У детей императора было меньше свободы, чем у детей из крестьянских семей. С положением приходила и ответственность. Будучи под постоянным надзором, наследники Сына Неба постоянно ощущали на себе давление и слежку. Обосновывая это заботой и волнением за благополучие принцев и принцесс, увеличивали состояние не только министры, но и обычные чиновники, служащие при дворе. Помимо официального жалования он нашли подступы к тайному доходу, считая, что императорская казна не обеднеет, а народ в любое время может пополнить её. Тем не менее, регент, приставленный ко второму принцу, по умолчанию являющемуся наследным, хорошо разбирался в политике и чувствовал баланс. В итоге государство обходилось без бунтов и распрей.

После ряда трагедий в императорской семье Цзяо Юнтай наконец достиг совершеннолетия и готовился вступить на престол. Но он всё так же слишком полагался на регента. Наслышанный о любовных приключениях батюшки, он привык к мысли, что Сыну Неба дозволено всё. Он легко сносил упрёки наставников и министров, тут же забывая о них. Безнаказанность, обусловленная страхом потерять ещё одного императорского ребёнка, развязывала ему руки. Цзяо Юнтай не мешал регенту, а сам вёл праздную жизнь. Он с нетерпением ждал первой наложницы. Пока министры спорили насчёт личности будущей наложницы, ибо каждому, у кого была дочь, хотелось непременно первым породниться с императорской семьёй, Юнтай выбирал девушек на свой вкус, посмеиваясь из-за слишком серьёзного подхода совета к этому вопросу. Он не прислушивался к советам чиновников, оставляя их сокрушаться наедине с собой. Он вёл праздную жизнь, чем заслужил сравнение с предыдущим императором. Двор начал опасаться, как бы история не повторилась, тогда укрепивший позиции министр финансов получил бы возможность управлять государством за спиной императора, прикрываясь его именем. Остальных членов совета это не устраивало. Именно поэтому дочери министра Вана всё ещё не вошли во дворец.

Цзяо Тингроу — единственная, к кому прислушивался наследник престола. Она как две капли воды походила на Юнтая, что порой становилось причиной шуток. Исключение составляли лишь чуть более смягчённые черты лица, голос и рост. Если бы они пожелали, легко ввели бы в заблуждение весь двор, исключая, возможно, только приближённых к наследникам людей. Со своим совершеннолетием принцесса получила титул княжны и попыталась внушить брату хотя бы толику ответственности. Вместе с регентом она искала способы вернуть взор брата от очаровательных дам, часто разгульного поведения, к народу. Регента устраивало нынешнее положение вещей, ибо он стоял у власти и мог соперничать с министром финансов. По сути, власть при дворе разделилась на две фракции, стремительно набирающих обороты и союзников. Таким образом император терял всё больше влияния. Тингроу это не на шутку беспокоило. Она встречала брата, когда он возвращался с длительных прогулок по столице. Как бы ни были против частых вылазок Юнтая наставники, они уже не могли запретить ему этого. Наследный принц уже считал себя императором, хотя официально он ещё не принял свой пост. Тингроу слышала, как расползаются слухи о том, что трон может занять младший принц. Она бы поддержала и его, но перед глазами был непутёвый Юнтай. Тингроу привязалась к нему, считая чуть ли не собственным ребёнком. Юнтай нашёл в ней ту самую поддержку, какой не чувствовал в регенте и министрах. Он прислушивался к сестре и по её настоянию начинал вникать в государственные дела. Он получил образование, поэтому не испытывал особых трудностей. Всё, что ему было нужно — это немного усидчивости и сдержанности. Юнтай сдерживаться не желал. Он был слишком искушён женским очарованием, тем более, каждая девушка была рада пококетничать с наследным принцем.

Потом пришла весть о несчастном случае с младшим братом. Тингроу была не в себе весь следующий день, пока проходили сборы в поездку. Весь последний год она разрывалась между братьями, единственными оставшимися в живых членами семьи. Она долго плакала ночью, а утром вызвала на откровение Юнтая перед тем, как уехать в военную часть, где и случилось несчастье. Юнтай любил сестру, поэтому пообещал больше времени уделять государственным делам вместо того, чтобы искать приключений на свою голову. Он тоже был растерян. Он даже не вспомнил о личных интересах. Он сам хотел сопроводить сестру, но воспротивился весь двор, включая Тингроу. Он обязан был оставаться во дворце и вести дела вместе с регентом. Несчастье императорской семьи угнетающе воздействовало и на народ, притихший в страхе и ожидании скорбного удара колокола. Колокол пробил в тот самый день, когда погиб младший брат Тингроу.

Она выехала в военную часть с твёрдым намерением расследовать дело гибели брата и наказать виновных за небрежность. Как оказалось, он сам допустил небрежность, хотя показывал успехи в военном деле. Но обвинить пришлось не покойного принца, а командующих и часть отряда, способствующих этой небрежности. Они создали условия, в которых занятия с мечом и луком становились игрой. Нельзя несерьёзно относиться к оружию. Уставшие отдыхать в длительный период без войн и бунтов, солдаты находили развлечение в военных играх. Младшего брата Тингроу пронзило стрелой и мечом одновременно. Поражённый выстрелом, он упал на клинок и рассёк горло вплоть до щеки. В военной части стояла суета. Тингроу, пользуясь выданной властью в расследовании, сняла командующих и объявила начало испытаний, где новые потенциальные командующие должны были показать себя.

Потом пришла страшная весть из столицы. Во второй половине дня, в самый ливень, прискакал промокший насквозь курьер на измученной лошади. С первого взгляда видно, что гнал во весь опор, едва не загнал насмерть. Он упал на колени перед Тингроу и расплакался, как ребёнок. В этот момент она поняла, что случилось несчастье. Единственный, кто способен был вызвать такую реакцию — это наследник престола. Юнтай не выдержал долгого воздержания, решил разделить свою скорбь с женщиной и, уже возвращаясь во дворец, прикрываясь облачением рядового чиновника, нарвался на уличных грабителей. Отряд телохранителей встал на защиту наследника, закрывая его от стрел собственными телами. Все они пали, так и не коснувшись противника даже кончиком меча, как ни старались преодолеть расстояния, разделяющего их.

Курьер продолжал рыдать, когда Тингроу помертвевшими пальцами взяла свиток, тоже промокший, но чернила ещё не успели расползтись полностью. Письмо отправил министр, первым заметивший неладное. Тело Юнтая преступники не посмели тронуть. Едва осознав, что натворили, они скрылись. Министр не стал немедленно начинать расследования и обнародовать страшную весть. Вместо этого он написал княжне и попросил дождаться его в военной части.

Нечасто министры лично покидают столицу, особенно не согласовав своих планов с советом и императором. Но императора у власти не было, а единственный оставшийся член императорской семьи пребывал вне дворца.

Министр приехал вместе с одним из наставников наследников и служанкой Тингроу. Княжна оставила её во дворце, распорядилась приглядывать за братом и сразу писать, если что-то пойдёт не так.

Не так было абсолютно всё. Тело Юнтая даже не похоронили, не отдали ему никаких почестей. Курьер, доставивший весть, ещё не успел прийти в себя, как нагрянули гости. Коня отдали крестьянам, ибо слишком ослаб. Ему отъедаться на пастбищах не меньше месяца, а армии некогда лечить больных животных.

