться к кому-то в голову. Если бы Малфой не накинул на него защиту, было бы неприятно.

Вопросы, что он задавал в тот раз, касались всего и вся. Его успехов в учебе, его снов, видений, его отношений с Малфоем. Спрашивал, знает ли он, почему Рон и Гермиона не разговаривают. Знает, разумеется, но толку-то? Влезать в распри двух влюбленных идиотов он не намеревался, сами разберутся. Были еще ни к чему не приводящие вопросы, они проговорили почти два часа. И теперь он снова смотрит на Гарри так, будто перед ним сам Волдеморт. Похоже, он больше боится не влияния Малфоя на Гарри, а именно крестража в голове Поттера.

— Директор, — Гарри кивком здоровается и занимает единственное свободное кресло в гостиной, бросив сумку и мантию на пол. — Если я сейчас ляпну что-нибудь в стиле Малфоя, вы опять на меня кинетесь и побьете? — он чуть склоняет голову набок, давая всем посмотреть, как припухла его щека. Специально ничего с этим ударом не сделал, чтобы кое-кому было совестно.

— Гарри! — вспыхивает Блэк, но его тут же останавливает Люпин, положив на его плечо руку.

— Гарри, — мягко начинает Дамблдор, незаметно поправляя рукав, а, вернее, палочку в нем. Вот так новости! — Как прогулка?

— Прекрасно, директор. Свежий воздух бодрит, но потом жутко тянет в сон, — он демонстративно зевает, ожидая дальнейшего спектакля.

— Так, давайте спать, обо всем можно поговорить утром! — спохватывается Молли Уизли, пытаясь разогнать всех по комнатам. — Артур, давай, тебе через три часа на работу.

— Уже утро, миссис Уизли. И я всегда рад вас выслушать, — не вести себя, как дурачок, у Гарри не получается. Вот бы еще знать, кого из них это раздражает! Была бы потеха. — Не гарантирую, что соглашусь с вами, но мало ли что вы хотите мне сказать, — он безразлично дергает плечом, скидывает ботинки и забирается на кресло с ногами, устраиваясь в нем удобнее.

— Напротив, я хотел бы послушать тебя, Гарри, если не возражаешь, — Дамблдор поглаживает бороду, чуть откинувшись на спинку кресла.

— Сказку? Хотите сказку? — оживляется Поттер, оглядев всех загоревшимся озорством.

— Какая сказка, Гарри?! — не выдерживает Блэк. — Скажи, что с тобой происходит? Почему ты себя так ведешь?

— А мне казалось, вы уже решили, что это из-за влияния Малфоя, его чар и прочего. Хотя не спорю, когда он поет, то действительно очаровательно! — невольно мечтательно улыбается, вспоминая как Драко мурчит себе что-то под нос в минуты задумчивости или, когда поет, чтобы успокоить. — Разве не в его интересах рассорить меня со всеми вами, заставить влюбиться в него по самые помидоры, и чтобы я стал его послушной марионеткой, которую он приведет к Волдеморту. Вы же все так думаете. Только вот я с вами ссориться не хочу, мне это не интересно. Просто вы так уперто пытаетесь заставить меня думать так же, как думаете сами, что хочется спросить, а кто же из меня марионетку делает?

— Никто не делает из тебя марионетку, Гарри, — Дамблдор поднимается и мягко поправляет рукава, и палочку заодно. Снова. Он опасается, что Гарри на него кинется? Или что это за позиция такая, в которой палочку держат поближе к руке, как если бы готовясь к удару. — Мы лишь волнуемся за тебя.

— Вам виднее, вы же взрослые, — ухмыляется Поттер, поднимаясь и демонстративно зевая. — Хочу спать, очень хочу спать. Если суперсерьезный разговор откладывается на утро или обед, то можно я пойду? — он сгребает с пола свои вещи и дожидается согласия.

— Отдыхай, Гарри, — отзывается Дамблдор, тем самым заканчивая их бессмысленный треп.

Поттер тут же сбегает из гостиной в спальню, собираясь проваляться до самого вечера усиленно притворяясь спящим. Вся эта ситуация и бесит, и веселит. Все это, вместе взятое. Этот дом, эти люди, все вокруг. Нет, будь здесь Малфой, быть может, Гарри смог бы спокойно ко всему этому относиться. Может быть, даже не стал бы нарываться и даже не спорил бы. Но когда Драко так далеко, раздражение скрежет внутри и все тело зудит, но почесать никак. Это как после долгой мастурбации ни разу не кончить, не получить столь желанную разрядку и проходить в таком неудовлетворенном состоянии весь гребаный день. Затем все это повторять раз за разом, каждый день, но так и не словить уже ненавистный оргазм. В какой-то момент начинает казаться, что сходишь с ума. Что весь мир вокруг насмехается, издевается, что все вокруг просто бесит! Бесит, потому что дышит.

