Красные, как полные чаши крови, глаза вспыхивают и в мгновение гаснут. Химера падает рядом с ними замертво, оцарапав когтями руку Драко. Дыша ровно, часто, Малфой, не чувствуя ни холода, ни боли, осматривает спину Поттера. Лоскуты разорванной окровавленной ткани прилипают к его телу, и разглядеть хоть что-то в темноте становится сложно. Спина Гарри напоминает изрубленное месиво. Малфой пытается хоть как-то остановить кровь. Стягивает с себя остатки мантии, в которые закутывает Гарри. Что? Что он должен делать?! Кровь не останавливается. Гарри такой бледный, но улыбается. И холодный. Почему он холодный? Драко держит его на руках, все повторяя заклинания для остановки крови и поддержки тепла. Нужно как-то позвать на помощь. До школы чертовски далеко. Он даже не сможет докричаться, как бы не усиливал голос. Бежать с Поттером на руках, не зная, не сломан ли у него позвоночник, опасно. Опасно уже то, что он сидит с ним на руках. Любая секунда на счету. Трансгрессия тут не поможет, на территории школы нельзя трансгрессировать. Да и Драко еще не сдал экзамен, может быть только хуже!
В голове вспышкой взрывается воспоминание о треклятом патронусе, и он просто зовет его. Зовет изо всех сил, умоляя поторопиться и спасти. Белая, полупрозрачная дымка, сияющая ослепительным светом, словно солнце отражаясь от снежных барханов, срывается с кончика палочки. Она клубится, собираясь и сияя в этой темноте, освещая залитую кровью поляну. А спустя два быстрых удара сердца,сквозь деревья, не замечая их, едва касаясь земли и разрывая тьму ночи рогами, в сторону школы уносится олень. Красивый, благородный олень. Драко с надеждой, мольбой и благодарностью смотрит вслед этому зверю.
— И все же это ты, — прижимая к себе Гарри, Драко мысленно повторяет все заживляющие заклинания, которые помнит. — Если выживешь, я тебя поцелую. Только выживи, пожалуйста, Гарри. Зачем ты закрыл меня собой, а? Дурак, какой же ты дурак, — слегка покачиваясь, Драко даже не замечает, как на его разодранных ногах и руках застывает кровь ледяной коркой. — Пожалуйста, живи, — закрыв глаза, прижимается к его лбу губами, больше не зная, что еще он может сделать.
Кому молиться в такие минуты? Драко видел много смертей. И каждый раз его брала оторопь. Каждый раз он сжимался и холодел, осознавая легкость, с которой человек превращается в корм для змеи или оборотней. И для других людей. Ни деньги, ни статус, ни мифическое влияние их не спасали. Ни одни галлеон не спас их от нависающей смерти. Дементоры забирают всю радость из жизни? С этой задачей намного лучше справился Волдеморт. Намного изощренные, растянув поцелуй дементора на десятилетие.
А сейчас Драко держит на руках Гарри, в голове кучей крутятся мысли о всякой ерунде. К примеру, как много шансов для поцелуев было упущено или как много раз они могли бы просто сидеть рядом и обниматься. Принимать вместе ванну, чувствовать тепло его кожи без сдерживающей ткани. Вспоминает, как каждое утро, притворяясь спящим, смотрел через щель балдахина на одевающегося Поттера. Он разговаривает о чем-то с Уизли, смеется. Вспоминает, как очерчивал взглядом его тело. Выступающие позвонки, только если он нагнется или сгорбится. И как в моменты его наклонов боксеры облепляют ягодицы. Драко никогда особо не задумывался, но мужская задница может быть не хуже, а то и лучше женской. Упругая, крепкая. Манящая. Опаздывал он на завтраки в такие дни частенько, потому что нужно было после унимать неуместное возбуждение и не погружаться на самое дно ада.
Вспоминает, как буквально вчера они вместе сидели в кресле. Как вместе делали домашнее задание, как Гарри разглядывал его, думая, что Драко не замечает. Прикосновения теплых рук, ласковые и нежные. Пробивающие всю защиту слова и действия. И вот сейчас он отдает все эти моменты, вызвав патронус, все те чувства радости, счастья, теперь он точно знает, что это было именно счастье. Самое обычное, человеческое, простое счастье. Разговаривать с ним, видеть улыбку, слышать смех. Чувствовать. Отдает все это за то, чтобы патронус донес до Макгонагалл послание из одного слова — «Спасите».
Драко все шепчет заклинания, старается останавливать кровь и не дать Гарри замерзнуть. Всеми возможными силами старается не дать ему умереть. В какой-то момент в голове пролетает мысль, чтобы связать их жизни, и он уже почти вспоминает ритуал, но в тот же миг в глаза ударяет яркий свет. Рядом с ними трансгрессировав, появляются Макгонагалл и Флитвик. Вспышка, искра. Они подхватывают Гарри и Драко. Резкая круговерть трангрессии, и они оказываются в Больничном крыле. Драко почти кричит, чтобы первому помогли Гарри. Наплевав на то, в каком состоянии сам, помогает Помфри всем, чем может. Он не может стоять в стороне, не может просто смотреть. Ему нужно самому убедиться, что с Гарри все будет в порядке. Помфри отгоняет всех пытающихся его удержать, позволив Драко помочь. Говорит ему, что нужно делать и как. Он выполняет ее слова в точности. Быстро. Четко.
— Вы молодец, Драко, молодец, — подбадривает торопящаяся мадам Помфри, непонятно за что нахваливая. — Он жив, жив. С ним все будет хорошо, — утешает она, попеременно очищая раны и покрывая их бадьяном, пока Драко обрабатывает разорванные в лохмотья ноги Гарри.
Какие же глубокие царапины! Драко может разглядеть его кости. Белоснежные, покрытые полупрозрачной кровью, с тянущимися к обвисающим кускам мяса жилами. Кажется, он больше никогда не сможет есть мясо. Даже смотреть на него не сможет. Мадам Помфри обматывает Гарри бинтами, прося Драко придержать его или приподнять. Бинт плотно обхватывает тело, словно пытаясь стать второй кожей. Драко успокаивается только после того, как они перебинтовывают всего Гарри. Дыхание того медленно выравнивается, но он все еще пугающе бледный. Не давая Драко одуматься, мадам Помфри тут же берет его в оборот, и уже через пару мгновений он сам в бинтах. Она усаживает его на соседнюю койку, а он неотрывно смотрит на едва дышащего Гарри.