Тингроу долго обнимала тело брата и тихо плакала, коря и его, и себя за допущенную ошибку. Разрываясь на две половинки между живым и умершим братом, она должна была выбрать живого. После того, как она вылила все слёзы, тело наследного принца предали огню и устроили мрачное торжество в очень узком кругу. Тингроу недоумевала из-за такой секретности, но не спрашивала. Министр был «своим» человеком, одним из немногих, кто поддерживал власть императора, а не министра финансов. Княжна знала, что он сделал это с определённой целью. Догадывалась, но всё равно ждала первого слова от него. От Юнтая не осталось даже имени. Никто не позаботился высечь его в камне и увековечить с последними словами, облегчающими ему переход в иной мир.

Министр заговорил о деле в ту же ночь. Никто не спал. Никто не тревожил прибывший эскорт, никто не спрашивал о причинах столь внезапного визита. Всё выглядело настолько таинственно и жутко, что командующие удалились на почтительное расстояние от разбитого лагеря.

Министр взял с собой из дворца только пятерых человек. Один из них — наставник наследников императора, двое — ближайшие к министру чиновники, которым он всецело доверял, один — стражник, помогающий с телом, пятая — Ксушан — личная служанка княжны. Все они собрались в раскинутой палатке. Невзирая на непогоду и скорбь, они были настроены крайне решительно. Министр долго говорил, как теперь обстоят дела, насколько высока вероятность распрей между высшими чинами, из-за чего, разумеется, больше всего пострадает народ. Он упомянул, с каким вожделением смотрят на земли Поднебесной соседи, готовые воспользоваться любой возможностью. Смерть единственного наследника — это трагедия, выходящая далеко за пределы семьи. Предстояла резня, которая охватит все земли, опустошающие пожары, разрушение и голод. Никто этого не хотел. Поэтому Тингроу было предложено взойти на трон вместо Юнтая. И это было необходимо сделать как можно быстрее. Покидая столицу с телом погибшего наследника, министр объявил, что его сестра подхватила лихорадку. Он не только остановил всех желающих немедленно посетить её и привезти во дворец, но и сумел совладать даже с амбициями министра финансов, что было не очень сложно, ибо в отсутствие соперников он получал всю власть. Сейчас было не столь важно, кто получит преимущество в этот промежуток времени. Сейчас главное было — посадить кого-нибудь на трон, и немедленно. Министр «взял с собой наследного принца, так как тот очень настаивал вплоть до ультиматума». Министр заявил, что наследник не желает никого видеть и немедленно отбывает в военную часть, дабы поддержать сестру. Совет пытался спорить, но не слишком рьяно. Министр заявил, что если он промедлит, принц уедет один, и неизвестно, что случится с ним по дороге.

Двор оставался настороже, но никто не попытался остановить важную процессию. Никто не обратил внимания на малочисленность эскорта, так как все были заняты государственными делами. Эскорт отбыл вслед за курьером с разницей в четверть суток. Курьеру удалось увеличить разрыв до целых суток и подготовить княжну к серьёзному разговору.

Тингроу понимала, что выбора у них нет. Альтернатива слишком ужасна для всех. Из грядущей бойни не вышел бы сухим даже министр финансов, в руках которого сейчас и была сосредоточена основная власть. Тингроу хорошо знала этикет, но ей предстояло научиться вести себя как мужчина. К счастью, наставник не давал ей ни минутки отдыха, пока она не усваивала очередной урок. Княжна научилась держаться как мужчина, одеваться, говорить и даже обращать внимание на женщин, которых просто обожал Юнтай. В общении с женским полом у неё проблем не возникло. Тингроу только опасалась, что женщины заметят подвох. Но они сразу же обманывались, завидев императорские регалии. Тингроу научилась владеть мечом, стрелять из лука и скакать верхом ноги врозь. Всё это заняло время, которое отрицательно сказалось на императорской власти. Выбора всё ещё не было. Ксушан, с детства защищающая всех детей императора, отваживала любых посетителей, если они прибывали не вовремя. Когда Тингроу была готова, министр объявил в письме ко дворцу о возвращении наследного принца и предстоящей коронации.

В последний день перед возвращением министр запретил Тингроу называть себя настоящим именем даже наедине с собой. Даже плача и вспоминая погибших родных, она должна думать о себе как о Юнтае. Перед отъездом она задержалась возле возведённого кургана с двумя памятниками и высеченными на них именами младшего брата и её именем, Цзяо Тингроу.

Двор всполошился. Половина чиновников была довольна скорой коронацией, вторая — возражала, ссылаясь на неопытность наследника. Тем более, Юнтай зарекомендовал себя не с самой лучшей стороны. Тингроу, отказавшаяся от своего имени, провела официальную похоронную церемонию. Она похоронила себя, полностью отдаваясь государству. Она знала, что ей будут докучать с женитьбой. Она знала, что не сможет полностью скопировать характер брата, поэтому обосновывала любую перемену скорбью и обвинениями в адрес тех, кто чересчур опекал наследников. Она отдалилась от всего окружения брата, держала дистанцию со всеми придворными и носила обувь на высокой подошве, чтобы выглядеть более высокой. Она тщательно отбирала личных слуг, но и их тоже держала на расстоянии нескольких шагов. Она выглядела мрачной и раздражительной. Она пыталась заигрывать с женщинами, когда вспоминала о привычках брата. И попутно с этим всерьёз взялась за государственные дела. А внешнюю схожесть брата и сестры постепенно замяли и перестали упоминать.

Около года спустя, когда она уже полностью освоилась и могла обходиться без тех шести человек, создавших тайну и хранивших её, произошёл ещё ряд трагедий. Погиб при исполнении стражник, потом заболели два чиновника, курьер, доставлявший письмо в военную часть, не вернулся с задания, а через сутки нашли его тело, пронзённое десятком стрел, убили даже лошадь. Когда служанка начала кашлять кровью, Юнтай, уже считающая это имя своим, заметила закономерность и вызвала министра на приватную беседу. Ей были необходимы близкие люди. Но министр был строг и пресёк компромисс на корню. Он сказал, что возле императора не должно быть ни одного человека, знающего тайну, способную погубить и самого императора, и всю страну. Ночью Ксушан скончалась, а ещё через день во дворец пришла весть о том, что министр совершил крупную кражу из императорской казны и во искупление греха покончил жизнь самоубийством. Это был очередной удар по Юнтай. Она вынуждена была посмертно обвинить министра в преступлении и выслала всю его семью из столицы. Того требовал закон. Министр сам этого хотел, зная, что его родных император пощадит. Затем Юнтай на столе, среди остальных документов, нашла упоминание о расправе над группой воров. Смерти подвергли всех членов их семей, включая двух новорожденных. Юнтай не сразу поняла, зачем это сделали и кто, но потом нашла печать почившего министра. Это была последняя ниточка, которую он оборвал перед смертью. Все, кто мог случайно обмолвиться о смерти настоящего наследного принца, были мертвы.

Когда Юнтай осталась совсем одна, без близкого окружения, министр финансов взялся за укрепление власти, начиная с очевидного — с дочерей, которых он желал подсунуть в постель Сыну Неба. Принять хотя бы одну из них — тотальная ошибка. Юнтай слишком боялась разоблачения, поэтому не задумывалась о свадьбе, что было неестественно для императора, особенно искушённого женским телом.