Завернувшись в одеяло с головой, Гарри открывает карту и следит за Малфоем. Разумеется, он тоже не спит. Быть может, прикорнул на часик, но не более. Драко сложнее, чем Гарри. Поттера если и мучают кошмары, он понимает, когда проснулся. Драко же тонет в них, как в воде, утаскиваемый на самое дно инферналами. И это пугает Гарри. Каждый раз, когда он чувствует, как Драко кричит, все внутри рвется на части. В такие минуты он не видит перед собой ничего, только бы Драко снова ему улыбнулся. И в тот раз, в гостиной Гриффиндора, Гарри так хотелось нежно расцеловать его, обнять покрепче, спрятать от всех и всего. Только бы никто и никогда не видел его таким. Чтобы никто даже не посмел думать, что у Драко Малфоя может быть какая-то слабость!

Встав ближе к ужину, Гарри ведет себя тихо и почти ни с кем не разговаривает. Он так и не сомкнул глаз, все следил за точкой Малфоя на карте. Забавно, что он единственный, кто может скрыть себя так, чтобы его имя на карте не отображалось. Это оказалось так забавно, когда они экспериментировали с картой, смотря, как она работает. Впрочем, все просто, но все равно весело.

А круговорот бесцельных и мучительных дней продолжается. Завтрак, пустые разговоры, обед, шахматы с Роном, Фредом и Джорджем со ставками, ужин. Гарри полностью отстраняют от участив жизни Ордена Феникса, но ему это и не нужно. Он то читает газету, то учебники, иногда здоровается с периодически появляющимся Снейпом. Притом то, как он здоровается, не остается незамеченным. Блэк устроил очередной громкий скандал, нарывался на драку со Снейпом, пытался выбесить того. Но у Снейпа нервных клеток поубавилось после того, как они стали работать вместе, остались только устойчивые. И Блэк как бы ни орал, вывести из себя его уже не мог. Вообще, с начала учебного года в Снейпе многое изменилось. Он стал спокойнее, хотя все еще любит поиздеваться над Гарри, но теперь это кажется забавным, а не злит. Перестал казаться таким загруженным, что ли. Словно с появлением в его голове ящичка с памятью Драко и Гарри в нем почти не осталось места на память о собственном прошлом. Драко говорит, что он боится их, но Гарри так не кажется.

Эти каникулы, как и весь чертов мир, невыносимо несправедливы. Гарри с трудом удается выбраться из кровати незамеченным, чтобы пробраться в клетушку Кикимера. Блэк с Люпином периодически следят, чтобы Гарри снова не сбежал из дома, хотя если он захочет, они даже не заметят, что он ушел. Кикимер опять пытается разбудить Вальпургу, так что Гарри без труда пробирается в его клетушку и с той же легкостью находит там крестраж. Медальон Слизерина, хранящий в себе тайну всего времени существования школы. Как бы хотелось о ней рассказать, но лучше не стоит. Этот мир не готов признать правду о тех, кого считает врагами и соперниками по жизни. А ведь нигде не сказано, что Слизерин и Гриффиндор хоть раз сталкивались в поединке. Дуэли были, но никак не попытка убить друг друга.

Забравшись на чердак, Гарри с легкостью открывает уже известный ему тайничок и вглядывается в небольшой портрет Годрика Гриффиндора. Забавно, что открывается он без открытия основного ящичка. А на портрете красивый мужчина, слегка за сорок. Густые темно-коричневые брови, каштановые волосы с проседью, собранные в хвост, как любит ходить Люциус. Широко раскрытые глаза, уверенная, но счастливая улыбка. Четкие скулы с парой шрамов на щеке, видимо, потому бороду и не носит. Широкие плечи. Гриффиндор точно был высоким и крепким мужчиной. Даже интересно, когда он позировал для портрета, то почему улыбается так счастливо? Кто вообще рисовал этот портрет? Сам Слизерин? Они так и не узнали, потому что нет ни единого упоминания о том, что Слизерин когда-то держал в руках кисти или грифель. А без наличия таланта даже магия не поможет сделать столь качественную работу, передающую всю красоту человека. Впрочем, можно догадаться, ведь только у Слизерина есть столь величественный и пафосный уголок в подземельях. И головы змей, и голова, как оказалось, не Слизерина, а Гриффиндора, были сделаны его рукой.