— Это шок, Драко, — мадам Помфри сует ему стакан с дурно пахнущим зельем и заставляет выпить. — Пейте, это поможет, давайте. Вы молодец. Хорошо справились. Ваши чары хорошо помогли.
Мягко погладив его по голове, она укладывает его на койку. Сердце, отбивающее на ребрах безумный ритм, успокаивается и вместе с углубившимся спокойным дыханием на плечи опускается такая тяжесть, будто он всю школу на себе держит. Он только и успевает, что взглянуть на Гарри перед тем, как потерять связь с реальностью. Видимо, она дает ему хорошую дозу умиротворяющего бальзама, и он попросто засыпает, проваливаясь в тревожную и дрожащую тьму. Кошмары с новой силой впиваются в него зубами и когтями, разрывая измученное тело и душу, не давая спать, но и проснуться Драко не удается. Он понимает, что ему все это снится, понимает, но пролетающие перед глазами пытки, в которых Гарри уже даже кричать не мог, лишь харкал кровью, находясь на волосок от смерти, душат. Раз за разом. И только безумный смех Волдеморта звучит так громко, что даже перекричать не получается, как бы Драко ни старался. Сердце болезненно сжимается в груди и каждая капля крови, падающая с тела Гарри, словно кислота, падающая на самого Драко, разве что разъедает душу, уничтожая веру в лучшее.
Когда он открывает глаза на следующий день, не сразу понимает, где находится. События прошлой ночи обрушиваются на него лавиной, выбивая из легких воздух. Он подскакивает, все тело прошивает резкой болью, и от падения он удерживается руками, схватившись за край кровати. Перед глазами все плывет, от головокружения подташнивает. Но в отличие от Поттера Драко практически не пострадал. За исключением того, что его тело неимоверно тяжелое и слушается плохо. А рядом с Гарри сидят тихие и молчаливые Рон, Гермиона и Джинни. В окно светит яркое полуденное солнце. Все вокруг кажется неправдоподобно умиротворенным, будто они все собрались поглядеть на спящего красавца, ожидающего волшебный поцелуй принцессы.
— Просто спит, — замечает его пробуждение Джинни Уизли, впервые заговорив с Драко. — Мадам Помфри сказала, что проспит еще сутки-двое, а потом должен будет очнуться. От когтей останутся только шрамы. Вам повезло, что это был анимаг. Будь это настоящая химера, она бы вас загрызла, а этот бил лапами, — ее голос такой холодный, словно ветер в ледяной степи. — Тот патронус…
— Мой, — хрипло отзывается Драко, не видя смысла скрывать. Собственный голос кажется таким чужим. Севший, тихий и сухой.
Джинни морщится и по ее лицу сложно сказать, какие эмоции она испытывает сейчас. Она поднимается, поправив юбку. Рон и Гермиона смотрят за ней, будто боятся, что она сделает что-то ужасное. А она просто подходит к Малфою. Три удара сердца два вдоха, они просто смотрят друг на друга и в следующий миг звонкая пощечина заставляет Драко дернуться и зажмурится от оглушающего удара. В ушах противно звенит, щека горит. Он закрывает глаза и молча ждет, потому что она замахивается снова. Секунду ничего не происходит. Драко приоткрывает глаза и смотрит исподлобья на Уизли, но та лишь болезненно морщится, снова не давая прочитать по выражению лица свои эмоции. Больно ей, обидно, страшно. Полегчало ли ей от этой пощечины, или она хотела бы убить Драко? Вмиг ее ноздри раздуваются, глаза увлажняются, и, опустив руку, Джинни сжимает кулаки.
— Спасибо, — произносит она, ошарашив всех.
Драко непонимающе смотрит на Джинни, а у той на глаза наворачиваются слезы. Быстро стерев их рукавом, она стремительно выбегает из Больничного крыла. За ней уходит Грейнджер, и по ее виду можно понять, что она в смятении, но на месте Джиневры убила бы Драко на месте. Ему не в чем их винить, сейчас он понимает их чувства слишком хорошо. Вот только когда они молили о помощи, никто не пришел, да и не мог прийти. Мертвые бессильны перед живыми.
— Это были Кэрроу. Тот анимаг, — произносит Рональд, поднимаясь и проходя мимо, взглядом указывает на рядом стоящую с Драко тумбу, уходит.
На тумбе стоят поднос с едой и стакан с зельем. До вялого сознания с трудом доходит смысл слов Уизли. Химера. Кэрроу. Дыхание перехватывает, и Драко заваливается вперед, едва не упав. Опять. Все повторяется. Они никогда не смогут освободиться от этого, да? Сколько им придется еще раз оказаться за гранью, чтобы весь чертов мир не погрузился в ад? Что нужно сделать, чтобы мир позволил им жить?
Проглотив ком слез, Малфой сползает с кровати. Ноги трясутся и не держат. Он почти падает, цепляясь за тумбу руками, все же перебирается на койку Поттера. Едва Драко усаживается рядом, как двери снова распахиваются и в Больничном крыле становится шумно. Проскочившая вперед всех мадам Помфри тут же осматривает его, не давая даже осмыслить происходящее. Директор Макгонагалл, профессор Флитвик, Уизли-старшие, министр Бруствер, глава Аврората Робартс и даже Люциус Малфой окружают их и сверлят тяжелыми взглядами. Начинается очередной треп, допрос, угрозы, обвинения. Как бы директор Макгонагалл не старалась, Люциус и слышать ее не желает, обвиняя во всем и вся. Министр Бруствер пытается допросить Драко, не обращая внимания на ор и ругань, миссис Уизли хлопочет рядом с Гарри, мистер Уизли пытается убедить Малфоя-старшего в его неправоте, но тут легче воскресить Мерлина, чем убедить в чем-то Люциуса. От всего этого шума в голове пульсирует и перед глазами снова плывет. Драко уже хочет гаркнуть на отца, но вмешивается мадам Помфри и выгоняет всех из помещения, заявляя, что так они делают только хуже. Честно, Драко ей благодарен за это. Допрос сдвигается на более позднее время.
Его снова опаивают зельем и помогают перебраться на свою койку. Вымотанный больше морально, чем физически, Драко снова падает на дно своего персонального ада, и выспаться, как и отдохнуть, не удается в любом случае. Но, по крайней мере, проснувшись к вечеру, он хотя бы не чувствует себя пережеванным вареным овощем.
