Все свободное время между уроками и теплицами Малфой сидит в библиотеке, обложившись книгами. Оказывается, пока занят уроками, в голове не остается времени для всякой ерунды. Но приходится брать с собой и Поттера, чтобы он не маячил на периферии, хотя Драко ощущает себя немного неуклюже после той случайности. И вот вроде ничего такого не случилось, а все равно стыдно.

Едва заканчиваются уроки, они идут сразу в теплицы. Их снова делят на группы, отправив то собирать ингредиенты, то поливать, то пропалывать или пересаживать. Уборка после уроков. И так до самого воскресенья. На игры времени не остается, домашнее задание бы успеть сделать, так что все дружно посылают Дафну в дальние края и объявляют ей бойкот ровно до следующей недели. Ее возмущения, что это из-за Малфоя их наказали, все проигнорированы, потому что хватило одной простой фразы Падмы Патил: «Но если бы не твои чернила, ничего бы этого не было!»

Похоже, ее игры все же возымели эффект, потому что весь курс разом ополчился на одну Дафну Гринграсс. Не смешно ли? И даже в субботу, едва они позавтракали, как их до самого обеда заставляют убирать в теплицах, потому что, как оказалось, у всего курса суббота не учебный день. Будто специально, чтобы времени ни на что другое не оставалось. Но и после обеда их снова гонят в теплицы, в назидание остальным курсам. Лишь к ужину, когда мадам Трюк провожает их до комнаты, подгоняя и приговаривая, что она жутко устала, им уже нет дела до еды, лишь бы просто отоспаться. Кто ж знал, что в теплицах может быть так много работы. А кто-то из парней, ляпнув, что она садистка и наслаждается их страданиями, в ответ получает только громогласный смех мадам Трюк. Пугающий смех, на самом деле.

Драко, из последних сил вымывшись в душе, едва заворачивает себя в пижаму, сразу же падает на кровать. Эта неделя была самой тяжелой из всех! Они таскали камни, собирали ингредиенты для зелий, профессор Стебель заодно проверяла их знания, что они получили за все шесть курсов. А те, кто ошибался, автоматически получали лишний вопрос на экзамен. К основным пятидесяти у Малфоя прибавилось еще пять, и это его очень радует! Потому что вопросы эти могут быть никак не связаны с тем, на чем он ошибся. Да там никто не ушел без прибавки к экзаменационному тесту. А ведь будет еще и практическое задание на экзамене. Просто умереть от радости можно!

Никогда еще фраза «понедельник — день тяжелый» не была столь буквальной. Утром, еле поднявшись с кровати под ворчание особо слабонервных, Малфой пару минут просто сидит на краю кровати, вперившись взглядом в стену. Мало того, что все равно не выспался, так еще и ощущения такие, будто на нем не меньше тысячи великанов устроили конкурс танцев. В частности, чечетки и джиги. Решив пропустить завтрак, он отключается еще хотя бы на полчаса, а просыпается только после обеда. Но когда он выходит в гостиную, обнаруживает там только Поттера, сидящего на диване и что-то колдующего с пергаментом.

— У тебя просто обязано быть что-то съестное, — Малфой усаживает с ним рядом и нагло кладет голову тому на плечо, чувствуя себя отвратительно. — Где все?

— Сегодня матч Слизерин-Хаффелпафф, — Поттер аккуратно облокачивается на спинку дивана, мягко уведя Драко за собой, практически уложив его. — И да, я принес тебе обед. Можешь злиться, — как-то раздраженно у него это звучит. — Вот скажи мне, что плохого в том, что я хочу о тебе заботиться? Не понимаю.

Взмахом палочки он стягивает со столика мантию-невидимку, являя взору поднос с едой. Стакан сока, булочка, яблоко и небольшая порция второго. Почему-то сегодня это заставляет Драко улыбаться.

— Меня раздражает не сам факт заботы, а то, как ты это делаешь. Реально начинает казаться, что это не симпатия, а ты будто просто боишься, что не спас меня до конца, — он, усевшись прямо, берет вилку в руку и повернувшись к Поттеру, мягко тычет зубьями в его надутую щеку. — Меня не нужно спасать. Я жив, я цел, я здоров, в конце концов! — тычет на каждом слове, даже следа не оставляя и морщась при этом, будто это ему в щеку тычут вилкой. Малфой чувствует себя на удивление хорошо.

— Прекрати, — отмахивается Поттер, все еще дуясь.

— Не нравится, да? — Малфой откладывает вилку и, встав на диван коленями, принимается взъерошивать волосы на его голове. — А мне нравится! Ты, когда дуешься, такой милый становишься. Как щеночек! Так и хочется тебя придушить, — издевается он, успешно не давая Поттеру перехватить свои руки.

— Малфой! Блин, это не смешно, прекрати, — тот пытается увернуться, но Драко наступает коленом на его бедро, прижав, чтобы не сбежал от кары небесной в лице шухера на голове. — Знаешь, как сложно их расчесывать?! — Поттер перехватывает руки Малфоя.

— Магия тебе на что? — иронично вздергивает брови Малфой, усевшись на пятки задницей.

Так Поттер пытается еще и выглядеть хорошо?! Вот уж действительно удивил.

— Овца, теперь щенок. Кто дальше? — не спеша отпускать руки Малфоя, Поттер смотрит на его губы. Но тут же, мазнув взглядом вниз, поднимает к глазам. От такого прямого взгляда как-то не по себе становится.

— Даже не знаю, — тянет Малфой, поджав губы, и не думая выдергивать руки из его хватки.

Поттер не держит сильно, чтобы было сложно вырваться, просто то, как он их держит — стиснув запястья на уровне собственного лица, но немного наотлет — выглядит несколько странным.

— Я человеком стану? — как-то не верится ему в такую перспективу. Вон аж лицо от скепсиса покривилось.

— А ты не человек? — игриво подшучивает Малфой, что вызывает у Поттера сбой системы в мозгах. — Так я могу пообедать? Или хочешь меня покормить? Но тебе все равно придется отпустить мои руки для этого, — подкидывая дровишек в топку сообразительности Поттера, Малфой чувствует, как с каждым косым и недовольным взглядом Гарри подзаряжается энергией для большего баловства.

— Не уверен, что ты потом не начнешь на меня злиться, если я решусь тебя покормить, — насуплено бурчит тот, все никак не успокоившись. Он отпускает руки Драко и возвращается к своему пергаменту с домашней работой по зельям.

— Ну, шоколад был вкусный, — припоминает Малфой, тут же принявшись за еду.

— Ты хоть сам себя понимаешь? По-моему, нет, потому что твои слова и действия — это как Трелони и адекватность.

От такого сравнения Драко аж давится соком из-за вырвавшегося смеха. Не то от смеха, не то от того, что подавился, но на глаза наворачиваются слезы, слепив ресницы. Это ж надо так ляпнуть-то! Хотя сравнение оказывается весьма красочным, а главное, очень понятным.

— С ней меня еще не сравнивали, — изумленно вздернув брови, Малфой отламывает кусочек котлетки и, наткнув его на вилку, подносит к губам Поттера. — Жуй и перестать ворчать. Ты ж не старик, — очаровательно улыбается он.

Поттер сводит глаза в кучку, разглядывая кусочек котлетки, словно перед ним кобра, потом поднимает на Драко недовольный взгляд.

— Непрямой поцелуй, считай, — добивает Драко, когда Гарри уже аккуратно обхватывает вилку губами.

— Смерти моей хочешь? — едва не давится Поттер.

Малфой одаривает его очередной лукавой улыбкой, возвращаясь к еде. Только взглядом указывает на пергамент, намекая, чтобы Гарри продолжал заниматься, а не отвлекался на него. Ему очень даже нравится дразнить Поттера! Тот так смотрит, что хочется понять, как долго он сможет просто молча принимать и не действовать. Хватило смелости предложить дружбу, потом, в порыве злости, признаться. А теперь что? Подвешенное какое-то состояние. Ни друзья, ни любовники. Общаются вроде, а вроде и держатся на расстоянии, а в иной момент и расстояния никакого нет. Драко мог бы сам разрушить эту перевернутую пирамиду отношений, но не решается. Потому что и сам не может понять, чего он хочет больше. Просто общаться с Поттером или же чего-то большего?

— Спасибо за обед, Гарри, — произносит он, закончив с едой и сбегая на кухню с подносом до того, как Поттер что-то скажет.

Сталкиваться с его многозначительными взглядами всегда интересно, но почему-то внутри все трепещет просто от одной мысли, что в какой-то момент Поттер не выдержит и либо ударит, либо… И вот что будет знать не хочется. Слишком богатая фантазия у Драко.

