Тайцзэ не спал практически всю ночь, прислушивался к звукам за дверью, но до утра только раз слышал шум, сопровождаемый мужским голосом. Это не могла быть Юэ. Отважная и глупая, считала, что в силах справиться с любой неприятностью, а её там в подворотне чуть не изнасиловали. Тайцзэ очень за неё перепугался, как будто негодяи на его собственную сестру покусились. А потом она пошла искать шпильку. Совсем глупая, не понимает, какими бывают люди. И не может соизмерить сил. Подумала бы хоть, почему именно мужчины выполняют более тяжёлую работу. Но она не думала. Она просто делала.

Тайцзэ не отпустит её в столицу одну. Он сам обязан проследить за ней, чтобы она больше никуда не влипла, а то вообще не доедет. И он обязательно проведёт её во дворец, где её всему научат, в том числе самой жизни.

Он оставил комнату спозаранку, спустился в конюшню взглянуть на копыто коня. Оно было замотано свежей повязкой, на ощупь припухлости не осталось. Юэ и правда взяла на себя все хозяйственные обязанности, даже лошадь отвела к звериному лекарю. А Тайцзэ оставался благородной барышней. Но он тоже не будет бездельничать. Если Юэ в поездке занимается необходимыми делами, он возьмёт на себя защиту. Стоило немного потренироваться с мечом. Тело быстро слабеет, если постоянно не напоминать ему, что оно должно работать. Он не желал на самом деле превратиться в изнеженную барышню.

Он вывел коня из денника, накинул только уздечку, а потом отпер сарай, который ухитрился получить в своё пользование. Перетаскивать все вещи в комнаты не представлялось возможным. Лучше уж оставить их в повозке, всё равно скоро в путь. Он извлёк только меч, а потом вскочил на коня и прямо из конюшни выехал верхом, рассчитывая, что Юэ, измученная ночными приключениями, ещё спит. Сесть верхом в платье было сложно, пришлось задрать его до колен. И в этом случае оно сильно натягивалось, грозя разорваться совсем.

В такой ранний час только петухи в курятниках просыпаются, поэтому он практически никого не встретил на улицах. И спешился, только когда отыскал уединённое место. Оно было не просто уединённым, а совершенно безжизненным. Сами домишки выглядели заброшенными. Вероятно, в этом квартале бытовала страшная легенда, отпугивающая покупателей. Дворы полностью заросли кустарниками и травой по пояс. Только каменные дорожки лысели меж сочной зелени.

Тайцзэ счёл это место подходящим. Если сюда кто-нибудь и сунется, то точно не в такой час.

В платье было неудобно соскакивать с лошадиной спины. Тайцзэ едва не упал, а конь тревожно ржанул, когда Тайцзэ посильнее ухватился за его гриву, чтобы не рухнуть.

— Всё-таки стоило взять седло, — прокомментировал он вслух и тут же забыл об этом. Платье он перехватил повыше широким поясом, чтобы подол не попадал под ноги. В следующее мгновенье он уже стоял в боевой стойке. Просто стоял и смотрел на «врага» перед собой — врытый в землю столб, уже иссохший и потрескавшийся от времени. «Враг» ждал первого шага от него. Тайцзэ всерьёз подготовился «атаковать» его. Он, помня о раннем часе, не издав ни звука, бросился на столб и с размаху скользнул по нему несколькими лёгкими ударами. Получилось пять ровных, параллельных друг другу линий. Столб быстро перестал являться врагом. Тайцзэ просто повторял заученные упражнения. Как ему не хватало всего этого. Как он хотел вернуться домой, но чтобы вся его семья находилась там, счастливая и такая же величественная, как при жизни. Тайцзэ перестал бы бегать по винным лавкам по ночам, исключая обоснованные поводы. Он бы всерьёз занялся боевыми искусствами, изучил бы несколько дополнительных, не входящих в обязательный курс.

Он выводил пируэты и продолжал тосковать по родным, которых никогда больше не увидит. После них остались только портреты, бережно хранимые отцом с матушкой. Он никогда не забудет их лиц. Он никогда не забудет окровавленных тел и широко раскрытых остекленевших глаз. Он не позволит себе забыть ни единой детали до тех пор, пока не покарает преступников. Он не позволит себе устроить личную жизнь и полюбить кого бы то ни было, пока хоть один негодяй из этой презренной шайки видит голубое небо над собой.

Он так разошёлся, что сгоряча рубанул чуть сильнее и снёс верхушку столба, наискось. «Убил врага». Как будто это и был тот самый главный негодяй. Как будто месть уже свершилась. Тайцзэ опустил меч, осознавая, как увлёкся. Он перестал прислушиваться к посторонним звукам, что было опасным. Он не следил за временем, что могло помешать ему вернуться без приключений. Посреди заполненной людьми улицы он не посмеет задрать платье выше колен. Ему пришлось бы идти пешком, умоляя Юэ поспать ещё немного. Если она не обнаружит «госпожи» в своей комнате, она снова поднимет тревогу.

Солнце было беспощадным. Тайцзэ вскинул руку ко лбу, чтобы рассмотреть место его положения. Наверняка уже четверть горожан проснулась и высыпала на улицы по делам. Тайцзэ хотел возвращаться немедленно, но услышал отдалённый стук копыт по дорожному камню. Он резко развернулся в ту сторону. Не заметил, как вспотел. Стоило помыться, даже если ради этого придётся сражаться с Юэ, которая, возможно, не захочет оставлять его одного в купальнях, дабы не повторилось вчерашнего.

Юэ сидела верхом на коне, точно так же задрав платье, но чуточку ниже, ибо её одежда на первый взгляд оказалась шире. Тайцзэ забыл о мече в руке и шагнул к ней навстречу.

— Госпожа! — воскликнула встревоженная Юэ. — Как можно было не предупредить меня?! Как можно выходить на улицу в такой час совершенно одной?!

Она соскочила куда ловчее. Конь только ногами переступил и фыркнул, глядя на соплеменника, потянулся к нему носом и издал низкое приветствие. Дружелюбные создания. Совсем недавно вместе стояли в конюшне, а уже соскучились.

— Госпожа Тайцзэ, как можно так поступать? Вы вообще меня ни во что не ставите?

— Как раз ради тебя я и ушла спозаранку! — резко осёк её излияния Тайцзэ.

Юэ промолчала, смотрела крайне серьёзно, явно не понимая, что он имеет в виду. Тайцзэ сам понимал, что его заявление может показаться бредом, поэтому объяснил:

— Чтобы не повторилось вчерашнего, я должна тренировать свои скудные навыки владения мечом. Не только мужчинам позволено защищать чью-то жизнь. Пусть этого не положено делать женщинам из благородных семей, но я хочу и буду защищать тебя. Вчера ты чуть не пострадала. И ты так предана мне, что не побоялась снова выйти на улицу, — Тайцзэ в порыве эмоций закинул меч в ножны, схватил Юэ за обе руки и сжал в своих. Он уяснил, что этот жест между женщинами не имеет того же значения, что между мужчиной и женщиной. Он держал её, волновался за неё, защищал её, тая в душе жестокий секрет, который не осмелится рассказать. Лучше потом он тихо исчезнет из её жизни, не позволит разочароваться в себе. Он не хотел, чтобы Юэ возненавидела его из-за обмана.

— Но ведь это не правильно, — Юэ покачала головой. — Неправильно! Это я должна оберегать вас.

— Но ты не можешь держать в руках меч, а меня научил брат.

