Майами изнемогал от жары. Полуденное солнце полыхало в миллионах окон золотым обжигающим огнем, заставляя плавиться не только асфальт и бетон, но и мозги, доказательством чего служила представшая перед Майком и Куртом картина: женщина с зияющей в груди дырой — результат выстрела в упор из ружья двенадцатого калибра. Досталось даже телевизору.

Любой коп знал, что усугубление нестабильного эмоционального состояния было прямо пропорционально росту окружающей температуры, уровень которой в Майами редко превышал порог в тридцать градусов. Но сегодняшний день оказался исключением из правил — тридцатичетырехградусная жара при стопроцентной влажности усложняла и без того нелегкую жизнь полицейских. Как признался Чак Болтон — муж убитой — между ним и его супругой даже ссоры не успело произойти, как он схватился за ружье и пальнул ей в грудь, а вслед за ней отправил на небеса основную причину своей злости — телевизор, слишком громко транслировавший до колик настоебенившее ему шоу Эллен ДеДженерес. Слишком громко оно звучало потому, что супруга желала заглушить звуки уличного движения за окном. Хотя, весомый вклад в столь плачевный результат внесли и мухи, которые досаждали Болтону тем, что — по его словам — жужжали над ухом и садились на покрытую потом кожу, пока он не ухитрялся согнать их. Помимо всего прочего Болтон утверждал, что перед началом шоу жена готовила тесто для хлеба и пустила в ход последнюю бутылку пива. Если бы не этот просчет со стороны супруги — о чем Болтон узнал за двадцать секунд до того, как спустил курок — возможно, у него были все шансы справиться с накрывшей его злостью. В общем, он прекратил свою пытку, расстреляв жену вместе со смеявшейся на экране ДеДженнерс.

Пиздец.

То, что день не задался, Майк понял еще утром — в тот самый момент, когда зашел в переговорную и увидел злого как черт конгрессмена Мерфи. Масло в огонь подлил пришедший вдогонку результат анализа крови, не показавший ничего особенного, из-за чего Лайонелу, кстати, придется чиллить в участке до заката. Порадовал лишь состав мазков с оконной рамы, выдавший высокое содержание оксида цинка и диоксида титана. Правда, существовала вероятность, что это вещество могло не иметь никакого отношения к убийце, но Майк, не в пример своему привычному отношению, пытался быть оптимистом.

До этого момента.

Майк угрюмо оглядел место преступления и бросил последний взгляд на несчастную женщину. Вот она — очередная причина, по которой он питал острое отторжение к работе в отделе расследования убийств. Курт находился в еще большем ауте — Майк мог поклясться, что слышал, как тот скрипел зубами, пока допрашивал мужика. Его вполне можно было понять. Поступая на службу Майк не предполагал, что чаще всего полицейским приходится иметь дело с уебками, у которых хватает смелости лишь на то, чтобы выстрелить в беззащитную женщину, а потом отбросить ружье при виде врывающихся в дом вооруженных копов. Майк крайне паршиво контролировал себя в подобные моменты, доказательством чему служил вызов на убийство, наступивший на пятки его присуждению звания лейтенанта. Тогда перекинуть через перила и спустить с лестницы обдолбанного мужика, избившего до полусмерти свою беременную сожительницу, показалось ему прекрасной идеей и оптимальным способом разрешить обострившуюся ситуацию. Выкидной нож, зажатый в раздробленной от падения руке ублюдка, послужил веским аргументом, подтверждающим, что действия Майка являлись необходимой мерой самообороны.

Майк никогда не сожалел о своем поступке.

К тому моменту, когда полицейские забрали Болтона и повели в сторону патрульной машины, кровавые пятна все еще украшали пропитанную потом майку убийцы, в то время, как врачи скорой помощи укладывали на носилки то, что осталось от его жены.

***

Забрав заказ, Майк поставил перед изучающим бумаги Куртом стаканчик американо со льдом. В иной день это могло бы заставить напарника начать тихо раздражаться, но при такой жаре даже он готов был пойти на жертвы. Глядя в папку, Курт сделал глоток через трубочку и, держа ледяной напиток во рту, страдальчески глянул на разворачивающего двойной чизбургер Майка.

— Что с лицом? — спросил тот, запихивая в бургер вываливающийся слайс соленого огурца. Майк все еще ощущал тошноту, но, к счастью, она не была столь яркой, как накануне. — Какая разница, какой температуры кофе, если он остается вкусным? Да и вообще, для нас главное — поступление в организм кофеина, а все прочее уже не так важно.

Курт послал ему выразительный взгляд, сделал еще один глоток и, поморщившись, выдал:

— И почему кто-то отдает последние бабки за наркоту? Чашка этой гадости способна превратить их ощущения в кошмар всего за три бакса. Холодный американо — помойка.

Майк улыбнулся с полным ртом говядины, сыра и огурцов. К моменту, когда Курт заново прошелся по всему списку улик, Майк успел приговорить бургер и полстакана колы.