Этим же вечером к нему приходят министр Бруствер и главный аврор Робартс. Начинается допрос. Напоив его сывороткой, они вызнают и причину, по которой они с Поттером были вечером на улице. Радует Драко в этом то, что если прямо не спросить, свидание это было или нет, он будет отвечать так, как ощущает это сам. Прогулка. Простая дружеская прогулка. У сыворотки есть свои огрехи в допросе. На их лицах нечитаемые выражения, и только в глазах Робартса отражается понимание. Что он там понимает, Драко не знает, но чувствует легкое омерзение от этого взгляда. Они уходят, как только объявляют убийство Кэрроу самозащитой, ведь Амикус и Алекто Кэрроу, пробыв в этом лесу уже почти больше года, нападали на все, что только могли сожрать. Как именно монстр вышел к школе и зачем, не ясно, как и то, по какой причине их аниформа оказалась химерой. Потому, что они близнецы? Потому, что это какой-то темный ритуал? Драко не может им ответить, что Кэрроу давно и надежно стали экспериментом Волдеморта в попытке сделать мага еще сильнее. Драко отчетливо помнит уродливые трупы, не сумевших пережить насильственное перевоплощение. Видимо, в этой версии событий он попытался воплотить свои замыслы, и ему удалось. Потому, что они близнецы, потому, что они сами на то были согласны, и потому, что уровень их интеллекта не выше того зверя. А мутация тела не такая и проблема, как оказалось.
Допрос заканчивается практически ничем. Пожелав ему скорейшего выздоровления, они обещают еще заглянуть. В этот момент приходит мадам Помфри, принеся с собой зелья и ужин. От сочного запаха сливочного крем-супа желудок сводит болью, а тошнота сжимает горло. И все же он заставляет себя съесть хотя бы половину, больше налегая на воду. Пить хочется так, словно он бегал по пустыне два месяца. И только после первого глотка осознает, что во рту все высохло, а горло нещадно режет. Вместе с проваливающейся в желудок живительной влагой он проглатывает и зелье. В этот раз количество умиротворяющего бальзама не рассчитано на быстрое отправление в лапы Морфея. И пока он ест, мадам Помфри осматривает Поттера, попутно рассказывая о произошедшем. Министр Бруствер и аврор Робартс больше спрашивали, чем рассказывали.
Оказалось, его олень ворвался в спальню директора, когда та собиралась принять ванную. Сначала она подумала, что это шутка, но когда олень взмолился о помощи, не раздумывая пустила своего патронуса на поиски, а сама помчалась за профессорами. И едва патронус нашел их, она тут же трансгрессировала, прихватив с собой Флитвика. Драко не помнит, было темно, свет палочек слепил, и он ничего не успел разглядеть. Был сосредоточен на Гарри. Но в тот вечер на Макгонагалл была лишь пижама и мантия. Флитвик был в халате. Следом за ними шли Хагрид и Слизнорт. Они-то и притащили к хижине Хагрида мертвую химеру, а утром обнаружили мертвого аврора, который должен был следить за Драко. Теперь было ясно, почему они так тщательно его допрашивали. Вся школа стояла на ушах с самого вечера и до обеда. Сообщили в министерство, родителям Драко, Уизли. Сейчас школу снова оцепили авроры, обыскивают лес на наличие других выживших Пожирателей. Не найдут. Кэрроу были единственными, кому удалось скрыться, и они с Гарри по своей глупости не посчитали их достаточно серьезными противниками, надеясь, что авроры их вскоре поймают. Но как-то же Волдеморт смог сделать из них химеру после своего исчезновения? Неужели он уже ищет способы возвращения? Или же нашел?!
Плохо. Это очень плохо!
После ужина к нему приходят директор Макгонагалл и Люциус Малфой. Драко рассказывает им то же, что и министерству. Недовольным оказывается только Люциус. Он снова начинает что-то требовать, кричать, орать, ругаться. А Драко от его воплей ощущает себя так, будто его выворачивает наизнанку. Почему он всегда ведет себя так? Мадам Помфри снова выгоняет их за дверь, но сразу после них появляется Астория. Ее беспокойство и желание убедиться, что с ними все хорошо, приводит ее сюда уже не в первый раз, но Драко тогда спал, и потому ей не удалось убедиться, что с ним все в порядке. Драко не расположен к разговорам, однако Астория, пытающаяся его подбодрить, уходит не сразу. Ее монолог не спасает его от тревоги, засевшей глубоко и высасывающей из него последнее силы. Никогда не думал, что сможет вызвать патронус, что будет действовать так хладнокровно и четко. В какой момент он сообразил, что в отличие от шкуры гортань беззащитна?
— Парная, — вдруг произносит Астория, и Малфоя словно холодной водой окатывает.
Он совсем об этом забыл! Кто еще видел? Да все! Кто был здесь могли заметить! Сердце болезненно сжимается в груди, и желудок сводит судорогой. Ему с трудом удается проглотить рвущийся обратно ужин. Затылок немеет, и резкое головокружение роняет его куда-то набок. Рефлекторно сжимая левое запястье, Малфой с трудом понимает, что скрыть его не удастся.
— Ты много волнуешься, — Астория присаживается рядом с ним на край кровати и мягко поглаживает по голове. — Успокойся, Драко. Все нормально. На тебе пижама, рукава длинные. Я заметила лишь потому, что приходила к вам до этого. Ты спал, и рукав задрался.
— Не помогает, — выдавливает из себя Малфой, говоря о том, что ее попытки успокоить тщетны.
Астория тяжело вздыхает. Ну а что она еще могла сказать? Тем вечером, присутствующие наверняка заметили. Да точно видели. И прекрасно знали, когда они могли успеть сделать татуировку. Зажмурившись, Малфой не знает, что должен теперь делать. Как все это объяснить, как спрятать от чужих глаз, как укрыть и не дать на растерзание собственное сердце. Тонкие пальчики разглаживают его спутанные волосы и исчезают через мгновение. Скрип койки от поднимающейся с нее Астории заставляет вздрогнуть.
— Все будет хорошо, Драко, — мягко улыбается она, перед уходом. — Выздоравливайте. Оба.
Не будет. Ничего не будет хорошо! Ему не о татуировке волноваться надо, а том, что где-то Волдеморт набирается сил, снова собираясь возродиться и напасть. До чего же неуязвимая тварь! Как они должны его убить? Что они должны с ним сделать, чтобы он наконец умер?! Драко не знает, что теперь делать. Снова использовать ритуал? Снова начинать с начала и пытаться обыграть все его ходы? Но как? Откуда в нем столько бессмертия?