— Я могу… — она осеклась. Тоже хотела чем-то похвастать? Но вряд ли её жалкие умения могли затмить владение настоящим боевым оружием. Хотя однажды Юэ пошла на охоту с его луком, правда, ничего не добыла, оправдалась тем, что зверей поблизости нет. Тайцзэ не стал тогда комментировать, но подозревал, что она просто не смогла достаточно натянуть тетиву.

Он вздохнул:

— Хорошо, давай договоримся, что защищать нас буду я, раз уж умею махать мечом.

— Вы довольно ловко делаете это, госпожа, — похвалила Юэ. Тайцзэ всмотрелся в неё. Правда похвалила? Или скорее одобрила. — Но я не согласна сваливать на вас всю защиту, — закончила она.

Тайцзэ снова вздохнул. Спора не избежать. А где спор, там велика вероятность и ссоры.

— Юэ, — произнёс он, — давай просто вернёмся.

— Госпожа, — Юэ тихонько потянула руки на себя. Тайцзэ, не смея настаивать, отпустил её, — вы не должны утруждать свои нежные руки. Служанки для того и созданы, чтобы ухаживать за господами.

— Разве я нанимала служанку? — Тайцзэ живо пресёк этот спор. — Я плачу тебе за это деньги?

— Дело не в этом. Простолюдины всегда…

— Простолюдины такие же люди, — перебил её Тайцзэ. — И с ними вполне интересно вы… — он прокашлялся. Чуть не сказал «выпить», — поговорить и пройтись по рынку за покупками, повеселиться на празднике фонарей. Это не то же самое, что в окружении семьи и служанок бояться лишнее слово сказать. Если уж веселиться, то от души, а не по позволению.

— Какие фонари вы любите больше всего? — Юэ одним вопросом разрушила всю логическую цепочку доводов Тайцзэ. Он даже забыл, что собирался доказывать.

— Какие фонари? — в недоумении переспросил он.

— Вы сказали, что любите праздник фонарей. Какие фонари вам нравятся больше всего? Меня, например, всегда восхищали фонари в форме лотоса. До сих пор не пойму, как люди их делают?

— А… — Тайцзэ совсем отказался продолжать какие-то бессмысленные споры. — Фонари в виде шаров… наверное…

Он задумался. Не мог вспомнить какого-то конкретного вида фонарей. Он любил смотреть на них в общем. Но больше на людей, которые радовались празднику вместе с ним. Он помнил огромный круглый фонарь, однажды подаренный добрым продавцом старшей сестре. Он был белым и круглым, с надписью на боку «Небо». Это был лишь очередной иероглиф — не более. Он был выведен символически, только для того, чтобы фонарь не выглядел незаконченным.

— У вас связана с фонарями какая-нибудь грустная история? — проявила Юэ проницательность.

Тайцзэ снова взглянул на неё, больше не думая о фонарях. Он распутал повод своего коня и взялся за его спину, готовый вскочить на неё.

— Да нет, ничего особенного.

Это действительно был самый обычный фонарь. И истории с ним не было связано ни грустной, ни весёлой.

— Госпожа, но как вы заберётесь на коня без стремян? — остановила его Юэ.

У Тайцзэ мурашки по спине пробежали. Вот был бы казус, если бы он ловко вскочил на спину коня без седла. Он таки сделал показную попытку и потерпел такую же показную неудачу. Потом он огляделся, а Юэ снова предложила:

— Я могу подержать вашу ногу.

— Топтать сапогами женскую руку? — Тайцзэ чуть ли не с презрением отнёсся к её предложению. Выход он нашёл быстро, подвёл коня к возвышенности — даже не понял, что это было за сооружение — и забрался верхом, изо всех сил пытаясь показать, как это тяжело. Только рукой по лбу в итоге не провёл.

— Поехали? А то город проснётся — и нас засмеют, — он первым тронул повод, не дожидаясь больше никаких комментариев. У Юэ было просто море возражений по любому поводу. Хорошо, что она пока стеснялась огласить их все.

Тайцзэ долго оглядывался, когда они отъезжали от высоких стен города. Он оставил там частичку своей сестры. Даже понимая, что она не могла переродиться в шпильке, он всё равно корил себя за то, что потерял её. Постепенно, день за днём, год за годом, он будет терять что-то от них. Сначала детали, потом черты лиц, а затем и воспоминания. Конечно, он не забудет их никогда, но со временем даже самые яркие картины теряют свои краски.

Он опустил голову, смотрел вниз, на бегущую из-под копыт дорогу. Сначала это была хорошая дорога, вымощенная камнем, а потом превратилась в обычные две колеи. Юэ тоже помалкивала. Наверное, ей было неловко от такой заботы. Всё-таки Тайцзэ — госпожа благородного происхождения. Да и семья Чэнь занимала достойное положение. Только бы Юэ не узнала, что на самом деле случилось. Почему-то Тайцзэ опасался этого. Как будто со знаниями Юэ обретёт презрение к мужчине, облачившемуся в женское тряпьё. Недостойно мужчины. И мёртвая семья Тайцзэ тоже наверняка отпугнёт её. Возможно, так даже лучше. Она тихонько уйдёт и никогда не разоблачит коварство спутника.

Впереди заржал конь. Тайцзэ, вырванный из тяжёлых раздумий сим вмешательством, сам поднялся и увидел прямо на дороге, практически под копытами лошадей, ребёнка не старше двух лет. Совсем кроха. Он бы не обратил внимания, если б они ехали мимо, но сейчас ситуация требовала немедленного вмешательства. Они с Юэ отреагировали практически одновременно. Пока Тайцзэ смотрел на малыша, Юэ — на него, и, разумеется, пропустила момент. Тайцзэ опередил её, сиганул с повозки, хватаясь за упряжь, дёргая коней в сторону. Животные запаниковали, но не достаточно сильно, чтобы понести. Пока Тайцзэ пытался с ними совладать, ребёнок под копытами громко ревел, а затем и Юэ вступила. Тайцзэ видел, как она опередила повозку, так же ловко соскочив с другой стороны, как подхватила малыша и ушла из-под взвившихся копыт. Больше не осталось никаких преград. Тайцзэ сам перед лошадьми встал, руки вскинул и успокаивал их ласковыми словами. Благо, не ему пришлось утихомиривать ребёнка. Он, конечно, ничего против детей не имел, но не знал, что с ними делать. Особенно если поблизости не было никого, кто помог бы советом. Но у него была Юэ. Женщина всегда лучше знает, что делать с детьми.

— Кто ты? — услышал Тайцзэ самый неожиданный вопрос, на который сам же и захотел ответить: «Не видишь? Ребёнок».

Разумеется, ребёнок не ответил, ибо был слишком напуган, если вообще умел говорить. Тайцзэ никогда не интересовался, в каком возрасте дети начинают говорить и осознавать происходящее вокруг них. Пожалуй, ребёнок — это та проблема, с которой он мог и не совладать из-за отсутствия каких-либо знаний и практики. Однажды все родители сталкиваются с детьми. Но почему-то женщинам заведено ухаживать за ними и растить их, давая первые уроки необходимого воспитания.

Тайцзэ успокоил лошадей и обошёл повозку с той стороны, с какой стояла Юэ. Она выглядела серьёзной. Она держала малыша обеими руками за предплечья, почти полностью накрывая их. Какие большие у неё руки. Или это ребёнок такой крохотный. Тайцзэ отмахнулся от обеих мыслей. Он решил оставить возню с детьми тому, кто лучше для этого подходил. Кажется, Юэ не оценила его благоразумия и окликнула, не выпуская кроху из рук:

— Госпожа, что же нам делать?

— Тебе виднее, — попытался отмахнуться Тайцзэ.

