Давно не испытывая столько эмоций, впрочем, только рядом с Гарри контроль над ними перестает существовать, Драко ощущает, как усталость наваливается на него кучей перин. В тепле его рук его быстро смаривает и глаза постепенно закрываются, не имея и шанса на сопротивление сну. Вымотанный всем, Драко засыпает. Не думая о том, как после всего этого будет смотреть в глаза Поттеру и как объяснит прогул уроков, проваливается в такую желанную негу пустоты, что напрочь теряет чувство времени и пространства. Когда он открывает глаза, то оказывается лицом к лицу со спящим Поттером. Без очков тот выглядит немного иначе, будто не хватает чего-то. Драко аккуратно касается его губ подушечками пальцев. Щекочущее дыхание разбивается о его пальцы, проскальзывая по коже и согревая. Что Драко привлекает в нем? Да ничего. Совсем. Вообще не его тип. В смысле, раньше Малфой всегда думал только о девушках в этом плане, но сейчас смотрит на спящего Гарри и понимает, что на данный момент ему больше никого не нужно.

Он проводит по его щеке вверх, по виску и аккуратным движением убирает челку со лба. Шрам останется на всю жизнь. Этот шрам в виде молнии останется у него на всю жизнь, как и звание героя. Единственное, чего не должно быть в его жизни, это Драко Малфоя. Потому что они уже зашли слишком далеко. Дальше просто невозможно! Дальше все будет только больнее.

Малфой собирается с мыслями и силами. Удивительно, как все сложно и просто одновременно. Их тянет друг к другу. Это странно, но это так. Драко больше не может отрицать этого. Существует сотня причин, по которым он должен сейчас все закончить, поставить точку и уйти. Но ставит многоточие. Что обо всем этом думает сам Поттер, вопрос отдельный, но... Но Драко собирается воспользоваться. Потому что это так странно. Ощущать себя таким слабым рядом с ним, ощущать себя разбитым, раздавленным. И в то же время чувствовать, как его присутствие наполняет силами, чтобы жить дальше. Ему действительно плевать, что о нем думает Уизли, Паркинсон, да все, даже отец. Но то, каким его видит Гарри, пугает, потому что он словно видит Драко насквозь.

— Привет, — тихо произносит Драко, когда Поттер открывает глаза, щурясь.

— Привет, — расплывается тот в счастливой улыбке и неожиданно притягивает Драко к себе ближе, но тут же ослабляет хватку. — Не подашь очки? Они на сумке на полу, — чуть кивает Малфою за спину, продолжая щуриться, отчего в уголках его глаз образовываются морщинки, как от улыбки.

Прищуривающийся, беспомощный. Это выглядит так мило. Драко едва сдерживается от желания его подразнить, но вместо этого просто накрывает его глаза ладонью. Гарри моргает, и его ресницы щекочут. Ощущения такие, будто по ладони пером водят. Чуть приблизившись, Малфой оставляет невесомый поцелуй на его губах и, отстранившись, переворачивается, пытаясь дотянуться до очков. А потом, усевшись, надевает ему их на нос, мазнув пальцами по вискам, и заправляет волосы за уши, вместе с дужками очков. В сфокусировавшемся взгляде Гарри плещется целое зеленое море из самых невообразимых теплых чувств.

— Спасибо, — смущенно улыбается Драко, опустив взгляд на его губы, но тут же отвернувшись и потягиваясь, впервые за долгое время ощущает себя выспавшимся. — Надо возвращаться.

— Можем остаться тут до утра, — предлагает Гарри, поднявшись и ткнувшись ему в спину лбом. — Все равно скоро ужин.

И в подтверждение его слов часы отбивают пять пополудни. Вот это поспал так поспал! Почти девять часов. То-то все тело такое ватное.

— Не стоит. И так влетит за прогул. Если мы еще тут и на ночь останемся, Макгонагалл будет в бешенстве. К тому же я хочу кое с кем поговорить. Наедине, если это будет возможно, — Малфой тонко так намекает на то, чтобы за ним не следили.

— Хорошо, — снова соглашается Поттер, ничего не требуя и не спрашивая.

Драко разворачивается к нему в желании убедиться, что тот не притворяется, и сталкивается только с мягкой улыбкой. Это противозаконно! Он не должен быть таким. По крайней мере, не с Драко. А Гарри проводит по его руке пальцами и тоже садится, потягиваясь и зевая, ужасно напоминая огромного сытого кота.

— Пойдем сначала получим свое наказание за прогул, — забавляется Поттер от мысли об общем наказании. — А там и ужин скоро. И ты идешь есть! — едва ли не приказывает он.

— Тиран, — посмеивается Малфой.

— С тобой хоть сам дьявол! — смеется Поттер, и Драко едва не валится на бок, пытаясь представить Поттера грозным демоном.

Кажется, тонкий флер неловкости между ними исчезает вместе со смехом. Вот теперь Драко точно расслабляется. Потому что гори оно все синим пламенем! Ему нравится. Ему хорошо. Впервые в жизни. Так почему он должен отказываться?

И они, собрав вещи, поднимаются в комнату, попутно оспаривая то, чем им обернется прогул. По пути Драко ловит на себе косые взгляды, но старается не обращать на них внимания. Гарри уверяет, что их отправят в теплицы или к Хагриду. Драко уже мечтает об отработках у Снейпа, но вслух об этом не говорит. И на восьмом этаже сталкиваются с Лонгботтомом, уходящим на дополнительные занятия. Он передает им, что домашнее задание ждет их в троекратном размере и что им лучше больше не прогуливать уроки. А еще, что обеспокоенная Макгонагалл искала их. Приходится подняться к ней, объясниться и извиниться.

Драко снова цепляется взглядом за портрет Дамблдора. Тот так понимающе улыбается, что стало несколько не по себе. Альбус Дамблдор один из немногих людей, что мог разглядеть Малфоя насквозь. Потому тот не особо удивляется, когда, проходя мимо гобелена Варнава Вздрюченного, замечает промелькнувшую бороду Дамблдора. Тот словно зовет за собой, и, Драко, оставив Поттера, но пообещав тому вернуться к ужину, идет следом. Приходится спуститься на четвертый этаж и оказаться в одном из заброшенных коридоров замка. На самом деле в замке полно коридоров и кабинетов, которыми никто не пользуется, просто это мало кому интересно. Он доходит почти до конца, остановившись у окна, выходящего на Черное озеро. Подойдя к окну, смотрит на белое пятно, сейчас почти незаметное на фоне серебристого снега. Так забавно. Дамблдор привел его туда, откуда прекрасно видно его же могилу.

— Мне всегда нравился этот вид, — раздается все такой же бархатистый голос Альбуса Дамблдора за спиной. — Особенно, когда Фоукс парил над озером.

— А что стало с вашим фениксом? — смелости не хватает развернуться и взглянуть ему в глаза. Драко так и смотрит на снег, покрывающий берег.

— Наверное, сейчас надоедает Аберфорту. Но вы хотели поговорить не обо мне, так ведь?

И снова он все знает. Раздражающе.

— Я хотел спросить, — Драко разворачивается и смотрит на Дамблдора, стоящего у самого края картины с пейзажем. Его волосы и борода трепещут от ветра едва ли не так же, как той злополучной ночью. — Смогли бы вы простить Гриндевальда за все, что он сделал, и попробовать дружить с ним заново?

Да, глупо звучит, но у него не получается так просто задать этот крошечный и хрупкий вопрос. Да и как спросить прямо, когда чудится ему, что произнесет вслух совершенно не тот вопрос, который следовало бы.

— Думаю, если бы он осознал и изменился, точно так же, как это сделали вы, я бы с радостью принял его дружбу, — понимающе улыбается Дамблдор, пока Драко жует губы и, пытаясь набраться смелости, опускает голову. — Перемены, изменения без четких граней и будущего всегда пугают. Но если вы спросите меня, отказался бы я от дружбы с ним, если бы заранее знал, чем все закончится, я бы не сделал этого. Потому что благодаря ему я многое понял, пусть и не сразу. Позвольте себе ошибаться, Драко, пока вы молодой и достаточно сильный, чтобы справиться с самим собой. Для начала.

