Чанбин просыпается с гудящей головой и тут же садится. В комнате полумрак из-за плотно задернутых штор, раскинувшись на две трети просторной кровати сопит Хёнджин, едва накрытый шелковым покрывалом. Машинально Бин получше укрывает его и залипает на пару мгновений на разомкнутые мягкие губы. Обнаруживает на расслабленном подбородке засохшую сперму и смаргивает. Окидывает взглядом самого себя и находит на груди и животе аналогичные следы. Пиздец какой, они даже не сходили в душ после вчерашнего. Чанбин поднимается на ноги и бредет в ванную, потому что ему, определённо, нужно освежиться во всех возможных смыслах. Задвинув за собой дверь душевой кабины, парень включает верхний кран и подкручивает температуру на погорячее. Издаёт тихий, то ли блаженный, то ли мученический стон и упирается руками в стену. Голову наполняют воспоминания о вчерашнем вечере.
Игра шла хорошо. Карты выпадали что надо, ставки поднимались, азарт кипел в груди сильнее с каждым выпитым стаканом виски и выигранной сотней тысяч вон. Ещё лучше ситуацию делало то, что на его коленях невозмутимо ёрзал Хёнджин, потягивая какие-то свои хитровыебанные коктейли один за одним. На самом деле, Чанбин любил такие мероприятия. Якобы для своих. Всем понятно, что вечеринка организована для того, чтобы заводить новые знакомства, налаживать связи и всё в таком духе. Часть вечера он этим и занимался, а потому теперь с чистой совестью мог позволить себе теперь поиграть всласть.
Минут с сорок назад они с Хёнджином вежливо удалялись в уборную, чтобы раскурить по порции травы, поэтому сейчас тело Джинни кажется тяжелее обычного, шевелить пальцами и смотреть собственные карты, прикрываясь от возможных взглядов, оказывается сложнее, чем Чанбин почему-то ожидал. Он облизывает пересохшие губы и пытается вспомнить, сколько успел выпить, помимо косяка, что сейчас его ведет настолько сильно.
Карты вскрываются, и Джинни с усмешкой загребает выигранные фишки. Чанбин делает глоток из своего стакана, поглаживая парня по бедру беззастенчиво и лениво. Ему всё равно, что думают о них кошелькастики, сейчас проигрывающие свои деньги его удаче и смекалке. Кто-то из них может считать Хёнджина партнёром Бина, кто-то просто мальчиком по вызову, кто-то временным увлечением - наплевать. Главное, что никто из них не смеет высказываться на этот счёт.
Дверь в вип-комнату резко открывается, впуская сладкий запах кальяна и гул басов. Чанбин оборачивается, чтобы посмотреть, кто решил к ним присоединиться, и удивлённо поднимает брови:
- Господин Ян? Не ожидал увидеть Вас за нашим скромным столом. Располагайтесь! - парень улыбается, хотя лицо ощущается слегка онемевшим, широким жестом указывая в сторону карт.
Мужчина отрицательно качает головой:
- Можно украсть тебя ненадолго?
Бин несколько раз моргает, пытаясь прогнать пьяный туман в голове, шлепает Джинни по бедру легко, прося подняться. Танцор недовольно мычит, но встаёт, позволяя Чанбину подойти к неожиданному "гостю". Если бы не богатый опыт, парень побеспокоился бы, что не сумеет сделать вид, что достаточно трезв для серьезных разговоров, который ему кажется, предстоит. Но играть с отцовскими приятелями в состоянии сомнительного стояния ему не впервые, поэтому он вполне успешно передвигает конечности с уверенностью только самую малость подвыпившего человека. Они отходят чуть в сторону, чтобы не быть услышанными лишними ушами.
- С одним из официантов сложилась неприятная история, - начинает мужчина, и Бин выжидающе смотрит на него, делая очередной глоток виски. - Мне приглянулся мальчик, перепуганный такой, с беличьим взглядом. Но по дороге к номерам двое твоих друзей настоятельно попросили им уступить. Я не смог им отказать и теперь жалею.
Разве он многого просил? Просто не влезать ни во что. Разве это так много? Чанбин с трудом не закатывает глаза, вместо этого улыбается дежурной отработанной улыбкой, догадываясь, что выглядит она в лучшем случае натянуто.
- Сейчас всё решим, - обещает он уверенно и залпом допивает виски, который застревает в горле. - Джинни! Добудь мне Джисона... Может, всё-таки сыграете с нами партию? Я наслышан о Ваших играх, не могу упустить возможность оказаться за одним столом с такой легендой.
Чанбин улыбается, ведя мужчину к остальным и чувствуя, как сводит от напряжения шею. Блядство. Почему из всех возможных проблем Минхо с Чаном наткнулись именно на этого ублюдка, которого в здешних кругах просто называют “дядюшка Ян” и это уже звучит угрожающе?..