Она не задумывалась о ней до тех пор, пока не появилась Тайцзэ. Девушка, кажется, единственная в мире, не стремившаяся выйти замуж за императора. Она так сопротивлялась, что Юнтай готова была бросить эту затею и просто по-человечески пожалеть её.

Свадьба состоялась. Юнтай не то чтобы любила мужчин, но так как она физически являлась женщиной, сказала то, что казалось ей естественным:

— Тайцзэ, — она очень боялась, ибо порок императора — повод для изобличающего скандала, — тебе не надо опасаться моей настойчивости в постели. Меня не привлекают женщины. Я люблю мужчин.

Только сейчас, видя растерянность супруги, которую Юнтай к тому же сделала императрицей, она наконец позволила зачерствевшему сердцу дрогнуть. Раскаиваться было поздно. Тайцзэ знала, почему Юнтай поступила так, и всё равно сопротивлялась. Возможно, не так отчаянно, представляя, что будет, если над императором возьмёт верх министр. Даже если Тайцзэ не вполне осознавала масштабы происходящего, она всё равно уважала власть императора, а не министров. Хорошее воспитание в семье, привившей детям правильные ценности. Чэнь Туинь верой и правдой служил отцу Юнтай, невзирая на безответственность, допущенную императором. Кажется, чиновник Чэнь любил отца Юнтай как собственного сына, потому что смерть его величества подкосила и его тоже. Двор хотел оставить Чень Туиня на посту, но он отказался. Возможно, если бы привели более весомые доводы, если бы его попросили с большей настойчивостью, он бы уступил и воспитал сына как своего преемника. Но к тому времени уже не осталось никого, кто взялся бы за уговоры. Несчастный и разбитый старик просто уехал из столицы в одну из дальних провинций. Больше о нём не слышали до сего времени. Юнтай тоже хотела такого же преданного чиновника, но пока она не могла доверять на все сто процентов никому.

Тайцзэ выглядела не то чтобы напуганной. Она просто смотрела, пристально, так, как рассматривают диковинку, способную превратиться в опасную в одночасье. Юнтай, как императору, следовало начать с настоящей брачной ночи, но у неё не было возможности, если она не желала раскрывать свой секрет, который вряд ли поймёт Тайцзэ, обманутая всеми способами. Эта девушка не заслужила несчастий, свалившихся на неё. Оставалось лишь заботиться о ней, чтобы она хотя бы согласилась стать союзником, и, возможно, прониклась непростой ситуацией супруга. Она бы подошла на роль подставной матери. Правда, Юнтай не представляла, как скрыть беременность императора от общественности. Быстро растущий живот не утянешь, как грудь, да и ребёнку повредить можно. Оставалось прикрыться болезнью и отдалиться от двора, рискуя снова упустить подобранные ниточки власти. Это был единственный выход, ибо наследник государству необходим. Если не будет принца, вся грандиозная проделанная работа окажется лишь отсрочкой от кровавых событий. Тайцзэ очень хотелось довериться и заключить этот договор, но пока Юнтай не могла себе этого позволить.

— То есть… — наконец заговорила Тайцзэ, — Ваше Величество использует меня как отсрочку?

Её мертвенно бледные губы…

Тайцзэ произнесла почти теми же словами, какими думала Юнтай, от чего дрожь по спине пробежала мурашками. Юнтай присела рядом и снова прикоснулась к ней, на этот раз к плечу, и мягко провела рукой вниз до самой её ладони, обхватила пальцами и сжала, ощущая грубые подушечки пальцев. Большая рука, показавшаяся очень надёжной. Настоящая брачная ночь заставила бы её отказаться от мечтаний о свободе и подчинить правилам дворца. Но она ведь и так не будет строить козни против супруга.

— Ты ведь не станешь плести против меня интриг? — спросила Юнтай. В горле запершило. Периодически от низких тонов голоса это случалось, но быстро проходило. Она вытерпит и даже не прикоснётся к чаше с водой, лишь бы заручиться поддержкой этой девушки.

Тайцзэ держалась слишком напряжённо. Заявление, что никто не посягает на её невинность, кажется, напугало её сильнее, чем всё, через что она прошла.

— Мой отец был предан императорской власти, независимо от влияния всевозможных фракций, — ответила Тайцзэ. Напряжение не покидало её. — Он хорошо обучал нас с сёстрами.

— И братом, — добавила Юнтай бездумно.

— И братом, — повторила Тайцзэ. Её потряхивало. С ней что-то происходило. Юнтай взяла и вторую её руку и погладила большими пальцами её ладони, носящие следы от частого использования оружия. Юнтай не ошиблась, Тайцзэ способна была защитить себя в ту ночь, когда к ней пробрался мужчина. Она бы, возможно, даже не закричала, если бы её не застали врасплох и было чем защититься.

— Я сохраню секрет Вашего Величества, — заверила Тайцзэ.

Юнтай задержала дыхание, решила, что уже раскрыта, но быстро вернулась из воспоминаний к реальности и поняла, что супруга имеет в виду только её предпочтения. Зная, что муж не тронет её без крайней необходимости, она будет чувствовать себя намного лучше, но опасаться не перестанет. Это будет лёгкое опасение, но постоянное. Так и должно быть. Хоть какой-то интуитивный страх у супруги должен быть перед величественным мужем. Только величие становилось настоящим препятствием. Юнтай не имела права влюбиться в того, кого захочется, а потом завести с ним настоящую семью и нарожать кучу наследников. Один — слишком мало. Но родить и его казалось невыполнимой задачей, не говоря уже о нескольких. К тому же, никто не гарантирует, что родится мальчик.

— Я знал, что тебе можно довериться, — Юнтай была мягкой. Осознавала, что проявляет скорее женскую черту, ибо брат никогда не пытался поговорить настолько откровенно ни с одной из своих пассий и вот так ласково разделить с ней уединение.

Тайцзэ не пыталась освободиться, хотя стремилась спрятать руки за спину. Она никак не могла избавиться от неотчётливого страха. Почему? Разве Юнтай не объяснила ей всё, что Тайцзэ пока должна знать?

— Наверно, будет странно, если Ваше Величество уйдёт из брачных покоев прямо сейчас, — смело заявила Тайцзэ, ничуть не стесняясь проводить границ. Юнтай не сочла эти слова за просьбу удалиться.

— Верно, — подтвердила она, но не отпустила, чувствуя, когда и в чём не стоило давать слабину. Тайцзэ была необычной. В некоторые моменты она вела себя не совсем женственно. Привыкшая к свободе и почестям от простых горожан, где нет большой власти, она росла свободной. Юнтай отчасти ей завидовала, но и сочувствовала, ибо сама же и вырвала эту девушку из её привычного мира. Но Тайцзэ ведь некуда возвращаться. В её старом доме всё напоминало о семье. Юнтай хорошо знала, что Тайцзэ чувствует, потому что сама неоднократно переживала подобное.

— Тогда отпустите меня, — наконец попросила Тайцзэ.

— У меня в руках сосредоточена власть, но я не имею её над собственной императрицей, — не согласилась Юнтай.

— Для Вашего Величества, возможно, женщина не заслуживает свободы замужем, но для меня…

— Если бы я не считал тебя достойной, разве я бы осмелился втянуть тебя в свои игры? Я знал, что ты поддержишь меня.

— Откуда?

— Чувствовал.