А вернувшись в комнату, обнаруживает там уже шумную толпу, весело обсуждающую то, как Слизерин проиграл Хаффелпаффу со счетом тридцать — сто двадцать. Забини так злится. И все орет, что у вратаря и загонщиков руки кривые, ловцу бы он метлу вместо позвоночника через пятую точку засунул, а капитана лично бы проверил на мыслительные способности. Обильно жестикулирует и гримасничает, больше смеша, чем вызывая чувство сопереживания. Малфой окидывает всю эту слишком живую компанию взглядом и ужасается, насколько же они все громкие!

— Должен признать, — Малфой теснит Голдштейна в сторону, нагло усевшись рядом с Поттером. — Вы отвратительны! Все, — он облокачивается на плечо Гарри, положив голову на спинку дивана. — Откуда у вас столько сил, а? Поделитесь, — он едва не растекается желе по дивану, не чувствуя особой прибавки сил после еды, скорее в сон клонит.

— А ты ее из своей наглости черпай, там просто бездонная бочка! — рычит Уизли, сидящий в кресле и зло сверлящий Драко взглядом.

— Честно слово, Уизли. Если бы она была бездонной, я бы делал намного худшие вещи, — тот искренне изображает оскорбленную невинность. Малфой в жизни бы не подумал, что дразнить кого-то куда веселее, чем пытаться оскорбить. — Но вы все еще отвратительны, — он закрывает глаза, подавив желание зевнуть. — И меня одного интересует, что там с фотками? — быстро меняет он тему, пока не началась новая стычка.

— Говорит, как будут готовы, так сообщит, — отзывается Перкс, тасующая карты и раскладывающая пасьянсы на столике.

— Тебе так не терпится узнать, как вы смотрелись со стороны? — лукаво сощурившись, Блейз неприятно пинает ногу Драко, заставив вздрогнуть. — Поверь, это было что-то с чем-то! Если это фото попадет в «Пророк», скандал будет просто огромный!

— И однодневный, — все же зевает Малфой, не удержавшись, и стараясь не выдавать того, что это его беспокоит. — Потому что в тот день в чернилах были все. А я не умею рисовать цветы, вот и выкрутился, — он пожимает плечом, говоря об этом так, будто это вообще ничего не значит.

— Скитер бы раздула из этого знатную историю! — веселится Забини. — Помню ту статью о Гарри и Грейнджер, это было круто!

— Жаль, у нас нет фотки, где ты целуешь Энтони, — мило улыбается всегда тихая Сью Ли, помогающая Перкс с пасьянсом.

— Я счастлив! — нервно блеет Голдштейн, расцветая, как подсолнух после проливного дождя. Даже Уизли не удерживается от смешка.

— Тогда скандал был бы уже о нас всех, как самом развратном курсе в школе, — продолжает Сью. — И даже отчисление не спасло бы нас от такого красочного пятна в репутации.

— Я тут вдруг понял, что самый огромный скандал был бы, — как-то нехорошо Забини оглядывает сидящих. Прищурившись, он бросает недвусмысленные взгляды на Драко, потом на Поттера.

— Не смей! — предупреждает Малфой, предчувствуя мало хорошего в его тоне.

— Самый огромный скандал был бы, если бы Драко Малфой, — он целенаправленно тянет, стараясь создать напряженную атмосферу, чем привлекает к себе внимание. — Если бы Драко Малфой. Взял. И… поцеловал не Гарри Поттера, а, к примеру, Гермиону Грейнджер! — произносит так же быстро, как вскакивает с места, пытаясь увернуться от летящей в него подушки. — Или Ронни! Нашего милого малыша Ронни!

Начинается потасовка. Уизли, взбешенный, красный и злой такой шуточкой, безжалостно лупит Забини подушкой, обещая в следующей раз использовать что-то потяжелее. Кто-то подбадривает Уизли, кто-то специально задерживает то Блейза, то Рона. Драко впервые испытывает чувство солидарности к Уизли, что странно. Но он вдруг поднимается и, схватив еще одну подушку, идет на перехват Забини. Зажав его в угол, гогочущего и задыхающегося, они с Уизли не сговариваясь дубасят его подушками под улюлюканье остальных. Забини, шмыгнув между ними, перепрыгивает через столик, пошатнув его, и почти забирается к Поттеру на руки, пытаясь спрятаться за ним.

— Ты их друг, тебя они не тронут, — выпаливает он, пытаясь мимикрировать.

Вот только зря он не смотрит за спину. Там стоит Голдштейн, решивший отвести душу за все. В его руке подушка. Он подкрадывается к Блейзу сзади и шарахает по голове. Задевает Гарри, Рон запускает в Энтони подушкой и попадает в девчонок. А в следующую секунду подушки летают уже по всей гостиной. Кто-то успешно их размножает, и теперь на каждого приходится по три штуки на руки. Из-за интенсивности борьбы, превратившейся в настоящую вакханалию, многие подушки рвутся, и перья взлетают до потолка. Едва вошедших в гостиную тут же вплетают в игру случайным или нет попаданием подушкой. В какой-то момент никто больше не разбирает кто есть кто, просто бесятся. Даже, скорее, беснуются, разнося все вокруг. Пара подушек, пав смертью храбрых, сгорает в камине, и, наверное, это единственные подушки, которым удалось избежать разрыва внутренностей. Спрятаться попросту негде! Стоит предпринять попытку к бегству, и кто-то обязательно попытается нагнать и забить подушкой. Благо никто не пытался быть особо жестоким, если не учесть того, что пару раз Драко достается от Уизли. Пару весьма болезненных раз, но Малфой не был бы Малфоем, если бы не отомстил в тот же миг.

В конечном счете весь пол, мебель, даже они сами оказываются в перьях. Раскрасневшиеся, веселые, побитые, разомлевшие и растрепанные. Повалившись кто где, переводя дыхание, затихнув, просто слушают так же резко воцарившуюся тишину, как и недавнюю бойню. Поттер, без зазрения совести, оттеснив от Драко Забини, буквально наваливается на него, зажимая между спиной с подлокотником кресла и собой. И в этой тесноте, пропахшей запахом его шампуня и душной, слегка влажной тропической ночи, Драко ощущает себя так спокойно. В безопасности. Так вот что за чувство его преследует все это время. Так странно осознать это только сейчас, что Малфой не удерживается от легкой улыбки, прикрыв глаза на секунду. А открыв глаза, видит перед собой Гарри, в волосах которого снова торчат перья.

— Тебе идет, — усмехается он, вытряхивая из волос Поттера перья.

— Никогда! — и только один Уизли никак не может успокоиться, пытаясь всю душу из Забини вытрясти. — Никогда этого не произойдет!

— Я понял, понял, — сдавленно кряхтит Блейз, пытаясь не смеяться, но гогот так и рвется из него. — Ты и под Империусом не поцелуешь Дра… Ай, ой-ой-ой! Хва-атит! — и ржет едва ли не как конь.

Уизли успокаивается только после того, когда Забини обвисает на его руках тряпичной куклой, жадно хватая ртом воздух. Лонгботтом, явившийся совсем недавно, но успевший отхватить пару раз подушкой, оттаскивает их друг от друга, рассадив по креслам. Мазнув ненавистным взглядом по Малфою, Уизли отворачивается к камину, наблюдая, как догорает последняя наволочка, брошенная туда кем-то. В этот момент в гостиную заходит Грейнджер, единственная отсутствовавшая в этом безумстве, но оторопевшая так, что ее глаза напоминают два круглых блюдца. Оглядывая всех, разумеется, ей становится понятно, что тут произошло, и отчасти она точно рада, что не пришла раньше. И со спокойным видом проходит в спальню, делая вид, будто ничего не замечает. Ее методы игнорирования превосходны!

— Курятник, — устало замечает Паркинсон, сидящая вместе с еще двумя девчонками в кресле.

— Курочка моя! — насмешливо тянет Перкс, сидящая рядом с Пэнси и клюнувшая ту в щеку беглым поцелуем.

И под возмущение Паркинсон все снова смеются. Уборку сваливают на виновников этого погрома — Забини, Уизли и Малфоя. Стряхивая перья с головы Гарри, Драко не без удовольствия копошится пальцами в его волосах. И, глядя на млеющего от этого Поттера, уверен, что тому тоже нравится. Взяв с них пример, остальные тоже помогают друг другу вычесывать перья из волос. Парни беззастенчиво лезут к девчонкам за помощью. Поттер тоже помогает Драко избавится от перьев. Малфою никогда не нравилось, что его волос кто-то касается, но аккуратные движения Поттера приятны. Жаль, все самое приятное никогда не длится долго, даруя лишь секундные ощущения и тая так же, как снежинки на ладонях.

Уборка не занимает много времени. Они просто отправляют все перья в камин. Уизли, все еще злой, топает так, будто пытается пробить пятками все восемь этажей, а и то и провалиться до самых глубоких подземелий. А после спада адреналина ощущения усталости наваливаются с новой силой, весьма быстро сбивая Драко с ног. И вот мог бы ненавидеть всех еще больше, но сам же завязал эту бойню подушками. И смешно, и стыдно. Лежать он вряд ли сможет, потому что тело ноет, и он решается прогуляться до гостиной Слизерина. Надо бы упросить одну милую слизериночку отдать ему пленку, чтобы у Дафны не было на него ничего, кроме ее слов. Хотя сам факт того, что Астория это видела, уже пугает его. Как смотреть ей в глаза?