— Черт возьми, нужно было идти в пожарные, — устало пробормотал Курт, разворачивая обертку своего буритто.

Майк рассеянно кивнул и, подцепив картошкой кетчуп, заметил на себе сосредоточенный взгляд напарника. Что, кстати, не сулило нихрена хорошего. Это как в поговорке: осушив бутылку с ядом, рано или поздно ощутишь недомогание. Курт пока не задавал лишних вопросов, связанных с его приключениями в «Sitis» — кроме тех, что касались работы — но, очевидно, время пришло… Бля, будь у Майка выбор, он, скорее, согласился бы еще раз пройти через дело с сатанинским павлиньим культом, а не вот это вот все…

Прицелившись, Курт откусил знатный кусок лепешки с острой начинкой и, глядя на Майка, принялся обстоятельно его пережевывать. Майк, приняв вызов поиграть в гляделки, отпил разбавленной льдом колы. Напарник то и дело бросал задумчивые взгляды в окно, бессмысленно разглядывал закусочную, отвлекался на звук колокольчика над входной дверью, но, уплетая мексиканский ролл, всякий раз возвращал свое внимание к напряженному Майку. О’ке-е-е-й. Молчание порядком затянулось. Майк не выдержал:

— Выкладывай.

Курт, медленно дожевав последний кусок своего обеда, скомкал шуршащую упаковку, вытер рот салфеткой и, поставив локти на край стола, с самым серьезным видом произнес:

— Майк, нам нужно поговорить.

О-о-ох, мать твою. Майк замер с трубочкой во рту. Сейчас они будут говорить.

И это — Майк был готов поставить на кон свои яйца — будет тот-самый-разговор. Разговор про пестики и тычинки. То, что в случае Майка речь пойдет о тычинках и тычинках, не делало предстоящую беседу краше и желанней ни на каплю.

— И прошу тебя, убери это выражение лица, — Курт сделал неопределенный жест рукой. — А то у меня ощущение, будто я тебе о ядерной физике толковать собираюсь.

По сути, тема отношений для Майка действительно недалеко ушла от ядерной физики, как нечто дохера сложное и недоступное для понимания. Майк никогда не позволял себе чувств, следовательно, нихуя в них не разбирался и не заговорил бы о них даже под дулом пистолета. Даже будучи в говно пьяным. Но, откинувшись назад и вытянув руку вдоль спинки дивана, он приготовился просвещаться. Пальцы нетерпеливо забарабанили по красному винилу обивки.

— Ладно, — явно подбирая слова, начал Курт. — Ты не только мой напарник, но и друг, Майк. И тебе прекрасно известно, что я в любой момент готов словить вместо тебя пулю. Мы с тобой команда. Бонни и Клайд на полицейский лад, — невпопад добавил он, заставив Майка протянуть про себя «оу, бля-я-я…».

— Чур я — Клайд, — перебил он, едва сдерживая смех. — Не хочу быть девчонкой.

— Майк!

— О’кей, о’кей, — ухмыляясь, Майк примирительно поднял руки.

Блять, это был самый клаустрофобный разговор за всю его жизнь!

— Ч-ч-черт, — прошипел Курт и провел ладонью по отросшему ежику волос. — Что я хочу этим сказать… Я беспокоюсь за тебя. Поэтому, прошу тебя прислушаться к моим словам, — в его голосе сквозил тревожный оптимизм, заставивший Майка нахмуриться в предвкушении грандиозного продолжения. И оно не заставило себя ждать: — Дай ему шанс, Майк.

Тваюмать. В желудке зашевелился съеденный чизбургер и липкое раздражение. Майк схватил со стола пачку сигарет.

— Доверься ему один единственный раз, — не унимался Курт в своей привычной уравновешенной, но упорной манере. — Большего не потребуется, поверь мне.

— Да откуда тебе, блин, знать, что я могу ему доверять?! — огрызнулся Майк и, чиркнув зажигалкой, склонился с зажатой в зубах сигаретой к огоньку, танцующему в такт дрожи в пальцах.

Курт никогда не обижался на его выпады. Он знал, что Майк занимал оборону и рычал всякий раз, когда ему казалось, что его загоняют в угол. В начале их парной работы это подвергало немалому испытанию пределы терпения Курта, но со временем он понял, в чем дело, и перестал заострять на этом внимание.

— Друг. Я знаю, каково это — иметь Узы. Знаю, каково это — забывать о себе, слыша лишь потребности и желания своей пары. Знаю, каково это — тянуться к ней, не замечая ничего вокруг, и вопреки всему, что способно вам помешать. Я не прошу тебя распинать себя для его удовольствия. Просто сделай один шаг к нему навстречу.

Майк сделал глубокую затяжку.