Тайцзэ всё ещё сопротивлялась. Хотелось закрепить упомянутую власть над ней. Поступок выглядел эгоистично, хотя и считался обычным.

— Ты можешь заставить меня забыть о предпочтениях, — укрепила позиции Юнтай мягкой угрозой.

Она ждала, что Тайцзэ смутится или испугается, но она оставалась серьёзной, только смотрела с укором, как будто Юнтай своими руками обрушила на неё небеса.

— Вы сами сказали, что мне не стоит опасаться, — Тайцзэ и говорила уверенно. — Я не готова отдать девственность человеку, которого совсем не знаю. Если вам тоже это не в удовольствие, не вижу причин никого принуждать. Если хотите что-то от меня, законной супруги, скажите прямо, не заставляйте гадать и бояться совершить ошибку.

Откровенно.

— Хорошо. Я хочу найти линию поведения, которая устроила бы нас обоих.

— Но вы с самого начала не брали в расчёт моего мнения, заявив о свадьбе.

Тайцзэ не переставала возмущаться. Другое дело, если не могла открыто обвинять императора, хотя теперь она положением очень близка к нему. Кажется, она ещё не осознала влияния императрицы, в том числе на решения внутреннего дворца. И император — не животное, а вполне разумный человек, способный прислушаться к желаниям другого человека. Плохо же выглядит император в глазах Тайцзэ. Словно она воспитывалась в диких краях, где считается нормой, если император берёт силой всё, что хочет и когда хочет.

— Тайцзэ, ты намеренно не желаешь думать логически?

— О какой логике идёт речь, если я вообще её не вижу во всём происходящем. И я пьяная, — созналась она. — Это некрасиво для женщины и заслуживает порицания, но я много выпила и не способна, и не хочу мыслить здраво.

— Чего же ты тогда хочешь?

— Хочу сообразить, как мне теперь вообще жить.

— Тебе не нужно думать об этом, правила уже давно расписаны.

— Вот именно — правила, — подчеркнула Тайцзэ. — Как я могу сжиться с ними, если, во-первых, не знаю их, во-вторых, не выношу стен, удерживающих меня насильно. Вы считаете, что сделали мне щедрый подарок? — она усмехнулась.

— Тебе придётся найти согласие, — надавила Юнтай, всё ещё терпеливо.

— Да, я найду его. Только не требуйте от меня идеального поведения хотя бы в первое время.

Тайцзэ настойчиво шевельнула рукой и вырвала из хватки одну кисть, поднесла её к лицу, чтобы тыльной стороной ладони стереть румяна со щеки. Провела с нажимом и чуть не дёрнулась, поздно вспомнила, как обращается с искусным макияжем. Бездумное движение, будто она никогда в жизни не накладывала косметики. Юнтай только отметила этот жест и тут же забыла о нём. Тайцзэ была совершенно особенной. Она чем-то неуловимо отличалась от всех придворных дам, от сестёр Юнтай, от жён и дочерей министров, от служанок во дворце. Даже не будучи мужчиной, Юнтай обратила на неё особое внимание. Она услышала о Тайцзэ за день до личной встречи с ней. Тайцзэ успела переговорить со всеми чиновниками, до которых сумела добраться в первые сутки по прибытии. Юнтай было тем более интересно, как придворные отзывались о ней. Обычно девушка выделяется среди остальных, если ведёт себя неординарно. Она была даже ярче настоящих красавиц. Она соблюдала этикет, но не выглядела покорной. В самих её глазах горел огонь.

Юнтай подавила желание всмотреться в эти глаза, дабы убедиться, что в них бушует пламя. Но, разумеется, никакого огня она там не увидит. Вместо этого она отпустила Тайцзэ и встала с кровати. Если выйдет из брачных покоев сейчас, у придворных возникнут вопросы. Настоящий Юнтай не упустил бы случая. Он бы всеми способами подлизывался к своей несгибаемой супруге, пока не соблазнил бы её. Чем угодно, хоть сладкими речами и якобы случайными прикосновениями, но он затащил бы её в постель и потом не пожалел бы об этом. Если только Юнтай нынешний попытается избежать первой брачной ночи, двор мог что-то заподозрить. Он и так претерпел ряд изменений, включая характер наследного принца. Как Юнтай ни старалась, она не могла полностью скопировать брата. Она просто взяла некоторые его черты, а остальное прикрыла скорбью из-за семьи и злостью на приближённых, замучивших детей императора до смерти.

Тайцзэ не расслаблялась, даже когда Юнтай села за столик и раскрыла свиток, взяла в руки кисть и окунула её кончик в чернила. Сидеть без дела скучно и нецелесообразно. Разговаривать сейчас — ошибка. Оставалось вспомнить все текущие дела, на которых она остановилась перед тем, как евнух сообщил о начале торжества.

Следователь Тао прислал очередной отчёт, где было сказано, что он задержался в одном из провинциальных городов. Поначалу Юнтай нахмурился. Вместо того, чтобы заняться порученным расследованием, следователь выясняет что-то постороннее. Юнтай живо взяла себя в руки, вспоминая, что следователь Тао не стал бы пренебрегать приказом. Все дела, за которые брался лично он, имели большое значение не только для двора, но порой для всего государства. Не следовало его упрекать за промедление. Император обязан взвешивать факты, чтобы не обвинить человека напрасно.

Юнтай написала ответ и тут же выслала с курьером обратно. Она нечасто отвечала, но из письма становилось известно, что следователь подвергся нападению, и в этом как-то замешан известный министр. Следователь Тао не называл имён и должностей, но из текста и так становилось ясно. С учётом, что курьер будет добираться несколько суток, Юнтай позволила себе временно забыть о заданных вопросах. Она всё ещё держала письмо следователя в руках. Ей казалось, что она упускает что-то важное, но не могла сообразить, что именно. Всё это издержки расследования.

Юнтай пригласила свою императрицу, дабы она хоть издалека начала знакомиться с работой двора. А для этого стоило показать ей, как работает сам император. Тайцзэ выглядела неприкаянной. Она чувствовала себя лишней и старалась не показываться на глаза. У неё это отлично получалось. Обычно жёны императора конфликтовали между собой за внимание супруга, но это, видимо, совершенно не распространялось на Тайцзэ. Будь даже у императора несколько очень ревнивых наложниц, Тайцзэ и тогда не стала бы сожалеть. Напротив, она считала отстранённость мужа благом. Странная девушка. В который раз Юнтай сравнивала себя с братом и думала, как изменилась бы её личная жизнь, будь она на самом деле мужчиной. Тайцзэ ей нравилась. В ней было что-то особенное, совершено отличающее её от других женщин. Как будто что-то неправильное. Юнтай считала необходимым каждый день приглашать её в главный зал ради обучения и дабы чиновники почаще её видели и осознали, как изменится двор с появлением императрицы. Пока Тайцзэ не вмешивалась. Следовало заставить её говорить. Тогда двор будет в растерянности, ибо не сможет игнорировать ни одного из величественных супругов.

Тайцзэ никогда не приходила сама. Каждая встреча с мужем являлась для неё испытанием. Но встретившись, она не пыталась забиться в уголочек. Она говорила без страха, обозначала совершенно неожиданные позиции. Тайцзэ стала бы крепкой опорой, если бы захотела. Юнтай не ошиблась с выбором императрицы.