— Почему вы так уверены, что все это нормально? — Драко бросает взгляд исподлобья, пытаясь видеть больше, чем может, но ощущает себя заплутавшим в лесу ребенком.

— Потому, что мы с вами во многом похожи. Я тоже был молодым, горячим и глупым. Уверенным в своих силах. Тогда мне казалось, что я смог бы пойти с Геллертом на край света, невзирая на препятствия. Но когда на моих руках умерла Ариана, и когда я узнал про Аберфорта, и… Мы до сих пор точно не знаем, чья это была искра, — он спотыкается в словах, словно едва не сказал больше, чем нужно, и снова улыбается. — Убивать страшно. И вы не были готовы к этому, как и я не был готов в свои восемнадцать осознать, к чему приводит моя увлеченность идеями Геллерта. Но вы не ваш отец, и не должны быть им. Будьте собой, Драко. Мальчиком, избалованным, но честным и смелым.

Малфой с пару секунд смотрит расфокусированным взглядом на улыбающегося Дамблдора, а потом закрывает глаза и опускает голову. Позволить себе быть собой? Но он никогда не был кем-то другим. Просто всегда есть рамки. Правила. Требования. Есть то, что следует делать, а что нет. Так было, есть и будет.

— Человека определяют не его качества, Драко, — бархатистый и обволакивающий, ласкающий даже голос Дамблдора заставляет вздрогнуть притихшего Малфоя. — А его выбор. И бояться неизвестности и боли — это нормально, главное, чтобы у вас хватило смелости противостоять этому страху, — снова его завуалированные фразочки слегка коробят, но Драко отчасти понимает, о чем он. — Я знаю двух молодых людей, совершивших по молодости общую ошибку, которую они таковой не считают. И, честно, я завидовал им после. Они так безрассудно раскрыли себя для любви, ни разу не пожалев, что достойно восхищения.

— Хорошо быть стариком, правда? — не к месту замечает Малфой, не желая продолжать этот разговор. Свой ответ он уже получил.

— Знаете, это определенно лучшее, что со мной было, — посмеивается тот в свою бороду, удерживая ее от начинающегося урагана на картине «Бедствий».

Они оба тихо смеются, и Малфой не может больше произнести ни слова. Хотел бы сказать пару слов благодарности, но не смог. Слова застревают в горле. Он так часто благодарит кого-то, что это начинает пугать. А Дамблдор улыбается понимающе, спокойно. И от этого только еще больше неловкости.

— Профессор Снейп передавал вам привет, Драко. И передайте привет Гарри, если не сложно, — произносит тот вдруг, развернувшись боком и собираясь вернуться к своему портрету. — Что ж. Если вам понадобится совет от безумного старика, я всегда рад поболтать. Всего хорошего, Драко, — и, скользнув за раму, исчезает.

Малфой, растерявшись немного, вглядывается в полотно, где только что был Дамблдор, а потом поворачивается к окну и, прислонившись к холодному стеклу, смотрит вниз. Может ли он позволить себе сейчас быть счастливым, зная, что в будущем его ждет боль? Потому, что они не смогут остаться вместе. Потому, что с экзаменами все закончится. Хогвартс-экспресс увезет их из школы, и только стены этого замка будут помнить, как смеялся Драко Малфой. Плакал и ненавидел. Ненавидел всей душой! Потому что полюбил. Может ли он позволить себе, закрыв глаза на все, просто протянуть руки навстречу? Он этого хочет, но может ли?

В этот раз, спустившись в Большой зал, Драко находит Поттера за столом Гриффиндора, сидящего рядом со своими друзьями. Это страшно! Нет, правда. До ужаса жутко! Но, набрав в легкие воздуха, он подходит к ним и спрашивает разрешения, может ли он сесть рядом. Надо видеть глаза Уизли, выронившего ложку изо рта! Гарри тут же подвигается, чуть потеснив Грейнджер, и, пользуясь общей запинкой от столь неожиданного явления, усаживает Драко по правую руку от себя. Сидящий рядом Лонгботтом даже не отрывается от книги, спокойно ужиная. Сидящая напротив младшая Уизли окидывает его таким взглядом, будто он сейчас лопнет, как гнойный прыщ, но старается не замечать, сосредоточившись на еде и разговоре с сидящей рядом однокурсницей. Не то чтобы Драко мог особо участвовать в их разговорах, да и от него не особо ждут этого, но еда и правда кажется вкуснее. Может, потому, что разговор с Дамблдором так повлиял, может, потому, что проголодался, а может, потому, что Гарри попеременно ворует у всех из тарелок что-нибудь. Это весьма забавно, потому что начинается своеобразная потасовка за еду. Сражения вилками и ложками, только бы вороватый Поттер не стащил ничего вкусного, а он берет только самое вкусное. И чтобы у Гарри ничего не отобрали, тот складывает стащенное в тарелку Драко, пользуясь тем, что его друзья не решаются туда забраться. Уизли так завелся, что в конце угрожает обязательной расправой, а вот единственная не участвующая во всем этом Грейнджер смотрит на них сердито и раздраженно. И вот, под улюлюканье и подбадривания, они с Поттером запихивают в себя три порции разом. Драко съедает меньше Гарри, но живот готов лопнуть от любого неудачного движения!

Еле до комнаты доходит.

В комнате тихо, вернее, каждый сидит в своем углу, делая уроки или занимаясь чем-то своим. Самому за домашнее задание садиться лень, но надо. И они с Поттером почти до полуночи корпят над занятиями. Уизли с Грейнджер тоже занимаются, попутно пытаясь переманить на себя внимание Поттера. Это забавно, ведь Драко совершенно не пытается заставлять Гарри быть с ним постоянно. Ловит на себе встревоженные взгляды Уизли. Ну да, такая перемена! Драко Малфой сидит и занимается вместе с ними. Причем, именно занимается домашним заданием. Дафна и Дамблдор правы, стоит просто наслаждаться тем, что есть, невзирая ни на что. И только отвращение со стороны Грейнджер ржавым налетом покрывает все положительные эмоции.

А дни, вопреки всем ожиданиям, текут своим чередом. Малфой ловит себя на мысли, что ему нравится такая жизнь. Вот так вот сидеть по вечерам с Поттером и спорить о какой-нибудь ерунде. Или, болея за разные школьные квиддичные команды, пытаться предугадать, кто победит в итоге. Готовиться вместе к экзаменам, шутить и дурачиться. Иногда обсуждать какую-то глупость с серьезным видом, а в следующим момент с глупыми шутками о серьезном. Впервые за долгое время Драко чувствует, как дышит полной грудью, наслаждаясь школьными днями.

Январь заканчивается незаметно, и к четырнадцатому февраля, пропустив одно воскресенье, Дафна Гринграсс устраивает бал для всей школы с помощью Забини, Паркинсон и теми горе-злоумышленниками-мстителями. Видимо, получив разрешение от директора Макгонагалл, они устраивают конкурсы и развлечения для всех желающих. Хотя, скорее для всех не-желающих, потому что слава Дафны Гринграсс пробралась во все уголки школы. Особенно после того, как в субботу между обедом и ужином Большой зал был закрыт для посетителей, так как там колдовала Дафна.

А в воскресенье уже с завтрака Большой зал напоминает взорвавшийся гремучую помесь взорвавшегося котла с Амортенцией и неожиданно переехавшего кафе мадам Паддифут. Все мерцающее, красочное, в сердечках и звездочках. Даже пирожные на столах и те в форме сердечек! Тошнотворно, на самом деле, но девчонки едва ли не пищат от восторга. Ужин плавно перетекает в своеобразный бал, под не слишком громко играющую музыку, позволяющую всем развлекаться в свое удовольствие. Даже младшекурсникам разрешили остаться до десяти вечера, и потому в Большом зале очень шумно. Ну а в девять вечера начинаются конкурсы с более высоким рейтингом, устроенные Гринграсс. Драко не сразу замечает, что младшие курсы отправляются спать еще в начале десятого, потому что начали уставать от бурного веселья. Еще бы, это ведь впервые, когда им было позволено веселиться в школе и даже нарядиться в честь праздника.