- Твоим дружкам и официантам бы твою обходительность, мой мальчик, - вздыхает бизнесмен, садясь за стол. - Я, определённо, должен поучить манерам хотя бы обслуживающий персонал.
Чанбин улыбается криво и виновато и отходит от стола, за локоть утягивая за собой пошатнувшегося Хёнджина и заставляя наклониться, шипит ему в ухо:
- Найди эту троицу ебланов и пусть валят отсюда. Чем скорее, тем лучше. Возьми у меня в барсетке деньги, и отдай Хану за смену.
Джинни смотрит на него недоуменно, тупо моргает несколько раз, так что в груди поднимается тихое пьяное раздражение. Бин опускает на упругую задницу звонкий шлепок. Они оба сейчас слишком надравшиеся, чтобы разруливать какие-то проблемы, хочется просто забить, но он не простит себе подобного на утро.
- Бегом, принц, - добавляет Бин громко, и Хёнджин ахает от внезапной дразнящей боли, но, кажется, всё-таки включает соображалку и из комнаты выходит.
Чанбин возвращается за стол, придерживаясь за его край, потому что его ведет, и жестом просит добавить виски в свой стакан, облизывает нервно губы, отчаянно надеясь, что за игрой Ян успеет забыть о приглянувшемся "мальчике с беличьим взглядом". Учитывая слухи, которые ходят об этом мужике, Джисону лучше не попадать в его постель. Лучше было бы вообще не попадать на глаза, но как вышло так вышло. Завтра Чанбин устроит всем троим такой разнос, что мало не покажется, а пока ему нужно держать лицо, чтобы не проебать эту партию.
Мысли ползают слишком вяло, как всегда после травы, которую предпочитает Джинни, голова кажется тяжелой. Лучше бы он закинулся чем-то другим, не таким расслабляющим, потому что думать пиздец как сложно. Парень залипает на ловко двигающиеся пальцы дилера, аккуратные, без колец. Думает, что руки Хёнджина намного красивее. Свет над игровым столом кажется слишком ярким по сравнению с остальным светом в комнате, от него хочется щуриться и смотреть в стол. А ему нужно смотреть на лица игроков вместо этого. Глаза с трудом отлипают от завораживающих пальцев.
Первое время всё идет хорошо, Бин расслабленно откидывается на спинку кресла, всё ещё наблюдая за тем, как дилер раздает карты. Сейчас эти трое долбоёбов свалят, он скажет, что не смог найти нужного мальчика, и всё замнётся.
- Чанбини?
Парень поднимает вопросительный взгляд на заговорившего Яна, фокусируется. Яну за полтинник и по нему видно - подбритые виски уже заметно тронула седина. Зато костюм сидит на нем не хуже, чем на других присутствующих за столом. Если подумать, можно посчитать этого человека кем-то вроде мечты или идеала: хорош собой, владелец огромной корпорации, семьянин. Только, наверное, каждый из сидящих сейчас здесь знает, что на деле деньги дядюшки Яна не такие уж чистые, что вместо своей красавицы-жены он предпочитает потрахивать мальчиков помоложе. И в целом в этом бы даже не было ничего плохого, если бы эти мальчики не выходили из его спальни хромыми или ещё каким-то образом увечными.
- Ставки как-то не вдохновляют, не находишь? - мужчина щурится, улыбаясь по-лисьи, и у Бина внутри начинает бурлить от возмущения. - Или тебе страшно ставить что-то серьезнее?
Чанбин подается вперед и кладет руку на край стола, сжимая пальцы в кулак. Ставки недостаточно интересны? Миллиарды вон уже не вдохновляют старого картежника? Этот старый лис хочет сказать, что Бин играет “по мелкому”? Его, очевидно, пытаются поддеть и развести на что-то. Самое отвратительное, что сейчас Чанбин готов повестись. Что такого он может проиграть? Батино состояние не проиграет, это уж точно.
- У Вас есть предложения получше? - Чанбин опрокидывает в себя очередной стакан и достаёт из внутреннего кармана пиджака портсигар.
Предлагает старшему, но тот жестом отказывается, поэтому парень сам прикуривает от зажигалки, протянутой официантом, и указывает на стакан, который тут же наполняют. Он бы сейчас предпочел затянуться ещё одной порцией травы, но даже хороший никотин может оказать ощутимый эффект, когда выпито столько… Интересно, сколько? Спросит потом у бармена, если не забудет (он точно забудет).
- Тот мальчик, официантик, - начинает мужчина, и Бин кивком призывает его продолжать, - поставь его.