И когда стал таким стыдливым? Поттер плохо на него влияет.

Выскочив из гостиной под шумок, он направляется сразу же вниз. Но вот он совсем забыл, что пароли для входа меняются каждую неделю, и с пару минут тупо пялится в стену, пытаясь понять, заразно ли слабоумие и если заразно, то как оно передается — воздушно-капельным, тактильно или просто нахождением на одной планете?

Не видя смысла торчать тут еще дольше, он бесцельно бредет по коридорам, не слишком желая возвращаться в гостиную. Там Поттер, там его друзья, там воистину сумасшедшая и пару раз уроненная в котел Дафна Гринграсс! Но кто ему сказал, что его жизнь налажена? Вот кто ему сказал, что все закончилось и все обошло стороной? Он в школе! И тут полно тех, кто его ненавидит куда больше, чем Уизли. Расслабился! А все из-за Поттера.

Выйдя из Подземелий, Драко, решив пойти окружным путем, сталкивается с парочкой гриффиндорцев в вестибюле у главной лестницы.

— Слышь, Малфой, — обращается к нему один из тройки гриффиндорцев-пятикурсников. — А правда, что твой папаша вымаливал у Волдеморта прощение на коленях? — насмехается тот, угорая над тем, как его дружок делает поступательные движения кулаком ко рту и выдавливает щеку языком изнутри. — Выходит, хорошо старался, раз вы выжили.

— Ага, — зубоскалит еще один, имена которых Драко не знает и знать не хочет, но точно помнит их, потому что он лично подверг их «наказанию» в том году. — А раз ты не в тюрьме, так хорошо выпрашивали и у Поттера с министром. Небось до сих пор выпрашиваете.

— А вас что больше огорчает, что я выжил или что не ты стоял на коленях перед ним? Кстати, перед кем хотелось бы больше, Волдемортом или Поттером? — безэмоционально спрашивает Малфой, автоматически леденея внутри и снаружи. — Или самим так не терпится испробовать? Так попросите друг друга. Или вон у того, — кивает в сторону того дружка, что изображал минет жестами. — У него явно есть опыт.

— Сука! — вскипает тот, замахиваясь на Драко тем же кулаком.

Никогда не любил рукоприкладство. Не учили его бить, аристократы выше этого. К тому же, есть магия, так зачем марать руки в самом прямом и грязном смысле слова? Но сегодня ему приходится, хотя у гриффиндорцев явно побольше опыта в этом. Да и втроем на одного так по-спортивному, если честно. И если Драко успевает пару раз врезать им, ему достается явно больше. Не устояв, он падает на пол, и его принимаются безжалостно пинать, в основном по ребрам и ногам, видать, по лицу либо заметно, либо им было жалко. Да и Драко, наученный горьким опытом, прикрывает голову руками.

— Экспеллиармус!

Громогласный голос эхом разбивается об стены, разносясь по всему вестибюлю, и двух разошедшихся парней сдувает от Драко куда-то в сторону, третий отскакивает сам.

— Зачем ты вмешался? — противный писклявый и в то же время басистый голос Уизли режет слух, будто вдалбливается в уши тонкой иглой. — Я мог бы выиграть приличную сумму!

Так уже и зрители собрались? Процент взять со всех, что ли. Малфой пытается перевести дыхание, но каждый вдох встает в ребрах колом и получается оборванным.

— Встать можешь? — проигнорировав Уизли, Поттер присаживается на корточки рядом с Драко.

— Никогда, — закашлявшись, Драко едва удерживается руками. Сплюнув кровь, закрывает глаза на секунду, пытаясь поймать безболезненный ритм дыхания. — Никогда не думал, что соглашусь с ним, — кивает в сторону Уизли, отчего того здорово коробит.

— Фу, — кривится тот. — Гарри, оставь его, — Уизли пытается отговорить друга, но это же Поттер. Самая добрая душа в мире! Спасет даже тех, кто его не просил. Влезет туда, куда его не просят. А еще и виноватым ощущать заставить кого угодно, но только не самого себя.

— Тебе надо к мадам Помфри, — Поттер попытается помочь ему подняться, но Малфой, схватив его за руку, дергает на себя и тем самым роняет на пол, потому что Гарри не ожидал от него этого.

— Малфой! — рычит Уизли, попытавшись подскочить к ним, но Поттер останавливает его жестом.

— Твоя жалость, участие и прочая поеботень, Поттер, — полурычит, полушепчет Драко в лицо нависшему над ним Гарри. — Мне не нужна, — он толкает его в плечо кулаком, спихивая вбок, и заставляет себя подняться, не издав и звука. — Еще три секунды за просмотр шоу, и я начну брать плату. По десять галлеонов с каждого!

Собравшиеся тут же спешат разойтись, шепчась между собой. Драко не прислушивается и не слушает, ему это не интересно. Ему бы добраться хотя бы до ванной, чтобы смыть с себя всю эту грязь. И ведь ни одного учителя рядом. Воскресенье, что сказать. Хорошо они за арестантами присматривают.

Бредя до восьмого этажа, Малфой едва ли не молится, чтобы Поттер не надумал преследовать его. Да, они живут в одной комнате, но мысль, что сейчас он будет идти по пятам, заставляет Драко сжимать челюсть и ровным, не выдающим ничего шагом идти. Больно-то как! Если до этого все тело ныло, то теперь оно протяжно гудит, невольно напоминая ему о былых временах. Тогда было даже больнее, но это тело не приучено к такой боли, и за это Малфой его ненавидит. Ненавидит собственное тело, не способное терпеть боль. И сознание неприятно и нудно гудит, накладывая воспоминания на реальность, заставляя прибавить шагу, только бы успеть вывернуться наизнанку в душевой, а не в коридоре. Сваливший его с ног удар под дых, а потом скользнувший по скуле кулак, ставшие первыми, оказались не столь болезненными, как последующие. Однако неприятными. Справиться втроем — это, конечно, подвиг. Но куда больше бесит то, что он расслабился, вот и получил, что заслужил. Хотел бы он посмотреть, что бы они делали, окажись в его шкуре.

Едва он заходит в гостиную, сталкивается взглядом с Грейнджер. Ее первая реакция — это распахнутые в немом шоке глаза, а следом напускное безразличие и даже какое-то удовольствие, что ли, что его побили. Будто она сама отвела так душу. Но в ней так же чувствуется и тревога.

— Не волнуйся, это был не Уизли, — безразлично бросает он, проходя мимо сидящей в кресле Грейнджер, кажется, даже вздохнувшей с облегчением. — Да отвалите от меня! Эка невидаль — подрался, — отдергивается он, когда пара девчонок подскакивают к нему и, мешая пройти в комнату, пытаются сунуть в руки что-то.

Навязчивое желание смыть с себя всю эту грязь, разодрав кожу до крови, только бы следа от этих побоев не осталось, уводят его в душевую, едва он берет сменную одежду. И он буквально пытается стереть с себя синяки, наливающиеся противной багровой краской под кожей. Но сколько не три, все будет только хуже. А ощущения, что они все еще топчут его своими ботинками, не проходит, напротив, в памяти раз за разом всплывают воспоминания, которые вспоминать ему хотелось меньше всего. Как его не просто топтали, как ломали, словно он игрушечный, словно выдержать может что угодно. И выдерживал. Стискивал зубы, теперь до тошноты и превозмогал боль во сто крат сильнее этой.

От этих воспоминаний желудок нещадно выворачивается наизнанку прямо ему под ноги в душевой, заполняя тошнотворным запахом желчи. От смешивания запахов шампуня и геля с рвотой все это пахнет еще более тошнотворно. У Драко подкашиваются колени, отчего приходится сжимать рукой кран в попытке удержаться, все равно складываясь пополам. А его все выворачивает, до тех пор, пока рвать уже нечем. Желудок лишь болезненно сжимается, глаза слезятся, из носа течет, а перед глазами и в теле все еще пляшут яркие воспоминания прошлого, заставляя содрогаться от спазмом.

И только эти запахи. Смыв все так тщательно, как только может, он выливает на себя почти всю банку шампуня, когда дверь в душевую хлопает. Он едва не молится, надеясь, что это не Поттер, но куда там? Малфой старается его игнорировать. Просто не замечать, продолжая взбивать пену в волосах и на всем теле. Вот только все тело горит и ноет. Дыша через раз, ребра с левого бока то и дело сводит судорогой, Малфой с трудом смывает с себя пену, надеясь перекрыть вонь рвоты запахом шампуня. И зря он отвернулся от Поттера. Очень зря. Поттер, пользуясь тем, что его не видят, подходит со спины и снова сжав запясться в руках, буквально сжимает его в объятиях, не давая пошевелиться.