— Как ты, черт возьми не понимаешь, он — гребаный вампир, — резонно напомнил он, выдохнув дым, и взглянул на тлеющий кончик сигареты. — Он желает быть со мной только потому, что видит меня сквозь призму импринтинга, жажды и похоти.

Курт помрачнел, недовольно сжав челюсть, дав Майку понять, что тот вновь ровняет всех под одну гребенку.

— Прости, — хмуро пробормотал Майк и стряхнул пепел. — Ты знаешь, о чем я.

— Знаю. Но ты не должен винить льва за то, что он — лев. А из-за своей ненависти к его братии ты упорно не замечаешь главного — узы не заставляют нас желать и любить. Они создают условия, при которых и без того подходящие друг другу люди сближаются гораздо быстрее и легче, чем обычные пары. Узы лишь обостряют ваши желания и ощущение друг друга. Ты не понимаешь, насколько тебе повезло обрести эту связь.

Майк вовсе не выглядел убежденным. По правде, он выглядел так, словно хотел сбежать из закусочной, прыгнуть в Камаро и смыться в Мексику, но ради стараний напарника все же выдавил:

— Слушай, тогда, в клубе… Когда он швырнул меня в стену… Блять, клянусь, я думал, он вырвет мне глотку.

В глубине души Майк понимал, что это самое жалкое оправдание всех времен и народов, но именно с помощью него он вторые сутки убеждал себя в том, что Валериус — животное, живущее голыми инстинктами. Нечто внутри него каждую гребаную секунду вероломно кричало о желании быть ближе к вампиру, и только путем постоянных самовнушений Майк мог хоть немного заглушить эту глупую неунимающуюся тягу.

— Майк, черт тебя дери, он — хищник. Но он не собирался убивать тебя. Единственное, чего он хотел — это пометить тебя. И для него это естественно. Я уверен, что ты трактуешь каждое его действие в угоду своим убеждениям, но вспомни о главном: в итоге он остановился. Ты невредим.

— Да, потому что вмешался его дружок.

— И это, к слову, доказывает мою версию: не все они — ублюдки. Лука мог стоять и смотреть, как он принуждает тебя. Но вместо этого остановил его.

Майк открыл было рот, чтобы вставить свои пять копеек, но, не найдя подходящих аргументов против, сделал последнюю затяжку и затушил сигарету, приложив при этом больше усилий, чем следовало.

— Дай ему шанс, — повторил Курт, вытаскивая бумажник. — Он удивит тебя.

Нахмурившись, Майк отвернулся к окну.

***

— Сегодня денек чумовой, а?! — спросил Курт, пытаясь перекричать ревущий мотор и вой сирены, параллельно держась за все, что попадалось под руку — Камаро в руках Майка превращался в адский механизм, претендующий на установление мирового рекорда по скорости.

По дороге в участок рация захрипела сообщением о перестрелке в районе «Little Haiti». Особо не раздумывая, Майк принял вызов. Просто потому, что не желал возвращаться в участок и дрочить над наглухо вставшим делом. Просто потому, что ему было чертовски скучно. Закинув на крышу Камаро проблесковый маяк и врубив сирену, он заложил крутой вираж через две сплошные и погнал на юг, разгоняясь и лихо обходя встречные автомобили. Пристегнувшийся и проверивший ремень безопасности, Курт с опаской поглядывал на Майка, явно заведенного разговором, состоявшимся между ними в закусочной. Майк же, лавируя между тачками на сверхзвуковой скорости, прокладывал в голове кратчайший маршрут к пункту назначения, размышляя о том, что в предстоящей заварухе они должны оказаться среди тех, кто будет стрелять, а не хватать пули.

Когда напарники, заблаговременно вырубив сирену, прибыли по указанному адресу, четыре патрульные машины уже стояли неподалеку от потрепанного временем двухэтажного дома. Рассредоточившиеся по периметру полицейские ждали в укрытиях. Один из офицеров в синей форме — Д. Касслер, как гласил шеврон — подскочил к Камаро, когда Майк и Курт выбирались из салона.

— Докладывайте, — приказал Майк.

— Соседи сообщили, что слышали звуки стрельбы, — отчитался Касслер, пока напарники вытаскивали из багажника бронежилеты. — Внутри, предположительно, трое-четверо вооруженных мужчин, несколько женщин и, возможно, ребенок.

Из глубины дома раздался грохот. Послышался детский плач.

Майк, торопливо застегивая защиту, кивнул офицеру, и Курту не понравилось выражение лица напарника. Он знал, что Майк, услышавший надрывный голос ребенка, хотел проникнуть в здание как можно скорее. В этом их желания совпадали.

Майк не умел ждать. Он бегло оглядел дом, цепко отмечая каждую деталь. Огромное количество разного рода ветоши захламляло неухоженный двор, покосившаяся и держащаяся на одних молитвах лестница, обшарпанная бежевая краска, крыша, в которую, казалось, когда-то влепился метеорит, демонстрирующая небрежные, словно наспех сделанные заплатки. И криво заколоченные деревянными досками окна, одно из которых выглядело так, будто из него кто-то вывалился. Единственным ярким пятном во дворе был припаркованный абы как темно-зеленый Dodge Charger семидесятого года.