Чанбин смаргивает, забывая о сигарете, и смотрит сквозь собеседника, куда-то на скупо освещенную дубовую барную стойку, пытаясь осознать услышанное. В лакированной стойке отражается их стол: зеленое поле, резные ножки, молодые и не очень игроки в костюмах, с бокалами, стаканами и сигаретами. Картинка, как из паршивого фильма про мафию. Не хватает только музыки - в комнате слишком тихо, слышны только разговоры играющих и гул басов из соседнего помещения. Так стоп. Его мысли ушли не в ту степь.
Поставить Джисона? Безумие чистой воды. Во-первых, кто он такой, чтобы ставить что-то, что ему даже не принадлежит? Во-вторых, в принципе ставить человека… Что это вообще значит? Парень затягивается, оттягивая время, и чувствует, как голова идет кругом, когда к выпитому добавляется никотин. Опускает взгляд вниз, к бордовому ковролину у барной стойки, и мимоходом думает о том, почему именно ковролин. Почему не паркет? Плитка? Мрамор, в конце концов?
- А что поставите Вы? - Бин вопросительно дергает бровью, медленно выдыхая дым, и сужая глаза.
- Если ты выиграешь, я забуду об этом деле, - улыбается Ян. - И обойдусь без разговоров с твоим отцом насчет твоих невежливых друзей.
Чанбин стряхивает пепел, рассеянно промахиваясь мимо пепельницы, и чувствует, что в пиджаке становится жарко. Опускает свободную руку к столу, чтобы увидеть, чем обрадовала его судьба в этот раз. У него хорошие карты, он может позволить себе такую ставку. Джисона не проиграет. Бин пытается вспомнить, какие карты успели выйти из игры, мысли и партии путаются, он хмурится в попытке сосредоточиться. Нет, скорее всего, ни у кого не найдется достаточно сильной руки, чтобы обойти его. Тем более, что выяснять отношения с отцом ему хочется в последнюю очередь - старик и так бесконечно им недоволен. Разочарование семьи: сын “пидор”, в бизнесе не заинтересованный, игрок, ещё и что-то там про музыкальную карьеру заикается. Если захочет, Ян может дать отцу повод для такого скандала, который закончится черт знает чем. Вплоть до того, что его попытаются вывезти из страны учиться или попытаются лишить Хёнджина или черт знает на что ещё способен его отец, которому пожаловались на невежливого сына.
- Идет, - соглашается он и пожимает протянутую руку.
В комнату опять врывается музыка из зала, хлопает тяжелая дверь, и возле стула Чанбина оказывается Хёнджин с бешеным взглядом, тяжело дышащий, слегка взмокший - совершенно восхитительный, если честно. Со безумно хочется провести пальцами по блестящей от пота коже.
- Что ты ставишь? - быстро спрашивает танцор, и Бин улыбается ему, выпуская чужую ладонь, вместо этого за бедра притягивая Джинни к себе на колени. Тот отбивается от его объятий и смотрит сверху вниз горящими глазами. - Что ты поставил только что?!
- Расслабься, принц, всё под контролем, - Чанбин снова обвивает рукой бедра, плотно обтянутые тканью брюк, и всё-таки садит Хёнджина на свои колени. Прислоняет к его губам сигарету, и парень затягивается нервно, продолжая смотреть сверху вниз с напряженным вопросом. - Ты нашел их?
- Нет, охрана сказала, что они уже ушли, - выдыхает Джинни вместе с дымом и пьет из стакана Бина, тут же морщась от крепости напитка.
- Надеюсь, найти их не составит проблем? - господин Ян с деланным волнением смотрит на Чанбина, и тот отрицательно качает головой, отдавая сигарету Хёнджину.
- Продолжим?
Игра идет в целом недурно. Не так хорошо, как прошлые, но, если бы всё опять было слишком хорошо, Бин бы забеспокоился, что удача покинет его в последний момент. Джинни снова заказывает что-то из своих коктейлей и ёрзает по коленям Чанбина вдвое взволнованнее обычного. И в другой ситуации, пожалуй, Бин попросил бы для Хёнджина отдельное кресло или отсадил бы его куда-нибудь на диван, потому что сосредоточиться на игре, когда по тебе ёрзает такая задница, на грани невозможного. Но сейчас отпускать от себя бойфренда, который и так недавно шатался черт пойми где, спасая идиотов, которые по стечению обстоятельств называются их общими друзьями, хочется меньше всего.
Бин всё-таки сбрасывает пиджак и пытается расстегнуть запонки, чтобы закатать рукава, пока дилер раздает карты, пальцы не слушаются, несколько раз золотистое украшение выскальзывает из них. Хёнджин берет его руку в свою и сам расстегивает запонку, складывает в свой карман, едва не промахнувшись, неспешно закатывает рукав. Чанбин не может оторвать глаз от того, как двигаются длинные пальцы, унизанные кольцами, бережно укладывая складку за складкой, обнажая татуировку, покрывающую всё предплечье черными облаками.