— Если продолжишь так растирать синяки, станет хуже, — шепчет Гарри, утягивая его за собой под прохладную воду, видимо, успел магией подкрутить вентили в тот момент, когда Драко уже собирался уходить.

И стоит так вместе с ним. В любимой клетчатой рубашке поверх футболки, брюках. Разве что босой. Сжимает, удерживая, будто Драко упадет в любой момент. И на самом деле Драко очень хочется упасть. Свалиться и не подниматься больше. Он устал. Он ужасно устал. От всего. От школы, от Поттера, от самого себя. Сил просто нет! А Гарри удерживает так… Мягко, но с силой. Не давая вырваться, но и не заставляя. Это разрывает Малфоя изнутри, заставляя выбирать каждый раз: остаться или уйти. Какого черта он такой добрый? Симпатия, как же. Зачем? Ему так хотелось высказать ему все, что он думает об этой ситуации, обо всем этом разом. О том, что все действия Поттера кажутся насмешкой, издевательством. Но не может. Все слова застревают в горле комом. И пока он пытается унять бушующий ураган внутри, Поттер уже мягко уводит его из-под душа к скамье.

— Я не хочу, — шепчет Малфой едва слышно. — Не хочу привязываться к тебе.

— Хорошо, — соглашается Поттер, но, помогая Драко сесть, не поднимает взгляда. Оно и так ясно, что ему неприятно слышать это. — Давай я обработаю твои ссадины.

Словно не слушая, стягивает одно из полотенец со скамьи и принимается обтирать его ноги.

— Я не понимаю тебя.

Не сопротивляясь, Драко, словно успокоившись от одного его присутствия, уже может выровнять дыхание. Прохладная вода сняла оцепенение с тела и спазмы с мышц. Дышать все еще больно, но по крайней мере он не напоминает себе загнанную до смерти лошадь.

— Как и я тебя, — усмехается тот, подхватывая ногу Драко и мягко массируя пальцами, наносит мазь. Его движения такие аккуратные, завораживающе легки. — Высуши пока волосы.

Он подсовывает Драко еще одно полотенце, тщательно осматривая синяки и кровоподтеки на его ногах так, словно от его взгляда они могли бы исчезнуть. Малфой, держа в подрагивающих руках полотенце, внутренне смеясь над собой, понимает, что он не сможет поднять руки, чтобы высушить волосы. И, сгорбившись, держит его на бедрах, стараясь не выдать тремор. А все мысли сосредоточены на кончиках пальцев Поттера. Он аккуратно, едва касаясь, размазывает по коже мазь, поднимаясь от стоп к коленям и бедрам. Откуда в нем столько нежности и заботы к нему, к Драко Малфою? Пугающе настолько, что хочется бежать без оглядки. А Поттер, увлеченно так, оглаживает ладонями даже те участки кожи, где синяков нет. Это ведь неправильно. Все неправильно! Но почему так приятно? Никто особо не заботился о нем так, наверное, потому и пугает. И сколько бы Драко его не отталкивал, он все прет напролом. Почему? Потому что думает, что влюбился? А разве это возможно: чувствовать что-то такое к тому, кого даже никогда не знал? Что могут рассказать о них друг другу те бессонные ночи, в удушливых объятиях боли и страха, кроме того, что все едины перед ликом смерти. И что общие цели сближают даже заклятых врагов, но в итоге они все еще остаются врагами и удар нанесет тот, кто окажется хитрей. Они те самые враги, и Драко уже нанес свой удар, так почему он все еще рядом?

Почти не дыша, Драко просто прикрывает глаза, погружаясь в яркость ощущений и поглядывая на него сквозь дрожащие ресницы. Его руки кажутся грубыми, но прикосновения мягкие. Или это просто он так касается? Мерлин, Драко уже ничего не понимает! Но, прикусив язык, сидит и ждет, когда тот закончит, разглядывая сосредоточенное лицо, замечая с какой рвущейся нежностью Гарри смотрит на него, и с какой ненавистью на синяки. Склоняется так близко, что кажется, начнет целовать каждый багровый кусочек кожи. А потом так ловко, не давая особо опомниться, усаживается между его ног на пол на колени, и принимается обрабатывать его живот и ребра. Драко едва не давится вдохом, глядя на промокшего насквозь Поттера, что одним только взглядом вызывает мурашки по телу. А от прикосновений все трепещет!

Когда он перестал выглядеть, как мальчишка избалованный всеобщим вниманием? Драко словно впервые видит его перед собой. Смотрит и совершенно не узнает в нем того Гарри Поттера, которого знал когда-то. Возмужал, возможно, стал выше, стал умнее, стал жестче, сильнее. Исчезла эта мальчишеская бравада, и огонек в глазах стал другим. Все люди взрослеют, но когда кто-то меняется с каждым днем, позволяя это видеть, кажется, будто прикоснулся к сокровенному, вечному, но хрупкому, как хрустальный цветок. Мог ли Драко подумать, что однажды увидит перед собой Гарри Поттера, стоящего на коленях и заботящегося о нем, как о том самом цветке? Мог ли Драко хотя бы вообразить, что будет дорожить каждым днем, проведенным с ним?

— Действительно похож на щенка, промок весь, — срывается с его уст, а руки опускают на мокрые кудри полотенце в попытке вытереть.

— Не смог устоять, ты выглядел таким беззащитны… Ай! Больно же, — возмущается тот, потому что Малфой, не желая выслушивать от него нечто подобное, слегка дергает за волосы, в попытке сдернуть с него полотенце. А потом, скомкав, вытирает тому лицо, больше желая придушить. — Очки, очки! Почему твое раздражение всегда направлено на меня? — он перехватывает руки Драко, разведя их в стороны, а потом прижимает к скамье, не спеша отпускать.

Полотенце с его лица едва не свалилось вместе с очками, но те чудом удерживаются на кончике носа. Драко вдруг осознает, что совершенно голый, и под пылающим взглядом Поттера становится неуютно. Он обегает взглядом душевую, стараясь избегать прямого контакта, чувствуя, как пылают уши.

— Наверное, потому, что это ты, — выпаливает Малфой, пытаясь играть невинность и шутливость.

Поттер тяжело вздыхает и, отпустив руки, продолжает возиться с его синяками. Он так забавно поправляет очки, ткнув указательным пальцем в дужку между стеклами. Сразу таким деловым кажется, хотя в этой ситуации это нелепо выглядит. Или только Малфой ощущает неловкость в этой тишине? И почему Гарри всегда выглядит таким спокойным? Они словно местами поменялись. Даже тошно. Хотя Драко только с ним такой. Только перед Поттером умудряется забывать о том, кто он такой, теряя всю свою хладнокровность и безразличие. И только перед ним Драко не хочется выглядеть слабым и беспомощным, не хотелось видеть в его глазах сочувствие и жалость.

— Хватит, я сам могу, — пытается он подняться, но Гарри не дает.

Схватив Малфоя за руки, он прижимает их ладонями к скамье, резко поднявшись и нависая сверху. Малфой упрямо смотрит ему в глаза, а Поттер и не думает отступать или отпускать, просто стоит и словно чего-то ждет.

— Отпусти.

— И как ты собираешься обработать сам спину? — от его серьезного тона по телу бегут мурашки. — Перестань думать о всякой ерунде и позволь мне помочь.

Суровость сменяется нежной улыбкой. Ладони Гарри скользят по рукам Драко вверх, к плечам. Все еще нависая сверху, он продолжает обрабатывать синяки. На мгновение Драко показалось, что он дрожит, словно замерз. Впрочем, может, и так, Малфой не знает, он словно не ощущает ничего, кроме тепла его прикосновений, и от этого лишь страшней. А все его намерения вырваться тают от одного его взгляда. Это полный крах! Малфой не может сопротивляться ему. Как бы ни старался, как бы ни пытался, словно и сам… не хочет!

— Раньше мне казалось, что любую боль можно стерпеть, — снова усевшись на корточки, Гарри поочередно поднимает руки Драко и покрывает их кремом. А ведь можно было использовать магию, что было бы быстрее. — А сейчас понимаю, что нет. Боль тех, кто дорог, невозможно терпеть.

Он неожиданно склоняется и прижимается лбом к плечу Драко. Его дыхание, разбиваясь о кожу, уносится вместе с мурашками к кончикам пальцев, застывая на них тонкими иглами. Бережно сжимая его руку в своих, Поттер пару секунд просто сидит вот так, как провинившийся щенок, вымаливающий у хозяина прощение. Драко снова закрывает глаза, не зная, куда ему следует бежать и следует ли вообще.

— Я едва не убил их, — шепчет Поттер, прижимаясь так близко, что Драко чувствовал его губы. — Я хотел это сделать. Но сдержался, потому что подумал, что тебе это не понравится, — горько усмехается Поттер, а Драко дышать боится, слушая его с замиранием.