Тайцзэ вошла в большой зал и зашагала по ковровой дорожке, как всегда, не стесняясь посторонних взглядов и взгляда императора, которого, в силу своих убеждений, должна бы сторониться. Тайцзэ не сторонилась. Она смелела. Кажется, она стала смелее с того момента, как Юнтай призналась в своих предпочтениях.

— Всем выйти! — скомандовала Юнтай, подтверждая распоряжение взмахом руки. Евнухи и служанки поспешно раскланялись и почти панически вылетели за двери, плотно прикрыв их за собой. Тёмные люди, неужели и правда думают, что император прямо здесь начнёт миловаться с возлюбленной супругой?

Тайцзэ не дождалась приглашения, села рядом и тут же обратила внимание на разложенные документы. Только дважды Юнтай пришлось указать ей на это место — и привычка уже выработалась. Юнтай с интересом рассматривала её сосредоточенное лицо, уткнутое в недавно полученное письмо. Тайцзэ не задумывалась, что однажды супруг мог позвать её с другой целью. Но даже нарвавшись на выговор, она приняла бы его с достоинством и не стала плакать.

— Следователь Тао? — Тайцзэ вообще не воспринимала императора как мужа. Она продемонстрировала письмо и даже ткнула пальцем в фамилию.

— Следователь Тао — глава отдела, — подтвердила Юнтай. — Ты рассмотрела что-то странное, моя драгоценная супруга?

Шутки насчёт супружества тоже быстро перестали смущать императрицу. Тайцзэ даже не дрогнула, продолжила разговор:

— У него есть сестра?

— У следователя? — Юнтай всерьёз задумалась. Насколько она помнила, никакой сестры не было. — Тебе знаком кто-то с такой же фамилией?

— Нет.

Вот это было удивительно. Юнтай усмехнулась:

— Ты так целенаправленно взялась за следователя, прочтя только лишь его фамилию, а теперь пытаешься убедить меня, что она ничего тебе не говорит, — указала она на оплошность собеседницы.

— Ваше Величество пожелает, чтобы я отчиталась перед вами? — атаковала Тайцзэ в ответ. Тонкое нападение. Юнтай всё ещё не желала пугать супругу, вмешиваясь в её личную жизнь. Тайцзэ предпочитала хранить собственные тайны и не созналась бы в них даже под сильным давлением. Узнать их можно было, только раскрыв самостоятельно.

— Я всё ещё хочу, чтобы ты добровольно доверилась мне, — напомнила Юнтай. — Если твои секреты не затрагивают моей чести и благополучия двора, ничего не имею против них.

— Очаровательно, — усмехнулась Тайцзэ, возвращаясь к письму.

Фамилия Тао явно что-то ей говорила. Юнтай не отрываясь смотрела на неё, заново изучала профиль и ждала очередной реплики больше, чем хороших вестей. Наконец Тайцзэ не выдержала:

— Так следственный отдел всё-таки нашёл что-то против министра финансов? — она снова оторвалась от письма и уставилась на императора, продолжая уже не столь уверенно из-за пристального взгляда. — Я уверена, что хороший сыщик найдёт те необходимые доказательства связи министра хотя бы с главой округа указанной провинции… У меня что-то на лице? — она поспешно коснулась щеки, потом провела до носа, не отрывая взгляда от глаз Юнтай.

Прятаться поздно. Зато можно слукавить.

— Дай-ка, — Юнтай протянула руку и провела по подбородку Тайцзэ, рядом с уголком губ. Тайцзэ в эти мгновенья сидела не шелохнувшись, а Юнтай продолжала водить по чистому подбородку. Служанки знали своё дело. Ещё пару дней назад кожа Тайцзэ была грубее. Оно и понятно: столько дней в пути, полном лишений и недосыпа. Теперь она становилась мягкой, ухоженной. Порой казалось, Тайцзэ всё равно, какова на ощупь её кожа, но Юнтай настаивала, чтобы ей предоставляли всё самое лучшее, в том числе руки самых искусных слуг. Она ждала, что Тайцзэ хотя бы раз обронит словечко об этом, а она предпочитала не замечать заботы, считая её неотъемлемой частью жизни во дворце.

— Ваше Величество решили пересмотреть свои предпочтения? — Тайцзэ вернула Юнтай в реальность своей резкостью.

— А что если так? — игра — так игра.

— Слово императора, — напомнила Тайцзэ расчётливо.

— Я не давал слова. Я просто рассказал тебе о своём маленьком секрете. Это разные вещи.

— Терпеть не могу хитрых махинаций. Вы оставляете себе право на оправдание даже тогда, когда поступок будет выглядеть подлым.

— Позволь спросить: в чём же заключается подлость? — Юнтай никак не ожидала обвинения подобного характера. — Разве не моё право — овладеть собственной супругой?

— Почему владеет всегда мужчина? — Тайцзэ расслабилась, отодвинулась назад и закинула ногу на ногу. Из-за низкого стула это выглядело даже развратно. — Почему не говорят: эта женщина овладела своим мужем?

— Знаешь… — Юнтай всерьёз задумалась. — Ты права, так не говорят, хотя женщина может ничуть не уступать мужчине. По традициям так повелось, что мужчина — глава семьи. А значит — глава государства.

— Интересно, кто же тогда императрица?

— Мать династии.

— Всего лишь? Я в корне не согласна с этим заявлением, — Тайцзэ снова поменяла положение, спустилась со стула и придвинулась к Юнтай, внезапно заставляя нервничать. Её смелость граничила с наглостью — и это было необычно и даже в какой-то степени приятно.

— Тайцзэ! — не выдержала Юнтай, сама посторонилась, подлокотник стула больно вонзился в бок. Не ожидала от себя отступления и тут же подобралась. Игра приобретала особую остроту. Пока неизвестны её правила, всегда останется повод для беспокойства. Это было необычно ещё и потому, что никто из придворных и наставников не смел и близко подходить к Юнтай без её позволения.

Тайцзэ не остановилась, она приподнялась с колен и коснулась спинки стула, на котором сидела Юнтай.

— Почему лишь вы можете объявить, что императрица… ваша супруга — ваша. Императрица тоже имеет кое-какие права — я хорошо училась. Отец заставлял меня корпеть над книгами и не выпускал, пока я хоть что-нибудь не усваивала.

— Хорошо, — Юнтай отступила, чтобы посмотреть, что будет, — император принадлежит своей супруге. Это действительно так, раз я не смог добиться от тебя ответа в нашу брачную ночь.

Тайцзэ потянулась дальше, едва не полоснув краешком письма по лицу Юнтай. Ещё дальше, до противоположного края стола, и вцепилась в добычу, а потом вернулась на своё место и продемонстрировала полуразвёрнутый свиток в руке:

— Давайте начнём вот с этого, — произнесла она, торжественно улыбаясь, доказав, что тоже может контролировать ситуацию. — Что это у нас? Прошение главы уезда Тянь о распределении чиновников по его плану. Хм-м-м…

Юнтай терпеливо ждала, заглядывая в свиток вместе с ней, пока Тайцзэ читала. Она закончила довольно быстро и тут же опустила свиток на колени, а потом вернула внимание к императору, больше не испытывая судьбу. — Насколько я знаю, точно не известно, на какие провинции распространилась власть министра финансов?

— Сейчас над этим работает мой человек в следственном отделе.

— И с учётом этого прошение выглядит сомнительно.