Достав портрет, капсулу и локон в воске, Гарри предает их огню, а пепел развеивает за окном. Они мертвы, так пусть же и эта часть о них умрет, не оставив ни следа. Сжимает в руке медальон, так и рвущийся из его пальцев, Гарри снова усаживается посередине комнаты и открывает основной ящичек медальона. Злоба, неконтролируемая зависть, обида и ненависть. Все это рвется наружу, пытаясь нападать, пытаясь заставить Гарри страдать. Но теперь он не имеет над Гарри власти. Потому что страдать может только тот, у кого есть рай, Поттер же живет в аду. Каждый день, как пытка, нескончаемая, бесконечная пытка. День сурка, в котором они застряли вместе с Драко. Повторяется раз за разом, и хуже может быть только то, что он однажды не почувствует его. Что однажды они потеряют друг друга, и тогда мир обрушится окончательно. Гарри страшно думать об этом, потому что в этот же миг он уничтожит вокруг себя все. Он заберет с собой на тот свет всех. Весь проклятый мир. И вряд ли его смогут остановить, ведь только у Драко получается контролировать эту ярость внутри Гарри.

— Я ненавижу тебя сильнее, чем ты думаешь, — произносит он, глядя на самого себя, ведь крестраж с легкостью нашел его слабость.

— Нет, ты слишком сильно себя любишь, и даже труп Малфоя — не помеха для твоей счастливой жизни, — отзывается тень, скалясь и сверкая зеленью глаз, как изумрудные камни. Красивые, но пустые.

— Пусть так, — вздыхает Поттер и, потянувшись, сжимает на шее тени пальцы. — Но ты слабее меня, дядюшка Томми, — вторит оскалу тени и принимается безжалостно ломать осколок души Реддла.

Вытягивать из медальона всю хранящуюся в нем магию, заглатывать, почти не жуя. Поглощать и делать частью самого себя. Проще, чем пить воду, легче, чем пережевывать пищу. Он просто играет с медальоном в перетягивание каната, вот только медальон не может удержать осколок, а та не может зацепиться прочнее за кусок металла. Реддл придает слишком большое значение безделушкам.

И все же тошнотворно каждый раз окунаться в его память, заточенную в этих крестражах. Словно он пытался избавиться от неуместных чувств, от гнетущих его сожалений и разочарований. Он монстр? Разумеется, как же иначе. Ведь он человек с оружием в руке.

Перед глазами мельтешат картины его прошлого. Как и кого он убил для этого крестража. Забавно, что Реддл, будучи рожденным с такой силой, первые годы тратил не на их развитие, а на изучение всего и вся. Он настолько сильно пытался понять, что же он такое, откуда в нем такая сила, что переворошил только за первый год почти половину школьной библиотеки. Ну, той, куда у него был доступ. Вбитое в него понимание, что к милым маленьким мальчикам не придираются, заставляло его вести себя так же в школе. Все они для него враги. Нет друзей, нет тех, кого бы он мог считать близкими. Да он и не хотел. Ему было нужно совсем не это. В отличие от них с Драко, Реддл словно подсознательно понимал, что и как. Он действительно гений в своем поколении. Единственное, что мешало ему стать непревзойденным, понимание того, что его же магия его и убивает. И тогда появилось стойкое, просто непреодолимое желание жить.

Даже не так, Реддл хочет победить саму смерть. Решить собственную проблему угасания и выгорания любыми способами. Из-за этого ищет сказки, из-за этого верит в силу Бузинной палочки, понятия не имея, что создал ее такой же идиот, как и сам Реддл.

Впрочем, Гарри понимает его в желании жить. Первое время ввиду собственного характера Гарри не хотел убивать, не хотел становится похожим на него, но потом понял, что либо он, либо его. Третьего не дано. Из-за каждого раза, когда он ступал на третью тропу, получался полный кошмар. Так что сейчас Гарри даже не может винить Реддла в его желании жить любыми способами. И жить долго. Его магический изъян стал тем, что он смог полностью контролировать свое тело и даже душу. Изъян Малфоя — это возможность уничтожать безвозвратно, а Гарри, напротив, впитав в себя знания Реддла из его крестражей, обнаружил то, что как уничтожать, так и создавать довольно легко. Нужно просто уточнять кучу нюансов, детализировать и даже создавать искусственные души. Что-то наподобие крестража Реддла, только Гарри для этого нет нужды рвать свою душу, он просто создает копию из уже имеющихся материалов. Таким образом он смог воскресить василиска. Потратил на это уйму времени, но все же смог. На людях еще не пробовал, некогда было. Зато знает, как можно ускорять процессы заживления и восстановления любого живого организма. Единственное, что он не может — это замедлить процесс выгорания от магии. Сама магия или же природа не дает им на это право.