Что значит, ему не понравится, разве это неправильно само по себе? Тем более убивать из-за Малфоя, это уже как-то совсем за пределами разумного. Ну побили, подумаешь. Стоило ожидать. Он ведь весь прошлый год только и занимался, что пытал всех, кто пытался сопротивляться. И эта тройка парней не была исключением. Гриффиндор, бунтари по натуре, психи по призванию. Удивительно, что они не выловили его раньше.

А раньше он почти не находился где-то среди дня один. То игры Дафны, то уроки, то Поттер поблизости. И теперь становилось понятно, почему их переселили на восьмой этаж. Чтобы не возникло вот таких вот ситуаций в факультетских гостиных. Почему всех вместе? Да потому что так удобнее оправдаться малым количеством места, чем объяснять, почему у конкретного студента есть отдельная комната. И, скорее всего, Поттер защищал его даже не столько от друзей, а от всех остальных, так? Но ведь с ним были еще Забини и Паркинсон, даже Нотт. Малфой был не один, кому приходилось использовать непростительные почти целый год.

Злиться нет сил. Гарри так прижимается к нему, льнет, будто тот сейчас исчезнет и больше не появится. Приходится сглотнуть вставший в горле ком, потому что вся ситуация сейчас не располагает к злобе. Вернее, Малфой не может на него злиться. Только сейчас осознает, сколько усилий Гарри приложил, чтобы вот так вот обнимать его. Просто обнимать.

— Придурок, — усмехается Малфой, положив руку на его голову и мягко поглаживая по волосам. Его самого потихоньку распирает от непонятной нежности, что сметает на своем пути все то раздражение, что скапливается в животе. — Ты же герой, а герои так не поступают.

— Да никакой я не герой! — обижено бурчит тот, потершись лбом о плечо Драко. — Все меня так называют, но это не так! Ведь это ты тот, кто сделал больше меня. Если бы не ты, я бы умер. Ты заслуживаешь большего, чем просто амнистия. Это ты герой, а не я! — от его голоса по телу бегут мурашки, а сердце замирает в груди.

— Не шути так, — усмехается Малфой, опустив руку и попытавшись встать. — Я и ты. Все очевидно, разве нет? Даже если все узнают, что я сделал, никто не назовет меня героем. Я простой предатель, не более.

Этот разговор весьма успешно возвращает Драко к реальности. Пусть метки на его предплечье нет, пусть он не вступил в ряды Пожирателей Смерти официально, он был одним из тех, кто рьяно поддерживал их, вне зависимости от того, как это было на самом деле. Для истории нет никакой разницы, кто был героем, а кто убийцей. Пока на плечах Драко лежат боль и ненависть других людей, он будет злодеем даже спустя десятилетия. Снейп больший герой, не вызывавший к себе столько отвращения, в отличие от Драко. А у предателей одна стезя — предательство, и на чью бы сторону он ни встал, он всегда будет предавать из выгоды. Таков удел Драко Малфоя.

— Да плевать я хотел на то, что думают другие! — Поттер не дает Драко подняться и снова стискивает его плечи руками. — Пусть думают, что хотят. Пока ты остаешься со мной, я смогу сделать, что угодно. Просто… позволь мне быть рядом, — а шепчущий голос Гарри, полный отчаянного крика, разрывает Драко на части.

— Ты псих, — улыбается Малфой, но ненадолго, скула болит. — И здесь холодно, к слову. Остальное я сам обработаю, — не пытаясь вырваться из объятий, Драко просто похлопывает его по спине, надеясь, что Поттер отпустит его сам.

Секундное промедление, но Поттер вместо того, чтобы отпустить, снова принимается обрабатывать синяки. Подрагивающие руки, закушенная от усердия губа, хмурые брови, напряженные плечи. Весь его вид так и кричит о том, что он не согласен с Драко, что он будет настаивать на своем до последнего, что будет держать за руку до тех пор, пока Драко не сдастся. И можно было уже привыкнуть к тому, что Поттер его касается, но это! К этому невозможно привыкнуть. Драко моментально начинает разрывать на части, рвущиеся из него эмоции. С одной стороны, хочется вспылить, наорать, а с другой это настолько приятно, что все тело, отзываясь, тихо мурчит. И оттолкнуть уже не получается, сейчас окончательно осознавая, что ему приятно его внимание, приятно ощущать его взгляды на себе. Его чувства приятны! Это все плохо закончится, но Драко не может отказаться. Не хочет!

А должен бы.

— Драко, встань, пожалуйста, — пальцы Поттера, скользнув по позвоночнику, отрываются от кожи до того, как достигают линии поясницы. Малфой, не понимая зачем, поднимается.

Ох и зря он это сделал! Полотенцем, что было у него в руках, зад не прикроешь.

А Поттеру только это и нужно. Ловким движением он оказывается за его спиной, и по телу пробегает волна легкого испуга, заставив Драко сжаться в плечах. Ловкие руки Поттера быстрыми движениями, ласковыми, как бриз Французской Ривьеры, оглаживают бедра, покрывая мазью и мурашками, поднимаются все выше. От первого робкого прикосновения пальцев к ягодицам Малфоя вытягивает как струну. Он уже пытается сделать шаг прочь, но даже сдвинуться с места не может! Одной рукой Поттер мягко удерживает его за бок, а второй касается ямочки на пояснице. На мгновение Драко забывает, как дышать. Это прикосновение! Робкое, пробное, словно бабочка впервые встречает столь прекрасный цветок, едва касаясь его лапками, все же осмеливается и присаживается на лепесток. Если до этого он касался всегда вполне уверенно, то здесь и сейчас едва касается кожи пальцами. Проводит вниз по ягодице. Не хотел бы Драко реагировать хоть как-то, но невольно сжимается, напрягаясь всем телом. По спине бегут мурашки, причем снизу вверх, заставляя его вытягиваться, как струна. Поттер почти не отрывает пальцев от кожи. И робкое прикосновение превращается в нечто откровенное. Один палец, два, вся ладонь. Горячая ладонь размазывает мазь, а Драко задыхается. Ощущает его взгляд на себе. Ласкающий, едва ли не впивающийся в него губами и зубами, если бы у взгляда таковые были. И от этого бросает в жар, который его руки успешно и безжалостно разгоняют по всему телу.

— Тут синяк, сейчас закончу.

Приподнявшись, он разгоняет лаской усталость по спине, снимая напряжение, и только тогда Драко осознает, что спина ужасно ноет от боли. А его голос такой тихий, бархатный. Это неуместно в данной ситуации! Его что, возбуждают синяки? Драко сжимает в руках полотенце, что прихватил с собой, старается не реагировать столь откровенно.

— Все ушибы сойдут через час.

Это нечестно! Его голос успокаивает и заставляет нервничать одновременно, пока пальцы безжалостно массируют ягодицу. Причем, именно массируют. Это мгновение кажется вечностью. Так не должно быть. Драко Малфой не должен так реагировать на прикосновения Поттера. Но все его тело в противовес всей разумности, жаждет большего. Жаждет ощущать жар его ладоней. Возбуждаться сейчас — не самая лучшая идея, но его тело реагирует само по себе, и полотенце его не спасет.

— Вот и все, — как-то нехотя он убирает руки от тела Драко, поднимаясь и накидывая ему на плечи халат.

Закутавшись в него поплотнее, хотя ему и так жарко, Драко впервые ощущает, как горят щеки! А у Поттера красные уши. Он отворачивается от Малфоя и сушит магией вещи на себе. Стоило бы поблагодарить. Нужно это сделать! Ведь он помог. Не должен был совсем, но помог. И Драко больше не может оставаться неблагодарной скотиной. Не мог отталкивать его и дальше, когда сам ощущает все это. Нет, именно поэтому и должен, однако... Все это закончится с окончанием школы, что он теряет? Кроме чувства собственного достоинства, ничего. И все же.

Все же.

— Спасибо, — произносит Малфой, собираясь совершить самый глупый поступок в жизни!

Собравшись с духом, разбив вдребезги собственные убеждения, он подходит к Гарри и, чувствуя себя девчонкой, оставляет невесомый поцелуй на уголке его губ. Хотел поцеловать в щеку, но Поттер поворачивает голову в этот момент. Стыдоба! Прямо какая-то пятикурсница, Мерлин упаси! Но не дожидаясь, он хватает свои вещи и, все еще находясь во власти адреналина, буквально выскакивает из душевой. Хорошо, что двери из нее всегда ведут в специальные двери гостиных. Иначе щеголять ему в одном халате едва ли не восемь этажей.

Но войдя в гостиную, он замирает, не сделав и трех шагов. Во-первых, при скоплении народа здесь ужасно тихо. Нет, не так, все стихло с его появлением. Во-вторых, в кресле, с важным видом, скрестив руки, сидит Грейнджер, в соседнем сидит Уизли, единственный из всех, кто за мрачным видом плохо скрывает восторг. А на диване сидят Забини и Паркинсон. Они выглядят пристыженно и подавленно.

— Что тут происходит? — спрашивает он, ни к кому конкретно не обращаясь и вполне себе догадываясь.