Со второго этажа раздался очередной грохот.

— Ладно, вперед, — сказал Майк и, вытащив оружие из кобуры, двинулся в сторону обветшалого дома вместе с Куртом и пятью патрульными.

Оказавшись у входа, двое офицеров встали по обе стороны от двери. Сняв оружие с предохранителя, Курт кивнул Майку, и тот, держа оружие наизготовку, решительно выбил ногой ветхую створку, создавая «коридор» для продвижения группы.

— Полиция Майами! Лечь на пол!

— Лечь на пол!

Врываясь в неопрятную, дурно пахнущую гостиную, полицейские брали на прицел каждый угол. Главное помещение первого этажа оказалось пустым и слабо освещенным. Пока двое офицеров направились проверять кухню, Майк двинулся вперед — в сторону лестницы, крепко держа пистолет и подсвечивая путь фонариком. Очевидно, это был очередной наркоманский притон с расширением до уровня дешевого борделя, что для районов вроде «Opa Locka» и «Little Haiti» было вполне естественным явлением. Полиция чуть ли не ежедневно накрывала такие точки, но они распространялись словно тараканы — оказавшись под гнетом неприятия, сваливали с насиженного места, чтобы обосноваться где-то еще.

На кухне раздались выстрелы!

— Оружие на пол! Живо! — кричал кто-то из патрульных, после чего завязалась потасовка с глухими ударами, басовитым матом и женским плачем.

Поднимаясь по скрипящей лестнице, Майк не позволил себе обернуться на звуки. В темноте коридора второго этажа он уловил движение.

— Вижу цель, — тихо сказал он, обращаясь к прикрывающему его спину Курту, как вдруг из одной из комнат послышался грохот. — Блять, знать бы точно, сколько их, и кто из них вооружен.

— А еще говорят, что Майами — курортный город, — вполголоса пробормотал Курт, заставив Майка согласно хмыкнуть.

Пристально вглядываясь в свет от луча фонаря, Майк готовился стрелять во все, что окажется в зоне видимости, помня о том, что в доме был ребенок. Двери в ближайшие комнаты были распахнуты в немом крике, откуда-то доносился странный шелест. Ступив на второй этаж, Майк, Курт и двое патрульных попарно осмотрели две первые комнаты, смердящие сигаретами, потом, протухшей спермой и мочой. Целясь в пустоту и проверяя каждый закуток, они не находили ничего, кроме мусора и постелей с голыми матрасами, покрытыми множеством пятен. Подойдя к двери кладовки и резко дернув створку с облезшей краской, Майк направил оружие на выловленные лучом фонаря испуганные глаза. Внутри оказалась покрытая синяками девушка, лицо которой было в слезах и следах от потекшей косметики. Проститутка, судя по виду. Майк приложил палец к губам, на что она судорожно закивала, зажимая ладонями рот.

— Сколько их? — шепотом спросил он.

Пара секунд, неуверенное движение плечами, и в воздух поднялись пять дрожащих пальцев.

— Сиди здесь, — приказал Майк, снова получив в ответ быстрые кивки.

Он закрыл дверь и пошел вслед за ожидавшим его Куртом.

— Прикрой меня, — прошептал тот и, подойдя к одной из закрытых дверей, прижался спиной к стене.

Майку не нужно было отвечать, да и времени у него на это не оказалось, потому что Курт толкнул приоткрытую дверь… Потребовался лишь миг, чтобы со своего места Майк заметил направленный в их сторону Кольт. Внутренности сжались от страха.

— Пушка! — заорал он, толкая Курта прочь с линии огня и чувствуя последовавший за градом выстрелов жалящий укус в левом плече.

— Ебаные копы! С хуя ли вы притащились в мой дом?! — заорал стрелявший.

Из дальней комнаты вывалились трое здоровенных гаитян с Узи наперевес!

— Блять! — воскликнул Курт, затаскивая Майка в одну из комнат под обрушившийся на них поток свинцовых очередей. — Твою ж мать!

— Грохните уебков! Грохните их!

Напарников накрыла новая волна выстрелов, заставившая их пригнуться. Чувствуя, как затряслись руки, Майк глянул на свое плечо — разодранный рукав футболки быстро пропитывался сочащейся из раны кровью. Пуля прошла по касательной, но кожу рассекло знатно. В какую же жопу они угодили! Лучше бы подрочили над наглухо вставшим делом! Бля, а если слухи не врут, и семь лет — это предельный срок жизни полицейского в Майами?! Вот дерьмо!..

— Ты как?! — спросил Курт, обеспокоенно глядя на его рану и держа оружие наготове.

— В норме.