К собственному удивлению, сидя за столиком, Драко засматривается на то, как Забини стоит и что-то полушепотом объясняет Голдштейну. Извиняется, кажется. Поругались? А потом он видит то, чего ожидал меньше всего. Блейз Забини целует в щеку Энтони Голдштейна! Даже сам Энтони такого не ожидал, но, судя по его красному лицу, он весьма не против. Моргана, мать всех темных! Что происходит в этой школе?! Драко едва не роняет челюсть, глядя на это.

— Идем со мной!

Не успев отойти от шока, его уже куда-то тащат. Когда-нибудь Дафна Гринграсс станет причиной смерти Драко Малфоя. От испуга. А потом он будет ее личным кошмаром и будет истязать ее днем и ночью в роли привидения. Смысла сопротивляться ей Драко не видит, потому спокойно идет за ней, хотя ощущения, будто идет на верную смерть. Но все оказалось куда страшнее. Дойдя до сцены, она ставит его рядом с тремя неизвестными, что под какими-то странными покрывалами. Даже по росту не определишь, кто это.

— Так, ты стоишь тут и не шевелишься, — радостная и шкодливая улыбка Гринграсс на самом деле пугает!

Удерживая его за плечи, она ставит не особо сопротивляющегося, но уже опоздавшего взять право вето, Малфоя на какой-то странный низкий табурет и тут же накидывает на него такое же покрывало. И в тот же миг все тело, окаменев, перестает его слушаться. Зато оказавшись под покрывалом, изнутри являющимся совершенно прозрачным, Драко так же может увидеть и остальных четырех участников. С другого края от него стоит младшая Уизли, и ее выражение лица не говорит ни о чем хорошем. Между ними стоит Стюарт Акерли; Драко не забудет его имени и лица, потому что в том году этот мальчишка, собрав вокруг себя свой факультет с курса, пытался не давать им влипать в неприятности и даже контролировал их выходы из гостиной, только бы те не нарвались на Пожирателей. Это здорово облегчило Драко жизнь в то время. Четвертой стоит девчонка с Хаффлпаффа, имени ее Драко не помнит, но она была одной из тех, кто защищал младшекурсников. А в следующим миг в глазах вдруг резко темнеет на секунду, и их меняет местами.

— Под этими саванами, которые прозрачные только с одной стороны, с этой мы видим только весьма уродливые статуи, — Гринграсс жестом обводит их четверых, проходя вдоль их шеренги. Драко только сейчас замечает, что напротив них стоит Поттер. — Я спрятала четверых. Твоя задача, Гарри, найти того, кого ты любишь. Чары настроены так, что при взаимной любви они спадут сразу со всех, а если ты ошибешься, то тебе придется целовать в губы всех тех красавцев, кого ты не спас!

По залу разбегаются смешки и шепотки, а со стороны учителей легкое беспокойство. Малфой внутренне напрягается, не представляя, что должно произойти дальше. Если он правильно улавливает суть, то ему остается молиться, чтобы Поттер сделал правильный выбор.

— А если ты их не поцелуешь, что ж, в замке прибавится статуй, — радует их Гринграсс и все как один уставились на нее озлобленным взглядом. — Шучу! Заклинание действует всего двадцать минут, так что, все успеют поиграть. Но никто из вас четверых не должен никак подсказывать и помогать отгадывающему, а то я лично зачарую до утра! — и снова всплеск гогота накрывает заинтригованную аттракционном публику, а Дафна, довольная представлением, прекрасно знает, что они даже толком пошевелиться не могут, какие там сигналы и подсказки! — Что ж, Гарри, выбирай. Выбирай тщательно! — и она отходит в сторону, оставляя Поттера с нелегким выбором.

От напряжения на лбу выступает испарина. Драко не сводит глаз с Поттера, мысленно молясь о том, чтобы он выбрал не его. Кого угодно, но не его. Как хорошо, что их лица не видно под этим саваном!

А если отвлечься, то вся эта игра напоминает все эти сказочные развлечения и забавы, где герою нужно было угадать заколдованную принцессу, а если же не угадает, то принцесса останется со злодеем, а героя убьют. Теперь ясно, почему Гринграсс так часто пропадала после уроков — директора Макгонагалл уговаривала на все эти игры.

Поттер подходит к ним ближе и вглядывается в их лица. Малфой понятия не имеет, как выглядит сейчас и что изображает его статуя. Есть ли на ней какие-то подсказки и насколько она уродлива, изменяет ли магия рост, объем или что-то еще. Драко ничего этого не знает. И, сталкиваясь взглядом с Поттером, невольно ощущает, как по спине катится пот. Жарко, душно и страшно. Не туда он смотрит, Мерлин, не туда! Малфой почти молится, закрыв глаза и пытаясь отвернуться, только бы не видеть, что делает Поттер. А в Большом зале становится все тише, и даже музыка играет так, что слышно шаги.

— Если уверен, — голос Гринграсс разносится по залу, как гром среди ясного неба. — То просто поцелуй.

Тук-тук-тук-тук! Сердце стучит так быстро, как если бы поезд пытается ехать быстрее, чем он может. Драко боится открыть глаза. Он весь превращается в слух. Шаг, четкий, осторожный. Шуршание ткани. Драко распахивает глаза и видит, как Поттер целует стоящего рядом с ним равенкловца. На секунду он забывает, как дышать, и мысли в голове взрываются бесконечным потоком ярких пятен. А саван вмиг становится тяжелее и придавливает к полу. Смущенный мальчишка выбирается из-под савана, стараясь не смотреть на Поттера и, отдав саван Дафне, ускользает куда-то в толпу. А Поттер как ни в чем ни бывало стоит спокойно и искоса поглядывает куда-то в сторону.

— Эх, Гарри, — тяжело вздыхает Гринграсс, складывая саван в руках. — Заколдовал ты трех несчастных! И любимого человека не спас, — как у нее завуалированно получается-то! — Ну вперед, расколдовывай, раз не спас всех разом. Давай-давай! Или возьмешь на себя ответственность, что никто из них не сможет повеселиться? — Дафна подначивает Поттера, как может, но, кажется, ему только это и надо.

— Твои шуточки когда-то плохо кончатся, — бурчит Поттер и подходит к стоящим девчонкам, вставая напротив Уизли.

Легкий поцелуй, и по залу разносится звук, будто крошится камень. Джинни Уизли стягивает с себя саван, сует его в руки Поттера и, окинув его тяжелым взглядом, быстрым шагом удаляется. Драко ее понимает и не может винить в желании уйти отсюда. Он бы и сам бежал, если бы мог. А Поттер подходит к хаффлпаффке и тоже целует ее. Бедная девочка бурно краснеет и, прячась за саваном, убегает в сторону Гринграсс, которая помогает ей снять с себя ткань, не повредив прическу. Драко закрыл бы глаза, но из-за заклинания не может пошевелиться совсем, и приближающийся к нему Поттер кажется надвигающимся на берег цунами, на котором Драко негде скрыться. И когда он подходит, замерев на мгновение перед поцелуем, одними губами прошептав «прости», склоняется и целует. И замирает ровно на два удара сердца, касаясь губами губ. Но Драко слегка завороженно смотрит на то, как выглядят его глаза, в которых отражается тысяча сияющих звезд. Да, это всего лишь блестки и огни от украшений зала, но это так красиво. Глубокая зеленая даль, как если бы лежал в саду, прячась под густыми кронами деревьев. А через ветки, сквозь эту зелень падают солнечные лучи. Они разбиваются на мелкие осколки от листьев, множась и ниспадают на Драко.