Не сомкнув глаз ночью, он едва находит в себе силы утром, чтобы подняться и услышать от мадам Помфри приговор «здоров». Физически если только, но у магов нет ничего, что лечило бы душу. Не в силах сидеть рядом с Гарри и ждать, когда тот очнется, Малфой едва отсиживает уроки. Понедельник начинается слишком быстро. После того, как Драко за завтраком посылает Забини далеко и глубоко, никто не пытается приставать к нему с расспросами о произошедшем. Впрочем, им и так уже всем известно, просто особо любопытным обязательно надо сплясать чечетку на чужих ногах, чтобы убедиться наверняка, что владельцу этих ног больно. В промежутках между уроками Драко и сам не знает, что ищет в библиотеке. Изучает каждую книгу со всеми возможными заклинаниями и ритуалами. Перерывает даже учебники истории в желании найти хоть что-то, что дало бы ему подсказку, как избавиться от Волдеморта навсегда. Есть ли в этом мире что-то, что может убить душу и что она из себя вообще представляет?
К Поттеру он боится подниматься. Боится, что когда тот откроет глаза, будет смотреть на него иначе. Или же и вовсе… Вот об этом ему нельзя думать! Мадам Помфри сказала, что с ним все нормально, просто ему нужно время, чтобы восстановиться. Он проснется. Обязательно! Но еще одна причина, по которой он не может туда подняться, там наверняка сидят Уизли и Грейнджер, с кем сталкиваться он не может и не хочет. Да и не имеет он права быть с ним. Никогда не имел. Расслабился, а теперь пожинает плоды своей безалаберности. И кто ему сказал, что все закончилось?
Вторник оказывается не менее тяжелым днем. Драко почти не спит ночью. Стоит ему закрыть глаза, как пасть адского зверя распахивается, словно собираясь его проглотить не жуя. Тревога и волнение не дает ему мыслить здраво, потому он просто загоняет себя в поисках и сам не знает, чего именно. Что угодно сойдет, если это даст ему хоть малейшую подсказку о том, в каком направлении ему нужно действовать и что делать. И все еще бессознательный Поттер не прибавляет уверенности в собственных действиях. Единственное, как он поддерживает свой организм — это заставляет себя не пропускать завтраки и таскать с собой бутылку с водой. Мог бы использовать магию, но заклинания плохо слушаются, и Флитвик, вызвавший его в желании отвлечь, жалеет о своем решении, потому что вместо наполнения стакана Драко едва не затапливает весь класс. День тянется невыносимо долго. Это уже третий день, разве Поттер не должен уже очнуться?
Стеллажи библиотеки, как непроходимый лабиринт, в котором он блуждает, как Минотавр, заточенный Миносом в наказание. Не ясно, кому в наказание — Пасифаи или же самому Минотавру, а может, и в желании скрыть от глаз рожденное чудище. Поиски выхода из сложившейся ситуации загоняют его в круговерть от книги до книги, от отчаяния до глубин беспросветной тьмы. Знания проглатываются раз за разом. Он не обращает внимания на весь мир вокруг. Такое уже с ними было. В первый раз они оба пострадали и не смогли даже учиться, во второй пожалели о своем решении раскрыть правду, а теперь, когда у них… Да ничего у них не получилось! Крестраж в голове Поттера еще цел, а значит, и Волдеморт не мог умереть. И как же избавиться от этого? Как обыграть судьбу, когда каждый следующий ее ход не имеет никакого отношения к предыдущему? Словно они одновременно пытаются играть в карты, салки, шахматы, шашки, шоги… Какие там еще игры есть? Но суть остается одна — нужно выжить. Несмотря ни на что, нужно выжить! А вечером, едва Драко собирается вернуться в спальню, как сталкивается с Роном Уизли. Тот подходит к нему и произносит лишь два слова «Гарри проснулся». Не зная, разрешение это или же просто сообщение в желании поиздеваться, но Уизли забирает из его рук книги и возвращает их библиотекарю. Молча кивая на дверь.
Секундное промедление, и Драко уж бежит по коридорам, врезаясь в повороты и запинаясь на лестницах, но не останавливаясь ни на шаг. Ровно до Больничного крыла, в дверь которого он впечатывается на полной скорости. Она оказывается такой тяжелой и твердой, когда он едва не разбивает себе нос. Зато она заставляет его притормозить и войти уже ровным шагом, замедляющимся по мере приближения к сидящему Поттеру. Возле него сидит Джинни Уизли. Она даже не шевелится только оборачивается и смотрит на него пустым взглядом. Малфой, застряв в десяти шагах от них, сжимает собственное запястье. Одним только взглядом он сейчас просит ее, умолят позволить ему подойти! Разрешить обнять Гарри. Хотя бы на минутку. Ему хватит. Джинни знает это, понимает, но не хочет отдавать, не хочет даже думать о том, что Поттер мог выбрать Драко. Они смотрят друг на друга долгую секунду, за которую Малфой и проклинает ее, и обожествляет разом. Ее взгляд падает на его руку, и пальцы до боли сжимают запястье.
— Джин, — сипло шепчет Поттер и Уизли, вздрогнув, морщится.
Снова ее лицо становится непроницаемой маской. Нехотя она расправляет плечи и поднимается, нарочито медленно поправляет юбку и мантию, только после этого направляется к выходу.
— Спасибо, — одними губами шепчет Драко, когда она проходит мимо него.
И шесть огромных шагов на трясущихся ногах требуются Малфою, чтобы оказаться рядом с ним. Еще шаг, чтобы буквально повалить его на кровать и обнять.
— Никогда! — шепчет он, сжимая трясущимися руками, желая стиснуть до боли, но не желая причинять боль, Драко почти требует. Приказывает даже! — Никогда не смей умирать!
— Прости, — горячие руки обхватывают Драко и сквозь ткань рубашки прожигают кожу. — Прости меня.
И за что он извиняется? Нет, ясно за что — за собственную глупость. Надо же было догадаться прикрыть собой от химеры. Кого бы он этим спас, умерев первым?! Но это все еще глупо: извиняться за то, что сделал. Хочется накричать, ударить, высказать ему все, что о нем думает. Драко резко отстраняется и смотрит ему прямо в глаза, но столкнувшись со счастливой улыбкой, теряет весь настрой.