Заглотив осколок целиком, Гарри растягивается на полу, пряча в кармане медальон и закрывая глаза. Он сейчас уснет. Вырубится, потому что бойня с осколком души продолжается внутри него. Потому что ему придется пережить одно из самых неприятных воспоминаний. Что это будет? Когда дело касается медальона, это всегда один и тот же момент.

Седьмая попытка. Они не скрывались, не прятались, старались держаться вместе. Тогда было еще страшнее не видеть и не слышать друг друга. Тогда они еще только искали чертову силу, чтобы победить Волдеморта. И тогда они залезли в Отдел Тайн, в желании найти ответы там. Найти хоть что-то, что навело бы их на след. Там же и попались. Мучительное долгое ожидание в коробке из кирпича и бетона. Маленькое окно и полная оторванность от мира. Дамблдор что-то такое нашел, что привело его к мысли, что во всем виноват Драко. Как же сильно Гарри пытался сопротивляться! Вырваться из этого ящика и снова обнять Драко. Вот только каждый вечер его насилу поили чем-то тошнотворным. Он не мог ни есть, ни спать. Тогда кошмары были всюду. Тогда кошмар был наяву. И однажды он словно оказался заперт в собственной голове, видя своими же глазами, но словно находясь в стеклянном коробе. И как бы не стучал по этому стеклу, не мог остановить сам себя.

— Я ненавижу его, — шипит он не своим голосом сквозь зубы, в упор смотря на Драко, удерживаемого едва ли не целой толпой.

Побитый, с разбитыми губами, носом и бровью. Половина лица заплыла. Малфой дрался. Наверняка пытался вырваться и добраться до Гарри. Потому его забили? Кто посмел его тронуть?

— И хочу его убить.

Это не он. Это не Гарри! Им словно управляет кто-то. Что они сделали? Кто это сделал? Но хуже всего то, что происходит с Драко. Он видит, как от его слов Малфой вздрагивает, как от удара и замирает, перестав пытаться вырваться. Их взгляды встречаются. Гарри воочию видит и чувствуют, как судорожно крутятся в голове Драко мысли, но он больше не хочет искать выходов из ситуации. Неужели он сдался?

«Нет! Нет, нет, нет! — Гарри не позволит. Он должен вырваться из этой клетки и остановить себя же. — Не смей. Ты не выживешь без него! Он все, что у тебя есть. НЕ СМЕЙ ТРОГАТЬ ЕГО!»

— Хорошо, — тихо произносит Малфой, не сводя взгляда с Гарри и в груди неприятно ноет. — Хорошо, — на его дрожащих разбитых в кровь губах играет понимающая улыбка. Чистая, как будто он… счастлив?

Перестав удерживать, Драко позволяют выпрямиться. Он, сморгнув с ресниц выступившие слезы, удерживает на губах улыбку. С глубоких трещин стекает кровь, но все заворожены его слезой. Сверкая, как алмаз на солнце, слеза доползла до середины щеки и замерзнув, остановилась. Малфой совершенно не обращает на нее внимание. Он неотрывно смотрит в пылающие яростью глаза Гарри, которого удерживают силой десятерых человек. Видя, что Малфой освобожден, видя, что тот может двигаться, ярость вспыхивает с новой силой, и Гарри скидывает с себя десять сильных авроров, как одеяло, и срывается с места.

В голове Гарри неразбериха. Он понимает и не понимает, почему все именно так.

«Потому что нас снова предали!» — тщетная попытка докричаться до самого себя тонет в глухой ярости.

Почему он плачет, почему он улыбается так, будто знал все с самого начала. Будто был уверен, что все так и будет. Будто готовился к этому! Почему?

«Потому что любит нас».

Почему, почему, почему, почему? ПОЧЕМУ?! Вложив в кулак всю свою силу, Поттер замахивается и в пару быстрых шагов достигает даже не шелохнувшегося Драко.