— В прошлом учебном году много всего произошло, — Грейнджер начинает как-то издалека. — Многие старшекурсники, что занимались пытками младших курсов и тех, кто шел против управления в школе, набрались смелости и если не извинились перед каждым лично, то хотя бы нашли в себе силы признать, что действовали из желания выжить. Ты признался и извинился на суде, который потом два месяца обсуждали в «Пророке», — напоминает она о том, что хотелось бы не вспоминать. — Но нашлись и те, кто не собирался признавать ошибок, напротив, они умудрились свалить ответственность на других. Нотт сейчас находится в Больничном крыле, ему повезло меньше тебя, — она сверлит строгим взором Забини и Паркинсон, ни разу не взглянув на Драко.

— О, ясно, — ухмыляется Малфой, сунув свои вещи в руки вышедшему за ним Поттеру, и, затягивая пояс халата туже, подходит к дивану. — Встань.

Ему не нужны извинения. Ему не нужны слова, чтобы понимать, что всю ответственность просто свалили на них с Теодором. Он понимает трусость Забини, правда, понимает. И сейчас хотел бы ему врезать. Даже руку в кулак сжимает. Но…

— Драко, послушай, — робея, Забини поднимается с дивана и ровняется с ним.

Он выше Малфоя на полголовы. Крепче в плечах. Физически уж точно сильнее. Но такой же избалованный, как когда-то был сам Драко. Не чувствуя к нему ничего, ни жалости, ни сожаления, ни обиды, Малфой просто смотрит ему в глаза. Блэйз молчит, столкнувшись с ним взглядом, а Малфой просто покачав головой, усмехается.

— Дыши, Блэйз. Я не намерен тебе мстить, — он хлопает по его плечу, разворачиваясь. — И ты все еще думаешь, что я в этом мире не главный злодей? — Драко обращается к Поттеру, кривя губы в усмешке. — Наивный, — почти ласково произносит он, забирая свои вещи и просто уходя в спальню.

Не собирается он никого бить в ответ. Это глупо. И строить из себя обиженного не будет. Каждый платит по своим счетам и платит еще при жизни. Смерть — искупление, благодать, но никак не наказание. За гранью ничего нет. Там пусто. И ад, как и рай, люди создают себе сами. Но Драко не намерен выступать ни судьей, ни обвинителем, ни стороной обвинения. Просто надеется, что вскоре все это закончится и он сможет хотя бы немного пожить в тишине.

Этот изнуряюще долгий день заканчивается тем, что он просто без сил падает на кровать, кутается в одеяло и засыпает. Морально и физически вымотавшись, просто желает выспаться. Это самый отвратительный год!

Однако может быть и хуже. На следующий день с самого утра его вызывают к директору. Его, Забини, Паркинсон и группу ребят с пятого, шестого и четвертого курса. Втянутыми оказались не только гриффиндорцы, но и равенкловцы, двое с Хаффлпаффа и один слизеринец-полукровка. Директор их всех допрашивает, выясняя и разбираясь, а спустя два часа разбирательства в кабинет заходят отец Теодора и… Люциус Малфой. В этот самый момент Драко перестает слушать все, что говорят. Он смотрит на отца и пытается понять, зачем тот тут появился. Выглядит он, конечно, намного лучше, чем полгода назад, но Драко отчетливо осознает, что Люциус нетрезв. Может, по нему не видно, но не для Драко. Он выпил минимум три бокала виски перед тем, как появиться тут. А потом уже выясняется, что сова застала Нотта-старшего в имении Малфоев, и тот рассказал о случившемся Люциусу, который, обеспокоенный, решил лично убедиться, что с его сыном все в порядке. Как всегда, он требует отчисления провинившихся, и Драко впервые хочется высказаться, но он не может. Воспитание не позволяет ему огрызаться на отца прилюдно.

Директор Макгонагалл успешно выкручивается из ситуации, назначив всей компании, участвовавшей в избиении его и Тео, до конца три месяца отработок у Хагрида и в теплицах, а также запрещает до конца года посещение Хогсмида. Нотт так же требует, чтобы к его сыну вплоть до его выздоровления никто из провинившихся не подходил в отсутствии профессоров.

Тео действительно не повезло. В Мунго его не отправили, но в Больничном крыле он проведет минимум неделю, потому что у него сломаны рука, пара ребер и множество ушибов по всему телу. Нет, это не мальчишки сломали, просто они поймали его на парадной лестнице, когда он поднимался наверх, и в начавшейся потасовке он скатился с нее вниз. Хорошо, что весь не переломался, потому что горе-мстители не сообразили вовремя поймать его амортизирующими заклинаниями.

Макгонагалл соглашается с таким условием, и после этого Нотт уходит в Больничное крыло, а Люциус просит переговорить с сыном. Наедине. Директор Макгонагалл соглашается, отпуская провинившихся на уроки, и провожает их до двери, предложив воспользоваться соседним кабинетом. Люциус только кивает и без промедления направляется туда.

На выходе из директорской Драко, мазнув взглядом по стенам, цепляется за портрет Дамблдора. Тот встревоженно смотрит на них, а самому Драко очень хочется просто сбежать оттуда. Но не может, потому что едва они оказываются в пустом соседнем кабинете, Люциус заваливает его вопросами, обвинениями, требованиями. И вроде совершеннолетний, а все равно мальчишка. Драко слушает его молча. Люциус все вываливает без остановки, цепляется о какие-то слухи о нем с Поттером. Так хочется закричать ему в лицо, чтобы он наконец заткнулся. Но не может, просто не может сейчас ему ничего противопоставить. Понимает, что он никто, даже для собственного отца, никто. И что если пойдет против него еще раз, окажется ничем. Люциус просто вычеркнет его из семьи или же сделает что-то похуже, отыгрываясь за собственные ошибки. И стоя сейчас здесь, Драко просто уговаривает себя потерпеть. Потерпеть еще немного, когда закончит школу, сможет взять управление имением в свои руки, и будет жить, как хочется. Нужно просто немного потерпеть!

А Люциус все повторяет и повторяет о том, как нужно себя вести, что нужно сделать, что надо умаслить всех вокруг, заверить в их добрых намерениях, чтобы потом попытаться рвануть куда-то в министерство. То есть, если у него так не получилось захватить чертов мир и стать властителем всего, он решил с помощью сына? Драко ощущает себя какой-то игрушкой в руках отца. Марионеткой, случайно выдернувшей нити из рук одного кукловода и вернувшемуся к изначальному. Снова это чувство. Липкое, неприятное. Точно так же он ощущал себя перед Волдемортом. Ощущал себя так же, когда весь мир полыхал и искрил, а он просто надеялся, что сможет защитить Гарри.

К горлу подкатывает ком. Желудок сжимается до боли. Благо он проспал завтрак. А прикусив язык, ощущает металлический привкус, и его это отрезвляет на мгновение. Не желая больше слушать, он просто выскакивает из кабинета и несется так быстро, как только может. Слетает по лестнице вниз, собираясь выскочить на улицу, чтобы остыть и успокоиться, но в коридоре, ведущем к главной лестнице, сталкивается с Поттером и его компанией. Тяжело дыша, Драко замирает, как испуганный зверек перед хищником. В мыслях смерчем проносятся сотни мыслей и желаний, но единственная, что овладевает им почти целиком, это желание обнять его. Прижаться так крепко, насколько это возможно. Ощутить его тепло, крепкие руки, услышать, как пытаясь успокоить, он несет очередной бред.

Нельзя! Нельзя этого делать. И почему он только сейчас понял, что пытается все это время отталкивать его от себя и сам же тянется, позволяя быть рядом? Потому что он боится его. Потому что Гарри Поттер видит его насквозь. Потому что его взгляд словно выворачивает наизнанку, заставляя лицом к лицу сталкиваться с собственными страхами, ужасами и тем, кем он не может быть — слабым. Драко Малфой не может быть слабым. Не может даже позволить себе малейшую слабину. Он не может показать ему, как его трясет, как выворачивает наизнанку, заставляя захлебываться слезами и соплями, при одной только мысли, что однажды Гарри Поттер просто исчезнет.

Шаг назад, еще. Резкий поворот и рвануть со всех ног. Бежать, туда, где не будет сейчас никого. И он бежит по коридору до первого поворота, уводящего в сторону часовой башни. Потом вверх по лестнице, словно прорывается через собственные кошмары, но не видит им конца. Драко Малфой боится самого себя. Боится то, кем может и не может быть. Четко ощущает эту грань и перестает понимать, почему именно так. Почему он не может быть счастливым так, как хочется, почему не может поступать так, как ему хочется. Он ведь отпрыск богатой семьи, так почему скован цепями, как будто его держат на привязи? Ответ очевиден и прост — потому что он Драко Малфой, сын Люциуса Малфоя, внук Абраксаса Малфоя. Наследник именитой семьи. Потому что он выше всех, потому что он должен своим поведением показывать то, каким должен быть чистокровный маг. Эти догматы вбивались в него с рождения. И именно из-за этой дурацкой ответственности ему тошно. Его душит то, кем он является и то, кем он не может быть, как бы не хотел.

