Тайцзэ весь день ждал евнуха Шэня, то и дело смотрел в окно в надежде увидеть знакомую семенящую фигуру. Он не просил принести вина, не мог читать, не мог просто сидеть или заниматься своим женским образом, доводя его до совершенства, пока есть свободное время.
Тайцзэ уже четверть часа водил по одной из прядок, когда услышал голоса снаружи. Он так обрадовался окончанию мучительного ожидания, что забыл изменить позу, так и сидел перед зеркалом с расчёской в одной руке и кончиками пряди — во второй. Голоса становились громче, свита за дверью явно суетилась. Вряд ли слуги станут поднимать шум из-за какого-то евнуха, пусть даже он посреди ночи попытается пробраться в покои императрицы. Его просто поймают, а наутро доложат императору о неподобающем поведении. Вряд ли евнух стал бы рваться в покои Тайцзэ, зная, что с утра всё равно придётся принести две чаши вина.
Тайцзэ заволновался. Все его надежды наконец успокоиться пошли прахом. Более того, кто бы ни стоял за дверью, он обладал кое-какой властью, ибо смело отдавал распоряжения слугам. Вряд ли это кто-то из чиновников: они не посмели бы подойти и близко к личным покоям императрицы без особого приглашения. Даже министры не стали бы искушать судьбу. Семьи у Юнтай не было, значит, это мог быть только посторонний, рискнувший нарушить правило дворца или…
Дверь широко распахнулась, а Тайцзэ чуть на пол не рухнул — так усердно выворачивал голову, стараясь рассмотреть, кого принесло в такой-то час — на улице уже стемнело, птицы не пели, только цикады продолжали стрекотать, но они будут тянуть свои монотонные песенки всю ночь. От резкого движения Тайцзэ выронил расчёску и быстро наклонился за ней, всё-таки утратив опору, ибо съехал на самый краешек низенького сиденья. Он успел подхватиться и едва не коснулся коленями пола, хотя это не выглядело бы странно, потому что многие встречают императора на коленях.
Юнтай шагала по ковровой дорожке через всю комнату, во внутренние покои, — Тайцзэ отчётливо это видел из-за громадной ширмы, ибо вытягивал шею — а за ней уже закрывались двери. Никто из слуг не посмел последовать за ней. Шум за дверями, скорее всего, был вызван распоряжением Юнтай никого не впускать в покои. Это значило, что «император желает провести ночь с императрицей».
Тайцзэ шумно вдохнул и так же шумно выдохнул, и всё же поднялся во весь рост, выпрямился, не выпуская расчёски из руки.
— Чем я заслужила Ваше внимание в столь поздний час? — поинтересовался Тайцзэ.
Юнтай не ответила, остановилась напротив, а потом сделал шаг и протянула руку, обхватывая ладонью кисть Тайцзэ, в которой он зажимал расчёску. Прикосновение её горячих пальцев снова начало сводить Тайцзэ с ума. Он хотел эту женщину и не смел переступить черту. Сейчас он захотел бы любую женщину, даже неопрятную дочь крестьянина или ремесленника. Он бы не погнушался и грязной бродяжкой с улицы, правда, всё же предварительно распорядился бы её вымыть и привести в порядок. Сейчас он напрочь забыл, что дочь крестьянина или ремесленника, или та же бродяжка могли отказать. У него сейчас вообще не хватало рассудительности мыслить логически.
— Садись, — распорядилась Юнтай.
Нельзя этого делать!
— Не нужно, Ваше Величество, — Тайцзэ невольно отступил, выпуская расчёску из рук. Юнтай не успела перехватить её — и падение маленького предмета показалось громовым раскатом посреди глухой ночи. Тайцзэ вздрогнул, отступил на несколько шагов, за грудь схватился, едва сдержался, чтобы не сжать, иначе собрал бы весь нагрудник.
— Что такое? — Юнтай остановилась, видя только показанную нервозность, но интерпретировала её по-другому, нахмурилась. — Ты что-то скрываешь о меня?
— Нет, как можно? — вырвалось.
Разумеется, Тайцзэ скрывал. И сейчас самое время рассказать об интриге за спиной императора, которую сам же и развязал. Лучше занять себя разговором и рассердить Юнтай, чтобы она сама очертила дистанцию, чем истязать себя, безостановочно приглушая романтические порывы.
— Тогда что случилось? Почему ты не спишь? — Юнтай наступала, а Тайцзэ только раз отступил. Так продолжалось, пока между ними не осталось всего одного шага.
— Простите, Ваше Величество, я виновата, — выдохнул Тайцзэ. Он не знал, какое выражение лица сделать, чтобы она не сердилась. Он даже не знал, что лучше: сердитая Юнтай или понимающая. Если она поверит в идею Тайцзэ и оценит бескорыстную помощь, она неминуемо попытается отблагодарить за неё. И тогда Тайцзэ совершит ошибку.
Лучше рассказать хоть что-нибудь. Свою сущность он раскрыть не мог, значит, остаётся поиск наследника.