В собственной голове Гарри срывается на крик. Умоляет, приказывает, разбивает руки в кровь о стекло, что никак не поддается. Все дрожит. Его тело, он сам. В голове взрываются мириады вопросов, разнося все в пух и прах, но никак не повреждая этот стеклянный куб. Уничтожая остатки самообладания, укрепляя это стекло лишь сильнее. Страх и ненависть к самому себе сковывает его, он не может контролировать самого себя, и это худшее, что может быть. Худшее, потому что знает, что в следующий миг Драко скажет то, что Гарри возненавидит на всю свою жизнь.

— Спасибо, — одними губами шепчет Малфой в тот момент, когда кулак Гарри уже достигает его груди.

Поттер мог бы убивать его медленно. Мог истязать, мог мучить часами, годами, столетиями. Но вкладывает всю силу в один удар, решив даровать мгновенную смерть. Драко благодарит его, и это пускает первую длинную и глубокую трещину по стеклу.

За что?

«За смерть! Ненавижу, когда ты так делаешь, Драко. Не-на-ви-жу!»

Ошалев от этого, Гарри разом теряет контроль, и в грудь Малфоя ударяет только голый кулак. Он смотрит на упавшего на задницу не менее ошалевшего Малфоя. Непонимание, подозрение. Весь его вид выражает сейчас не желание верить в то, что произошло секунду назад.

Все внутри замирает в ожидании. Гарри колотит руками по стеклу в собственной голове, всеми силами пытаясь разбить его до конца.

— Почему? — тихо спрашивает Поттер и в тот же миг срывается на крик. — ЗА ЧТО ТЫ МЕНЯ БЛАГОДАРИШЬ?! — он хватает Драко за рубашку, вздергивая вверх и вглядываясь в его лицо, пытаясь по глазам понять, лжет он или же нет.

«Не лжет. Драко никогда не лжет. Только не нам».

— Умереть от твоей руки — дар для меня, — едва шепчет Драко, не находя в себе сил говорить громче. — Я пойду за тобой и в ад, и в рай. Уничтожу богов и дьявола. И приму смерть только от твоей руки, — он приподнимает руку и мягко касается щеки Гарри. Только после этого Поттер замечает, что плачет. По щекам просто водопады текут.

Стеклянный короб звенит от расползающихся трещин. Гарри замирает в ожидании, когда вернет над собой контроль.

— Мне невыносимо видеть твои слезы. Перестань, пожалуйста, — челюсть Малфоя дрожит, он тихо шмыгает носом, пытаясь сморгнуть с ресниц влагу и вытирая рукавами щеки Гарри. — Хватит. Я знаю, что ты хочешь жить нормальной жизнью. Я знаю, я все знаю. Пожалуйста, я не смогу умереть, если ты не перестанешь плакать, — его рукава пропитались до нитки, и пусть собственное лицо утопает в слезах, он продолжает стирать их только с лица Гарри.

Ему больно. Гарри Поттеру больно видеть его слезы. Видеть, как он забыв о том, кто он, забыв обо всех вокруг едва не тянется к Гарри в желании сцеловывать каждую каплю с его щек и покрывать лицо успокаивающими поцелуями. Гарри не видит это в его глазах. Он чувствует это в нем! Поттер чувствует, как все естество Драко тянется к нему в желании обнять и успокоить, чтобы эти слезы перестали застилать глаза. И Гарри хочет этого. Хочет его прикосновений, хочет его ласковый взгляд, нежные руки, улыбку. Улыбку, способную пробудить в нем огонь желания и затушить пожар уничтожения.

Короб разлетается и вонзается в голову болезненными осколками. Ноги подкашиваются, но он с трудом удерживает равновесие. Закрыв глаза, он глубоко вдыхает и прижимает к своим губам запястье Драко. Он пахнет солнцем. Теплым, ласковым и нежным, как весенний день.

— Прости меня, — едва слышно шепчет Поттер, обессиленно опускаясь на колени и прижимая обеими руками ладонь Драко к своему лицу. В груди пылает так, что он даже слов произнести больше не может.

Малфой качает головой, но сказать ничего не в силах. Он подползает к нему ближе и, заставив Гарри поднять голову, срывается и покрывает все его лицо поцелуями, попеременно шепча, умоляя перестать плакать. Прося улыбнуться, просто рассмеяться и пошутить, как обычно. Прося никогда не отпускать его. Вцепиться страшнее любого проклятья, прирасти сильнее любого паразита. Гарри прикрывает глаза, и нежно порхающие по его лицу губы Драко словно снимают с него горы усталости и гнева. Словно он освобождает его от вселенской тяжести. Не в силах больше стерпеть эту пытку, Гарри сгребает его в объятья, прижимаясь к его груди лицом. Руки дрожат от сдерживаемой силы, потому что он боится раздавить его в своих объятиях. Боится сделать больно.