Не получилось. Юэ укоризненно посмотрела на него и наконец встала, оставляя ребёнка далеко внизу, от чего он снова испугался и начал хвататься ручонками за платье.

— Госпожа, так же нельзя. Малыш ни в чём не повинен. Нельзя оставлять его на дороге, надеясь, что чья-нибудь лошадь не стопчет его.

— Юэ, я имела в виду другое, — в ответ упрекнул Тайцзэ. — Что обычно делают с найденными детьми?

Юэ не ответила, только смотрела. Тайцзэ терялся тем больше, чем дольше смотрел на её такое же растерянное лицо. Но молчать они не могли, если не желали застрять тут до скончания веков.

— Надо отдать его какой-нибудь женщине, — наконец родил гениальную идею Тайцзэ.

— Что? Но мать будет искать его.

— Тогда найди его мать, — Тайцзэ огляделся, словно упомянутая мать стояла прямо в двух шагах от повозки.

Предложение прозвучало поверхностно. Он не мог оставить ребёнка с Юэ и уехать один. Он не мог ждать её здесь, пока она найдёт мать ребёнка. Он вообще не представлял, что делать.

— Госпожа, давайте не будем торопиться с решениями, хорошо?

— Хорошо, — он снисходительно кивнул. — Тогда что предлагаешь ты?

— Я предлагаю накормить и успокоить его, а потом расспросить, чтобы было легче найти его семью.

— И снова потратить половину дня? Нет, забудь, — Тайцзэ мгновенно остановил свой отнюдь не благородный поток мыслей, приложил руку ко лбу в глубоких раздумьях. Он знал, что им придётся задержаться. Он не бросил бы на дороге ни ребёнка, ни раненого человека, ни старца, выбившегося из сил. Он просто был сбит с толку.

— Откуда вообще этот ребёнок взялся на дороге? — задала очередной вопрос Юэ. Кажется, она не восприняла жестоких слов Тайцзэ всерьёз или приняла его объяснения. Тайцзэ поднял на неё голову. Малыш всё ещё цеплялся за её платье обеими ручонками.

Тайцзэ указал жестом на малыша:

— Юэ…

— Что вероятнее, он был оставлен или потерян людьми, которые идут в том же направлении, что и мы, — рассудительно отметила Юэ.

— Юэ, — Тайцзэ практически не внимал её словам, продолжал показывать на малыша, что выглядел совсем запуганным, — он напуган.

— Я это понимаю, — Юэ оставалась удивительно хладнокровной, тогда как у Тайцзэ вскипало возмущение из-за такого пренебрежительного отношения к детям. Она же женщина. Почему она не сделает того, чего должна сделать?

— Если понимаешь, зачем продолжаешь что-то мне объяснять? Просто возьми его на руки.

Юэ примолкла. Она сама опустила взгляд на малыша и наконец-то наклонилась за ним. Тайцзэ был рассержен. Он не знал на кого сердится. Нельзя злиться на такого кроху, а он злился. И бросить его он тоже не мог. И отругать и велеть возвращаться к матери. Но и тащить его с собой — последнее дело. Мало того, что он будет мешать в пути, так ещё придётся защищать его от убийц, если они настигнут Тайцзэ.

Юэ словно пришла в себя, больше не пыталась взять ситуацию в свои руки. Она вообще не могла знать, как действовать. Здесь нужен человек, умеющий вести расследование, а не притворяющийся таковым. Лучше позаботиться о поисках родителей самому. По крайней мере, Тайцзэ хорошо знал улицы, практически одинаковые во всех городах. Он умел то, чему обычная дочь ремесленника не могла научиться. Только присматривать за ребёнком он не возьмётся.

— Малыш, где твоя мама? — Тайцзэ подошёл к Юэ, всё ещё держащей его на руках.

Малыш спрятал лицо в волосах Юэ, от чего Тайцзэ растерялся.

— Не пугайте его, госпожа, — Юэ смягчилась. Наконец-то она задумалась о ребёнке, а не только о путешествии. — Давайте возьмём его с собой. Возможно, мы нагоним его родителей, раз уж они едут по той же дороге.

— Кем доказано, что они в пути? — Тайцзэ не хотел брать с собой такую обузу.

— По-вашему, он из города убежал?

Они оба повернулся в сторону города. Так далеко ребёнок его возраста в одиночку не мог уйти. Оставалось либо сдаться под напором логики либо поступить жестоко и бросить малыша на произвол судьбы. Бросать человека в беде недостойно. Тайцзэ понимал, что им придётся потесниться. И всё только усложнится с сего момента, потому что больше не получится прятаться от Юэ в повозке, дабы переодеться или подправить макияж.

Тайцзэ устремил взгляд далеко вперёд, словно мог увидеть беглецов, оставивших на дороге своё чадо. Местность выглядела холмистой, дорога извилистой, лес выступал из-за ряда холмов.

— И всё же как можно потерять ребёнка? — Тайцзэ покачал головой. — Хорошо, мы возьмём его с собой. Но присматривать за ним будешь ты.

— Что? — Юэ действительно удивилась. — Но я не… у меня совершенно нет опыта. Я младшая в семье. Мне не приходилось нянчиться с детьми.

— Тебе придётся научиться.

— Но я не знаю, что с ним делать!

Они оба замолчали. Тайцзэ едва не усмехнулся, едва не напомнил, что она женщина и ей легче найти с малышом общий язык. Он прикусил губу. Он тоже сейчас был женщиной. Наверное, он был самой бездарной женщиной в мире. Ни один достойный муж не взял бы его в жёны, будь он барышней на самом деле.

Кажется, ребёнок был даже младше предполагаемого возраста. Юэ отлучилась в ближайшую деревню, завидев стадо коров. Всем было хорошо известно, что детей нужно кормить молоком. Тайцзэ сам хотел пойти, но быстро отказался от затеи, едва Юэ привела неоспоримые доводы в пользу того, что сходит она. Тайцзэ предложил ей выпрячь лошадь, чем она и воспользовалась. Только когда она ускакала, Тайцзэ понял, что можно было ехать вместе, на повозке. Они показывались в городах. В деревне гораздо безопаснее. Да и ребёнка можно пристроить. Тайцзэ запоздало схватился за голову и бросился было ко второй лошади, но был остановлен.

Ребёнок, вопреки предположениям, оказался разумен. Тайцзэ не ожидал от такого крохи ничего умнее нечленораздельных звуков и плача. Ребёнок не плакал, зато прямо сейчас стоял далеко внизу и дёргал Тайцзэ за платье. Они взглядами встретились, и Тайцзэ понял, что неразумен здесь только он. Это дитя смотрело на него глубокими умными глазами, сосредоточенно, серьёзно. Так, как не смотрел даже отец. Тайцзэ, уже ожидая хорошо взвешенного вопроса с глубинным смыслом, присел на корточки, обхватил ребёнка за плечики и собрался выслушать. Что бы он ни попросил: еды, ответа, где его мама, имя благодетельницы, наконец — Тайцзэ обязательно ответит так же серьёзно. Но ребёнок изрёк совершенно другое:

— Писать…

— Что? — Тайцзэ не поверил. Он снова чувствовал, как дёргается подол платья, и только потом сообразил, что кроха изо всех сил сжимает ноги, чтобы не обмочиться. Потому и взгляд показался серьёзным и вдумчивым.

Тайцзэ выдохнул. Ну, с таким нехитрым делом он без помощи Юэ справится. Тем более, негоже женщине смотреть на мужские отличия. Почему-то Тайцзэ было крайне стыдно. Он постеснялся бы показываться ей сам, и не хотел, чтобы это сделал ребёнок. Глупо, наверное. Никто не усмотрит в детском теле срама.