— Простите, — Тайцзэ избрал самый лёгкий путь — воспользовался правилами этикета и упал на колени, пряча лицо за волосами, упавшими спереди. Он смотрел в пол. Так оказалось легче. — Я хотела оказать помощь в поисках наследника престола и…
— Что ты сказала?! — Юнтай поступила не так, как ожидал Тайцзэ. Она не накинулась с обвинениями из-за того, что Тайцзэ суёт свой нос, куда не следует.
— Сына вашего брата, наследного принца, — уже смелее отбарабанил Тайцзэ. Второй шаг всегда легче первого.
Юнтай обхватила его лицо обеими руками. Тайцзэ в некоем недоумении поднял взгляд. Юнтай сидела на корточках, подметая роскошными императорскими одеяниями полы вокруг себя, и удерживала лицо Тайцзэ, не позволяя отвернуться. Тайцзэ невольно вперёд подался, опуская веки, но опомнился и остановился на расстоянии ладони от её лица. Кажется, она истолковала его жест по-другому. Не желая гадать над всеми тонкостями женской логики, Тайцзэ снова заговорил:
— Я не могла смотреть, как вы мечетесь между государственными делами и мучаетесь из-за невозможности подарить Поднебесной принца, и посмела взять это на себя. Если я виновата, накажите меня, Ваше Величество, но я не желала зла ни вам лично, ни короне. И никто, кроме меня, не посвящён в ваш секрет. Клянусь, от меня никто его не узнает.
Юнтай всё ещё держала его. Её мягкие пальцы… волшебные пальчики, самые соблазнительные из всех, какие только Тайцзэ имел счастье ласкать. Он снова не выдержал, поднял обе руки и накрыл её пальцы, обхватил их и пленил. В любое другое время он поцеловал бы каждый из них, но вынужден был смотреть в глаза собеседнице и бездействовать.
— Что ты сделала? — спросила крайне встревоженная Юнтай.
— Я приказала евнуху Шэню найти всех выживших женщин, с которыми развлекался наследный принц. Я, правда, не замышляла ничего дурного, и приказала ему не распускать сплетен. Я просто велела выяснить, не остался ли кто-то из принцев за пределами дворца. Место ваших племянников здесь, Юнтай. Чем больше будет наследников, тем меньше будут на вас давить министры и совет.
Юнтай резко встала, буквально вырывая свои руки из плена, развернулась к двери и громко позвала:
— Евнух Ву!
Привела с собой собственную свиту и наверняка распорядилась, чтобы их не беспокоили.
Тайцзэ остался на месте. Сидел на полу, как облитый ледяной водой, уже не пытаясь преклонять голову. Он ничего не мог сделать, кроме как убедить Юнтай в своей преданности. Тайцзэ ведь не сделал ничего плохого… или сделал? Один обман двора чего стоит. И неизвестно ещё, как расценивает его инициативу Юнтай. Только бы не разозлилась и не запретила выходить наружу.
Двери снова распахнулись, впуская упомянутое лицо. Евнух семенил точно так же, как евнух Шэнь. Он остановился, не подходя ближе, чем на десяток шагов, — стандартная дистанция между Юнтай и её окружением. Редко её нарушали без особой причины.
— Что изволите, Ваше Величество? — евнух склонил голову, сложил руки перед собой.
— Евнуха Шэня сюда. Немедленно!
Евнуха Шэня не было во дворце. Тайцзэ едва не сказал об этом вслух.
Когда евнух Ву убежал, снова наглухо задраивая за собой двери, Юнтай вернулась к Тайцзэ, а он заговорил, без позволения поднимаясь с колен:
— Его нет во дворце. Прямо сейчас евнух Шэнь в пути из деревни, где, вероятно, скрывается одна из женщин, избежавшая смерти.
Юнтай не спешила громко обвинять, она села за стол и поставила на него локоть, а лицо в ладони спрятала:
— Ты должна была посоветоваться со мной, — произнесла она.
Самодеятельность Тайцзэ являлась для неё шоком, но не поводом для казни.
Тайцзэ подошёл, осмелился без приглашения сесть напротив, туда, где обычно сидел евнух Шэнь, и принялся объяснять:
— Именно поэтому я так много времени провожу с евнухом Шэнем. Я должна была удостовериться, что он предан мне. Я бы никогда не попросила об этом человека, в ком сомневаюсь хоть чуть-чуть…
Тайцзэ слукавил: он сильно сомневался поначалу, а потом просто привык. Да и евнуху не поздоровится, если узнают, что он пил за одним столом с императрицей. Тайцзэ, можно сказать, держал его за горло.
— После кончины наследного принца очень много женщин погибло всего лишь из-за того, что они имели с ним любовную связь, — упрекнул Тайцзэ. Позволил себе упрекнуть. — Есть много способов заставить испуганную женщину замолчать, но почему-то выбрали именно этот…
— Я не отдавал распоряжения, — Юнтай продолжала говорить о себе в мужском роде, выпрямилась, сурово посмотрела в глаза Тайцзэ. — Это был человек, который скрывал правду с того момента, как мы услышали о смерти моего брата. Он уничтожил все улики, о которых знал, а потом покончил с собой.