— Ты отвратителен, — дрожащие губы не слушаются Малфоя, а глаза начинает щипать. — Я даже разозлиться на тебя не могу! — смеется он, собираясь усесться на край койки, но Поттер резко роняет его на себя, не давая уйти.
— Не уходи, побудь со мной, — капризничает тот, уткнувшись в плечо Драко носом.
Со спины в грудь будто втыкают копье, кончик которого едва выглянул между ребер, и трижды поворачивают против часовой. Боль скручивает, но в то же время осознание, что Поттеру хватает сил капризничать, придают уверенность в его пробуждении. Драко сдается и укладывается рядом с ним. Эмоции и чувства перемешиваются, превращая даже, кажется, мозг, в сплошное месиво. Думать трудно. Дрожащие руки и плечи Гарри заставляют Малфоя сжимать челюсти до боли. Он плачет. Поттер тоже плачет, прижимаясь к нему. От него пахнет зельями и едва различимым ароматом трав. Медленно до них обоих доходит осознание, что они снова выжили. И с этой мыслью с Драко будто снимают оковы, удерживающие все его подавляемые эти дни эмоции. Едва отступившие слезы снова накатывают на него, и вместе с каждой каплей, окропившей его щеки, приходит неимоверная усталость. Потряхивая и содрогаясь, они тихо всхлипывают, пытаясь не нарушать тишины помещения. И тьма снова укрывает их своими перьями, являясь самой непостоянной женщиной в мире, грозя то придушить таящимися в ее недрах ужасами, то скрыть от всего мира, как заботливая мать, защищающая ребенка.
Однако несмотря на усталость и желание провалиться в сон, закрыть глаза не получается. Они просто медленно отходят от сорвавшихся чувств, выравнивая дыхание и не думая отпускать друг друга. Думать о чем-то невыносимо, но одна за другой пролетают мысли о том, что только с Поттером Драко Малфой не может быть безразличным и хладнокровным. Только с ним не получается скрывать свои чувства и эмоции. И с ним же приятно быть собой, чувствуя легкость. Только Гарри дарует ему это безграничное чувство тепла и безопасности.
Чуть поерзав, Драко меняет их позу так, чтобы было удобнее. Теперь Поттер просто лежит на его плече, навалившись сверху. Ощущать тяжесть его тела — еще один странный способ осознавать реальность происходящего. Во сне нет запаха, нет веса, нет ощущений тепла или холода. Там есть просто мысль, что это горячо или больно, в реальности же все намного сложнее. И от этого радостнее. Прижавшись губами к макушке, Малфой глубоко вдыхает запах его волос. Пахнет цветочным шампунем. Видимо, мадам Помфри озаботилась его физическим состоянием целиком и вымыла. Драко тоже, в первую же ночь, просто он как-то не обратил на это внимание до этого.
— Прости меня, — тихо повторяется Поттер, уткнувшись носом в грудь Малфоя. — Я поступил необдуманно. Растерялся.
— Заткнись, Гарри, — бурчит Малфой, мягко поглаживая его по плечу ладонью и закрывая глаза, пытается отогнать от себя сумбурные мысли. — Не хочу думать об этом.
Они уже проходили это. Сотни раз бросались на искры в желании защитить другого. И каждый раз после ругались. Каждый раз рычали друг на друга, как две оголодавшие псины, что никак не поделят кость.
— Ты использовал патронус? — сменяет тему Гарри и, потершись носом о грудь Драко, выдыхает, обжигая кожу сквозь ткань. От его слез рубашка на плече и груди влажная.
— Это был ты. С копытцами и рогами, — Драко не видит смысла скрывать, да и не желает это делать. Он просто устал лгать.
— Правда? — голос звучит так радостно, что Драко невольно становится не по себе. — Знаешь, почему патронус Снейпа был ланью?
— Нет, — откуда бы Малфою знать это?
— Потому, что он всю жизнь любил мою маму. А ее патронус был ланью. У Тонкс патронус тоже сменился, когда она полюбила Люпина, — счастливо вещает Гарри, и Драко, уловив ход его мыслей, тяжко вздыхает.
— Я понял уже, заткнись, пожалуйста, — раздраженно ворчит Малфой, впервые в жизни желая кого-то больно укусить. — Просто заткнись! Я знаю, что это значит, и если ты не заметил, признал поражение. Так что помолчи. Дай мне время успокоиться.
— Хорошо, — соглашается Гарри, прижавшись к нему еще крепче. — Я рад, что мы оба выжили.
Знал бы он, как Драко этому рад! Настолько, что ему плевать, если их сейчас застанут вот в таком виде. Драко вспоминает, правда, что обещал поцеловать его, если выживет. Но, лучше сделать это в другое время. Когда Гарри выздоровеет полностью. Когда никто не сможет им помешать.
В мыслях лихорадочно крутятся планы и идеи, что делать дальше. Если Гарри знает, что это за химера была, то он тоже должен вспомнить, как она могла появиться. А значит, должен уже догадаться, что у них и в этот раз ничего не вышло. Потому что теперь оба понимают, что нужно убить врага целиком, не оставив ни капельки, лишь тогда все будет кончено. Но до тех пор придется выгрызать себе право на жизнь собственными зубами.
* * *
Химера, значит. Гарри воротит от одной только мысли об этом. Ломать, перестраивать, смешивать с кровью других животных, словно убивать и пытаться на этом создать что-то другое. Те крики, что доносились до Гарри из клеток, пробирали до дрожи. Даже собственные крики не звучали так болезненно, как их. Он не может с уверенностью сказать, сколько магов и магглов пало жертвами тех экспериментов, но их истошный вой заставлял покрываться испариной и прислушиваться к каждому шороху в страхе. Но внешне он старается не выявлять того, как ему мерзко и страшно вспоминать события той, первой их реальности. Да и благодаря тому, как они лежат, Драко не сможет увидеть, и все же Гарри старается не гримасничать, мало ли какая у Малфоя чувствительность.
А пока он размышляет о случившемся, руки Драко ослабевают, дыхание выравнивается, а ритм сердца звучит очень размеренно и тихо. Уснул. От этого в груди разливается такое неимоверное тепло! Чуть приподнявшись, Поттер рассматривает его расслабленное лицо. От тусклого лунного света, то и дело скрывающегося за облаками, синяки под его глазами кажутся столь же темными, как сама тьма. Он не спал все это время? Выходит, что так. Недаром Гарри показалось, что его кости торчат слишком сильно, опять похудел. Гарри вдруг захотелось разбудить его и потребовать объяснения, почему же он так себя изводил все это время, если безразличен к Поттеру, но не смеет даже рта раскрыть. Патронус, пожалуй, лучшее доказательство того, что чувствует Драко на самом деле.