Тайцзэ подхватил ребёнка под ручку и отвёл к кустам. Только развязывая поясок на миниатюрном ханьфу, он сообразил, что услышал настоящий человеческий голос, не бесформенный лепет. Он отпустил поясок и обхватил голову ребёнка ладонями, посмотрел ему в глаза:

— Ты умеешь говорить?

Тайцзэ вообще ничего не знал о детях. Но даже если бы на его месте была барышня его возраста, она тоже вряд ли знала бы, чего ждать от карапуза.

Ребёнок не ответил, только ноги стал сильнее сжимать, руки приложил к причинному месту — так сильно хотел облегчиться. Тайцзэ отказался от размышлений. Потом всё можно обговорить с Юэ. Заодно и прощупает почву, узнает, что ей известно о детях. Всё ещё наивно надеялся на её пол.

Тайцзэ стащил крошечные штанишки… и замер.

Это была девочка!

Тайцзэ покраснел, руки к щекам вскинул, взгляд отвёл, словно и правда целомудренная барышня непотребство увидела. Он вообще не знал, как тут поступить. Он смотрел, как девочка продолжает зажиматься, но стойко терпит. Надо было срочно завершить начатое. Но Тайцзэ не совсем представлял как. Сейчас он даже не вспомнил всех знакомых женщин из борделя. Они как будто существовали в другом мире, а настоящий — вот он, прямо перед глазами.

Поборов смущение, Тайцзэ стащил штанишки до конца и указал на куст:

— Встань вон там.

Девочка подошла к кусту, но всё равно продолжала мяться. Только тогда Тайцзэ сообразил, что девочки делают это сидя. А если она сядет, то испачкает платьице, которое он принял за ханьфу. Получается, он должен раздеть её догола?

Тайцзэ был в лёгкой панике. Будь этот несмышлёныш мальчиком, он бы нашёл выход, хотя бы взять его волшебный клинок в свою руку и направить струю на кусты. К интимным местам девочки он прикасаться не посмеет.

— О, Небо! Юэ, возвращайся прямо сейчас! — воззвал он к Небесам в молитве.

Небеса редко отвечали смертным. Тайцзэ надеялся, что забрав дань кровью его родных, они хотя бы посочувствуют, но Небеса оставались глухими к его мольбам.

А девочка стояла перед кустами и зажимала руками то место, на которое смотреть было крайне неприлично.

Тайцзэ мысленно призвал себя собраться с духом.

«Это ребёнок, — пытался убедить он сам себя. — Я просто не ожидал, что это окажется девочка. Просто надо подержать её, чтобы она не запачкалась».

Никогда прежде женщина не вызывала у Тайцзэ настолько противоречивых чувств. Он мог найти подход к любой женщине: с женщинами из знакомых семей он соблюдал этикет. С женщинами-служанками было проще, но он всё равно вёл себя вежливо, не пытался подшучивать, как над друзьями. Незнакомки на улицах удостаивались его улыбки. Женщин в борделе он отважно лапал. А как вести себя в такой ситуации, он не знал.

Он глубоко вдохнул, подошёл к девочке и задрал её платьице.

— Ну давай же, — поторопил её Тайцзэ.

В конечном итоге, не ведая какими путями, но с горем пополам он таки справился, каждый миг надеясь на чудесное возвращение Юэ.

— Сама оденешься? — спросил он наконец

Девочка не ответила, продолжала стоять и смотреть на него. Тайцзэ старался разглядывать только черты её лица, особенно глаза. И с чего он взял, что у этого ребёнка умный взгляд?

Разумеется, она не умела одеваться. Пришлось проделать всё с точностью до наоборот. Уже без суеты Тайцзэ закрепил все элементы одежды как положено и наконец отпустил ребёнка от себя. Впрочем, она не ушла, продолжала стоять поблизости, всё так же держась за подол платья, не подозревая, какое потрясение только что пережил её спутник. И чего так испугался? Ничего же сверхъестественного не произошло. Он просто не ожидал. И Юэ бросила его одного.

Он хотел запустить пальцы в волосы, но только посмотрел на них и двинулся к реке, недалеко от которой они остановились, где долго мыл руки, натирая их илом, потом освежил лицо. А в стороне продолжала стоять его новообретённая тень. Он только обернулся, но ничего не сказал. Тень не разговаривала. Она просто ждала, больше не заикнувшись ни об одном желании.

— Эй, — Тайцзэ не выдержал, окликнул её. — Как тебя зовут?

Она не отвечала.

— Ты язык проглотила?

Молчание. Девочка выглядела игрушечной. То ли запуганная, то ли так воспитана, что нельзя слова лишнего сказать. Но это же невозможно. Нельзя заставить человека замолчать насовсем, особенно такого несмышлёного.

— Ты потерялась?

Хоть бы головой покачала или кивнула.

Тайцзэ злился. Он крепко стиснул зубы, чтобы не начать обвинять ребёнка. Поступок ещё более незрелый. У девочки хотя бы было оправдание на все глупости: она и сама глупая ещё.

— За что мне это? — Тайцзэ вернулся к умыванию. — Как только вернётся Юэ, отдам тебя ей. Она точно разберётся, что с тобой делать.

Юэ вернулась с котелком в руке. Скакала она ловко, отодвинув руку с ношей в сторону, чтобы, случайно расплескав, не запачкать платье. Она крепко сидела в седле, свободно, как будто ездить верхом — её обычное дело. С такой осанкой можно и в скачках участвовать. Если платье ей и мешалось, то она к этому привыкла. Тайцзэ подумал, что проще было бы переодеться в мужчину, чтобы хотя бы в седле сидеть без помех. Переодевания уже не казались ему чем-то необычным. Он же переоделся в женщину. Почему бы Юэ не переодеться в мужчину? Она ремесленница, где-то грубоватая — вполне смогла бы притвориться, чтобы незнакомые люди её сразу не раскрыли.

Она подскакала совсем близко и так же ловко, как сидела верхом, соскочила на землю, тут же перекидывая поводья через конскую голову и ведя коня за собой.

— Я взяла каши для ребёнка, — жизнерадостно улыбаясь, ещё издали начала она.

Тайцзэ было не до улыбок. Он оставался на месте, ибо девочка приклеилась к нему за отсутствием настоящей женщины. Но теперь всё. Хватит с него. Теперь только Юэ будет отвечать за ребёнка. Он собирался настаивать, нравится ей это или нет.

Девочка прильнула к нему сильнее, вообще обхватывая ногу обеими ручонками, не позволяя сделать ни шагу.

— Чего испугалась? Это же Юэ, — пояснил Тайцзэ. — Мы же едем вместе.

Девочка подняла голову и неотрывно смотрела в глаза Тайцзэ.

Тайцзэ снова сердился. Он сделал попытку приблизиться к Юэ, но не смог, ибо для этого пришлось бы потащить девочку с собой на ноге. Чего доброго, она упала бы и начала реветь.

— Давайте поскорее накормим его, пока каша горячая, — Юэ продолжала улыбаться.

— Хорошо, — Тайцзэ кивнул, — накорми — и поедем дальше.

— Я вижу, вы сблизились, — ничего не подозревающая Юэ явно намеревалась влиться в привычное общество, не подозревая, что ребёнок теперь останется только на её попечении.

— Теперь это твоя забота, — наконец произнёс это Тайцзэ, не желая тянуть с истиной, наклонился и отодрал ребёнка от себя, поставил перед собой. Девочка тут же попыталась броситься обратно к его ноге, но он загодя остановил её, одной рукой пришпилив к месту.