— От небес и до центра земли, — тихо произносит он.

— Сквозь страх, боль, смерть и ужас, — тут же продолжает Драко.

— До конца.

— Вместе.

Произносят они на одном дыхании, слушая стучащие в унисон сердца. Доля секунды, и Гарри, даже не вытащив из кармана палочку, трансгрессирует подальше оттуда.

Открыв глаза после этого сна, Гарри смотрит в потолок уже в комнате Сириуса. Бережно укрытый, разутый и наполовину раздетый. Сейчас он понимает, почему Драко не хочет больше рассказывать своим родителям о том, кто он. Гарри тоже не хочет стирать разом все то добро, что было между ним с Уизли, Люпином и Блэком. Но больше всего ему хочется увидеть Драко. Обнять его и прижать к себе. Прижать так крепко, чтобы захрустели ребра, чтобы он начал возмущаться, но не пытался вырваться. И не отпускать. Никогда.

За окном уже почти рассвет. В доме тихо, только Кикимер шастает по коридору и бурчит что-то себе под нос. Гарри больше не может оставаться на месте. Если сейчас он не обнимет Драко, то сойдет с ума. Быстро одевшись, схватив свою сумку, он выходит в окно и, не забыв закрыть его за собой, улетает чуть подальше. Мог бы долететь до школы, но это слишком далеко. Лучше трансгрессирует. Вот он едва касается ногами брусчатки, закутывается плотнее в мантию и делает пару шагов, а на третий уже ступает по причалу у Черного Озера. В школе местами горят огни. Поттер снова взмывает вверх и почти бежит по воздуху к школе. Влетает в первое же открытое окно, но не опускается на пол, а летит низко, не издавая звуков. Малфой сейчас находится в библиотеке, Гарри почти врывается туда и просто сваливается на Драко. Усевшись на его колени, он прижимается к нему всем телом, вцепляясь в собственные руки за его спиной, сжимая их, как тиски.

— Я соскучился. Я безумно соскучился, — выпаливает Гарри, уткнувшись носом в ворот его водолазки и тут же глубоко вдыхая.

— Я знаю, — тихо шепчет Малфой, оставляя легкий поцелуй на скуле. — От тебя несет им. Ужас, — морщится он, ощутив истлевающие остатки эмоций Реддла.

— Знаю, этой ночью сожрал. Кстати! Я хочу твой портрет и локон волос, — почти капризным тоном заявляет Гарри, чуть отстранившись и взглянув ему в глаза.

— А флакончик с воспоминаниями будет? — шутливо интересуется Малфой, взъерошивая топорщащиеся волосы Гарри.

— Если только наша свадьба, — смеется Поттер в ответ, ластясь к его руке.

— Мечтай, придурок, — Драко тут же наводит на его голове кавардак, взъерошивая и так непослушные кудри. — Сколько у нас примерно времени?

— Да хоть до самого вечера, я уже тут нахулиганил, — хмыкает Поттер, морщась от данной процедуры, но тут же ластится к его рукам, едва ли не мурлыча от того, как эти тонкие пальчики скользят по его лицу. Это расслабляет лучше, чем что-либо на свете.

Малфой тяжко вздыхает и охотно обводит контуры его лица пальцами. Разглаживает хмурые брови, невесомо проводит подушечками пальцев по пушистым ресницам, щекочущим так приятно. Обводит контур губ. Гарри смотрит на него сквозь прикрытые веки, и в свете свечей он выглядит невероятно красиво. Тени, падающие на его лицо, подчеркивают белизну кожи. Подчеркивают его вздернутый нос, острый подбородок, очерчивая так же и залегшие тени под глазами от бессонных ночей. Мягкие линии скул. Тонкие бледно-розовые, с едва уловимым оттенком фиолетового, губы, словно он замерз, с играющей на них улыбкой. Такой простой и легкой, завораживающей. Серые, холодные глаза, с вечным огнем где-то в их глубине. Серебристые волосы, такие мягкие, если потрогать, скользящие по ладоням, как тонкий шелк, падают ему на лицо и скрывают за собой едва заметные морщинки от хитрого прищура. Мог ли Гарри когда-то мечтать о том, что на него будут смотреть с такой любовью? Нежной, заботливой, не требующей ничего, просто желающий согревать и греться в их объятиях. Быть может, они сошли с ума, потому что не видят жизни друг без друга. Может, вся их тяга к друг другу когда-то закончится, оборвется, растает, как туман под палящим солнцем. Все может быть. Но Гарри не хочет терять этого. Не хочет забывать, отпускать и даже думать о том, что когда-то Малфой перестанет на него так смотреть. С искрами от тлеющий углей, теплых, родных, не обжигающих, но с легкостью воспламеняющих все, к чему прикоснутся.