А на деле он просто мальчишка. Опустошенный. На его глазах умирали люди по одному только желанию Волдеморта. Одинокий. От его слова зависела жизнь множества людей. В том числе и Поттера. Сломленный. И единственный, кто не дал упасть, кому не хотел показывать свою слабость, в ком хотел видеть силу, это Гарри Поттер. Он единственный, кто может одним словом уничтожить Драко Малфоя. Самого обычного мальчишку. Просто…

— Драко! — эхом разносится голос Поттера, запыхавшегося и, видимо, гнавшегося за ним.

— Какого черта, Поттер? — Малфой останавливается у парапета прямо под огромными часами. — «На кой ты за мной погнался?» — хочет произнести он, но не может и слова произнести из-за одышки.

Изо рта вырываются клубы пара. Сердце в груди как тонущий зверь — барахтается, а воздуха все меньше, даже говорить сложно. Драко почти виснет на парапете, цепляясь за него дрожащими руками и пытаясь восстановить ритм дыхания.

— Ты… я не знаю. Просто… — Гарри дышит так же надрывно, отчего голос звучит трелью. — Ты выглядел таким испуганным, — похоже, он и сам не уверен, зачем погнался за Драко.

— И бросил своих друзей ради меня? Вау, какая честь! — нагло ухмыляется тот, сдерживаясь от порыва поклониться ему за это.

— Да почему ты всегда!..

Драко не дает ему договорить. Подскакивает к нему и целует. Вернее, просто прижимается губами к его губам, нечаянно прикусив его губу. Ошалев, Поттер замирает, олицетворяя собой шок, а Драко, чувствуя себя ужасно, отстраняется, нервно кусая губы.

— Драко, ты…

— Да, я не умею целоваться, что тебе?! — отдергивает тот плечо, отшагивая от Поттера в сторону, заламывая руки и пытаясь успокоить трепещущее сердце. — У меня не было времени даже на расслабляющую ванну, что уж там говорить о поцелуях! — нервничает Малфой еще больше, пытаясь не ощущать этого гнетущего стыда.

Зато отвлеклись.

Драко стоит к нему спиной, смотря, как медленно и громко скачет секундная стрелка по циферблату. Малфой просто не хочет слушать еще и его. А это первое, что пришло ему в голову, как способ заткнуть Поттера. Думал, что тот просто успокоится. Но попал впросак сам и теперь не знает, как выкрутиться из щекотливой ситуации.

— Драко, — Гарри разворачивает его к себе за плечо, тут же обхватывая рукой за талию и прижимая к себе. — Расслабься, — шепчет он, и от его голоса по телу ползут мурашки. Драко рефлекторно упирается в него руками, но это не помогает. — И приоткрой рот, — он улыбается так сладко, что все желание сопротивляться пропадает.

Медленно приблизившись, набрав воздуха из губ Драко, Гарри мягко прихватывает его нижнюю губу своими. Замерев пойманной бабочкой в руках, Драко смотрит в его глаза, утопая в этой весенней зелени. Кончик языка покалывает, а подушечки пальцев немеют. Влажный и горячий язык проскальзывает между губ, и Драко вздрагивает, сжимая в пальцах его мантию. Гарри не торопится, словно дразнится, пытаясь распробовать маленькими глотками вкуснейший нектар. А между делениями на циферблате прыжок секундной стрелки кажется вечностью.

Они смотрят друг другу глаза в глаза. Неотрывно. Будто проверяют друг друга на выносливость, на смелость, на черт знает, что еще. И в глазах Гарри отражаются мольба, желание и жажда. Он хочет этот поцелуй. Но не спешит, не заставляет, позволяя Драко самому решить. А Драко в жизни не был столь неуверенным в своих действиях, как сейчас. Он может без раздумий прыгнуть с высоты, он погонится за Гарри даже через весь остров пятиногов, не спросив, уйдет следом. А сейчас боится поцелуя.

Рука Гарри ложится на его локоть и мягко сжимает, словно напоминая о том, что он может отказаться. Оттолкнуть, и он ничего не сделает, не скажет, даже не воспротивится. И в этом такой соблазн — взять и сбежать. И все же Драко прикрывает глаза, расслабляясь, и на пробу проводит кончиком языка по его губе. Два кротких удара сердца, боящегося ошибиться, оно тут же трепещет в сладостном экстазе, когда наглый язык Гарри играючи касается высунутого кончика языка Драко. Мягко проскальзывая глубже, вызывая сноп мурашек, отчего волосы на коже встают дыбом. От тех мест, где они прикасаются друг к другу, разбегается тепло. И Драко отдается чувствам, желанию. Гарри. Его рукам и губам, безжалостно удерживающих Драко на тонком льду. Объятия вмиг становятся крепче; неуклюже отвечая, Драко невольно сосредотачивается на новых для себя ощущениях.

Что-то между ними разрывает все оковы и преграды. И они целуются неуклюже, прерываясь лишь потому, что Драко трудно дышать, а Гарри не настаивает на том, чтобы все было сразу. Робко, пробуя. Остаются только жгучие чувства, растекающиеся по телу, захватывающие дыхание. Все тело обретает собственный разум, и Драко, прижимаясь к нему ближе, обхватывает руками крепче. Пальцы Гарри зарываются в волосы на затылке Драко, отчего волна очередных мурашек в жгучем танце переплетается с разгорающейся волной тепла, разносятся по всему телу, заставляя трепетать. Приятное онемение с каким-то воздушным головокружением заполняет его целиком, и тело становится таким легким, что если бы не крепкие объятия Гарри, Драко не устоял бы на ногах и взлетел бы или упал. Мир замирает между восемнадцатым и девятнадцатым делениями на циферблате. Весь мир на очень краткое и такое тягучее мгновение просто исчезает. И когда слуха снова касается отсчет секунд, они просто останавливаются.

Гарри едва касается губами уголка губ Драко, а Драко боится открыть глаза. Губы горят, онемевший язык покалывает иголками, а сердце в груди трепещет, как пойманная бабочка в ладонях, щекоча своими крыльями.

— У тебя входит в привычку так издеваться надо мной, — тяжело дыша, Поттер опускает руки и смыкает их на талии Драко, мазнув губами по щеке и опустив голову на его плечо.

— Скорее, над собой, — невольно признается Малфой, понимая, что звучит неубедительно.

И, понимая, что этого не должно было произойти, все же нехотя мягко отталкивает от себя Гарри, выбираясь из таких желанных объятий. Пальцы Поттера цепляются за ткань, словно он сдерживает свое желание сопротивляться воле Драко и не желает отпускать. Но отпускает. Открыв глаза, Драко окидывает его взглядом. Взмывшего до небес фениксом и рухнувшего камнем вниз за считанные секунды.

Гарри стоит, опустив голову так, что челка закрывает глаза. Его руки, безвольно обвиснув вдоль тела, подрагивают. Грудь вздымается все медленнее, дыхание становится все ровней. А Драко глупо подмечает, что он успокоился, и паника отступила. У Поттера над ним слишком много власти.

— И это был единственный способ заткнуть тебя. Действенный, видимо, — растрепав волосы руками, Драко пытается привести мысли в порядок и запечатлеть в памяти ощущения.

Губы горят огнем! Как и все тело, но только где-то в животе, трепыхаясь и царапаясь, ворочается неясное ему чувство, желающее реализоваться. Облизнувшись, пытаясь унять этот пыл, Драко пытается собраться с мыслями, успокоить клокочущее в груди сердце, урчащие, как приласканная кошка. Щеки горят. От стыда, смущения. Удовольствия.

— Ты-то и над собой? — недоверчиво хмыкает Поттер, явно не веря и проигнорировав остальные слова Драко.

Вот только это задевает, словно по содранной до крови коже проводят жесткой мочалкой. Он не верит. Он издевается. Гонится зачем-то. То бьет, то отталкивает, то касается так, будто Драко рассыплется, как песочная фигура. И этот поцелуй…

— Да, над собой, Поттер, — вспыхивает Малфой, чувствуя, как резко выворачивается наизнанку трепыхающееся внутри что-то. И кривит губы в отвращении. — А ты думаешь, ты такой особенный? Ты самое худшее и в то же время лучшее, что случилось в моей жизни, Гарри. Я ненавижу тебя, но больше ненавижу себя. Так чего ты от меня хочешь? Чего вы все от меня хотите? Чтобы я был идеальным? Я не идеален, черт бы вас всех побрал! Отец требует одного, ты выворачиваешь меня наизнанку, и я просто не могу быть тем, кем должен.

Слова срываются с губ, и, чеканя шаг, он подходит к парапету, впиваясь в него руками и желая просто сигануть вниз, разбившись наконец окончательно. Только бы перестать ходить по тонкой грани, все время оступаясь и падая то в одну сторону, то в другую.