— Что вы имеете в виду? — Юэ ещё не совсем понимала, но улыбка постепенно сходила с её лица. Из-за скопившейся злости Тайцзэ даже позлорадствовал. Ему досталось настоящее испытание, пока она скакала с ветерком. Подумаешь, держалась за повод одной рукой. Тайцзэ вообще мог без повода скакать, понукая лошадь одними ногами.

— Это девочка, — Тайцзэ ткнул в неё свободной рукой. Крошечные пальчики тут же обхватили его пальцы так, что не получилось вырваться. — И с этого момента ты будешь за ней ухаживать.

Юэ опустила котелок вниз, позабыв о платье, которое всё ещё могла испачкать, так как во время поездки каша наверняка достигла бортиков и измазала их. Девочка перестала тянуться к ноге Тайцзэ, прислушалась. Даже если она не понимала, что происходит, наверняка чувствовала возрастающее напряжение.

— Так, — Юэ огляделась, наклонилась, чтобы поставить котелок между двух камней, торчащих из травы. — Давайте обсудим, хорошо?

— Тут нечего обсуждать. Ты присматриваешь за ребёнком — и точка! — отрезал Тайцзэ, рискуя вызвать отвержение спутницы своей грубостью.

— Возможно, нам стоит распределить обязанности…

— Юэ, я не прошу ничего больше делать. Со всеми нашими заботами я могу справиться сама. Я могу собрать хворост для костра, хотя проще заехать в город или деревню. Я могу управлять повозкой. Я могу защищать нас обеих. Я могу даже стирать и варить еду. Но я не могу заботиться о девочке.

— Вы не правы, — Юэ помахала головой. — Именно вы должны заботиться о ней. Негоже госпоже утруждаться тяжёлой физической работой. Вы свои нежные руки испортите и…

— Ты просто хочешь свалить всю самую тяжёлую работу на меня, расписывая её как развлечение! — рявкнул Тайцзэ, рискуя выдать себя. Столько времени играл свою роль, а тут почти сорвался на низкий мужской голос. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Надо успокоиться. Немедленно.

— Где вы видите тяжёлую работу? — Юэ в корне не согласилась. — Напротив: заниматься ребёнком — не такой тяжкий труд, как уход за лошадьми, уборка, добыча еды, зарабатывание денег наконец…

— Не надо рассказывать мне сказки, Юэ. Со всем, что ты перечислила, я тоже могу легко справиться, а с ребёнком — не могу. Это ты настояла на том, чтобы взять его с собой.

— Неправда! — Юэ помрачнела. — Мы вместе это решили.

— Если бы не ты со своими прикидками, откуда он взялся на дороге, я бы вернулся в город и отдал его страже, чтобы они искали его родителей, а не мы.

— Вручить ребёнка страже! — усмехнулась Юэ обидно. — Грубым мужчинам, которым неведома женская мягкость!

— Зато она ведома тебе.

— Вам тоже!

— Не смей повышать на меня голос! — снова рявкнул Тайцзэ и тут же оправдался, сбавив тон. — Ты вынуждаешь меня кричать на женщину. Я никогда этого прежде не позволяла себе.

— Вы уже считаете себя главой нашей маленькой семьи? — Юэ не соглашалась ни в какую, хотя могла бы уступить. Разве не должна женщина быть уступчивой? — Вы ведёте себя недостойно благородной госпожи.

— Благородная госпожа не подтирает задницу детям. За неё это делают служанки, — парировал Тайцзэ. — Почему я должна делать это?

— Я вам не служанка — вы сами сказали.

— В таком случае, давай вернёмся к первоначальному плану и оставим ребёнка хотя бы в деревне.

— Вы женщина! — Юэ хмурилась. — Как вы можете бросить ребёнка? Каждая женщина обязана любить детей.

Тайцзэ наклонился над девочкой и поднял её перед собой на вытянутых руках, посмотрел в её огромные испуганные глазёнки и шагнул к Юэ. Юэ отступила, но Тайцзэ был настойчив. Он всучил ребёнка ей прямо в руки и быстро отошёл назад, пока она не избавилась от обузы.

— Вот и люби её, — ткнул в неё пальцем Тайцзэ. — Ты тоже женщина. Люби этого ребёнка и ухаживай за ним.

— Госпожа Тайцзэ!

— Я не собираюсь этого делать, — Тайцзэ так и указывал на Юэ пальцем. — Если ты не желаешь водить девочку в уборную и мыть её, то мы оставляем её в деревне. Здесь ей будет лучше, чем в пути, без надлежащей заботы.

Юэ не нашла что возразить. Она продолжала хмуриться и явно тоже сердилась. Никому не хочется подтирать ребёнку зад после уборной. Тайцзэ мог бы это сделать, будь она мальчиком. Но к девочке он прикасаться не хотел. Не имея собственных детей, а потому правильной линии поведения в такой ситуации, он чувствовал себя чуть ли не развратником. И чего Юэ так тщательно упирается? Ей-то всё проще справиться с такой же женщиной, лишь немного меньше ростом.

— И вы можете после этого называть себя женщиной? — Юэ сдавалась — Тайцзэ по её тону определил. Ему не было стыдно, он испытывал облегчение. Главное сейчас — закрепить свою победу.

— Да, я недостойная женщина, ты довольна?! — он развернулся и быстро пошёл прочь.

Только спустя несколько шагов он услышал звуки преследования. Юэ всё ещё пыталась цепляться за свою свободу от ребёнка, даже приняв участь приёмной матери:

— Госпожа, я не могу заниматься хозяйственной частью и ребёнком одновременно!

— Я же сказала, что хозяйством займусь сама.

— Но вы же…

— Если ты забыла, то я и путешествовала одна. Я способна позаботиться о взрослом человеке, но не о такой малявке, — тычок в девочку, которая уже кривила губы, намереваясь зареветь. — Если ты пожелаешь отделиться от меня, оставив ребёнка на моё попечение, то ты знаешь, где этот ребёнок окажется в ближайшее время.

Угроза, быстро сменившаяся лёгкой тревогой. А что если Юэ на самом деле уйдёт? Тем более, оставив ребёнка ему. Тогда это будет означать, что Юэ тоже безответственная женщина. А из таких получаются безответственные матери.

Юэ окончательно сдалась. Тайцзэ больше не оглядывался, когда шёл к коню, с которого совсем недавно спрыгнула спутница. Сам впряжёт его в повозку, пока Юэ кормит девочку и переодевает её. Кажется, она прикупила несколько детских вещей в той же деревне, потому что сумка выглядела пузатой. Тайцзэ мало волновало, как Юэ справится с новой обязанностью, но он больше не прикоснётся к нижней одежде девочки и пальцем.

Он взялся за конский повод, уже начиная испытывать угрызения совести. Он хотел помочь. Очень хотел, но не мог.

Все дружеские отношения, созданные за время пути, трещали по швам. Тайцзэ чувствовал осуждение Юэ. Наверное, она считала его совсем безответственным. Возможно, так и было на самом деле. Тайцзэ всегда таким был. Когда на него наваливались обязанности, с которыми должен справляться любой человек, он сбегал и проводил время с друзьями. Он пил до тех пор, пока перед глазами всё не начинало плясать. Он жил как того хотел, сбрасывая всю ответственность на родителей и даже сестёр. Сёстры никогда не упрекали его, если только в шутку.

Сёстры, которых уже нет в этом мире.