— Что предлагаешь ты? — поинтересовалась Юнтай. — Я в ответе за назначение чиновников. Как я могу сейчас лишить их власти без доказательств?

— Но никто же не обязует императора соглашаться с указанными назначениями. Можно послать своих доверенных людей с оговоркой, что им необходимо поднабраться опыта работы в провинции. Если в столице всеми делами заправляет император, то в провинции обязанности императора ложатся на плечи чиновника. В итоге чиновник с подобной практикой, вернувшись в столицу, сможет посмотреть на вещи под иным углом.

— Интересное мнение. Только как же я могу просто назначить людей на должности, ни с кем это не обсудив, даже не послушав мнения министров?

— Враг Вашего Величества — только один министр.

— Тс-с-с… — Юнтай резко остановила разговор, рискующий свернуть не туда. — Я не в праве выбирать министров на своё усмотрение, так же, как и навязывать им своё мнение. Чтобы министр согласился с мнением совета или, в данном случае, императора, нужно убедить его. А без доказательств своей правоты как это сделать?

— Как же всё тут сложно, — Тайцзэ шумно выдохнула, откинула голову за спинку стула. Очень неудобная поза, скоро заболит спина. Видимо, дискомфорт Тайцзэ ощутила сразу, потому что сгорбилась над столом, рассматривая свиток с посланием от главы уезда, а потом заговорила. — Хорошо, я поняла: нельзя называть врагов врагами открытым текстом, приму к сведению. Но неужели слово императора вообще ничего не значит?

— Молодого императора, Тайцзэ, неопытного, своевольного. Как ему внушить доверие не только народу, но и придворным? — отметила Юнтай.

— Так же, как это делают императоры солидного возраста, с богатым опытом управления страной и прекрасным характером — словами. Конечно, проще было бы услышать голос оружия, но это грубый метод, во дворце точно не сработает, — Тайцзэ набрала в грудь воздуха для монолога. — Кто сказал, что у императора власти меньше, чем у министров? Где это написано? Другое дело, если он соглашается с мнением большинства. В таком случае, остаётся либо бороться радикальными методами, либо подстраиваться и всю жизнь во всём уступать. Так вот — это не выход, — она даже пальцем в стол ткнула, как раз посреди свитка, но не чтобы выделить какое-то особое заявление из текста, а чтобы подчеркнуть весомость своих слов. — Вы объявите о своём решении. Не может быть, чтобы у вас не было сторонников при дворе.

— Ну-у-у, это может быть министр Дуань, — нехотя согласилась Юнтай. Она не играла в игры фракций, хотя это было рискованно. В итоге не была точно уверена, кто готов пожертвовать за императора жизнью.

— Один министр — уже много, — Тайцзэ загорелась. Юнтай дивилась: человек, ни разу не участвующий в интригах, пытался строить планы и даже их обосновывать. Или, скорее всего, она пыталась помочь человеку, который силой заставил её выйти замуж.

— Тайцзэ, подожди, — Юнтай остановила её, накрыв руку своей. Было отчасти непривычно проявлять такие нежности, но Тайцзэ — супруга императора, поэтому все ограничения — лишь условности, которые можно легко перешагнуть. — Что ты делаешь, Тайцзэ?

— Мне больно смотреть, как двор трещит по швам. За вас больно, — Тайцзэ на неё глаза подняла, но не выразила сожаление или сочувствие, ограничилась комментарием. — Удивляюсь, как при таком-то императоре удалось наладить порядки на территории дворца, хотя бы внутреннего.

Юнтай улыбнулась:

— Во всём дворце.

— Неужели?

— Я не самый могущественный император. Но и не самый слабый. Мне ещё только предстоит возвыситься над министрами. И я, клянусь, не собираюсь мириться с тем, что творят некоторые из моих подданных.

— Отлично, — Тайцзэ подняла руку и тяжело шлёпнула её на плечо Юнтай, стиснула пальцы. — Хороший настрой.

— Хороший, — вздохнула Юнтай. — Но вся беда в том, что у меня нет людей, которым я мог бы довериться. Поэтому всё приходится делать самому. И поэтому совет держится на расстоянии.

— Да ну? Я думала, это вы держите дистанцию, — не поверила Тайцзэ.

— Даже беря во внимание министра Дуаня, я не могу быть уверен, что он одобрит моё предложение о назначении чиновников в провинции, — Юнтай вытащила из-под руки многострадальный свиток с прошением и потрясла им перед лицом супруги.

— Вы забываете ещё кое о ком, ваше величество, — Тайцзэ не пыталась вернуть письмо обратно.

— О ком же?

— Все эти права императрицы — неужели просто слова на бумаге?

Юнтай сделала паузу. Как раз императрицу она во внимание не взяла, не привыкши рассчитывать на лёгкую победу. Но теперь у неё была Тайцзэ. Добрая Тайцзэ, преданная власти императора и никому другому.

— Пусть слово императрицы не является законом, — Тайцзэ подтвердила догадки и вселила надежды, — но я скажу это слово на совете. Посмотрим тогда, кто на нашей стороне, а кто с министром финансов. Возможно, чиновникам не хватает только уверенности, как и вам… Юнтай, — её мягкая рука, всё ещё хранящая грубые следы от тренировок с оружием. Нельзя ограничивать эту женщину. Если она хочет тренироваться, пусть тренируется. Хочет по-мужски скакать верхом — пусть скачет. Единственное, что Юнтай не могла дать ей — это свободу, которой она, несомненно, заслуживала, иначе поползут сплетни одна другой жутче.

Юнтай поймала её руку и прижала к своей щеке. Как же с Тайцзэ было спокойно. Юнтай успела забыть, каково это — верить близким людям и полагаться на них.

— Эм-м-м… Ваше Величество, отдайте мою руку. Не забывайте, что вы любите мужчин, — Тайцзэ легонько подёргала, не рискуя вернуть руку силой.

Юнтай вздохнула и выпустила её руку:

— Да, пусть это не беспокоит тебя. Если хочешь, считай меня своим братом.

— У меня нет… — Тайцзэ уткнулась взглядом в стол и нахмурилась. — У меня больше нет брата.

Его убили вместе с остальными…

— Как его звали? — сочувственно произнесла Юнтай.

Тайцзэ вскинула голову и замешкалась. Напрасно Юнтай ждала — она не желала произносить этого имени. И о причине она тоже молчала. Возможно, брат был повесой, таким, как настоящий Цзяо Юнтай. Но даже если так, Тайцзэ очень его любила.

Тайцзэ сгорбилась и взяла со стола ещё один свиток. Как легко она освоилась во внутреннем дворце, уже не стеснялась проявлять инициативу. Если бы она попыталась проявить её и в любви, Юнтай открыла бы ей свою тайну. Только ей. И только Тайцзэ могла «забеременеть от императора».

Юнтай забрала свиток из её рук и встала первой. Тайцзэ осталась сидеть, задрав голову.

— Давай прогуляемся, — предложила Юнтай, желая улыбнуться, но так и не улыбнулась. — Погода сегодня замечательная.

Беспокойство снова охватывало её. Так было всегда в неспокойные времена. На это раз сердце Юнтай ускоренно билось из-за Тайцзэ, принёсшей в более-менее спокойную жизнь дворца множество тревог.