Когда-то давно они пообещали друг другу никогда не говорить спасибо или извиняться. Что бы ни сделали, никогда не говорить этих дурацких слов. Потому, что они причиняют боль. Потому, что если они благодарят или извиняются, значит, их чувства просто фальшивка. И приняли негласное правило — просто отдавать. Всего себя без остатка. Гарри уже не сможет без него, как и Драко без Гарри. Они оба это знают, оба знают, что весь их мир держится только друг на друге, и потому каждый старается быть сильнее, хитрее, лучше. Только друг для друга. Остальное не важно.

— Что ж, неприятных разговоров прибавляется с каждым днем, — хмыкает Малфой и накидывает на голову Гарри капюшон мантии, тут же закрывая его своей магией, чтобы он себя уж точно не выдал.

Прохладная волна магии опускается на голову Гарри, и он послушно замирает, уже слыша приближающиеся шаги. Опустив голову Драко на плечо, он ослабляет хватку рук, чтобы ткань не мялась как-то странно, впрочем, вряд ли это кто-то заметит, когда все сосредоточены на другом.

— Я тебя слушаю, Джиневра Уизли, — произносит Драко, и Гарри недовольно морщится. — Ты же осталась тут, чтобы быть уверенной, что сможешь поговорить со мной без Поттера.

Когда-то Гарри был в нее влюблен. Когда-то Джинни казалась Гарри просто невероятной девушкой! Смелая, открытая, красивая, но не носится со свой красотой, как с писаной торбой. Любит смеяться, может постоять за себя и за словом в карман не полезет. Впрочем, это все влияние старших братьев. Но теперь Гарри кажется, что он был в нее влюблен потому, что рядом с ней он чувствовал себя увереннее в себе. Хотя с ее взрывным характером было бы крайне трудно. Наверное. С Малфоем же он не чувствует уверенность в себе, но знает, что даже если он ошибется, то Драко не оставит. Даже если все пойдет по новому кругу ада, они останутся вместе. И это заставляет расслабляться рядом с ним. Заставляет быть счастливым, потому что они просто есть друг у друга.

Выйдя из-за стеллажа, Джинни останавливается в двух шагах от Малфоя и смотрит на него так, будто готова придушить. Гарри это забавляет. Он наблюдает за ней, чувствуя, как Драко с трудом удерживает улыбку. Его забавляет то, как она смотрит на него.

— Сначала, я думала стребовать с тебя объяснения и доказательств, — ухмыляется Джинни, подходя к столу, тут же опершись о край бедром. — Но потом вспомнила, сколько уже таких умников вокруг, и плюнула на это дело. Что ж, есть вероятность, что ты и сам амортенцию галлонами пьешь, чтобы твоя влюбленность была искренней.

— О, ты первая, кто предположил такой вариант. Хочешь, сама сваришь мне антидот к любому любовному зелью, и я даже выпью его из твоих рук, — посмеивается Малфой, и Гарри даже представляет себе эту сцену. Но уж лучше не допускать, а то как-то не хочется видеть, как Драко пьет из чужих рук хоть что-то.

— Перевод продуктов, — отмахивается та, подцепив пальцами пергамент со стола и, развернув его, делает вид, что читает. — Я пришла только предупредить. Если Гарри из-за тебя…

— Пострадает? — перебивает ее Малфой, сжав свою руку на икре Гарри, словно пытаясь себя этим успокоить. — И что ты сделаешь? Проклянешь меня? Я уже как бы проклят, — он поднимает левую руку, намекая на Метку. — И худшим проклятьем для меня будет сам факт пострадавшего Поттера, а не все вы со своей дурацкой игрой в защитников главного героя. И поверь мне, я лучше сам сдохну, но ему не позво-лю, — чуть заикается Малфой, потому что Гарри в этот момент кусает его плечо. Драко тут же впивается пальцами в его ногу сильнее.