Поттер отходит, и Малфой глубоко вдыхает, моргает пару раз, прогоняя это наваждение. Стягивая с себя саван, который бросает в Гринграсс, мысленно надеясь, что он потяжелеет в полете и прибьет ее, почти несется к выходу из зала.

— Привет, — у двери его ловит Астория Гринграсс, протянув ему бокал пунша. — Не торопишься? — ненавязчиво так предлагает свою компанию, хотя прекрасно понимает, что он собирается сбежать отсюда.

— Ты порадуешь меня тем, что уничтожила пленку вместе с фотоаппаратом? — иронизирует он, принимая бокал и отходя вместе с ней к одному из столов.

Сбежать ведь не выход, так ведь? Нельзя просто взять и сбежать, потому что в душе зародилось столько сомнений и радостей разом. Драко просто не может и дальше выставлять на показ свои эмоции и чувства.

— Он не дешевый, и вряд ли мама купит нам второй такой. Возместишь убытки? — вторит Астория с иронией, посматривая все это время куда-то в толпу. Драко не отслеживает ее взгляд. — Но если ты сходишь со мной три раза на свидание, я отдам тебе пленку, — невинно так улыбается она, поднеся бокал к губам.

— Это шантаж! — Малфой едва не смеется в голос, понимая, что у него просто нет причин отказываться.

— Мне нравится слово сделка, — стреляет она невинными взорами, время от времени искоса поглядывая куда-то. — Так что?

Драко отслеживает направление и натыкается на компанию Поттера. Закрадываются маленькие сомнения, что Астория остановила его просто так. Остается надеяться, что она ничего не поняла или не заметила. Но если и заметила, то пусть сделает вид, что не понимает ничего. Драко уже за это согласен пойти с ней на свидание.

— Хорошо. Согласен даже на кафе мадам Паддифут, — кривится, он запивая свои слова пуншем, потому что это местечко не слишком-то любит. Розовое все, в сердечках. Жуть!

— Здорово, — расцветает Астория красивой улыбкой. — Тогда сегодня первое свидание, — и, выхватив у него бокал, оставляет их на столе, а его тащит за руку за собой на середину зала, танцевать.

Малфой никогда особо не любил танцы. Его обучали танцевать с рождения, наверное, даже больше, чем литературе. Это же законы этикета! Но Астория, будто чувствуя, что ему нужно что-то безумное, заставляющее не думать, а развлекаться, скорее, дурачится, нежели пытается танцевать что-то приличное. Играющая музыка то веселая, то мелодичная, заставляет плыть над ее рифами, наслаждаясь. А в сторонке в игру Дафны играют даже учителя, просто забавы ради, для них, правда, пришлось сменить правила, но это весело наблюдать со стороны.

С Асторией крайне легко общаться. После парочки странных танцев в кругу таких же сумасшедших они, с бокалами в руках, отходят чуть поодаль и болтают о всякой ерунде. Оказалось, что у обоих есть во Франции родственники, которые живут буквально как соседи и враждуют между собой из-за территории. Они купались в одном проливе, но с разных стороны. Им обоим нравится горький шоколад, а еще терпеть не могут Слизнорта.

— Он хотел поцеловать тебя, — вдруг произносит Астория, когда они кружатся в медленном танце, последнем на сегодня.

От ее слов ребра судорогой сводит, и он едва не давится воздухом. Неужели всем было ясно, где кто стоит? Да нет же! Под саваном совершенно не ясно, где кто. Драко пару игр таких посмотрел и не узнал бы, кто там спрятан. Как бы Поттер, да еще и Астория могли бы узнать?

— Он ошибся, Уизли стояла с другой стороны, — спокойно, как ему кажется, отвечает Малфой, удерживая Асторию за талию.

— Возможно, — загадочно как-то произносит та, положив голову ему на плечо. — Проводишь меня до комнаты? — тихий, ласковый голос Астории такой приятный.

Она вызывает желание защищать, хотя Драко прекрасно понимает, что эта девушка может позаботиться о себе сама. Но ее нежность подкупает. Астория кажется такой хрупкой, а на деле сильная. Чем-то она напоминает ему Нарциссу. С ней интересно, с ней легко. С ней нет причин задумываться о том, кто он, что он, почему и откуда. И это совершенно не так, как с Поттером, рядом с которым Драко не может быть ни по статусу, ни по возможностям, ни из желания. Рядом с которым Драко постоянно чувствует неуверенность, но в то же время словно знает, что самому Гарри плевать. На все вышеперечисленное и на многое другое. Но даже зная это, Малфой попросту не может позволить себе быть с ним.

Рука Астории соскальзывает по его предплечью, и в памяти яркой вспышкой вспыхивает лицо Поттера. Счастливого, как маленький ребенок, радующийся своей первой метле. Внутри что-то неприятно шуршит, колется и царапается. Он бросает взгляд в сторону так же танцующего Поттера с Уизли и встречается с ним взглядом. Ну вот он, рядом совсем, только руку протяни! Но натыкается на толстую стену, искажающую всю реальность.

— Еще немного, и я усну, — бурчит Астория, заметив, как рука Малфоя дрогнула.

— Я провожу тебя, — Драко аккуратно берет ее под руку и ведет прочь из зала.

А внутри дикий зверь рычит и мечется. Ему хочется подойти к ним и оттолкнуть Уизли. Прижаться к нему. Обхватить так крепко, как это только возможно. И поцеловать. Наплевать на все и вся. Целовать его. Целовать и целовать! Пока губы не опухнут, легкие не сгорят от нехватки воздуха, а язык не онемеет.

Астория сжимает пальцы на его предплечье, тем самым выводя Драко из глубокой задумчивости. Часть его осталась там. Осталась в том поцелуе, которому не суждено быть. В его маленькой фантазии, которой не суждено свершиться.

Он провожает ее до комнаты, и она в благодарность оставляет легкий поцелуй на щеке, улыбнувшись так, будто понимает все. Не то чтобы Драко собирался ее обманывать, но ему стыдно, что она становится невольным зрителем столь неприятных сцен. Постояв еще немного у двери гостиной, Драко пытается перевести дух. Ощущения такие, словно он бегает без остановки по лестницам Хогвартса уже который час.

Возвращаться в зал нет смысла, в комнату идти он не хочет, но и идти ему больше не куда, потому плетется по темным коридорам, надеясь унять этого зверя внутри. По дороге заглядывает в кабинет Снейпа и стоит в темноте, стараясь заморозить внешним холодом то тепло, что режет его больнее ножа. Неожиданно дверь захлопывается, закрывая единственный источник света и погружая все в темноту. И надо бы зажечь Люмос, надо бы, но Драко уже знает, кто это, и просто стоит не двигаясь.

Аккуратно, будто на ощупь, его левого плеча касаются пальцы, скользя до тех пор, пока ладонь не оказывается на плече целиком. Нет смысла закрывать глаза, но Драко закрывает, отчего все ощущения становятся ярче и четче. Потому, когда ладонь соскальзывает по руке вниз, аккуратно сжимая пальцы, Драко словно наяву наблюдает за этим действием, ощущая тепло и шершавость кожи, видя текстуры, морщинки, складки. Вторая же, как крадущийся зверек, аккуратно касается талии, и в следующий миг они оказываются так близко, что слышно дыхание. Рука скользит по боку вверх к плечу, потом по руке вниз, поднимает и кладет к себе на талию, как бы намекая на объятия. Все это больше похоже на попытку пригласить на танец. Настойчивую, но откровенную и отчасти даже капризную. Это кажется таким смешным, что Драко не сдерживает сорвавшийся с губ смешок и принимает приглашение. Он встает к нему еще ближе, позволяя обхватить себя рукой и переплетая их пальцы. Секундное промедление, и они делают шаг, потом еще один, начиная, медленно пританцовывая на месте, кружиться в легком танце. Без музыки, но стук их сердец и дыхание словно создают ритм, под который они двигаются. И снова кромешная темнота укрывает их своим плащом, обещая скрыть их от всего мира.