Когда он очнулся, рядом с ним были только Рон и Джинни. Понятно, что Драко не стал бы сидеть рядом и ждать. Но вот то, что не было Гермионы, говорило весьма о многом. Он стал ей противен, так ведь? Ее семья католики, глубоко верующие и придерживающиеся традиционных отношений. В их мире любовь имеет четкие грани, а для Гарри мир перестал быть чем-то ограниченным. Вернее, его мир давно разрушен, и единственное, что заставляет его держаться — Драко. Если его нет рядом, в мыслях крутится столько всего, что от тревоги сложно концентрироваться хоть на чем-то. Все уходит на второй план, вплоть до того момента, пока он не убедится, что с Малфоем все в порядке. Это странное и неясное чувство, желание защитить и не дать в обиду, желание следовать тенью, только бы знать, что с ним все хорошо, только бы чувствовать его тепло и видеть улыбку, частенько доходит до стадии навязчивых мыслей и маниакальности. В такие моменты весь мир перестает существовать, и Гарри приходится силой заставлять себя обращать на этот мир внимание, потому что Драко это важно. Это странно? Возможно, но в те долгие дни и короткие ночи в подземельях ада лишь его присутствие могло дать спокойствие. Потому Гарри плевать, как на самом деле называется это чувство. Любовь, необходимость, жажда, все едино, ведь любовь не имеет границ и четких обозначений в чувствах. Потому он смело может заявить, что влюблен. Нет, что любит Драко Малфоя. Любит, как он покусывает губы от усердия или как морщится, пытаясь выказать отвращение. На его носу образуются тонкие складочки, и это кажется Гарри чертовски милым. Ему так и хочется лизнуть его нос от кончика до самого лба. Его саркастичный тон, смех, улыбки. Нежные прикосновения. И дрожащие от поцелуев ресницы. Коробит до дрожи и злости, когда он пытается вести себя «правильно», рвать и метать хочется, когда пытается показывать, как ему безразличен Гарри. Но как бы ни злился, стоит Драко лишь улыбнуться, и Гарри готов простить ему все на свете.
Ближе к одиннадцати приходит мадам Помфри. Гарри спешно притворяется, что спит, обхватив Драко руками так, чтобы она не смогла их расцепить и переложить Малфоя на другую койку. Ему хочется кричать и рычать, как дракон, «МОЕ, НЕ ТРОГАЙ!», но от этого он сам над собой готов смеяться. Завтра будет тяжелый день. Слишком тяжелый, потому что предстоят допрос и попытки выяснить произошедшее. И что он должен им сказать? Как их свидание, всего лишь второе за пределами школы, было так нагло разрушено химерой, созданной Волдемортом? Злость очередной волной вздыбливает волосы на затылке, словно он ощетинившийся зверь, готовый рычать на всех, кто тянет лапы к его собственности.
Проспав трое суток, но ни капли не отдохнув, он все же засыпает. Рядом с Драко ему не снятся кошмары, потому этой ночью они точно должны выспаться. Это если не придаст им сил, то хотя бы позволит компенсировать усталость. А проснувшись, увидеть его заспанное лицо, взгляд с поволокой, расслабленного и сонного. Гарри уже мечтает каждый день просыпаться с ним рядом. Как в тот раз в кабинете, когда Драко поздоровался с ним и поцеловал. Поттер был готов плясать на потолке от счастья! Вот только утром их будят. Мадам Помфри, директор и министр с парочкой авроров и Робартсом собственной персоной. Драко они тем же составом допрашивали? Хотя нет, скорее еще и его отец был.
— Ох, Гарри! — немногим погодя, следом за министром, прибегают Уизли, и Молли мгновенно подносится к Поттеру, но тормозит, завидев сидящего рядом с ним Драко.
— Здравствуйте, мистер и миссис Уизли, — Поттер в спешке пытается привлечь внимание к себе. — Простите, что доставил вам столько неприятностей и заставил волноваться. Со мной все в порядке.
На лицах Артура и Молли Уизли тут же отражается странная смесь недоверия и сомнения. Это что еще значит? И что это за косые взгляды в сторону Малфоя? Гарри мгновенно хмурится и бросает острый взгляд на Бруствера.
— Видишь ли, — тот мгновенно реагирует на этот взгляд. — Есть вариант, что это столкновение было подстроено. Бежавшие Пожиратели Смерти, вероятно, снова пытаются…
— Воскресить Волдеморта? Ха. И как же вы до этого додумались-то?! — Поттер едва зубы в крошку не стирает, начиная злиться, а заметив, как Драко собирается уйти, ловит его за руку, не давая ему и шанса вырваться. — Драко, пожалуйста, если ты уйдешь, я не смогу сдержаться.
Малфой недоуменно смотрит на Гарри, но словно заметив, как тот слегка подрагивает от злости, только опускает голову и садится на самый краешек койки. Пристальные взгляды прикованы к ним, но Гарри плевать. Пусть смотрят. Что они ему сделают? Запретят? Он совершеннолетний. Какое они право имеют им командовать?
— Спасибо, — облегченно выдыхает он, расслабив хватку пальцев и мягко огладив сжатую кисть, извиняясь за это. — А теперь, пожалуйста, подробнее, кто там собирался устроить подставу? А главное, кому — мне или Драко? Вы разобрались в ситуации? У вас было целых три дня, чтобы узнать, что к чему. Неужто следствие зашло в тупик?
— Полегче, — усмехается Малфой полушепотом. — Нет ничего странного в том, что я попаду под подозрение.
— То есть проще выстроить подходящую и легкую версию событий, чем узнать подробнее и докопаться до сути, так? — не соглашается с ним Гарри, чувствуя, как внутри все полыхает от рвущегося из него гнева. — Мистер… Министр Бруствер, сэр, простите, а вы разобрались, откуда взялась эта химера?
— Выясняем, — отзывается Робартс.
— Угу. Хорошо. Вот как выясните, тогда и кидайтесь обвинениями. Разве не так устроена работа следствия: найти доказательства, а уже потом арестовывать? Или вы арестовываете каждого подозрительного мага? — выпаливает Поттер, не задумываясь.
— Гарри, прекрати, — Малфой раздраженно отдергивает руку. — Хватит вести себя, как избалованный мальчишка! Ничто не обязано быть так, как ты этого хочешь.