Джинни блядский шедевр - начиная с черт его лица и заканчивая его манерой двигаться. Бин протягивает ему вторую руку, позволяя проделать с ней то же самое. Хёнджин роняет вторую запонку и матюкается, нерешительно ёрзая - лезть под стол ему явно не хочется. Чанбин ловит его ладонь и целует пальцы. Отсутствие пиджака никак не спасает от жара. Пальцы танцора пахнут никотином и, чуть ощутимо парфюмом, который они делят на двоих. Расстегнутый рукав рубашки остается забыт.
Чанбин разложил бы парня прямо на этом столе, среди карт. Распущенный блонд бы смотрелся замечательно на зеленом поле, среди карт и фишек. Учитывая акустику просторного помещения, голос Хёнджина наполнил бы комнату в два счета. Бин практически слышит громкие просящие стоны. Он бы заставил Джинни скулить и умолять. В качестве нехитрой мести за то, как издевается тот сейчас, вжимаясь бедром в ширинку Чанбина и глядя сверху вниз своим пожирающим взглядом. Бин не поверит, если ему скажут, мол, это не специально.
- Ваши карты, господа, - голос дилера возвращает Чанбина в реальность.
И эта реальность ему не нравится, она как ушат ледяной воды. Ему даже кажется, что он протрезвел. Хёнджин на его коленях тоже замирает, кажется, оценивая увиденное и убеждаясь в полном проигрыше. Мозг обрабатывает информацию слишком медленно. Ян поднимается с места и отодвигает стул, с улыбкой отходя от стола.
- Думаю, у тебя найдется мой номер. Я буду ждать звонка, чтобы поскорее встретиться с этим мальчиком, Чанбини, - мужчина похлопывает окаменевшего Бина по плечу. - Было приятно поиграть с тобой. У тебя большой потенциал.
Стучат ножки стульев, когда остальные игроки поднимаются из-за стола, благодарят за партию и сочувствуют Чанбину, который, откровенно говоря, этого всего не слышит. Как он мог проиграть? Он неправильно запомнил вышедшие карты? Перепутал партии? Не может же быть, чтобы Ян мухлевал - дилеру платит семья Со, он бы не позволил мухлежа. Карты собирают со стола, мир вокруг почему-то шевелится, хотя мозг Бина превратился в муху, застывшую в янтаре. Дилер уходит из комнаты. Они с Хёнджином остаются в комнате наедине с барменом и официантом. Официант убирает со стола оставленные бокалы и стаканы, бармен что-то там шевелится за своей стойкой, но Бин не особенно въезжает, что происходит. К горлу подкатывает тошнота.
- Что ты поставил?.. - тихо спрашивает Джинни, не двигаясь с места. Его голос звучит привычно слегка сверху, нервно на грани истерики.
- Джисона, - в горле оказывается невыносимо сухо, только виски в его стакане уже закончился. Не впервые за этот вечер.
- Что Джисона?
- Я поставил Джисона…
- Ты только что проиграл Джисона?..
- И миллиард вон.
Чанбин даже не сразу понимает, почему его голова дергается в сторону, а щеку обжигает болью. Часто моргает и обнаруживает перед собой искаженное яростью лицо Хёнджина, сжимающего в кулак пальцы покрасневшей от удара ладони. Джинни хватает его за рубашку на груди и встряхивает.
- Ты ебанулся?! Почему я после двух косяков думаю лучше, чем трезвый ты за карточным столом?!
- С чего ты взял, что я трезвый? Мы курили вместе... - вяло отзывается Бин и мягко ловит запястья парня, заставляя разжать пальцы, подносит к лицу и касается губами бьющейся под тонкой кожей венки, глядя снизу вверх с прищуром.
Хёнджин хватает одной рукой его за челюсть и сжимает, заставляя смотреть в свои глаза, совершенно черные из-за расширенных зрачков. Ему не хочется и не можется думать. О том, что он продул игру, которая шла так хорошо, о том, как грамотно его наебали - об этом всём он будет думать позже. Всё равно сейчас ничего не поменяешь, сейчас он пьяный и усталый, ему не хочется решать никакие проблемы. Более того, он на это не способен. У него руки, кажется, не поднимутся, если ему скажут отсчитать нужную сумму. Сейчас эти руки пригодны только для того, чтобы касаться умопомрачительного тела, устроившегося приятной тяжестью на его коленях. Единственное хорошее, что есть в его жизни в этот момент. Не просто хорошее - ахуенное. Хёнджин сам по себе - единственное, что держит его. Во всех смыслах.
- Ты не понимаешь, - утверждает Джинни и поджимает губы.