Тайцзэ вздохнул. Уже вечерело. Кажется, Юэ на самом деле решила взвалить на него всю хозяйственную часть, а сама становилась настоящей матерью ребёнку. Она надолго пропадала за кустами, когда девочке требовалось облегчиться. Пару раз малышка наделала прямо в штаны, когда крепко спала. Только раз Тайцзэ попытался заговорить с Юэ о возрасте ребёнка, а она вежливо озвучила свою догадку. Это была самая длинная беседа после ссоры. По сути, ссора — это лишь разговор, полный разногласий, но незаметно, молча, без единого слова больше, он превратился в разлад.

Небо неумолимо темнело. Ожидая просьбы остановиться, Тайцзэ краешком глаза посматривал назад, на накрывающей вход полог. Тайцзэ рассчитывал преодолеть остаток пути за трое суток, если не гнать лошадей, но они катастрофически не успевали уложиться в это время. Отрезок пути, занявший бы в иное время день, они преодолели за два, то и дело останавливаясь и закупаясь продуктами для ребёнка, а то и готовой кашей. И большинство из этого было приобретено на деньги Тайцзэ. Он не пытался упрекать этим спутницу, он просто испытывал некую обиду за игнорирование и осуждение. Он тоже вкладывался всеми силами, но он не мог ухаживать за девочкой. Ему очень хотелось раскрыться перед Юэ, но он держал рот на замке.

Лошади даже ещё не очень устали, а Тайцзэ направил их в сторону выросшего впереди городка. На стенах уже зажигали вечерние огни через равные промежутки. Это были скорее чаши с огнём, какие используют на сигнальных башнях. Но дабы никого не вводить в заблуждение, костры горели не слишком ярко. Достаточно того, что запоздалые путники видели направление. Только пропустят ли их за стены?

Тайцзэ натянул поводья перед закрытыми воротами, охраняемыми четвёркой стражников. Не слишком ли подозрительно барышня благородного происхождения смотрится за управлением повозки?

— С какой целью? — лениво спросил стражник. Казалось, он настолько устал от однообразных вопросов, что ему хотелось лишь поскорее избавиться от поздних гостей.

— Я и моя служанка с ребёнком провели в дороге целый день. Не откажите путникам в крове, — Тайцзэ сделал усталый вид. Впрочем, и притворяться особо не пришлось. Он на самом деле устал, но больше от тяжёлых мыслей, чем от самой дороги.

— Проезжие? — стражник чуть оживился, покосился на полог, словно мог что-то разглядеть за ним. — Почему без слуги? Почему лошадьми управляет барышня?

— Мы встретили разбойников по дороге, — уже заученно повторил Тайцзэ. — Слугу, посланного с нами батюшкой, и его помощника убили. Мы, две беспомощных женщины, вынуждены были бежать и на ходу учиться управлять повозкой. Пожалуйста, господин, позвольте нам проехать.

Чуть более страдальческое выражение лица. Ещё немного. Тайцзэ пытался сделать так, будто вот-вот расплачется. И тогда из повозки высунулась Юэ с таким же страдальческим выражением на лице, сложила руки в уважительном жесте и поклонилась:

— Господин стражник, моему ребёнку не здоровится всю вторую половину пути. Позвольте нам найти лекаря.

Стражник ещё некоторое время помалкивал, а потом отступил и махнул рукой. Одновременно с этим тяжёлые ворота со скрежетом начали подниматься. Тайцзэ всё ещё притворялся. Нельзя расслабляться, пока они не достигнут конечного результата. Юэ так же тихо исчезла за пологом, когда кони двинулись вперёд, под громадную каменную арку. Он почти не смотрел на однообразные узкие улочки, он не замечал спешащих по домам прохожих. Он только искал вывеску гостиницы. А когда обнаружил, наконец обратился к спутнице, не поворачивая головы:

— Вы можете выйти. Я позабочусь о повозке и лошадях. Деньги…

Прежде он не позволял Юэ касаться своего кошеля, но выбора не оставалось, если он не хотел и эту часть обязанностей брать на себя. Юэ отлично справится. Хотя ему начинало казаться, что она специально сваливала на него даже ту работу, которую легко, мимоходом, выполнила бы сама. Или она ждала, пока благородная барышня взмолится о пощаде, и тогда можно будет разделить заботу о ребёнке поровну? Тайцзэ усмехнулся. Он всё выдержит, кроме этой самой заботы о ребёнке.

— Возьми деньги из моего кошеля, — закончил он мысль и соскочил на землю, тут же обошёл лошадей спереди. Он даже забыл о том, что девушке полагалось помочь спуститься с такой высоты. Только когда он увидел, как она соскакивает вниз, опомнился, но было поздно. Потом Юэ протянула руки за девочкой, которая доверчиво пошла навстречу. Они обе молча исчезли за стенами гостиницы, даже не обернувшись. Тайцзэ ждал напутствия, чтобы он не задерживался, а Юэ не нашла даже секунды для него.

— Пусть так, — согласился он с закрытой дверью. — Если тебе легче обижаться на меня, будь посему. Но я этого не заслужил, хоть ты об этом и не знаешь.

Он выдержит такое отношение. Обязательно выдержит. После трагической гибели семьи, в одночасье, он, казалось, выдержит всё. Пускай Юэ обижается на него. У него есть обязанность куда важнее, чем найти ребёнку его родителей. Как и в остальных селениях, Тайцзэ обязательно сходит в управление и сообщит о найденной девочке. Если родители будут искать, они получат подробное описание людей, у которых нужно искать пропажу. И направление Тайцзэ тоже не скрывал. Вряд ли убийцы будут интересоваться потерянными детьми.

Он сам поставил повозку в закрытый сарай, за который тоже пришлось платить. Было сложно одному заставить лошадей пятиться и следить, чтобы углы повозки вписались в широкие ворота. Тайцзэ сам выпряг лошадей и отёр их бока влажной тряпицей, позаимствованной у конюха, который за дополнительную работу намеревался сорвать втрое дороже обычного. Тайцзэ не спорил. Он просто всё это сделал сам.

Он не знал, позаботилась ли Юэ о его комнате. С такой обидой она могла намеренно забыть. Не желая испытывать ещё одного разочарования, он направился в противоположную от гостиницы сторону. Ну и пусть Юэ злится. Она, женщина, хотела просто сбросить с себя лишние обязанности. И кто она после этого?

Тайцзэ нашёл открытую круглые сутки винную лавку. Обычно в заведениях с таким графиком работы околачивались законченные пьяницы и полностью разочарованные в жизни завсегдатаи, готовые спустить остаток состояния в никуда и просто забыться. Изредка такие места посещали иные слои населения. Ещё реже — благородные особы: либо по незнанию, либо по особой причине, о которой Тайцзэ не было известно.

Вопреки ожиданиям, в заведении царил порядок и даже некий уют. Несколько столиков было занято, но ни за одним из них не орали, даже не говорили громко. Тайцзэ присел за свободный столик и тут же заметил спешащего мальчишку-помощника с тряпкой в руках. На ходу он вытирал об эту тряпку руки и не отрывал взгляда от нового посетителя. А подбежав, вежливо раскланялся и спросил:

— Чего желаете?

— Выпить, — одним словом.

Мальчишка мялся. Наверняка ему нужны подробности заказа.

— Два кувшина, — Тайцзэ показал два пальца.

А мальчишка всё равно стоял на месте истуканчиком, пришлось прикрикнуть:

— Живо беги!