Пока что. Адреналин в крови не давал Майку ощутить всю прелесть полученного ранения.

— В следующий раз я решаю, едем на вызов или нет, о’кей? — оптимистично уточнил Курт, хотя взгляд у него был тот еще.

Майк даже не успел нервно рассмеяться, как события понеслись вскачь.

— Какого хуя вы остановились?! Стреляйте! Стреляйте!

Узи начали дырявить стены над головами, заставляя их упасть на пол. Вот же уроды! Майк почувствовал, как по принявшей на себя вес руке активно заструилась кровь. Пули свистели в воздухе, выбивая штукатурку и потроша без того оборванные обои. Беспорядочная пальба всегда страшнее прицельной — по закону подлости такие пули чаще попадают в цель. Ебаная засада!

Он стиснул рукоять Глока. Да пошло оно все! Он, блять, не спасует перед этой херней, как какая-то баба! Никаких истерик и воплей в стиле «Господи, помоги»! Хрена лысого! Если будет нужно, он встретит смерть с широко открытыми глазами и бешено колотящимся сердцем, но не от страха, а от сраной адреналиновой перегрузки! Возьми за щеку, Старуха с косой!

Приняв решение, Майк стремительно скользнул по полу в коридор и, едва видя хоть что-то из-за висящей в воздухе пыли, начал палить в сторону стрелявших ублюдков. Салют алых брызг и очертания упавшего на пол массивного тела сказали Майку, что он сумел задеть одного из преступников. Со стороны лестницы последовали выстрелы, но Майк не успел заметить, достигли ли они цели — его резко дернули за ноги, затаскивая обратно в комнату.

— Ты в своем уме?! — заорал Курт. — Какого хрена ты творишь?!

Краем глаза заметив движение, Майк вздернул голову, словно в замедленной съемке наблюдая, как из-за поворота, угрожающе взмывая вверх, показался черный ствол Узи, дуло которого поворачивалось прямиком в сторону Курта. Особо не раздумывая, Майк оттолкнул напарника и, вскочив, кинулся вперед, врезавшись огроменному гаитянину в живот, словно стальная балка. Сила инерции была на его стороне — от резкого толчка здоровяк начал пятиться назад и, наконец, рухнул навзничь, потянув за собой Майка.

Глок Майка отлетел в сторону на пару метров, как и Узи преступника.

Грохот пальбы и голоса офицеров, отстреливающихся со стороны лестницы, казалось, заполнили дом от основания до крыши. В ушах у каждого стоял звон. Но Майк не слышал ничего, кроме рева собственного пульса и странного незнакомого ощущения чужого присутствия в голове. Отвлекшись на секунду, он получил оглушающий удар в висок, из-за чего перед глазами заплясали искры. Еще удар, и из разбитой губы потекла кровь. Воспользовавшись ситуацией, чернокожий мужик придавил Майка к полу и, схватив за горло, принялся душить, то и дело поглядывая бешеными глазами на валяющийся неподалеку Глок. Поборов инстинктивный порыв отодрать вцепившиеся в шею руки, Майк собрался с силами и потянулся к лицу гаитянина. Обхватив его голову, он надавил большими пальцами амбалу на глаза. Взревев от пронзительной боли, тот отпустил задыхающегося Майка. Стремительным рывком скинув с себя массивное тело, он двинул ему с ноги, впечатав в стену. Периферийным зрением Майк уловил какое-то движущееся пятно, но поплывшее сознание не могло ухватиться за объект так быстро, как хотелось бы. Внезапно в ладонь легла знакомая гладкость Глока. Доля секунды и три выстрела! Судорожно глотая воздух, Майк продолжал держать на мушке сползающего по стенке преступника, на груди которого разрастались кровавые пятна.

Майк глянул в сторону — туда, откуда пришла помощь. Из дверного проема одной из комнат на него глядел заплаканный и напуганный мальчишка в грязной растянутой футболке. На вид ему было не больше пяти. Продолжая всхлипывать, ребенок глядел на Майка, словно ища утешения, но сейчас, будучи накачанным адреналином и явно выглядящим как псих, он не мог ободрить его даже взглядом. Оглушительные выстрелы продолжали наполнять пространство. В стену позади Майка врезались несколько пуль, заставив его дернуться, от чего плечо до самого сердца прострелила вспышка боли, напоминая, что не стоит расслабляться — если он хочет выжить, то должен полностью сосредоточиться. Заметив движение дальше по коридору, Майк резко вскинул пистолет, но не успел им воспользоваться. Два выстрела от Курта, держащего руку под ослабленным бронежилетом, разукрасили драные обои кровью и мозгами гаитянина. Подойдя к Майку, он убрал оружие в кобуру и, морщась от боли, наклонился, чтобы помочь ему встать.

— Ты цел?

На улице послышались сирены прибывших машин скорой помощи. На другом конце коридора уцелевшие патрульные помогали своим раненым товарищам. Каким-то образом большинству копов удалось остаться почти невредимыми под ураганным огнем.