Чанбин бессмысленно смотрит на эти губы и понимает, что сейчас, в этот конкретный момент, ему совершенно плевать, что там он не понимает. В голове случается каша из каких-то кусков мыслей из серии “наверное, зря я тогда не пасанул”, “это фикус возле барной стойки?”, “что там я проиграл сегодня?”, “Джинни сегодня какой-то особенно горячий”. Поэтому он протягивает руку и вплетает пальцы в светлые пряди, массирует затылок, заставляя Хёнджина шумно выдохнуть.
- Подумаем об этом завтра, принц, - предлагает Бин и тянет парня к себе, сталкиваясь с мягкими губами и выдыхая довольный полустон.
Ему меньше всего хочется сейчас думать. Меньше всего хочется осознавать, ЧТО он, черт подери, проиграл. Он проигрывался не раз. Проигрывал крупные суммы, глупые споры, машины, отцовские коллекции, но ему не случалось его проиграть человека. И думать об этом не хочется от слова совсем. Он знает один железный способ заставить мозг окончательно отключиться от произошедшего.
Джинни отзывается на поцелуй, перенимает инициативу, раздвигая его губы своим языком, проводя по верхнему ряду зубов и прижимаясь всем телом. Поцелуй получается приторным из-за коктейлей, которые пил Хёнджин, и горьким из-за недавней сигареты. Чанбин переплетает свой язык с чужим, сладким и горячим. Краем глаза замечает, как персонал закрывает дверь изнутри, а потом уходит через служебный выход.
- Тебя нельзя оставить и на пару минут, - сетует Джинни, тяжело вздыхая в поцелуй и прикусывая его нижнюю губу, хочет добавить что-то ещё, но давится вдохом и прикрывает глаза, разомлев.
Бин только согласно мычит в ответ, потому что согласится сейчас с чем угодно, лишь бы не слушать нотаций, и ведет ладонями от волос парня вниз по линии плеч, талии, бедрам, чуть поднимает руки, чтобы сжать ягодицы, пока Хёнджин выпутывается из пиджака. Джинни запрокидывает голову со стоном, и Чанбин выпускает его из цепкой хватки, скользит ладонями по напряженно подрагивающему животу через тонкую ткань рубашки к груди, поддразнивает случайными касаниями соски, и Хёнджин снова срывается на стон, притирается пахом к паху, стряхнув, наконец, пиджак на пол.
- Ты знаешь, почему я проиграл? - Чанбин тянется ближе, прижимается губами к изогнутой открытой шее, проводит языком к выемке ключиц и трется бедрами о бедра, расстегивая рубашку на любовнике.
Хёнджин только мычит отрицательно, хватаясь за его плечи, но тут же отпуская, чтобы расправиться с галстуком и отбросить его подальше в сторону. Бин выцеловывает открывающиеся участки кожи, смыкает губы на соске, и Джинни всхлипывает так громко, что комната отзывается эхом.
- Потому что думал о том, как трахну тебя на этом столе, - признается Чанбин беззастенчиво и дует на влажный потемневший и напрягшийся сосок. - Сперва ты отсосёшь мне. А потом я заставлю тебя кричать.
- Блять, Бинни… - Хёнджин сползает на пол одним гибким плавным движением и устраивается между широко расставленных ног парня, прижимается открытым ртом к ширинке, и Чанбин ахает, хватаясь за длинные светлые пряди.
Пьяный Джинни на коленях - это что-то вроде лучших порнофильмов, только в реальности, а не на экране. В брюках уже давно отвратительно тесно, и Бин нетерпеливо трется о разомкнутые губы, мягкие даже через слои плотной ткани. Хёнджин стонет, посылая вибрацию, и Чанбина слегка встряхивает, он шумно вздыхает и опускает взгляд на самую эротическую картинку в его жизни.
Джинни в расстегнутой рубашке, соскользнувшей с плеч, с влажно блестящими губами и прилипшими ко лбу светлыми прядками, поспешно и жадно расстегивает брюки на любовнике. Бин с облегченным вздохом приподнимается, позволяя стянуть нижнюю часть одежды, и снова разводит колени шире.
- Расскажи, что ты представлял, - Хёнджин ухмыляется, обхватывая пальцами обнаженный член у основания и плавно ведя вверх, чтобы собрать кончиками смазку и слизать её с собственных подушечек, продолжая двигать второй рукой.
Чанбин стонет низко и глухо, крепче сжимая пальцы у корней волос. Он бы хотел отвести взгляд, но не может практически физически.
- Твои губы на моем члене, - выдыхает он, не сразу вспомнив, что с ним говорили.
Джинни согласно мычит и, наконец-то, прижимается к головке губами, двигая кулаком у основания, и Бин закусывает губу, шумно выдыхая носом. Хёнджин дразнится, осыпая чувствительную головку почти невесомыми поцелуями, но этого достаточно, чтобы у Чанбина встал окончательно.