— Я потому и не хотел возвращаться в школу. Потому, что здесь будешь ты. Потому, что после всего случившегося ты вмешиваешься в мою жизнь. Зачем? Так ведь ты же герой, черт бы побрал этот ебучий мир! Потому что ты испытываешь жалость ко мне, сочувствие, да к дементорам, что ты там чувствуешь. Просто хватит уже. Я не смогу жить дальше, если все это не закончится. Я просто не смогу, — он оседает на корточки, повиснув руками на парапете и чувствуя, как что-то внутри крошится и ломается, болезненно вскрывая еще совсем свежие раны. И ощущения такие, будто по нему водят розгой, угрожая избить, но бьют в тот момент, когда он расслабляется. — Я не сильный. Я не храбрый. Я чертов трус. Хорек, прячущийся в нору при любой опасности. Нотт прав, лучшая защита — это нападение, но у меня не осталось ничего, чтобы защититься. Ты с каждым разом все ближе, и ближе, и ближе. Но почему ты не ненавидишь меня? Почему не презираешь? Давай же, Поттер! Я мог бы изнасиловать тебя прямо здесь. Как тебе, лишиться девственности на холодной лестнице? — глупо смеется, потому что он такого даже не думал. Он просто бьет словами. Пытается бить.

— Драко, — Поттер мягко касается его плеча пальцами.

— Не. Трогай, — вскакивая на ноги, отшатываясь и едва не падая, Драко пытается отойти на безопасное расстояние. А потом так же резко закатывает рукав на левой руке, почти порвав его. — Пусть сейчас здесь нет метки, но даже так она будет тут вечно. Как и тот факт, что я навсегда останусь грязным убийцей, предателем и Моргана знает кем и чем еще. А ты герой. И все, что я хочу с тобой сделать, Поттер, это утопить в том же дерьме, в котором стою сам. Никогда, больше никогда в жизни не подходи ко мне, не смотри на меня, не замечай меня. Сотри из памяти. Я мог бы помочь, но, боюсь, сотру твоих друзей, а не себя.

Драко смеется над тем, как легко бросаться словами, зная, что это все бессмысленно, смотрит на него, и сердце сжимается в тисках. Гарри стоит перед ним, растерянный, непонимающий, а в весенней зелени его глаз отражается только болезненное желание. И что-то еще. Теплое такое, неуловимо важное.

— Так что просто уйди. Сейчас. Пока у тебя есть шанс на нормальную жизнь, — заканчивает Драко. — Счастливую жизнь, Поттер.

Они смотрят друг на друга, и почему-то Драко чувствует, что как только он уйдет, ноги подведут и, не удержав его, уронят на холодный пол. А внутри бушует смерч, вырывая с корнями все, что и так едва держалось. Обрушивает последние стены дома, за которым он прятался в надежде, что никто не догадается заглянуть внутрь. Потому что они были просто фасадом, за которым остались только обломки, на которых придется что-то строить. Из чего придется строить себя заново. И единственное, что он хочет сохранить, как самое лучшее, это память о сегодняшнем поцелуе. Его прикосновениях, смех и глупые игры. И полете на метлах. Лучшем, что было в его жизни.

Через два прыжка секундной стрелки Поттер разворачивается и направляется к лестнице. Драко уже почти расслабился, когда Поттер начинает спускаться вниз, прикрыв глаза, пытаясь отдышаться и унять рвущееся сердце. И едва не кричит в голос, когда слышит приближающиеся шаги. Распахнув глаза, Малфой не успевает даже отскочить в сторону, когда две крепкие руки стягивают его в тисках, не давая даже вдохнуть толком.

— Понятия не имею, что творится в твоей голове, — шепчет он у самого уха Драко. — Но если я сейчас просто уйду, мне кажется, будто это будет самой большой ошибкой в моей жизни. А потому просто позволь мне обнять тебя сейчас. И в будущем. Я буду обнимать тебя столько, сколько ты захочешь.

Срывающимся до хрипоты шепотом Поттер обдает дыханием ухо, и Драко не знает, от чего именно по спине бегут мурашки. Дыхание замирает, что-то внутри рвет на клочья, заставляя разрываться между желанием сердца и доводом разума.

— Ты придурок, — почти рычит Малфой, пытаясь оттолкнуть его от себя, но руки прижаты к телу.

— Плевать. Сейчас плевать на все, — Гарри даже не думает отпускать его или ослаблять хватку. — Почему мне кажется, что тебе очень больно?

— Потому, что мне больно, — все трещит по швам. Нет, все уже рассыпалось и Драко из последних сил сдерживается, ощущая, как обжигает глаза невыплаканными слезами. — Потому что мне очень больно. Страшно. Потому что я не знаю, что мне делать, — руки предательски дрожат, и он попытается ими упереться в Поттера, но лишь цепляется за мантию пальцами на боках. — Мне все это время чертовски страшно!

— Я знаю, — успокаивающе шепчет Гарри, и объятия его становятся мягче.

— Мне страшно, — пытаясь сдерживаться от рвущихся слез, Драко утыкается лбом в его плечо, вдыхая глубоко и часто. — Мне очень страшно. Я до сих пор там. До сих пор в этом кошмаре. Дома, здесь. Пожалуйста, Гарри, пожалуйста, хватит, — сам не знает, о чем просит, просто хочет хоть немного облегчить эту чертову рвущую его боль. Страх. Ненависть и гнев.

— Все хорошо, — Поттер поглаживает его по спине, бережно прижимая к себе. — Все будет хорошо, Драко.

Он продолжает шептать что-то успокаивающее, а Драко не может остановить слезы. Постыдно рыдает в голос, едва ли не воя. Но он просто не может остановиться. Поттер вторгся так глубоко, вывернул наизнанку, что больше не было сил. Ему и правда больше нечем было защищаться. И отступать некуда. Стер сам все границы, разломал все стены. Этим дурацким поцелуем, своими мыслями, своими действиями и желаниями. А Гарри обнимает, шепчет что-то ласковое, и от этого становится так легко и спокойно. Словно Драко в безопасности.

Когда слезы высыхают, они просто стоят, не зная, что делать дальше. Драко стыдно и жутко неприятно от самого себя. Вот только Гарри без всяких слов достает из кармана платок и мягко вытирает его лицо. Мороз щиплет за щеки и губы, намекая, что сейчас далеко не май. И пока Драко заливался слезами, Гарри успел закутать его в свою мантию. Драко же выскочил из школы в чем был — школьная форма, свитер — да без мантии. После эмоционального срыва его трясет, и Поттер, окончательно сняв мантию с себя, стараясь хотя бы не дать ему замерзнуть, покрывает мантию согревающими чарами.

— Пошли в кабинет Снейпа, я знаю пару обходных путей. Принесу тебе мантию, сумку и что-нибудь горячее попить, чтобы согреться. Останусь, если захочешь, все равно мы уже прогуляли с тобой первый урок, — как-то глупо и шкодливо улыбается Поттер, забавляясь этим. Надо же, его смешит, что они вместе прогуляли уроки.

— Останься, — тихо произносит Драко, понимая, что не хочет сейчас оставаться один.

— Конечно, — легко и быстро соглашается Гарри.

А Поттер делает все, как и сказал. Привыкнув таскать с собой карту и мантию-невидимку, он легко проводит их до Подземелий. Кабинет Снейпа пыльный, сырой и без видимых следов того погрома, что устроил Малфой. Поттер исчезает минут на двадцать, за которые Малфой успевает из остатков живых еще парт сделать одну-единственную кровать. На вторую не хватило бы. Вернувшийся к тому моменту Поттер догадывается прихватить подушку и одеяла. С кухни приносит чашку горячего чая и немного печенья. И пока он устраивает для удобства кровать, Драко запирает кабинет. Когда Поттер уже заканчивает, Драко просто толкает его на кровать, нагло забравшись рядом с ним, кутаясь в одеяло. Гарри ничего не говорит, лишь устроившись удобнее, заставляет сделать пару глотков чая и на этом успокаивается. Оба молчат.

Драко пытается унять дрожь в теле, уткнувшись в его шею носом. От него все еще пахнет жаркой тропической ночью после дождя. Драко так нравится этот освежающий и терпкий аромат. Поттер, обняв Драко за плечи, позволяет едва ли не улечься на себе, мягко поглаживает ладонью по спине. Простое тепло. Человеческое. Не требующее. Страшное, как дикий зверь, но такое нужно сейчас. Малфой и сам не понимает, почему рядом с ним чувствует себя так расслабленно и защищенно. Но, не встречая от него осуждения, ненависти и презрения, хочется монополизировать, захватить, завладеть, стать единственным, кому принадлежит его тепло. Просто потому, что Драко так хочет. Пусть и понимает, что это неисполнимое желание. Но лишь на один день. На один крошечный день, здесь и сейчас, пусть Гарри будет только с ним.