Он убежал. Что бы ни принесли, Тайцзэ выпьет всё и не пожалеет. Гораздо проще решать проблемы таким способом. Он просто сидел, низко наклонив голову. Он даже позабыл, что является женщиной, и не удосужился повысить голос, так и поторопил мальчишку мужским. Что он теперь подумает? Ему было всё равно

Первый кувшин вина Тайцзэ осушил за минуту, над вторым долго сидел, не отводя взгляда от горлышка и едва заметного отблеска от свечей на колышущейся поверхности вина. Голову заволокло мутью практически сразу, но Тайцзэ всё равно не получил облегчения. Наоборот, стало тревожнее и печальнее. В ночь, когда погибла его семья, он тоже пил. Как всегда, беззаботный и незрелый. Если бы у него была хоть капля той ответственности, что появилась сейчас, он бы успел предупредить. Он бы городскую стражу поднял. Хоть кого-нибудь, но удалось бы спасти. Тайцзэ мог бы скоординироваться с отцом. Вдвоём они бы смогли отбить первый натиск, а потом подоспела бы стража. Если бы понадобилось, он бы сам поджог дом, чтобы поторопить власти. Он не сделал ничего из этого. Вместо скорости он остановился в каком-то сарае и упустил самый важный момент. Это из-за него погибли все его родные. Только из-за его безответственности. Вино никогда не приводит к добру, если им злоупотреблять. А он злоупотреблял прямо сейчас. Ему даже было всё равно, если убийцы отыщут его и заколют прямо здесь.

Он начал второй кувшин, уже не замечая любопытных взглядов со всех сторон. Он единственная барышня в такой час в таком заведении. Он просто пил, не пытаясь ничего съесть. Только когда к нему подошёл хозяин заведения, Тайцзэ поднял голову и остановил на нём вопросительный взгляд.

— У барышни что-то случилось? — спросил хозяин, ставя перед Тайцзэ тарелку с закусками. — Примите в дар.

— С чего бы вам заботиться о незнакомых людях? — видя хозяина сквозь усиливающуюся муть, произнёс Тайцзэ, однако, вспомнив, что он вообще-то женщина.

— Я не могу равнодушно смотреть, как такая красивая девушка губит себя.

Тайцзэ ещё некоторое время смотрел на то и дело ускользающего из фокуса собеседника, а потом отказался от борьбы, уткнул взгляд в тарелку. Хозяин и впрямь расщедрился.

— Спасибо, дядя, — произнёс Тайцзэ. — Я не забуду вашей доброты. Но сейчас, прошу вас, оставьте меня одну.

Не оставил.

— Я точно так же пила… — Тайцзэ потыкал пальцем в стол, — когда всех моих родных убили. Я сидела здесь, за этим столом, — тычки стали увереннее, — и просто пила, потому что мне было весело.

— О чём вы говорите, госпожа? — хозяин явно растерялся, не ожидая такой истории.

— Они все погибли. Их убили, понимаешь ты или нет? — Тайцзэ попытался проломить стол ударом кулака, мигом привлёкший всех посетителей. Ему было очень плохо. Он сам почти ревел, во всех подробностях вспоминая последствия резни.

— Отвратительное вино, — наконец вынес он вердикт и тут же объяснил. — Вино должно устранять воспоминания, а оно только делает их ярче. Унесите! Сейчас же!

Не дожидаясь, Тайцзэ махнул рукой по столу, опрокидывая кувшин на пол. Тут же брызнуло вино в разные стороны вместе с черепками. Тайцзэ хотел отправить вслед за вином и тарелку, но ощутил прикосновение. Это было не просто прикосновение, а крепкий захват. Такой, какой бывает у настоящего воина. Он поднял глаза и увидел размытое личико Юэ.

— А, это ты? — он усмехнулся. — Предательница, — он подёргал руку на себя, что безуспешно. — Отпусти.

Вконец пьян, если даже из хватки слабой женщины не может вырваться.

Вино оказалось слишком крепким. Только один сорт вина с достаточной выдержкой мог привести Тайцзэ в состояние слабости и абсолютной беспомощности. Наверное, это и есть тот сорт. Тайцзэ намеревался выяснить это немедленно и обвинить хозяина за то, что подсунул ему эту гремучую смесь, но Юэ его удержала:

— Госпожа Тайцзэ, вам уже хватит.

Остатки вина блестели на полу среди осколков двух больших кувшинов. Что за подстава? Кто велел наливать именно это вино? Это даже не вино, а какая-то концентрированная дрянь. Запоздало Тайцзэ поморщился и громко икнул, затем испытал приступ тошноты. К вину явно что-то примешали. Он согнулся пополам над полом в ожидании, но тошнота не усиливалась. Значит, ему суждено провести с этим всю ночь, а наутро мучиться от похмелья. Зато хватка Юэ ослабла. Теперь она поддерживала Тайцзэ под живот, чтобы он ненароком не клюнул носом в разлитое по полу вино.

— Пожалуйста, идёмте, — умоляла Юэ, шепча прямо в ухо. От её шёпота щекотало в боку. Тайцзэ попытался избавиться от неё, но лишь усугубил собственное положение — она стала ещё ближе. Проклятая женщина, то отвергающая, то выказывающая заботу!

— Убирайся прочь! — рявкнул Тайцзэ.

— Нет, — тут же ответила она. — Только с вами. Пожалуйста, давайте уйдём. На нас уже косо смотрят. Тут же одни мужчины. Как можно?

Тайцзэ подчинился. Не потому, что внял её словам, просто подчиняться было проще. Он не глядя вывалил деньги из кошеля, но и тогда Юэ позаботилась о том, чтобы излишка не было слишком много. Она старательно сунула лишнее обратно в кошель и потащила Тайцзэ, практически взвалив его на себя. Тайцзэ шагал рядом, его мутило, он видел перед собой вертящиеся стены, кроме запаха вина никакого больше не чувствовал.

Лишь когда они оказались на улице, когда избавились от спёртого винного аромата, отдающего кислотой, Тайцзэ ощутил, что ему становится легче. Он просто шёл, просто продолжал видеть лица погибших родственников. Просто хотел обнять их всех, будто произошедшее — только иллюзия. На самом деле они живы, и по возвращении Тайцзэ получит нагоняй от отца. Только матушка будет защищать его, не позволяя запереть на месяц, как провинившегося ребёнка. Матушка, ставшая ему ближе родной матери. Наверное, она всегда хотела мальчика, но родила только дочерей.

Тайцзэ остановился, почти рванув Юэ назад. Она устояла, остановилась и сочувственно, даже немного испуганно произнесла:

— Госпожа Тайцзэ, вы так сильно сердитесь на меня? Простите. Я не должна была так холодно вести себя с вами. Я не знала, что вы пережили такую страшную трагедию.

Она знала. Откуда? Тайцзэ махнул головой, но не спросил. Вероятно, она давно знала, или услышала, когда он рассказывал об этом хозяину заведения.

— Они все погибли из-за меня, — повторил он вслух. — Всё, Юэ, понимаешь? — он схватил её за одежду впереди, кажется, прихватив кожу на груди, но сейчас его это мало волновало. Он затряс Юэ, как тряпичную куклу. — Они погибли! Из-за меня! Всё случается только из-за меня!

— Это не так! — столь же громко прервала его излияния Юэ и повторила гораздо тише. — Не так. Конечно же, вы не виноваты. Напротив, Небеса благоволят к вам, раз решили оставить вас в живых.

И ни слова о подробностях. Тайцзэ опасался расспросов, что только бы усилило разлад между ними, но Юэ помалкивала. Наоборот, она крепче ухватила Тайцзэ и увлекла в сторону гостиницы.

— Не надо, — наконец Тайцзэ оттолкнулся от неё. — Я могу идти сама.