— Да, да, только потрепан немного, — отмахнулся Майк, хватаясь за протянутую руку. В ушах все еще звенело. — Жилет не пробит?

— Нет, но от этого не легче, — кряхтя, проворчал Курт, продолжая потирать ребра под защитой.

Люди, считающие, что бронежилет способен обеспечить туловищу абсолютную безопасность, ошибаются. Даже если пуля не пробьет его, человек так или иначе получит пусть и минимальную, но травму. Майк никогда не забудет, как хрипел и задыхался от боли, когда во время одного из полицейских рейдов пули из автомата наркоторговца угодили ему прямиком в область грудины. Ощущения были адские, а синяки размером с теннисные мячи не сходили больше трех недель. Так что он прекрасно понимал болезненные гримасы напарника.

Наконец, подоспели врачи.

— Сэр? Позвольте осмотреть ваше плечо?

Плечо беспокоило Майка в последнюю очередь.

— Сначала ребенок, — ответил он, кивнув в сторону комнаты.

Несколько минут спустя, мучаясь от пульсирующей головной боли, Майк потягивал холодную воду в фургоне машины скорой помощи, пока парамедик зашивал его рану. Курт, ждущий своей очереди, бродил под палящим солнцем и говорил с Мелиссой. Напарник утверждал, что был в полном порядке, и просто нуждался в отдыхе, но Майк нихрена ему не поверил. При попадании в жилет выстрелы от Узи вполне могли поспособствовать появлению трещин в ребрах. Увидев, как он закончил разговор, Майк хотел сказать ему, чтобы проваливал домой после осмотра, но Курт, оторвав взгляд от телефона, опередил его:

— Ты не хочешь сделать звонок?

— Звонок? — не понимая, о чем речь, уточнил Майк, и взглянул на руки медика, ловко латающие разорванную кожу на плече.

— Он ощутил, что с тобой что-то произошло.

— Что?! — воскликнул Майк, резко вскинув голову, из-за чего ее прошило острой болью.

Бля.

— Сэр, прошу вас, не шевелитесь, — строго глянув на Майка, проворчал доктор.

Твою мать.

— Сорян, — поспешно кинул ему Майк и снова взглянул на Курта. — Откуда? К-как?

Майк, конечно, слышал истории, что люди, связанные Узами, вроде как ощущали яркие эмоции друг друга на расстоянии, но думал, что все это выдумывалось ради красного словца. Ради создания ореола мистики и романтики вокруг явления импринтинга.

Майк сжал руку в кулак. Его предчувствующее пиздец очко проделало тот же трюк. Может, непроходящие отголоски страха принадлежали вовсе не нему, а… Блять…

— Я думал это — байка, — с паникой в голосе заявил он и нервно потер влажную от пота шею. — Типа, блин, не знаю… городская легенда?..

— Нет, — в один голос ответили Курт и просекший тему разговора медик.

Майк ошарашенно глянул на одного, на другого, и тут услышал рев мотора быстро приближающегося суперкара. Закрыв глаза, Майк мысленно простонал. Еба-а-ать. Он узнал этот звук. Его личный Бэтмен мчался к нему на своем бэт-мобиле. Интересно, сколько раз он нарушил правила, пока гнал сюда? Если дорожная полиция Майами посчитала нужным выполнить свой долг и броситься в погоню, то можно было с уверенностью сказать, что они попросту не поспели за безудержной мощью семи с лишним сотен лошадок этого демонического творения итальянского автопрома.

Пронзительно взвизгнув покрышками и утонув в клубах дыма, черный как ночь «Lamborghini Aventador» остановился посреди припаркованных машин полицейского управления. Дверь суперкара плавно ушла вверх, и из салона выскользнула высокая фигура Валериуса. Безошибочно найдя Майка взглядом, он устремился прямиком в его сторону.

Патрульные, офигевшие от наглости водителя, наконец, отмерли. Кинувшись вслед за вампиром, они командовали авторитетным тоном:

— Сэр!

— Сэр, остановитесь!

— Все потом, — продолжая движение, не менее авторитетно отрезал Валериус, заставив четверых взрослых мужиков в форме остановиться, словно по велению одной лишь его долбаной силы воли!

С колотящимся в груди сердцем Майк следил за вампиром. Он едва слышал окружающие звуки. Все превратилось в серый фон, посреди которого Валериус — одетый в джинсы и незастегнутую рубашку темного сливового цвета — являлся единственным ярким пятном. Майку показалось, что прекратилось даже движение воздуха. Он ни о чем не думал. Просто сидел, настолько застигнутый моментом, что, отключившись от реальности, перестал хотеть чего-либо еще, кроме существа, будто со скоростью света пересекающего разделявшее их пространство. От одной лишь мысли о нем — о крепких запястьях, выглядывающих из-под небрежно закатанных манжет, о грудных мышцах и прессе, играющих под светлой кожей, о глазах, явно неотрывно глядящих на Майка сквозь мрак защиты солнечных очков — внутренний примитивный ублюдок-гедонист Майка безостановочно скандировал «Мое! Мое! Мое!», а волна блаженства и эйфории поднималась вверх, побуждая Майка вскочить и кинуться навстречу. Он чувствовал себя бомбой, которая должна была вот-вот взорваться.