Юнтай заметила евнуха Шэня, семенящего по задней дорожке с подносом в руках. В любое другое время Юнтай прошла бы мимо, сочтя действия окружающих обычными, прощая им маленькие забавы, даже если для этого они слегка злоупотребляли своим положением и пользовались благами дворца в личных целях. В любое другое время, но сейчас во дворце поселилась императрица, и евнух Шэнь следовал в направлении её покоев. Оставлять супругу жить в покоях императора, особенно если он сам там не жил, особенно после свадьбы — выглядело чересчур подозрительно. Тайцзэ поселили в покоях, которые на протяжении многих поколений занимали императрицы. Тайцзэ, что прожила во дворце меньше месяца, держалась и выглядела так, будто с рождения находится здесь.

Юнтай шагнула вслед за евнухом, одновременно жестом посылая сопровождение остановить его.

— Евнух Шэнь! — немедленно окликнул евнух Чу, поспешно обогнавший императора, торопящийся выполнить распоряжение. Юнтай не приходилось повышать голоса, ибо даже это делали за неё.

Евнух Шэнь остановился и оглянулся, а завидев императора, немедленно склонился.

— Его Величество желает тебя видеть, — торжественно объявил евнух Чу.

Ослушаться распоряжения императора не смел никто, включая чиновников. Другое дело, когда они получали право возразить на официальном совете, но все, кто не касался политики, спешно исполняли любой каприз Сына Неба.

Евнух Шэнь предстал перед его величеством в ещё более низком поклоне, едва удерживая ровно поднос со стоящим на нём кувшином вина.

— Это для императрицы? — осведомилась Юнтай.

— Да, Ваше Величество. Государыня пожелала отведать выдержанного императорского вина после трапезы.

Тайцзэ не изменяла своим привычкам. Юнтай невольно улыбнулась. Эта смелая черта характера восхищала и не переставала беспокоить. Как можно контролировать человека, не желающего замечать рамок? Женщина не должна злоупотреблять вином, особенно женщина благородная. Женщина не должна спорить с мужем, но Тайцзэ только и делала, что сомневалась в методах Юнтай и высказывала своё мнение. Это очень помогало в разборе документов, позволяло взглянуть на ситуацию глазами человека, не связанного со двором. Как долго Тайцзэ будет сохранять эти свои выделяющиеся черты? Тайцзэ не любила скучать и искала общения хотя бы со слугами, тогда как все знакомые Юнтай девушки скромно ждали своей очереди, пока высокопоставленные люди освободятся от основных забот и соизволят уделить им толику внимания.

Юнтай раздумывала недолго, она жестом велела следовать за собой и сама направилась в покои императрицы. Только перед дверями она забрала поднос.

— Его Величество желает видеть императрицу! — громко возвестил евнух Шэнь.

Можно было ожидать, что Тайцзэ встанет встретить нежданного гостя и спросит о цели его визита, но Юнтай снова просчиталась: Тайцзэ сама открыла двери, остановилась в них, широко расставив руки в стороны, упираясь ладонями в створки.

— Не знала, что евнуху Шэню понадобится помощь, чтобы принести мне вина. Или это вино такое ценное, что требует личного сопровождения императора?

— Перестань запугивать евнухов, — Юнтай сделала шаг вперёд, отстраняя супругу. Тайцзэ могла бы и воспротивиться, заявив, что это её покои. Юнтай опасалась этого, ибо для всех они уже настоящая пара, и императрица не смеет задерживать супруга на пороге. Тайцзэ учла и этот нюанс, отступила, а потом сама же закрыла створки перед носом слуг и развернулась лицом к неожиданному гостю, осталась в дверях наблюдать за тем, как Юнтай прошествовала через всю комнату и уселась за стол, поставленный в точности так же, как в императорских покоях, перед громадной кроватью со свисающим пологом из плотной шелковистой ткани. Она села на стул перед столом, поставила поднос с вином и быстро окинула взглядом собранные стопки дощечек с надписями. В основном это были правила проведения совещаний. Тайцзэ и правда желала помочь императору в его нелёгкой работе и борьбе с министром финансов.

— Я принёс вина, — Юнтай заставила себя оторваться от разглядывания стола и приглашающим жестом указала на кувшин. — Окажи милость, раздели его со своим мужем.

Ненавязчивое напоминание о положениях.

Тайцзэ не сдвинулась с места, произнесла:

— Надеюсь, Ваше Величество не забыли, что вас не привлекают женщины? — она волновалась. Явление в покои супруги обычно означало романтическую цель.

— Ты постоянно напоминаешь мне об этом, — парировала Юнтай. — Так боишься отдаться мужу? Боишься лишиться свободы? Тайцзэ… — она покачала головой, — Тайцзэ, ты и так лишилась её.

— Моя личность принадлежит вам, — Тайцзэ оставалась холодной, — но не тело.

— Ошибаешься, твоё тело стало принадлежать мне с того момента, как я вошёл в брачные покои в день нашей свадьбы.

— А как же все разговоры о том, что несправедливо, если принадлежать может только женщина? — Тайцзэ снова принималась спорить.

— Это идёт из общества, не от меня, — Юнтай тоже напомнила об очевидном. — Я тоже принадлежу тебе, но ты не хочешь пользоваться своими привилегиями.

— Привилегиями, которых я не просила.

— Подойди сюда, — Юнтай оборвала спор, который ни к чему не приведёт, сама распечатала кувшин и сама налила вина две полные чаши, предусмотрительно принесённые евнухом Шэнем.

Тайцзэ подчинилась. Она приблизилась к столу и села напротив, подложив под колени пышную подстилку, и теперь смотрела снизу вверх. Отчаянная женщина, не боящаяся прямо смотреть императору в глаза. Будь Юнтай мужчиной, ему было бы приятно подчинить её. Будь на месте императора настоящий Юнтай, он бы овладел ею в первую брачную ночь или, возможно, раньше, пользуясь своими привилегиями и опытом. А он был далеко не новичок в любовных отношениях. Другой вопрос, что эти отношения не являлись долговременными.

— Пей, — Юнтай показала пример, поднесла чашу к губам, однако, напиваться не собиралась, ибо негоже главе государства отлынивать от работы днём.

Тайцзэ этот аспект волновал куда меньше. Она без колебаний взяла чашу и опрокинула в себя. Юнтай завороженно смотрела на каждое её движение, вплоть до слегка изменившихся черт лица. Когда Тайцзэ с громким стуком поставила чашу на столик, вообще, казалось забыла, кто её собеседник.

— Ничто не бодрит лучше кувшина хорошего вина, — произнесла она. — Выпьем ещё?

Она потянула было руку к вину и остановилась на полпути. Юнтай не двигалась, всё ещё держала наполовину полную чашу в руке и смотрела на Тайцзэ.

— Не хотите, чтобы придворные унюхали запах? — наконец сделала собственные выводы Тайцзэ. — Свалите на меня. Вы же должны выполнять прихоти супруги, пока ещё пылаете к ней любовью?

Юнтай не допила и чаши, поставила её на стол. Тайцзэ не отрывала взгляда от вина в ней и никак не прокомментировала.

— Запах — не самое плохое. У меня ещё очень много работы. Негоже мне расслабляться.

— Это всего лишь чаша вина, — Тайцзэ не упрекала, просто поддерживала разговор.

— Я не так часто выпиваю, Тайцзэ, — созналась Юнтай. — Боюсь, я могу захмелеть. И это никак не поможет мне укрепить своего положения.