Юэ позволила. Она позволила ему подойти к стене, стояла рядом, всё так же мягко поддерживая, когда он изливал излишки не пошедшего впрок вина наружу, окропляя им стену и дорогу под ногами.

— Хорошо, — Юэ поводила ладонью по его спине. — Теперь вам станет легче. Я не оставлю вас одну. Никогда больше.

— Не надо.

— Вы сами не знаете, что говорите. Тайцзэ, я же… Вы лучшая из женщин, что я встречала в своей жизни. Без вас мне становится грустно. Пожалуйста, простите меня за отчуждение. Я сама не знаю, почему так разозлилась. Я никогда вас больше не оставлю. Никогда.

— Никогда… — повторил Тайцзэ совсем тихо. — Они тоже говорили, что никогда…

С самого утра было неловко, потому что вместо того, чтобы возиться с ребёнком, Юэ возилась с ним, ухаживала за ним, прислуживала, как настоящая служанка. Только руки Юэ были далеко не такими умелыми, как руки служанок в доме Чэнь.

Юэ была очень милой. Так вёл бы себя сам Тайцзэ, если бы хотел понравиться девушке. Видимо, у мужчин и женщин не такие уж разные методы сближения. Во сяком случае, стоило простить Юэ. В ссоре они виноваты оба. А ребёнок — лишь временное неудобство. Тем более, он не говорил за исключением редких моментов. Как удобно.

На этот раз Юэ подсела к Тайцзэ, несмотря на то, что девочка осталась одна в недрах повозки. Тайцзэ краешком глаза туда посмотрел и увидел опущенные полог.

— Она справится одна? — поинтересовался он.

— Женщины не такие хрупкие, — Юэ снова улыбалась: ярко, привлекательно. — Посмотрите на меня, посмотрите на себя. А она — всего лишь маленькая женщина.

Тайцзэ не стал комментировать. Его больше волновало, что теперь Юэ думает о нём, когда узнала, что случилось с его семьёй, не испугается ли, не захочет ли уйти. Как же сейчас он жалел о выпитых кувшинах вина. Следовало разбить их раньше. Нет, следовало отказаться от выпивки после первого же глотка. Он же мог определить, какое это вино. Почему даже не задумался о последствиях?

— Ты… — услышал он свой собственный голос, — хочешь оставить меня? Я пойму. Правда, пойму. Никому не нравится чувствовать себя в опасности.

— Я не чувствую себя в опасности, — Юэ подняла руку и пригладила границу между его волосами и лбом. Тайцзэ замер. Прикосновение выглядело слишком откровенным. Между мужчиной и женщиной этот жест выглядит слишком кричащим. Он сдержался. Он думал, Юэ остановится на заправленных волосах, а она сошла с границы и провела по его щеке, потом очертила нос и наконец коснулась краешка губ. Было приятно. Нежно, необычно и завораживающе. Игра, когда всё висит на волоске. Весь привычный мир на волоске.

Юэ очертила его губы, тронула по центру и провела так же нежно. Тайцзэ разомкнул их, ощущая хрупкость момента. Миг, когда всё могло разбиться вдребезги. Он сам потянулся к Юэ и взял её руку за запястье, задержал её палец на своих губах. Он подумал, что она испугается или хотя бы смутится, но она заговорила:

— У меня тоже есть секрет, Тайцзэ.

— Если не хочешь, можешь не говорить его мне, — Тайцзэ не станет настаивать. Если дойдёт до откровений, ему придётся открыть всю тайну целиком и потерять половину шанса достигнуть цели. Никому нельзя знать. Абсолютно никому.

— Но я хочу вам открыть его, — Юэ потянула руку на себя, и Тайцзэ отпустил. Юэ продолжала смотреть на него. Это был необычный взгляд, словно она открылась вся целиком. На миг Тайцзэ испугался её секрета и хотел отказаться слушать, а она медленно приоткрыла рот и заговорила:

— Мой отец действительно ремесленник, но я не…

Из недр повозки раздался громкий звук и детский плач, вынуждающий вздрогнуть их обоих. Пугающий момент раскололся вместе с плачем. Надо было бежать внутрь проверять, в чём дело. Надо было много чего сделать, а Тайцзэ остался на месте. И Юэ осталась, только отодвинулась и как будто опечалилась.

— Тайцзэ, — он всё ещё хваталась за ускользнувший шанс поговорить о секретах друг друга, — пожалуйста, дайте мне ещё один шанс. Хотя бы один!

— Ребёнок… плачет, — Тайцзэ отвернулся, снова созерцал перед собой конские крупы и спины.

— Тайцзэ…

— Ступай, Юэ, успокой её.

Грохотало сердце. Нельзя настолько близко находиться к женщине и ничего не чувствовать. Тайцзэ всегда был повесой, поэтому даже не был удивлён реакцией своего тела. Он тут же заставил себя не думать о близости с девушкой. Юэ — не такая. С ней нельзя лишь хорошо провести время и бросить. Она порядочная девушка и ничего не знает о мужском коварстве. Тайцзэ и себя бы корил за то, что воспользовался моментом.

Вместе с сердцем грохотало что-то ещё, громкое, приближающееся. Шумно и непривычно. Тайцзэ хотел развернуться и рявкнуть на возмутителя спокойствия, но за миг до того осознал, что грохот — ни что иное как стук конских копыт. И он стремительно приближался… сзади.

Тайцзэ подстегнул коней. Сердце грохотало уже по другой причине. Он чувствовал, что это за ним. Это его убийцы, переодетые в чёрное. Они как-то нашли его и теперь желают только убить, чтобы обезопасить себя. Тайцзэ живым не дастся. Он хотел позвать Юэ, чтобы она подала ему меч. Но губы словно склеились. Он не мог произнести ни слова. Всё, что он делал — только подгонял лошадей. Повозку трясло нещадно. Пейзаж по бокам менялся столь стремительно, что кроме деревьев Тайцзэ не замечал никаких ориентиров.

Юэ сама вышла, держа девочку на руках.

— Тайцзэ! — воскликнула она, хватаясь одной свободной рукой поверх его руки. — Успокойтесь, Тайцзэ! Что случилось?

Тайцзэ всё ещё не мог открыть рта.

— Это всего лишь всадники, — Юэ села рядом, усадила девочку себе на колени и взялась за руки Тайцзэ уже двумя своими. — Всё хорошо. Это всего лишь всадники. Возможно, это посланники главы уезда с доброй вестью. Может быть, родители девочки нашлись.

Тайцзэ внял её словам, но всё равно крепко держался.

— Но если нет, мне нужен меч, — он посмотрел на Юэ, закусывающую губу от волнения. — Ты принесёшь его мне?

— Хорошо. Как скажете, но я уверена, что это просто всадники. Вы слишком много думаете о трагедии. Вам нужно просто поговорить об этом и успокоиться. Я не знала, Тайцзэ, как глубоко вы ранены.

— Хорошо. Тогда принеси мне меч. Пожалуйста, Юэ, я хочу чувствовать себя хоть немного, но всё-таки в безопасности.

— Стойте! — раздались крики сзади. У всадников не было тяжёлой повозки за спиной, они скакали куда быстрее. — Стойте! По распоряжению главы уезда, остановитесь!

— Вот видите, — Юэ снова улыбалась, и не помышляя бежать за оружием. А девочка крепко цеплялась за неё. Казалось, они обе были счастливы. В стороне от этой взаимной радости оставался только он. Но он подчинился. Он обязан поступать разумно, даже если чувствовал подвох. Сперва нужно его обнаружить, а потом обвинять.

— Хорошо, — произнёс он. — Хорошо, мы останавливаемся. Держитесь крепче. Обе.