— …айк! Майк! — послышался голос Курта, выводя Майка из оцепенения.

Он глянул на напарника, позволяя перезагружающимся сенсорным системам вернуть себя в мир живых.

— Что?

Курт ничего не сказал, но выразительным взглядом попросил Майка не горячиться. Майк и не собирался психовать. Он, блять, был спокоен, как хренов цветок лотоса, уснувший в благодатных руках Будды. Ага.

Оказавшись возле машины скорой помощи, Валериус сдернул очки — охуенные очки «Coach Phantos» в черной оправе, о которых Майк мог только мечтать — и, не пропуская ни одной мелочи, принялся изучать его ранения: синяк на левой скуле, разбитую губу, следы от удушения на шее, плечо… В стальных глазах плескались неприкрытые ужас и злость.

— Святые Мария и Иосиф… — послышался голос медика, полный благоговейного…

Чего? Страха? Похоти? Восторга? Не понимая, что происходит, Майк оглянулся на врача, прекратившего свои волшебные манипуляции, которым он — судя по возрасту — учился уже лет семь, должно быть. Молодой мужчина смотрел на Валериуса с открытым ртом. Майк бросил взгляд на бейдж парамедика: «Северо-западный медицинский центр им. Джексона, Патрик Пирс».

Ублюдок-гедонист — ревнивый ублюдок-гедонист — в глубине сознания Майка принялся возмущаться: «Слюни, блять, подотри, эти шесть с половиной футов великолепия — мои». О, заткнись, херов предатель!

— Патрик, чувак, твое дело — моя рука, не отвлекайся, — одернул его Майк, получив в награду прекрасный вид на зардевшиеся щеки парня. Услышав от него «Извините», он повернулся к Валериусу. — А ты застегни-ка рубашонку, видишь, доктор сомлел?

Валериус проигнорировал его выпад.

— Боже, Майкл, — с болью в голосе пробормотал вампир, нервным жестом убирая от своего лица непослушные темные пряди.

Страх — не то определение, которое Валериус мог бы дать чувствам, пережитым им за последние полчаса. Ужас. Вот, что предельно точно описывало его состояние. Он был в ужасе. В ужасе от того, какие эмоции транслировал ему Майкл. Боль, которую он ощутил. Господи. Валериус гнал авто, не зная, что увидит в конце пути. Не зная, с чем он столкнется. Даже обжигающие солнечные лучи, проникающие под кожу миллионами ядовитых укусов, не могли сравниться с чувством безысходности, атрофированным оглушительными воплями ощущений Майка. Валериус спал, когда узы начали вещать ему яркие всплески страха, боли и крови. В первую секунду после пробуждения он был уверен, что виной его сумасшедше бьющегося пульса был кошмар, но аккомпанемент грызущей агонии в центре груди дал ему понять, что Майкл пострадал в реальности.

Не сумев удержаться, Валериус протянул руку к лицу застывшего от его порыва Майкла и осторожно коснулся синяка на его скуле. Дрожащие пальцы опустились ниже — туда, где запекшаяся кровь лопнула и окрасила алым росчерком кожу под нижней губой. Боже, его кровь. Лаская рану едва ощутимыми касаниями, Валериус наслаждался манящим ароматом, присущим одному лишь Майклу. Абсолютно уникальный, он резко выделялся на фоне прочих запахов, парящих в горячем влажном воздухе. Он одурманивал Валериуса как наркотик. Солоноватый и дерзкий, точно такой же, как и вкус кожи Майкла. Он хотел склониться ближе и слизать его кровь — провести языком по этим великолепным твердым губам, чтобы ощутить их пульсирующий жизнью жар и манящий ответ. Хотел прикусить горячую плоть и услышать тихий стон удовольствия. Он мечтал, чтобы Майкл…

Проклятье! Резко убрав руку и отвернувшись, Валериус пытался прийти в себя. О чем он, черт возьми, думал?! Майкл ранен! Ранен! Вместо того, чтобы позаботиться о нем, Валериус фантазировал о кормлении и поцелуях! И это чертово солнце в чертовом Майами! Будь оно проклято! С каждой секундой, проведенной под его палящими лучами, Валериус ощущал себя все хуже. Кожа невыносимо горела, зрение стремительно снижалось, а привычное ощущение мощи и безграничной силы канули в небытие.