- Я, наверное, оговорился, - выдавливает из себя Бин, пропуская светлые пряди между пальцев, чтобы снова ухватиться за них удобнее. - Твои губы вокруг моего члена.
- Это меняет дело, - соглашается Джинни с усмешкой, и его дыхание заставляет Чанбина покрыться мурашками.
А потом мир идет цветными пятнами, потому что Хёнджин обнимает губами головку члена и плавно вбирает глубже, прижимается к ней языком, обводит с нажимом, дразнит уздечку, и Бин стонет снова, в этот раз протяжнее и ещё ниже. Пальцы сжимаются почти неконтролируемо, и Джинни стонет вокруг его члена, но избавиться от жесткой хватки не пытается.
- Сейчас я уже не уверен, - Чанбин умудряется не запинаться, хотя дыхание уже давно стало тяжелым, - но мне кажется, что я представлял не просто на члене, а где-то у его основания.
Они встречаются взглядами, и Бин отчетливо знает, что может кончить так. Даже если Хёнджин просто продолжит ласкать его языком, не станет брать глубже, но будет смотреть вот так, блестящими от желания черными глазами, будет сжимать свои ахуенные губы, ему этого хватит. Несколько минут - и он окажется в нирване. И Джинни знает это точно так же. Они слишком давно вместе, чтобы не выучить реакции друг друга на любое прикосновение.
И тем не менее Хёнджин отстраняется на несколько мгновений, чтобы облизнуться и ладонью распространить собственную слюну по всей длине члена. Чанбин шумно дышит, пока у него есть возможность отдышаться, вскидывает бедра навстречу ласке, и Джинни довольно посмеивается его нетерпению, но дразниться не начинает - снова накрывает головку губами и замирает так, глядя снизу вверх. Бин матерится сквозь зубы и обхватывает светлую голову между своих ног двумя руками, вплетает пальцы в волосы, сжимает их ощутимо, заставляя Хёнджина застонать в голос. Чанбин с удовлетворением наблюдает, как темные глаза едва не закатываются от удовольствия, и медленно насаживает любовника на свой член. Цепко сжимает пальцы на светлых волосах, но направляет не жестко, позволяя найти позицию, в которой пропустить член в горло будет проще всего. Не то чтобы у Джинни в последнее время были с этим проблемы, но не хочется испортить всё лишней резкостью.
Когда припухшие влажные губы Хёнджина оказываются у основания члена, Чанбин выстанывает блаженное “блять” и сжимает пальцы до боли. Джинни сглатывает вокруг головки, сильнее сжимая её, и Бин выгибается от бури ощущений, уговаривая себя не кончить прямо сейчас. Разжимает пальцы, позволяя любовнику отстраниться, и часто поверхностно дышит. Учитывая, насколько он пьян сейчас, если он продолжат, он всё таки спустит Хёнджину в глотку. Облизнув пересохшие губы, Чанбин наклоняется и срывает с горячих губ короткий, но отчаянный поцелуй. Мягко сжимая шелковистые пряди, призывает Джинни подняться на ноги, и сам встаёт с кресла, обнимая подтянутые бедра и испытывая жгучую ненависть к гладкой ткани брюк.
Хёнджин трется пахом о его бедро и скулит нетерпеливо, обнимает за плечи крепко, смыкает свои длинные руки так, что становится тяжело дышать. Бин расстегивает чужие брюки спешно, стаскивает вместе с бельем ко всем чертям и с наслаждением сжимает обнаженные ягодицы, целуя подставленную шею и ключицы, посасывая кожу, чтобы оставить несколько ярких следов, потому что на Джинни они смотрятся слишком, черт подери, горячо.
Нужно отлипнуть друг от друга, чтобы достать смазку и презерватив. Миссия практически невыполнимая, потому что отстраниться от разгоряченного Хёнджина невозможно, когда он трется всем телом и выскуливает невнятные просьбы. И, если бы не острое желание, наконец, оказаться внутри этого гибкого распаленного тела, Чанбин не сумел бы себя заставить оторваться.
- Пусти. Я возьму смазку… - шепчет парень, но отпускают его не сразу.
Он отходит на полшага, находит свои брюки, презерватив и пакетик лубриканта в кармане, и возвращается поспешно к Джинни, уже усевшемуся на край стола.
- Какой послушный принц… - Чанбин усмехается, проводя свободной рукой по нежной коже внутренней стороны бедра, и наслаждается мелкой дрожью Хёнджина, поднимает руку выше, ведет по животу, намеренно лишая внимания возбужденный член, чуть царапает повыше пупка и давит на грудь, призывая откинуться на стол.
Поверхность шершавая и неприятная, так что хорошо, что от неё Джинни отделяет шелковая ткань рубашки. Бин открыто любуется вытянувшимся перед ним парнем: прилипшие к лицу светлые прядки, тяжело поднимающаяся грудь, подрагивающий от напряжения живот, разведенные бедра, на внутренней стороне которых ещё заметны выцветающие засосы.