— Я такой дурак, — тихий и глубокий голос Поттера звучит чуть надрывно и нарушает волшебную тишину. Он опускает голову Драко на плечо, прижимаясь носом к шее. — Надо было выбрать тебя тогда.

— Ты все сделал правильно, — отзывается Драко полушепотом, ощущая, как горячее дыхание Гарри разбивается о кожу, но тепло пронзает насквозь.

— Но я хотел выбрать тебя!

Драко не дает ему договорить, оставляя нежный поцелуй ровно над воротом рубашки.

— Это нечестно, — обижено произносит Поттер, куксясь.

— Знаю, — улыбается Малфой, поднимаясь вверх по шее, оставляя легкие и невесомые или горячие поцелуи, никогда не оставляющие следов внешне. — Просто помолчи, — шепчет ему на ухо едва касаясь губами, и хватка Поттера становится крепче.

Медленно, тягуче Драко очерчивает поцелуями контуры его лица, едва тот выпрямляется. Подбородок, щеки, верхние скулы, брови, нос. Даже мостик оправы очков, поднимаясь ко лбу губами не остается нетронутым губами Драко. Хочется стереть с его лба шрам. Хочется, чтобы его никогда там не было. Возможно, тогда они смогли бы не скрываться. Нет, это глупо. Драко знает, что это ничего не изменит. И поцелуи становятся мимолетными, нежными, ласковыми. Каждый длится едва уловимое мгновение, короче, чем удар сердца.

Гарри не сопротивляется, подставляя лицо и стискивая в объятиях так, будто они сейчас прощаются. Или встретились после долгой разлуки. Скользнув рукой по его шее, Драко аккуратно снимает с него очки, тут же обхватив рукой за шею. Нежные, невесомые поцелуи на веках. Ресницы покалывают и щекочут губы. Он боится опуститься ниже, но, скользнув по щеке, словно отслеживая линии слез, останавливается на уголке его пьянящих губ с привкусом пунша. Невероятно долго, невероятно медленно. Ощущая горячее дыхание, казалось, разделенное на двоих. Ощущая его тепло, чувствуя его руки, прижимающие к себе, словно пытающиеся прожечь ткань и коснуться тела. С того раза они оба старались не принимать душ одновременно, что весьма ясно давало понять, как они смотрят друг на друга. И сейчас жар тел ощущался отчетливо ясно.

Их губы сплетаются в безумном тягучем ритме. Мир снова перестает существовать. Даже с закрытыми глазами все кажется таким ярким. Отчетливым. Ресницы дрожат, пальцы жадно впиваются в ткань, комкая. Удерживая его очки, Драко аккуратно путается пальцами в его волосах. Они целуются лишь второй раз, а кажется, что провели так вечность. Вечность в этом головокружительном танце где-то в вышине. Среди птиц, разделяя их полет. Под облаками и над ними, бессовестно вплетая себя в хоровод звезд и планет. И падают, падают. Падают. Ниже и ниже. Не ведая дна, опускаясь на такую глубину, сквозь толщу воды, заполняющую их собой, позволяя дышать ей, жить ей, все окрашивается невероятными красками. И мир, путая краски, меняет очертания с их маленького убежища на самом дне. Где-то там, за пределами их маленького рифа, их ждет лишь борьба. Но здесь и сейчас все мирно и тихо, вода спокойная, не спешит их разбивать о берег. И Драко наслаждается. Отдается во власть этих рук, губ, охотно отвечая, не сдерживаясь и не торопясь. И даже если их танец прерывается, губы и руки изучают желанное тело, но не осмеливаются оставлять следов. Прижимаясь друг к другу, утопают в обезумевшей ласке, впивающейся почти до боли и стискивающую ткань, но не переходя грань дозволенного. Пусть в этот самым момент, когда весь мир разрывается на части, а в голове отчетливо стучит «нельзя!», хочется закричать, хочется нарушить этот запрет. Но они оба не перешагивают черту, сдерживаясь и останавливаясь. И все трепещет в это мгновение, дрожит, как если бы последний лист, окрашенный красками осени, тщетно сопротивлялся порыву ветру.

Как же не хочется возвращаться в комнату. Драко не хочется отдавать его всем этим людям. Уизли, Грейнджер, миру. Хочется спрятать его в этой темноте и сохранить его свет только для себя. Но оба вынуждены вернуться к реальности и выйти из этой укромной темноты, чтобы снова играть свои роли. Драко сжимает его пальцы, пока они поднимаются по пустынным лестницам и коридорам. Такое простое действие — держаться за руки. А столько тепла.

И боли.

В гостиной все еще играют и веселятся, танцуют и даже поют. У Грейнджер, на удивление, весьма приятный голос. Корнер и Финч-Флетчли аккомпанируют ей на гитарах. В растянутом магией кресле в дальнем углу сидит Лонгботтом и Аббот, о чем-то разговаривая. В другом углу в таком же кресле сидят Перкс, Ли и близняшки Патил, обсуждая игры в Большом зале. Забини, сидя на диване рядом с Голдстейном, что-то обсуждает с Паркинсон. Кто-то сидит парочками, шепчась и целуясь, кто-то играет в карты и шахматы или еще в какую ерунду. Приглушенный свет и вся эта романтика, в которой им с Гарри, как паре, нет места.

— Это невыносимо, — выдыхает Малфой, радуясь, что они отпустили руки до входа сюда, и тут же уходит в спальню.

Поттер только провожает его взглядом, отчетливо понимая, что не может нарушить правило этой игры.

Понедельник — день тяжелый в принципе, но вопреки ожиданиями, с самого утра, несмотря на пожеванные бессонной ночью лица и фигуры, каждый третий студент выглядит счастливым. Наверное, это первый бал в школе, который прошел так хорошо, притом без ограничений на возраст. Да, первому и третьему курсу не разрешили остаться после десяти, но это не помешало им веселиться весь вечер! Игры Дафны были приняты с распростертыми объятьями, и только Драко пропустил все мимо себя, отсиживаясь вплоть до той дурацкой игры. И теперь каждый раз, задумываясь о чем-то, Драко покусывает кончики пальцев, невольно вспоминая их поцелуи. Вспоминает, как в нерешительном трепете его руки застывали на теле Драко в опасной близости от сокровенных уголков. И как он сам дрожал, боясь и желая нарушить эту границу. Впервые мысли о сексе не вызывают у него отвращения, но все еще заставляют сжиматься в ужасе. Видимо, Гарри заметил это, потому и не настаивал на большем.

Как он это делает, Драко не знает, но именно из-за этого его понимания без слов с ним так уютно и тепло.

— Он ревнует, это весело, — шкодливо улыбается Астория, глядя куда-то в сторону стола Гриффиндора. — Так смотрит на меня, аж мурашки по телу! — прикрывая губы чашкой, что мешало бы кому-то прочитать по губам, что она говорит, чуть сжалась в плечах поежившись, будто ее морозит.

— Тебе кажется, — не соглашается с ней Малфой, но поднять взгляд на Поттера опасается.

Так хочется закричать, что это нечестно! Нечестно так открыто выражать свои чувства, что даже малознакомая девушка догадалась. Нечестно показывать это. Нечестно вообще быть таким откровенным и открытым, когда Драко так не может! Но приходится проглотить все это, одним махом допив свой сок.

Обед заканчивается, и кто-то идет на дополнительные, а у кого-то еще не закончились основные. Мир не перестает жить, когда лишь его крупица неожиданно осознает тщетность собственного бытия. Малфой смотрит на окружающий мир и откровенно завидует всем тем, кто может не стесняться своих чувств. Ругаться или смеяться, держаться за руки, обнимать. Целовать. Один только Забини открыто ухаживающий за Голдштейном, вызывает в Драко чувство зависти, но в то же время и радости. Хоть кто-то может быть счастливым, разве это плохо?