Нахмурившись, Майк глядел на широкую спину Валериуса, пока ошалевший доктор заклеивал швы здоровенным послеоперационным пластырем. Бля. Одурманенный исходящим от вампира чувственным ароматом сандала, Майк едва не потерся щекой о его ладонь, но умудрился остановить себя в последний момент. Чертова Связь и недотрах. Взяв у медика протянутую антисептическую салфетку, Майк принялся стирать кровь с лица, продолжая следить за Валериусом, потому что тот вел себя в высшей степени странно. Реально странно. Майку казалось, что вампир просто пытается восстановить дыхание, но его сжатый до побелевших костяшек левый кулак говорил о чем-то большем. Да и в целом, при свете дня, Валериус выглядел иначе. Налет холености, присущий внешности каждого Не-мертвого, не был столь выразительным и ярким, как ночью. Казалось, что Валериус не выспался — его взгляд был уставшим, кожа не источала неземной свет, а черты лица будто бы заострились. Хотя все это нисколько не портило его облик, являющий собой результат удивительной смеси генов.

— Сэр, простите, вам бы уйти с солнца, — послышался заботливый голос Патрика мать его Пирса, напомнив Майку о…

Кстати, а почему Валериус стоял под солнцем и не помирал в адских муках от ожогов?

— Сэр? — повторил свою попытку парамедик, и Валериус наконец-то его услышал.

Обернувшись, вампир взглянул на заполняющего медицинские бланки мужчину.

— Могу я попросить вас уделить мне минуту?

Молодой доктор даже не дал ему закончить, выпалив:

— Да, конечно!

Майк поборол в себе отчаянное желание удержать парня за штаны из-за этого откровенного проявления отмороженного фанатизма. Врач, подлетевший к Валериусу, словно у него, блять, выросли крылья — а то и мотор в жопе! — был тут же отведен вампиром подальше. Черт, подслушать не удастся. Буравя взглядом обменивающуюся секретиками парочку, Майк размял шею, звонко хрустнув позвонками, и неосознанно наклонился в сторону, чтобы иметь хороший вид на высокое ладное тело. Взбеленившиеся гормоны деловито уточнили, заценил ли он, как клево зад Валериуса смотрится в этих джинсах. «В самый раз, чтобы завалить его, ха!» Заткнитесь, нахрен! Бля, как же Майк хотел ненавидеть этого вампира. Ненавидеть с той же силой, что и до импринтинга. А лучше — еще сильнее! Глупая Связь.

Оставив своего визави с разбитым сердцем, Валериус вернулся к Майку и снова потянулся к нему, пытаясь коснуться, но внезапно остановился. Глядя в сторону, он угрюмо обронил под нос какое-то словечко на латыни и, наконец, разродился:

— Доктор Пирс сказал, что твое состояние в норме, — сообщил он, глядя на щурящегося от солнца Майка. — Я могу отвезти тебя домой, если хочешь.

Майк выпрыгнул из фургона. В нескольких метрах позади Валериуса Курт исполнял головой странный танец китайского болванчика — кивал так, словно ехал по ухабистой дороге, но что-то подсказывало Майку, что это являлось странным способом сказать: «Не накаляй обстановку и не еби ему мозг». Валериус проследил за взглядом Майка, и внезапно Курт обнаружил нечто охуенно интересное в своем телефоне. Майк едва не хрюкнул от смеха. Вот же клоун.

— Мне нужно вернуться в отделение, — как можно спокойней ответил он, неосознанно коснувшись раненого плеча. — У нас полно бумажной работы.

Майк почувствовал, как по позвоночнику потекла щекочущая капля пота. Сраное солнце с его сраной жарой.

— Думаю, что начальство любезно предоставит вам отдых до завтрашнего дня, — уверенно заявил Валериус, застегивая пуговицы на своей рубашке. — Наша договоренность на предмет вечера в силе?

Уходя на работу, Майк обнаружил, что Валериус так и сидел в тачке под его окнами. Перед тем, как уехать, он сообщил Майку, что в окрестностях озера Окичоби, расположенного к северо-западу от Майами, есть место, где они могут найти зацепку по делу серийника, и предложил ему смотаться туда после окончания рабочего дня. Майк, недолго думая, согласился.

— В силе, — прикрывая рукой глаза от ярких солнечных лучей, подтвердил Майк, стараясь не замечать всколыхнувшиеся неуместные эмоции, рожденные перспективой провести несколько часов в компании вампира.

— Прекрасно. Встретимся в восемь вечера возле «Scorpion Tower».

Сказав это, Валериус снял с себя очки, нацепил их на нос пойманного врасплох его жестом Майка, и прошествовал к «Lamborghini» так, как умел, очевидно, только он один — квинтэссенция уверенности и расслабленности в огранке высокомерия Старого Света. Через несколько секунд суперкар исчез из поля зрения под очередной визг покрышек, оставив позади себя лишь запах паленой резины, и Майка, заторможенно глядящего ему вслед сквозь темные стекла «Coach Phantos».