- Подготовить тебя языком? - предлагает Чанбин, гладя разведенные ноги с восхищением и думая о том, что оставил бы ещё десятки следов на молочной коже.
- Дома, - выдыхает Хёнджин многообещающе, - сейчас хочу тебя внутри.
Бин довольно щурится и целует дугу ребра, наклоняясь. Разрывает пакетик со смазкой и проливает на пальцы немного. Джинни прогибается, кусает губы в нетерпении, и Чанбин думает, что слюна тоже неплохо справилась бы с задачей, но ладно, это останется для дома. Он продолжает целовать живот, чувствуя своим торсом влажную головку чужого члена. Хёнджин капризно скулит, ёрзая, и Бин сдается - проводит пальцами между подставленных призывно ягодиц, вырывая громкий блаженный “ах”. Кружит подушечками вокруг входа, чуть массируя, дразня.
- Блять, Бин! - Джинни пытается податься бедрами навстречу, насадиться, наконец, на дразнящие пальцы.
Кто Чанбин такой, чтобы ему отказывать? Он проталкивается сразу двумя на фалангу и замирает, впитывая протяжный стон всем собой. Он знает, что Хёнджину нравится, когда растяжение ненадолго кажется слишком. Тем более, буквально перед выходом на вечеринку они занимались сексом, так что Джинни не то чтобы сильно нуждается в осторожной и тщательной подготовке. Бин проникает пальцами по самые костяшки, и Хёнджин выгибается с громким стоном, цепляется за его плечи, шею, волосы - всё подряд. Если бы не собственное возбуждение, пульсирующее во всем теле, Чанбин бы просто наслаждался зрелищем изнывающего любовника, но у него самого стоит так, что подрагивают руки.
Он разводит пальцы внутри один раз, на пробу, не встречает сильного сопротивления, повторяет движение, в этот раз раздвигая стенки шире. Хёнджин всхлипывает и обхватывает ногами его бедра, расслабленно позволяя пальцам двигаться внутри. Бин добавляет третий, плавно проникает до предела и дразняще касается подушечками простаты, так что Джинни подкидывает на столе. Он впивается в плечи сквозь рубашку ногтями до боли, и Чанбин выдыхает рвано, любуясь изогнутым телом перед собой, линией напряженно сжатой челюсти, влажной от пота кожей. Ещё бы картинка так не плыла от выпитого.
- Блять, Бинни, пожалуйста… - Хёнджин практически всхлипывает и снова царапает его, когда пальцы не просто проскальзывают по простате, а надавливают ощутимо.
На дрожащий живот опускаются вязкие капли предэякулята, и Бин облизывается, сдерживая желание собрать их языком. Он плавно выскальзывает пальцами, поспешно разрывает упаковку презерватива зубами и раскатывает его по члену. Смазки на нём недостаточно, так что он добавляет ту, что осталась в предыдущем пакетике. Не удержавшись, он с нажимом проводит кулаком по всей длине и выдыхает протяжный стон. Сбрасывает с себя рубашку и приникает тесно к Джинни, притирается членом между ягодиц. Ноги за его спиной скрещиваются ещё плотнее, объятия на плечах становятся крепче.
- Хён, пожалуйста… - Хёнджин шепчет, целуя его куда-то в висок, обжигая дыханием ушную раковину.
Чанбин направляет себя пальцами и входит плавно, сантиметр за сантиметром. Колени Джинни сжимают его бока с такой силой, что перехватывает дыхание. Приходится опустить ладонь на внутреннюю сторону напряженного бедра, немного отводя ногу в сторону. Хёнджин прислушивается к немой просьбе, ослабляя хватку, и стонет звонко, когда член проникает до основания. Бин смотрит сверху вниз, тяжело дыша, чуть двигает бедрами и удовлетворенно облизывает губы, когда от одного из движений у Джинни перехватывает дыхание. Опускается на локти, приникая теснее, позволяя потираться о свой пресс.
Он начинает раскачивается неспешно, но размашисто - практически выходит и мучительно медленно проталкивается обратно до основания. Хёнджина хватает всего на несколько таких движений, прежде чем он он впивается ногтями в напряженные бицепсы, привлекая к себе внимание.
- Если ты не трахнешь меня сейчас, я превращу нашу поездку домой в ад, - сбивчиво дыша, обещает Джинни. Удивительно, как он вообще до сих пор сохранил способность артикулировать.
Чанбин хрипло посмеивается, охотно веря, и делает резкое движение бедрами, так что по комнате разносится громкий шлепок бедер о ягодицы. Хёнджин вскрикивает, вскидывает бедра, вжимаясь членом в Бина, выгибается, насколько позволяет скудное расстояние между нависшим над ним Чанбином и столом, запрокидывает голову и дрожит.