Сидя вечером в гостиной, пользуясь своеобразным затишьем после дня Святого Валентина, он замечает, что в гостиной весьма мало людей, что позволяет спокойно заниматься. Поттер сидит напротив и молча возится с пергаментом, делая свою домашнюю работу. Он весь день с ним почти не разговаривает, и это кажется Драко таким забавным, что хочется немного подразнить его.

— Поттер, иди сюда. Ложись ко мне на колени головой, — под замершую в тишине комнату Драко лукаво прищуривается, смотря на обалдевшего Поттера, едва не уронившего на столик челюсть. — Это разовое предложение, второго такого не будет!

Бросив все, Гарри моментально оказывается на диване рядом с Драко и укладывается к нему на колени головой. Малфой едва не смеется в голос, зарываясь пальцами в его волосы и мягко поглаживая, отчего Поттер прикрывает глаза, растянув губы в блаженной улыбке. И снова между ними воцаряется какое-то умиротворенное спокойствие. Драко спокойно читает, поглаживая Гарри по волосам, тот же почти дремлет. Его горячая ладонь на колене Малфоя и оседающее легкой испариной на штанах дыхание прожигают кожу насквозь, вот только теперь Драко не против этого тепла и спокойно впускает его в свое тело. Пока в их умиротворение, в попытке оторвать друг от друга, не вмешивается Уизли, предложивший Поттеру поиграть в шахматы. Тот соглашается, но даже не думает вставать, так и лежит.

— Гарри, тебя ничего не беспокоит? — косится Уизли на Малфоя так, будто Драко прилюдно собирается вскрывать Поттеру череп.

— А должно? — Поттер не отвлекаясь, обдумывает свой следующий ход на доске и почти никак не обращает на Драко внимание.

— Он имеет в виду меня, — посмеивается Малфой, наблюдающий их игру. — Три хода, Поттер, и ты проиграл, — замечает он.

— В комментаторах не нуждаемся! — огрызается Уизли. — И вообще! Ты с ним времени проводишь больше, чем с Джинни, — он искренне возмущен и недоволен, пытаясь призвать к совести, что ли. Хотя скорее его огорчал тот факт, что с ним Поттер не так часто проводит время.

— С Джинни я поругался, сам знаешь. Да и ты сам все время с Гермионой или торчишь на поле, — оправдывался Поттер, хотя Драко впервые слышит о том, что тот поругался с младшей Уизли. Впрочем, они не говорят о личной жизни друг друга. — А с Драко мы делаем домашку. Или мне одному торчать, что ли? Он, к слову, хорошо мне с зельями помог.

Драко удивленно вскидывает бровь, пытаясь понять, чем же таким хорошим он успел помочь, если обычно все их попытки делать домашнее задание вместе оборачиваются спором. Впрочем, если Поттер так считает, то ладно, но все равно удивительно.

— Все равно! — не унимается Уизли, делая ход конем и съедая слона Поттера. — Слишком уж близко вы общаетесь.

Что его больше беспокоит-то, что они вообще общаются или слишком близкое общение? Вряд ли он представляет, о каком таком близком общении речь.

— Мерлин, да не съем я его, — Драко закрывает книгу, потому что читать, когда о нем говорят так, будто его тут нет, несколько досадно. — Спроси прямо, что тебя так волнует, и я отвечу.

Малфой не собрался вгонять того в краску, но когда поднимает взгляд на Уизли, то его рябые щеки тут же розовеют, и он спешно отводит взгляд. С секунду Драко недоуменно смотрит на Рональда, а потом соображает, что именно подразумевает под близостью Уизли. И Малфой теперь сам жалеет о том, как выражается. Ведь под «съесть» может подразумеваться секс. Святое панталоны Мерлина! У кого из них — у Драко или у Рона — фантазия слишком бурная-то?! Драко теперь чувствует себя сконфуженным. Одному Поттеру все равно, ну, или он делает вид, что все равно, слишком уж с довольным видом он смотрит на шахматную доску.

— Че-чего ты добиваешься? — выпаливает Уизли, хотя вопрос для ситуации слегка неуместен, но зато весьма закономерен.

Разумеется, он же Драко Малфой, который мать родную продаст, только бы оказаться лучше, выше, круче. Падать с высоты больно, но откуда Уизли это знать? И этот вопрос возвращает Драко душевное равновесие.

— Ничего, — спокойно и вполне серьезно отвечает Драко, потянувшись к доске и сделав ход за Поттера. — От дружбы с Поттером мне не нужно ничего. Тебе мат, — он съедает башней слона Уизли и открывает короля. — Я спать, пока из своей норы не выскочила одна пронырливая особа и не обрушила на всех свои идеи, — Малфой мягко отстраняет Поттера и встает, поймав взгляд Уизли, что заставляет его задержаться. — Слушай, я понимаю, что вы мне и перо на хранение не доверите, но тебе не кажется, что ваша забота переходит границы? С кем ему общаться, с кем дружить… Он уже как-то сделал свой выбор в вашу пользу и вряд ли изменит себе в этом. Так поделитесь им хоть немного! Он же не ваша собственность, — усмехается Малфой. — К тому же, я могу тебе поклясться или даже Непреложный обет дать, что не собираюсь забирать у вас Поттера или ограничивать его общение только мной. Это было бы глупо. Поттер, ты все равно проиграешь, приятной игры.

— Погоди. В это воскресенье пойдешь со мной к Горбину? — Поттер аж на диван запрыгивает, вставая коленями на сиденье и облокачиваясь на спинку грудью.

— Взял бы с собой Уизли, ему бы там точно понравилось, — подтрунивает Малфой, смакуя негодование и злость Уизли.

— У него в это воскресение свидание, а ты свободен, да и, я подумал, это будет хорошей идеей.

Это что, Поттер сейчас на свидание намекает? Вне школы?! Ужас какой! Зато ясно, почему Уизли злится.

— Ладно, устрою тебе экскурсию по Лютному переулку. И не рычи так, Уизли, Поттер вернется к вам целым и невредимым, себя не пожалею, но он будет жить, — он уже откровенно так издевается и смеется от серьезного, насупленного и озлобленного взгляда Уизли.

— Рон, он шутит, не злись, — натянуто улыбается Поттер, не оценив брошенные шуткой серьезные слова. Драко уже неоднократно доказывал ему, что так и поступит при необходимости. — Ты так легко реагируешь на его попытки тебя подразнить, что он не может устоять.

Вот же! Все карты раскрыл. И когда он стал так хорошо понимать Драко? Надо будет ему это припомнить!

— Тебе надо его поцеловать, чтобы он успокоился, — не останавливается Малфой, и ему тут же приходится уворачиваться от подушки, которую в него запустил Уизли. — Спасибо, что не Авада! Хорошей игры, — смеется Драко, вернув подушку на диван и сразу же направляясь в спальню.

— Спокойной ночи, Драко, — привычное и с каждым разом все более теплое пожелание от Поттера.

Малфой не отвечает. Не может ответить. Потому что это, кажется, что если ответит, то они станут еще ближе и это может плохо закончиться. Пугающе, и в то же время еще одна четкая граница, которую они не должны переступать.

* * *

— Ты серьезно? — Рональд едва не теряет дар речи, когда слышит, что в это воскресенье Гарри собирается пойти куда-то с Малфоем.

— Это не свидание. Почти не свидание, если ты об этом, — Гарри не удерживается от улыбки, глядя на раздосадованного друга.

— Гермиона будет в ужасе, — все еще в шоковом состоянии, Рон пропускает важный момент на шахматной доске, и Гарри его обыгрывает. Впервые. — А! Черт возьми, Гарри, это нечестно, — спохватывается он, видя, как подошедший близко к белому королю черный ферзь легким ударом сносит ему голову.