— Какой император не умеет пить?

— Наслаждайся, — Юнтай указала на кувшин и даже сама подлила в чашу Тайцзэ.

— Я наслажусь. Но мне любопытно, — Тайцзэ приподнялась и наклонилась вперёд. — Что за жизнь была у Вашего Величества, если вы одним махом отказались от развлечений?

— Я думал, о моей жизни знает вся Поднебесная.

— Никто не знает, что император настолько одинок, что даже не с кем выпить, — отметила другое Тайцзэ. — Почему у вас нет приближённых? Почему вы держитесь на расстоянии от слуг? Клянусь, я не буду удивлена, если вы и одеваетесь без посторонней помощи.

— А-а-а… — Юнтай поспешно искала объяснения, но найти их оказалось не так просто. — Вот ты о чём, — лучше было использовать уже проверенный метод, но Юнтай очень волновалась, пытаясь говорить об этом с Тайцзэ. — Я сыт по горло чрезмерной заботой слуг, и склонен полагать, что это именно из-за них все мои братья и сёстры оказались неспособны жить в этом мире.

— То есть, вы считаете, что это слуги убили всех ваших родных? — снова категорично.

— Нет, — Юнтай ответила тут же, без паузы. — Мне не на кого было положиться, когда я так считал, а со временем характер портится даже у самого доброго человека в мире, если постоянно пополнять копилку его несчастий. Считай, что из-за скорби, длящейся с самого моего детства, испортился и мой характер.

— Если бы он настолько испортился, он бы испортился для всех, — указала на очередную дыру Тайцзэ. — Но мне вы позволяете делать, что заблагорассудится, даже вырывать из ваших рук документы. Почему вы не угрюмы сейчас? Вам ведь положено быть в другом месте, но вы даже выпили со мной.

— Я не знаю.

— Вы добры к женщинам — это слухи, что бытуют во дворце, — сразу исключила споры Тайцзэ. — Это естественно для мужчины, который рассчитывает на женскую любовь, но вы предпочитаете мужчин. Вот в чём я не вижу логики. Вы… самый странный мужчина, каких я встречала в жизни.

Сердце ёкнуло, но Юнтай не растерялась:

— Возможно, из-за того, что я люблю мужчин, и проявляются эти странности.

— То есть, виновато долгое воздержание? — открыто и нагло.

— Тайцзэ! Как ты, девушка благородного происхождения и воспитания, можешь говорить такие вещи?

— А что тут такого? Это же заложено в человека природой. Если он долго не удовлетворяет своё желание, он может стать раздражительным, — предотвращая очередную реплику Юнтай, Тайцзэ ткнула в неё пальцем. — Не вижу ничего плохого в том, чтобы муж и жена разговаривали на столь деликатные темы. Если вы даже признались мне в своих предпочтениях, поздно стесняться.

Повисло неловкое молчание. Глаза Тайцзэ горели чистым любопытством. Возможно, это вино придало ей смелости. Интересно, сколько она выпила? Юнтай почти уверилась, что это не первый её кувшин сегодня. И неловко было только Юнтай, но никак не супруге.

— Должна же я знать, что за человек является моим мужем, — продолжила атаковать Тайцзэ. Это становилось опасным. Тайное желание признаться ей в своей женской сущности трусливо забилось в самый дальний уголок сознания.

— Верно, — Юнтай понимала, что, не атакуя, не выиграть битвы. — Вероятно, я и правда кажусь странным…

Только бы Тайцзэ не вспомнила, что настоящий Юнтай был бабником, каких поискать. С чего бы у человека с такими бесстыдными наклонностями ни с того ни с сего проявилась любовь к своему полу?

Тайцзэ об этом не вспомнила, к величайшему облегчению:

— Если вы понимаете это, могли бы вычислить и закономерность: отчего совет никак не решится открыто принять вашу сторону. Что вам мешает изменить это хотя бы сейчас? Я же обещала поддержать вас.

— Возможно, сейчас, когда я подумал над доверием к министрам, мешаешь мне именно ты, — Юнтай предприняла отчаянную атаку.

— Я? — Тайцзэ искренне удивилась.

— Что если во мне проснулся настоящий мужчина и полюбил тебя? — чем сильнее натиск, тем больше замешательства у противника. — Я, кажется, предупреждал тебя, что могу забыть о своих предпочтениях.

Оказаться в постели с Тайцзэ, испуганно смотрящей на Юнтай снизу вверх, стыдливо зажимающей одежду на груди, утратившей многословие — это слишком. Юнтай постеснялась бы просто полежать, обнявшись, после того, как рассмотрела возможность интимной близости. Она не стеснялась других женщин. Только Тайцзэ. И это тоже выглядело неестественно. Неужели Юнтай и правда начинает к ней что-то чувствовать?

Это было попросту невозможно.

Тайцзэ не ответила, обратила внимание на стоящую перед ней чашу вина и опрокинула в себя, даже не поморщившись. Потом ещё одну, на четвёртой она остановилась, хотя наполнила до краёв, и только тогда вернулась к разговору:

— Мужчина, кого бы ни любил, должен чётко знать, чего он хочет, — изрекла Тайцзэ. — Вы продолжаете плести какие-то интриги и постоянно втягиваете меня.

— Может, потому что они касаются непосредственно тебя?

— Вы всерьёз рассчитываете напугать меня недомолвками и намёками?

— Тайцзэ, ты тоже совсем не похожа на женщин, которых знаю я, — отметила Юнтай. — Это влияние жизни в провинции или постоянное отвержение настоящего, с которым ты никак не примиришься?

Юнтай не ожидала, что именно эта фраза заставит Тайцзэ дрогнуть. Она взяла четвёртую чашу вина и выпила, после чего уже более степенно поставила пустую тару на столик и опустила глаза вниз.

— Вы же сами сказали, Ваше Величество, — сбавила она тон, — скорбь способна изменить человека. У меня этот период был короче вашего, но мне даже сейчас хочется лично отыскать убийц и долго пытать их, смотреть, как они умоляют о пощаде, но не пощадить. Наверное, я просто становлюсь озлобленной, — она вздохнула. — Простите, Ваше Величество, за мой неуместный напор.

— Мне не за что прощать тебя, Тайцзэ. Мне достаточно того, что ты поняла меня.

— Тогда допейте хотя бы одну чашу, — она всё ещё не поднимала головы, даже руки под стол спрятала. Кажется, она разнервничалась. Наблюдая за её волнением, Юнтай тоже начинала волноваться. Она взяла полупустую чашу и выпила мелкими глотками, после чего поставила на стол, протянула руку через разделяющее их пространство и прикоснулась к щеке Тайцзэ, вынуждая её поднять голову:

— Я выпил, теперь давай забудем наши разногласия. Я не хочу, чтобы ты отдалялась от меня.

— Как я могу отдалиться, если я обязана всегда быть рядом? — Тайцзэ притихла, выглядела даже несчастной, но ничуть не пьяной.

— Духовно, Тайцзэ. Мне важно, чтобы ты продолжала вести себя со мной искренне. Чтобы я чувствовал твою близость, как было до сего момента. Даже если ты не согласна, просто скажи — и мы попытаемся решить это вместе.

— Хорошо.

— Ты уступаешь, потому что так положено под напором императора?

— Да, — снова отважно.

— Ну что ж, по крайней мере, это честно.