Бин обожает его любым, но таким, почти трясущимся от желания, стонущим бесстыдно, хватающимся за него беспомощно - особенно. Оттягивать удовольствие ещё сильнее нет сил. Чанбин продолжает глубокие быстрые движения, прикрывает глаза, наслаждаясь теснотой и жаром внутри Хёнджина, вслушиваясь в шлепки тела о тела и громкие короткие стоны на рваных выдохах. Опьянение будто слегка притупляет ощущения. Или, наоборот, делает их острее - Бин сам не может понять до конца, всё просто ощущается иначе. Он запускает руку между тел и обхватывает пальцами член Джинни, сжимает в кулаке, проводит по всей длине и начинает двигать ладонью в темп бедрам.
Если бы не рубашка, Хёнджин бы уже стер спину о стол от сильных движений. Хотя, возможно, он всё-таки сотрет. Чанбин выпрямляется, сжимает бедро, удерживая парня на месте, не прекращая двигать кулаком по пульсирующему члену. Стоны Джинни переходят в скуление. Вынужденный выпустить Бина из объятий, он хватается за его предплечья, сжимается внутри, и у Чанбина перехватывает дыхание от тесноты.
- Ещё немного… - скуление Хёнджина заставляет парня ускориться ещё сильнее, хотя мышцы уже сводит от напряжения, волосы липнут к лицу от пота, но сейчас на усталость и пот так наплевать, что аж неловко.
Тем более, когда Джинни выдыхает очередной высокий стон, царапает предплечья и кончает в плотное кольцо пальцев, толкаясь навстречу и переходя на громкие всхлипы. Бин постепенно сбрасывает темп, собственный оргазм маячит где-то на краю ощущений. Хёнджин тяжело дышит под ним, вздрагивает от движений, слишком чувствительный после эйфории. Чанбин выскальзывает из него плавно и стаскивает презерватив спешно, обхватывает себя пальцами и наклоняется к Джинни, прижимается кожей к коже. Переплетает пальцы свободной руки и жадно целует мягкие губы.
Удовольствие вспыхивает и разливается под кожей огнем и дрожью. Бин стонет в поцелуй и обрывает его, прерывисто жадно дыша. Опускает взгляд, обнаруживая собственную ладонь и внутреннюю сторону чужих бедер выпачканными в сперме.
- Ты уничтожил мои бедра… - хрипит Хёнджин, и Чанбин бросает на него вопросительный взгляд, отстраняясь окончательно и легко целуя в губы напоследок. - И спину…
- Ты сам просил, - посмеивается он слегка заторможенно и идет к барной стойке, находит там салфетки и возвращается к Джинни, чтобы стереть с него хотя бы сперму и смазку.
Парень капризно кривится, когда салфетка проходится по чувствительному входу, и Чанбин нежно целует открытое плечо, немо извиняясь. Жар постепенно отступает, зато возвращается опьянение. Тело ощущается слишком тяжелым, шевелиться кажется каким-то подвигом. Хёнджин лениво сползает со стола и накидывает на плечи сползшую рубашку. Наклоняется за брюками, и Чанбин обнаруживает на нежной коже ягодиц покраснения. Думает о том, что дома непременно обработает их мазью, чтобы сошли поскорее. Отчасти потому, что не хочет слушать скуление Джинни о том, какой Бин жестокий и грубый, отчасти потому, что не хочет, чтобы у Хёнджина в принципе что-то болело.
Чанбин натягивает белье и брюки, застегивает рубашку кое-как и подходит к Джинни, помогая ему застегнуть многочисленные пуговицы.
- Едем домой? - лениво интересуется Хёнджин, позволяя себя одевать. - Скажи мне, что ты не сядешь за руль. Я не пущу тебя за руль.
Бин согласно мычит и накидывает на парня пиджак, подхватывает свой и находит брошенную в стороне на диване барсетку. Перекидывает ремешок через шею, устраивает его на плече и прячет под змейку едва не забытый галстук.
- У тебя остался ещё косяк?
Джинни утвердительно мычит и роется по карманам, на этом воспоминания Чанбина обрываются.
Он прислоняется горячим лбом к холодной стене, тяжело вздыхая. Струи бьют по плечам, стучат о плитку, шум долбит по мозгу кувалдой.
"- Что ты поставил?..
- Джисона.
- Что Джисона?
- Я поставил Джисона…
- Ты только что проиграл Джисона?..
- И миллиард вон".
Ёбаный пиздец. Бин выключает воду, выходит из душа и накидывает на плечи полотенце. Голова гудит. Ему нужно попить и поговорить с Банчаном. Потому что человека, который лучше Чана выбирается из всевозможных залуп, он не знает.