— Во-первых, я обсудил это с вами еще до школы, разве нет? — Гарри не особо рад победе. Он собирает шахматы, тоже подумывая пойти спать. — Он не мог ничем меня опоить, находясь под арестом, как и околдовать. Или есть какие-то долго действующие заклинания и зелья? Меня проверяли на всевозможные чары по несколько раз. Сомневаюсь, что у Малфоев есть какой-то суперсекрет. К тому же, если бы это было так, вряд ли бы он тогда пытался от меня бегать. Он же Малфой! — усмехается Поттер, поднимаясь.

Он вспоминает, как их потрошили авроры и невыразимцы после победы над Волдемортом, забираясь в голову. Единственное, что было странным в этом всем, что если они не хотели показывать им память о прошлом, то даже магия не могла вытащить ее. Как отнесся к этому Драко, Гарри не знает, но ему интересно, почему так. Словно их душа, перенесшаяся сквозь время и пространство, реагирует на их желания и даже магия не способна разрушить их. Это столь невообразимо, что Гарри до сих пор находится в каком-то странном подвешенном состоянии от этого.

— В любом случае, я не предаю нашу дружбу, просто хочу дружить еще и с ним. Это как с квиддичем, тебе нравятся «Пушки Педдл», а я в восторге от Болгарии, но это же не мешает нам обоим дружить, правда?

— Мф-х, — многозначительно выдает Уизли, забирая доску. — Я верю тебе, Гарри, но я не верю ему.

— И не надо, — легко соглашается Поттер. — Хватит веры в меня, с остальным справлюсь. Пойдем, спать пора.

Рональд тяжко выдохнув, прихватывает шахматы и направляется в сторону спальни следом за Гарри. А сам Гарри, все еще ощущая прохладные пальцы Драко на своей голове, пребывает в неге. Правда, даже оказавшись в кровати, он все еще не может уснуть, прислушиваясь к окружающему.

Время идет, где-то в отдалении слышится мерный отсчет секунд, которому Гарри мысленно вторит. Заходят, выходят, шуршат тканью, переговариваются о чем-то. Закрыв глаза, Поттер продолжает прислушиваться к постепенно затихающему окружающему миру, пока ровное сопение одиннадцати человек не синхронизируется. И только в комнате становится тихо, как Гарри тихо поднимается и подходит к кровати Драко. Тот спит, но морщится во сне, изредка подрагивая и цепляясь руками за подушку или одеяло. Ему опять снится кошмар. Гарри столько раз видел, как Драко вскакивает после такого, что даже знает, как облегчить это. Ему просто надо быть рядом.

Прислушиваясь к тишине вокруг, как крадущийся хищник, желая быть обнаруженным, он старается вести себя так тихо, как только может. Потому, усевшись на полу, радуясь, что кровать Драко находится в самом дальнем углу и его не заметят из-за закрытого балдахина, Гарри аккуратно касается кончиками пальцев его щеки. Такая мягкая! Их тела, вошедшие в период полового созревания, едва примеряя на себя мужественные очертания, все еще остаются по-детски нежными.

Мягко оглаживая пальцами его скулы, Гарри не может снова улыбнуться. В памяти раз за разом всплывают картины, как эти самые нежные и мягкие черты лица искажались болью и страхом. Как вульгарно и нагло грязные руки касались его, оставляя ничем не смываемые пятна. Драко не знает, но один-единственный раз в том личном подземелье ада к Гарри приходил Люциус Малфой. Он умолял спасти Драко. Был готов на что угодно, только бы Гарри его спас. А что мог сам Гарри, без рук и ног, в крови и на цепи? Но, слушая заливающегося слезами Люциуса, Гарри, не видя его, прекрасно чувствовал его боль и страх. Чувствовал, как каждое слово разрывает Люциуса изнутри. И оброненные им слова, что Драко насилуют, заставили Поттер содрогнуться. В тот же миг перед глазами красочными пятнами пролетело множество картин, которые он видеть не желал! Но именно в этот момент в Гарри произошли изменения. Его друзья прошлого решили умереть, а Драко терпел все это и ради чего?

Привыкнув молчать и говорить, лишь когда это нужно, Поттер опускает голову на край кровати, подперев макушкой плечо Драко, и закрывает глаза. Он не боялся, что проснувшись, Драко обнаружит его, потому что за долгое время уже успел запомнить, как глубоко погружается Малфой в сон. Особенно, если Гарри находится рядом с ним. Но ему нельзя попадаться на глаза остальным, потому он всегда сидит рядом с ним только в не самых удобных позах. И не более трех часов, иначе сам будет невыспавшимся. Но с каждым разом ему и самому становится плохо, стоит оказаться в одиночестве. Словно чего-то не хватает. Возможно, что все это из-за страхов, оставшихся фантомными болями после ночей, проведенных в подземельях ада. А ведь, когда Драко был рядом там, было спокойнее.

Вернувшись в свою кровать еще до рассвета, Гарри каждый раз ловит себя на мысли, что когда-нибудь он сможет спать с Драко рядом, не заботясь ни о чем больше. И эта мысль словно толкает его вперед, хотя он и сам понимает, что это неосуществимая задача. И в первую очередь из-за самого Драко. Однако Гарри не намерен сдаваться так просто. Им пришлось приложить столько усилий, чтобы быть здесь, и сейчас что же он, не сможет добиться согласия? Поцелуи уже были, и Драко явно не против.

Гарри, как дурак, зарывается лицом в подушку, пытаясь скрыть свою глупую счастливую улыбку и, тихо смеясь, проваливается в сон. И просыпается в столь же прекрасном расположении духа. Он не оптимист, скорее, даже не реалист, просто хочет верить в лучшее и создавать это лучшее своими руками! И начнет он прямо сейчас.

— Поттер, мать твою, — ворчит Забини, глядя на довольного Гарри, занявшего место рядом с не слишком довольным Малфоем за столом Слизерина. — Ты хочешь, чтобы весь мир на тебе сошелся? Оставь хоть нам немного места для славы!

— Хочешь славы? Заяви о желании жениться на Голдштейне, — безразлично замечает Гарри, продолжая наслаждаться завтраком и попутно воруя у Малфоя то, что тот не съедает.

— Малфой! Ну хоть ты скажи ему, а? — взмолился Забини.

— Да почему каждый считает, что я могу им управлять? Он похож на пса? — взъерошивается Малфой, едва не стукнув ложкой о край тарелки и зло глянув на Забини и Поттера. — Ладно, признаю, на пса он похож. Но на дворового и невоспитанного. Да еще и не приученного к командам. Так что все претензии к Грейнджер и Уизли, они занимались его воспитанием, не я.

— Гав, — отзывается Поттер, и сидящие неподалеку девчонки заливисто смеются.

— Очередные сплетни готовы, поздравляю, — закатывает глаза Забини. — Ненавижу вас!

— Мы в курсе, — в этот раз голос Поттера звучит ниже и почти зло.

Забини дрогнув, опускает голову и отворачивается, притихнув. После того случая, если Драко и не держит обиду на Забини, то Гарри еще как зол. И вряд ли когда-то простит это им с Паркинсон. Трусливо поджать хвост и свалить всю вину на другого, вот что действительно злодейство. По крайней мере, для Гарри. Потому дождавшись, когда Забини останется один, а спать он в тот день не спешил, Гарри не просто высказал ему. Поттер хорошенько ему навалял! Все двадцать три синяка, которые были на Драко, Поттер оставил ему. Двадцать три удара, которых не хватило, чтобы успокоить Гарри, но ему пришлось остановиться, иначе бы он его убил. Гарри и так давно заметил, что ценность жизни несколько потеряла свой смысл, но если что-то касалось Драко, он и вовсе мог потерять голову. Это было странным, но Поттер осознает свое желание защищать Драко любыми способами.