Желая ответить ему весьма красочными словами, Поттер сжимает челюсть, не желая с ним ругаться. Гарри понимает, что он имеет в виду сейчас не ситуацию с министерством, а Волдеморта. Они уже третий раз терпят поражение. И если первые два раза можно не учитывать по причине их физической неготовности, то теперь что было не так? В чем они снова ошиблись?
Закрыв глаза и пару раз шумно выдохнув, Гарри склоняет голову набок и, смотря куда-то за спины присутствующих, коротко пересказывает события субботы. С пустым взглядом и равнодушным тоном Гарри так же добровольно отдает воспоминания, не желая и дальше препираться. И так прекрасно знает, что бесполезно, но до чего же это злит! Его выслушивают, задают какие-то наводящие вопросы, ну, или вопросы с изъяном и подоплекой, чтобы выведать, насколько он лжет. Да после наблюдений того, как искусно лжет Драко, Гарри умудрился научиться паре фокусов. Тут главное — эмоции при себе держать.
— Мистер Малфою нужно идти на урок, — Макгонагалл пытается выпроводить Драко, чтобы разговор пошел более откровенно и не скованно.
— Нет, — жестко отвечает Поттер. — Он останется со мной.
— Совсем рехнулся? — ужасается Драко, скептически глядя на Гарри.
— Да. Возможно, и так. Не важно. Просто ты… Останешься? — запинается Поттер и теряет всю свою уверенность, глядя на Драко с потаенной надеждой.
— Восхитительно! — выпаливает Робартс вслух прежде, чем успевает осознать это. Но не растерявшись, продолжает вываливать свои мысли. — В смысле, это удивительно. Насколько я знаю, ни одно любовное зелье не способно создавать такой спектр чувств и эмоций. Если это действительно колдовство, то я в восторге от мастерства колдовавшего! А уж если это окажется еще, и сам юный мистер Малфой, то достойно уважения. Не каждый в семнадцать лет может создать что-то настолько невероятное!
— Я даже спорить не буду, это не смешно уже, — хмуро бурчит Поттер, озлобленно глядя исподлобья на Робартса.
— Впрочем, есть масса других способов влюбить в себя человека, — продолжает Робартс, никак не отреагировав на слова Гарри. — Соблазнение — это настоящее актерское искусство и не каждому под силу. С утонченностью мистера Малфоя, уверен, ему под силу овладеть этим искусством.
— Мистер Робартс! — вспыхивает Молли Уизли. — Вы говорите о детях!
— Им семнадцать, миссис Уизли, — Робартс продолжает широко улыбаться, — уверен, они не хуже нас с вами знают, как делаются дети.
— Вам очень повезло, мистер Робартс, — рычит Поттер сквозь зубы, стискивая в руке край одеяла до побелевших костяшек. — Если бы я не был сейчас ослаблен или хотя бы палочка была под рукой, боюсь, не смог бы сдержаться и не проверить пару заклинаний в действии. Откуда вам знать, что это не я решил околдовать Драко? — хищно и даже зло улыбается Гарри, продолжая сверлить Робартсва взглядом исподлобья. — Откуда вам знать, что это не я придумал такой изощренный план с химерой? Волдеморт все еще находится здесь, — он постукивает себя по лбу указательным пальцем, — и кто знает, может быть, я с ним общаюсь и знаю многие его секреты. Может, именно так удалось предотвратить его появление?
— Прекрати, — сухо произносит Малфой, и только в этот момент Гарри замечает, что его рука дрожит.
Спохватившись, словно вынырнув из воды, Поттер встряхивает головой и, притянув к себе Драко, крепко обнимает. Малфой, не сопротивляясь, цепляется свободной рукой за его пижамную рубашку на спине. Не зная, может ли просить прощения за свои брошенные со злости слова, Гарри просто обхватывает его крепче и не желает отпускать. Даже если Драко успокоится, Поттер вряд ли отпустит сразу.
— Невероятно! — все еще лыбится Робартс, а вот стоящий рядом с ним Бруствер выглядит недовольным.
— Я устал и хочу спать, — капризно заявляет Поттер, не думая отпускать Малфоя.
— Пойду на уроки, — Драко пытается выбраться из смущающих его объятий, но с чего он вообще взял, что Поттер разожмет руки? — Поттер, если у тебя нет стыда и совести, пожалей меня хотя бы! Ты же такой добрый гер…
— Да не герой я! И не добрый. Совершенно, — рычит тот, уткнувшись носом в плечо Драко и сжав его еще крепче, отчего руки начинают дрожать, так как он не до конца восстановился. — Пошло все к чертовой бабушке! Ненавижу. Устал. Не хо-чу! — по слогам цедит он, начиная дрожать всем телом из-за слабости, через которую пытается удержать Драко.
— Выздоравливайте, — сухо произносит Бруствер, все еще хмурый и недовольный наблюдаемой картиной.
Он подхватывает Робартса под руку и утаскивает за собой. Макгонагалл вынуждена уйти за ними. И только мадам Помфри начинает крутиться вокруг, в попытках уговорить Гарри дать себя осмотреть и выпить зелья. Гарри больше не препирается после того, как остались только старшие Уизли. Они наблюдают за ними со стороны, но молчат. Поттер совершенно плевать, что они думают об этом, а вот Малфоя это явно нервирует, потому что он сидит как на иголках, нервно осматривая то свои руки, то бросая туманные взгляды за окно.
— Ты стал совершенно невыносимым! — выдергивает Драко руку, когда Поттер снова пытается его поймать после осмотра мадам Помфри. — Нет, ты и раньше вел себя совершенно несносно, но теперь просто распоясался. Да, мне тоже страшно, Гарри. Но это не повод вести себя так.
— Я нашел ящерицу, — Гарри обиженно пропускает все его негодование мимо ушей, насупившись. И пользуясь растерянностью Малфоя, переводит взгляд на притихших Уизли. — Миссис и мистер Уизли, если вам есть что сказать, говорите. Я выслушаю, но не обещаю, что послушаюсь.
Те переглянувшись между собой, тяжко вздыхают. Молли Уизли поднявшись, подходит к ним и пусть на ее лице играет мягкая улыбка, в глазах отражается сталь. Эта женщина не робкого десятка, и первое впечатление о ней обманчиво. Гарри еще помнит, как она смело вступила в бой с Беллатрикс Лестрейндж в их несуществующем прошлом. Он куда больше поверит, что Артур быстрее сдастся под натиском, но не эта женщина.