Не позволит. Сам умрет. Да кто ему даст?! Гарри не разрешит. Гарри действительно не позволит ему умереть. Пусть только попробует, Гарри его воскресит, сам же убьет и снова воскресит. Привяжет его к себе всеми правдами и неправдами, соединив их жизни так, что умереть они смогут только вдвоем. Но никогда и никому не позволит даже прикоснуться к нему.

— Гладко стелешь, — фыркает Джинни, бросив на стол пергамент. — Но существуют вещи пострашнее проклятий, Малфой.

— И я все о них знаю, — Драко закатывает глаза и качает головой. — Послушай, Уизли. Можешь мне не верить, ненавидеть меня, потому что считаешь, что я отобрал у тебя Поттера. Но, позволь заметить, что он так и не принял моих чувств. Да, он помогает мне с кошмарами, но не более. И если для тебя это секрет, то мы ведем себя, как друзья, потому что так надо. За подробностями обратись к директору Дамблдору. И если после всего этого Поттер захочет остаться с тобой, я даже противиться не буду. Это его жизнь, и то, что я его люблю, не значит, что я должен заставлять его против желания быть со мной, — он разжимает пальцы на ноге Гарри и поправляет упавшую на глаза челку.

— Хорошо, — вдруг произносит Джинни с какой-то странной интонацией, от которой даже Малфой удивленно вскидывает брови. Драко словно взбодрился из-за одного ее слова. Что же она там за эмоции испытывает-то? — Я поверю тебе. К тому же, надо быть слепым, чтобы не видеть, как он к тебе относится, — недовольно фыркает она, морщась. — Гермиона вас никогда не простит. Тебя особенно. Думаю, она вас реально проклянет, если Гарри решит остаться с тобой после всего этого.

— А ты? — Малфой кажется таким счастливым. Гарри остается недоумевать и чуть хмурится, пытаясь понять, что тут вообще происходит.

— Я была влюблена в него с десяти лет, тем не менее, успела сменить около шести парней за каких-то два года. Как думаешь, что я буду делать? — Джинни отстраняется от стола и поправляет юбку. — Встревать между вами не стану, для меня главное, чтобы Гарри был счастлив. А если он счастлив с тобой, пусть так. Единственное, что меня капельку греет, что тогда ты станешь последним Малфоем. Даже магия не позволит вам рожать. Вот веселье будет! — как-то уж слишком наигранно она изображает веселье и счастье, которое не отражается в ее глазах. — Но кто знает, быть может, однажды я найду способ опоить Гарри, пересплю с ним и рожу от него ребенка.

— Далеко идущие планы, Уизли, — ухмыляется Малфой, а Гарри даже представить себе такого не может.

— Я бы сказала, ужасно далеко, — к ним подходит Астория, чуть бледная. Ее только недавно выпустили из Больничного крыла. — И не переживай так, Уизли. Если понадобится, я рожу для них обоих, — посмеивается Гринграсс, видя, как злится Джинни.

— Фу, — брезгливо отдергивается Джинни.

— Поттер чересчур популярен, — Драко едва сдерживается от смеха. — Я обязательно передам ему ваши слова, девочки, — сдавленно хохочет он.

— Да пожалуйста, — вздернув подбородок, Джинни разворачивается на каблуках и уходит, громко цокая каблуками.

— Это, конечно, смешно, но кажется странным, — Астория усаживается рядом с Драко за стол и достает свои учебники, собираясь нагонять, так как отстала из-за того, что пролежала в Больничном крыле. — Хотя она даже не знает, что Гарри обо всем этом думает, уже строит какие-то планы. Думается, почти то же самое было, когда Гарри был влюблен в Чжоу Чанг. Но мне кажется, что как только война закончится, он от тебя вообще не отлипнет.

— Так не честно! — возмущается Гарри, скидывая с себя капюшон и пытаясь вырваться из-под магии Драко. — Откуда она меня знает, а? Откуда ты меня знаешь, Астория Гринграс?! Это что за новости такие? Меня никто не хочет спросить? Может, я вообще не хочу детей!

Драко и Астория заливисто смеются, пока Гарри тщетно справляется с магией Малфоя. Ощущения такие же, будто он запутался в пододеяльнике и никак не может найти оттуда выход.

— Да харе ржать! Сними с меня уже эти чары, — капризно дуется Поттер, стукнув Драко по плечу, но те смеются только громче. На их счастье, что мадам Пинс в библиотеке нет.