— Слушай, — вдруг произносит Забини, подняв голову и взглянув на Драко. — Мне жаль. Ну, за тот случай. Просто… Я трус. Был так впечатлен тем, что ты…

— Завянь, мандрагора, — перебивает его Малфой. — Поттер, сунь ему в рот кекс, чтобы говорить не мог. Стой! Я же пошутил, ты что творишь?! — Драко в ужасе хватает Гарри за руку, когда тот уже тянется к вазе с кексами. — Мерлин, почему меня окружают одни идиоты?

— И ты говоришь, что он тебя не слушается?! — в ужасе шипит Забини, ставший свидетелем весьма странной картины.

— Я же пес, — щурится Поттер, довольный тем, какое впечатление производит. — Все так считают, так почему бы не оправдать ожидания?

— Ты больше похож на тигра, прикидывающегося домашним котом, чем на пса, — бурчит Забини себе под нос, сгорбившись и принявшись запихивать в себя завтрак.

— Чтобы спрятать что-то ценное, надо прятать его на самом видном месте, тогда никто не найдет, — вдруг произносит сидящая напротив Драко Астория, поглядывая на Гарри.

Смерив ее взглядом, Поттер улыбается ей широко и радостно. Если вначале она ему не нравилась, то сейчас ее замысловатое выражение кажется ему весьма забавным. Она видит, но не треплется, как другие. И ее отношение к Драко весьма странное, не такое, как у других. Ее Гарри может вполне принять за соперницу. Единственную, кто вообще смотрит на Драко именно в таком ключе, потому что Гарри ни за что не поверит, что этой младшей сестренке Григрасс просто нравится общаться с Малфоем.

— О, так ты реально тут! Я думала, Ронни просто так рычит, — к ним подсаживается Дафна, потеснив Пайка и Нотта, нагло усевшись между ними. Ее появление, как всегда, вовремя. — Хорошие новости. Сегодня вечером буду раздавать колдографии.

Действительно, очень хорошая новость. Но со всех сторон на голову Гринграсс, совершенно не обращающей на это внимание, сыплются проклятья, как из рога изобилия. Гарри не терпится посмотреть на то, как они выглядели со стороны. В тот день он мог только чувствовать, потому что Малфой просто крошил все его барьеры и проверял на силу воли. Каждое прикосновение Гарри жевал себе язык и пытался заставить себя не думать о том, насколько это возбуждающе. Месть Малфоя страшна! Это он точно знает. И именно поэтому ему нужна эта фотография или фотографии. Он хочет их сохранить.

Появление Гринграсс весьма вовремя — смена темы более чем кстати. Гарри, правда, не участвует в разговоре, потому что ему нечего сказать об этом. Малфой все еще пытается уговорить Дафну отдать ему пленку, на что та лишь смеется. Забини молит пощадить и сжечь пленку вместе с фотографиями, его тут же поддерживают Пайк и Паркинсон. А ведь еще недавно они были в свите Драко. Как быстро меняются люди, оказывается. Из выгоды или же из желания спастись, Гарри без разницы, просто смена приоритетов у всех такая быстрая. И только Драко сменил приоритет в сторону Гарри лишь к двадцати годам. А теперь всеми силами пытается оставлять это в секрете. Почему? Поттер совершенно не понимает, почему Драко хочет закончить их дружбу… А можно ли назвать это дружбой? Гарри не знает. Да, Гарри согласился с ним, что как только все закончится, они даже разговаривать друг с другом без острой необходимости не будут. Но все же, ему хочется. После стольких лет, после того, что они вместе пережили, ему хочется быть рядом. И пусть это неправильно, что с того? Неужели это настолько плохо?

Похоже, настроение Гарри прыгает точно так же, как и у Драко. И это было бы смешно, но источниками прыгающего настроения друг друга являются они сами. Это и смешно, и печально. Но с другой стороны, если бы они были безразличны друг другу, разве реагировали бы так? И от этой мысли Гарри снова чувствует себя счастливее!

Дожить до вечера оказалось трудно из-за огромного желания поскорее увидеть фотографии. Но даже так Гарри не теряет возможностей насладиться даже уроками. Он не забывает о друзьях, просто… Откровенно говоря, после всего случившегося считать их своими лучшими и близкими друзьями он не может. Теперь даже Рон для него, как Томас или Невилл, куда ближе он чувствует Драко. Наверное, потому, что с ним он провел больше времени, с Драко они вместе пережили больше.

— Что сделаешь с колдо? — интересуется Гарри на последнем уроке заклинаний, пока Флитвик что-то усиленно записывает на доске.

— Сожгу! — без раздумий отвечает Драко. — Да и на что они мне? Трястись потом, чтобы кто-то случайно не вытащил из сумки ради минутной славы в «Пророке»? Оно мне не надо и не отвлекай меня, — он тут же возвращается к записыванию лекции, а Гарри тяжко вздыхает.

И зачем оно ему, если они уже все это изучили? Зачем ему так стараться, если он даже в школу не хотел идти? Насупившись, почувствовав себя маленьким ребенком, Поттер тоже принимается писать.

Вечером, после ужина, все собираются в гостиной и ждут прихода одной-единственной, главной беды с начала года, Дафну Гринграсс! Легкое возбуждение и напряжение ощущается в воздухе. И вопреки ожиданиям, Гарри сидит у камина. Один. Малфой читает в кресле, Уизли и Грейнджер что-то тихо обсуждают в дальнем углу за столиком. С его ракурса прекрасно видно почти всю гостиную. Тем не менее он сосредотачивает свой взгляд на профиле Драко. То ли из-за освещения, то ли из-за природной бледноты, но застывший и почти не шевелящийся Малфой похож на статую из белого мрамора. Нежный и мягкий, но при этом несгибаемый и сильный. И как один человек может сочетать в себе столько всего? Гарри понятия не имеет, что еще хранится в глубинах личности Драко Малфоя, но ему хочется узнать о нем все! Неважно, насколько постыдные будет его поступки или желания, Гарри просто хочется узнавать его с каждым разом. Быть рядом.

— Ждете меня?! — в комнату с громким вскриком врывается Дафна, держа в руках сумку. — По глазам вижу, что не меня, — и, зычно рассмеялась, подходя к столику у дивана и двух кресел, чтобы выпотрошить содержимое сумки.

В следующую минуту на столе лежат двадцать один подписанный конверт. Не успевает она ничего сказать, как конверты тут же начинают разбирать. Гарри замечает, как Малфой выхватывает из чьих-то рук конверт, а потом спешно прячет его внутри книги, поднимаясь и уходя в спальню. Он не сжег его сразу! Чувствуя себя маленьким мальчишкой, впервые оседлавшим метлу и взлетевшим, Гарри подскакивает к столу и забирает свой.

— Не будешь вскрывать? — тоненький голосок рядом стоящей Гринграсс заставляет Поттера поежиться.

— Потом, — отмахивается Поттер, убирая конверт в карман.

Ему очень хочется открыть его и посмотреть! Но он не осмеливается сделать это при всех. Если кто-то из шутников, как Забини или Гринграсс, выхватят фотографию, забирать ее будет сложно. А это не понравится Малфою; Гарри не может допустить, чтобы Драко что-то волновало. Если он так заботится о своем имидже, Гарри не тот, кто должен рушить его.

— Знаешь, — Гринграсс, пользуясь увлеченностью и отрешенностью от стоящих рядом, подходит к Гарри ближе и смотря ему прямо в глаза, совершенно не улыбается. Что уже не свойственно для нее. — Чужое сердце — не игрушка. Не нужно вводить его в заблуждение, если для те…

— Для меня игра все, но только не он, — выпаливает Поттер, саркастично ухмыльнувшись и добавив: — Вы с сестрой любите совать нос куда не надо, правда? Но не стоит беспокоиться. Я серьезен.

В этот момент сидящая на диване Грейнджер резко поднимается и уходит в спальню, бросив Уизли хлопать ртом от удивления.

— Что я опять сделал не так?! — с ужасом вопрошает он.

Раздаются тихие смешки и подтрунивания, а Гарри, взглянув на Гринграсс, осознает, что это была реакция на его слова.