— Ты мне как сын, Гарри, — произносит она, чуть склонив голову набок. — И я волнуюсь за тебя.
— Спасибо, миссис Уизли, — он отвечает ей спокойной улыбкой, совершенно ничего не выражающей.
— Гарри, пообещай мне, что не будешь подвергать себя опасности?
— Миссис Уизли, — очаровательно улыбается Гарри, смотря в ее поддернутые надеждой глаза. — Как вы все любите заявлять: я — герой; а значит, неприятности и опасности всегда будут рядом со мной. Так как я могу вам пообещать это? Однако я могу пообещать вам не умереть по глупости, как это было в субботу. Я растерялся. Испугался и даже не за себя, а за Драко. Это ужасно? Бояться, что человек рядом со мной умрет? Это странно? Я не понимаю ход ваших мыслей. Я не понимаю, почему моя жизнь ценнее его. Потому, что он Малфой? Потому, что он сын Пожиратели Смерти? Потому, что вы с Люциусом Малфоем никогда не ладили? Почему все эти предлоги должны быть и моими? Да, я терпеть его не мог, когда мы были мелкие. Но с тех пор многое изменилось. Слишком многое, — выпаливает Поттер, устав просто молча сносить все их нападки. И ощущает себя сейчас так легко, что даже улыбается! Никогда бы не подумал, что говорить прямо может быть так приятно. — Что еще вы от меня хотите?
Растерявшись, Молли Уизли не находит слов, чтобы ответить. Она с пару долгих секунд смотрит на Гарри непроницаемым взглядом, но Артур Уизли все же отдергивает ее и уводит, лишь кротко попрощавшись и пожелав скорейшего выздоровления. Мадам Помфри убедившись, что никто не будет больше шуметь, тоже отправляется по своим делам, а Драко, пользуясь подвернувшейся возможностью, усаживается на другую койку. В его руках поблескивает монета, которую он крутит между пальцами, о чем-то напряженно думая.
«Посмотри на меня. Ну посмотри же на меня, черт подери! Опять думаешь о какой-то ерунде. Что ты там себе надумываешь? Будь со мной хотя бы иногда честен и откровенен! Пожалуйста, Драко, я же не так много прошу!» — мысленно молится Поттер, сверля Малфоя взглядом, а тот, не поднимая головы, смотрит в пол.
Весь его вид изображает усталость и опустошенность. Сколько можно? Сколько еще Гарри придется видеть его таким? Даже на их первом курсе и даже в прошлом году, когда ему приходилось балансировать на грани, он не выглядел так, словно сейчас рассыплется. А теперь Гарри не знает, что делать, чтобы не дать ему рухнуть. Что нужно сделать, чтобы человек, находящийся рядом, мог чувствовать себя комфортно и легко? Ответа нет. И сколько бы Гарри ни пытался, он словно на ощупь в полной темноте старается пробраться через лесные заросли, куда даже лучи солнца не могут попасть. Кромешная темнота!
— Я нашел ящерицу, но не трогал ее, — произносит Гарри, улегшись на подушку и смотря в опостылевший потолок.
Вся его жизнь свелась к замкнутому пространству. Он ощущает себя едва познавшей прелесть полета птицей, тут же запертой в клетке. Он задыхается! Ему нужно больше места, больше свободы, но где же ее искать? А единственный источник радости готов пожертвовать собой ради призрачного счастья. И как Гарри на это реагировать?
— Почему? — тихо спрашивает Малфой. Его голос слегка дрожит от любопытства и неуверенности.
— Потому, что я не хочу заставлять тебя выполнять мои желания. Я хочу, чтобы ты сам желал быть со мной. Это так сложно для понимания? — не удерживается Гарри от срывающегося с губ негодования и раздражения. — Чтобы сквозь время, пространство, в аду и в раю, даже если больно, страшно, на грани смерти и ужаса, ты хотел держать мою руку. Я сам пойду за тобой куда угодно, только бы ты был рядом.
Секундное молчание, а потом Гарри слышит, как, тихо хрюкая, смеется Малфой. Он бросает на него взгляд и видит, как тот зажав себе рот рукой, сжимая дрожащие плечи, едва не складывается пополам в попытке сдержать рвущийся из него смех.
— Да смейся уже! — взрывается Поттер, схватив подушку и швырнув ее в Драко. — Смешно ему, а я серьезен! — обиженно бубнит Гарри, пытаясь распутать одеяло, но путается в нем еще больше и никак не может укрыться.
В этот момент к нему подходит Драко и, положив на его грудь подушку, наваливается сверху, зажимая руки Поттера. Они оказываются лицом к лицу, и Гарри, замерев, забывает дышать. В его подернутых туманом льдистых глазах, прищуренных в лукавой улыбке, словно растекается горячее серебро. Пушистые почти белые ресницы слипаются от выступившей влаги, отчего складывается ощущения растаявшего вечного ледника, из-за скрывающегося в его недрах теплого сердца. Легкий румянец на щеках, как выступивший красный бочок покрытого инеем яблока, так и манит слизнуть с них эту изморозь. А тонкие губы, с чуть вздернутыми уголками вверх, не отображают ту же улыбку, что и в глазах, но выглядят столь привлекательно. Гарри невольно вспоминает, как алеют его губы после поцелуев, и ему хочется снова прильнуть к ним и терзать, наблюдая, как подступившая кровь окрашивает их в яркие и сочные тона. Но едва он успевает осознать свою мысль, как Драко склоняется к нему ближе, обхватив ладонями щеки, и целует. Нежно, ласково, робко лизнув верхнюю губу, и, пользуясь расслабленностью Гарри, не ожидавшего нападения, проскальзывает острым язычком внутрь. Но снова сбегает, едва Гарри уже намеревается ответить.
— Как ты сказал? И в ад, и в рай? — хитро щурясь, уточняет Драко, облизывая начавшие темнеть губы. — В аду мы уже были, как насчет рая? Пойдешь со мной?
— Велите, мой Дракон, я исполню любое ваше желание, — в шутливой форме, но совершенно серьезно отзывается Гарри, жалея, что его руки сейчас прижаты к груди подушкой и Драко.
На секунду в глубине глаз Малфоя мелькает что-то темное, пугающее, но исчезает, не дав себя рассмотреть, и его глаза теплеют, становясь похожими на капли ртути.
— Я хочу, чтобы ты жил. Любой ценой, — и в следующий миг Драко снова целует его. В этот раз не убегая.