— Покончил? — Тайцзэ удивился. Не правильнее ли было прикрывать Юнтай? А он оставил её совсем одну.
— Он вынудил меня подписать ему смертный приговор, а я не мог очистить его имя. Если я не могу справиться с чиновниками, плохой из меня император.
Тайцзэ замер. Он долго молчал, рассматривая Юнтай. Отважную Юнтай, огорчённую из-за воспоминаний, которые она гнала от себя, растерянную, обычную женщину, со страхом в душе раскрывшуюся единственному человеку во всем мире. Тайцзэ был и останется единственным. Он бы не смог предать её.
— Даже мужчина-император переживает периоды отчаяния, — попытался заверить он, обошёл стол, присел рядом с ней, руку протянул…
Слишком смело. Он опустил руку вниз, крепко сжав в кулак. Если обнимет сейчас, уже может не остановиться.
— Вы осуждаете меня? — для Тайцзэ стало очень важным доверие Юнтай. — За то, что действовала за вашей спиной, вы меня осуждаете?
— Ты заставляешь меня возвращаться в прошлое, в котором я был совершенно бессилен. Но я не стану наказывать тебя.
— Потому что я делала это ради вашего блага?
— Нет. Потому что если ты тоже умрёшь, у меня не останется никого, Тайцзэ, — она всё ещё смотрела как император, облачённая в императорские одеяния, с пучком на голове, окружённым резной «короной» из золота. — Поэтому отныне ты должна делиться со мной, а не с евнухом Шэнем.
— Да, я поняла, — без колебаний согласился Тайцзэ.
— Тогда отправь его во внешний дворец!
— Я не могу. Он… — Тайцзэ язык прикусил. Чуть не сослался на вино по утрам, которое евнух Шэнь исправно приносил, минута в минуту.
— Ты смеешь торговаться со мной? — Юнтай сдвинула брови.
— Нет, не смею. Но если я отправлю евнуха Шэна во внешний дворец, разве остальным не покажется, что он впал в немилость?
— Тебя беспокоит евнух, который…
— Не только евнух, — перебил Тайцзэ, не заметив своей наглости. — Лучше держать его при себе. Юнтай, я понимаю, что вы сейчас чувствуете, но нам нельзя отпускать его. Прошу, подумайте.
Юнтай думала. Всё, что она пыталась сделать сейчас, было сделано спонтанно. Она получила буквально удар под дых от Тайцзэ, о чём он сейчас сожалел, и не успела успокоиться. Но она обязательно сделает верные выводы и согласится с решением Тайцзэ. Если бы она не была на это способна, она не смогла бы править государством и скрывать свой пол от приближённых.
Она не успела согласиться, потому что двери снова распахнулись — вернулся евнух Ву с поклоном и докладом:
— Ваше Величество, евнух Шэнь отбыл сегодня утром, взяв из конюшни скакуна.
— Как только он вернётся, пусть придёт в покои императрицы, — Юнтай уже взяла себя в руки. Она уже выглядела как истинный император и одним взглядом обещала покарать слуг за нерасторопность. Это она умела в совершенстве. — Сегодня я останусь здесь.
— Как прикажете, — евнух поклонился.
— А теперь уходи.
Они снова остались одни. Юнтай молчала, рассматривала свитки на столе, не прикасаясь к ним. Свёрнутые свитки. Из такого положения не прочесть ни иероглифа, а она всё равно смотрела. Но Тайцзэ знал, что она размышляет. Юнтай, недовольство которой он заслужил сполна, выглядела недоступной. Он больше не смел прикасаться к ней. Он тоже сидел и помалкивал, изучая тот же самый стол и те же самые свёрнутые свитки на нём.
Тайцзэ подробно рассказал, о чём именно и как говорил с евнухом Шэнем. Он мог бы показать, что у императрицы тоже есть характер, и она способна не ограничиваться постоянным согласием с супругом. Соглашаться с императором положено при дворе. Даже если император в чём-то не прав, никто открыто не поправлял его, пытался привести доводы, чтобы Его Величество сам сделал нужные выводы. Тайцзэ не хотел протестовать или уклоняться, так как чувствовал, что только доверие между ними способно сгладить резко очерченные границы. Тайцзэ хотел сделать что-то для Юнтай. Не для императора, а для женщины, к которой его безумно влекло.
Юнтай выслушала спокойно, хотя и сердилась, выражение лица выдавало: плотно сжатые губы, чуть сузившиеся глаза и будто замёрзшие скулы — ни одного движения на этом лице, что даже немного страшило. Юнтай отлично вжилась в роль императора и теперь неосознанно пользовалась усвоенными навыками. Когда Тайцзэ замолчал, высказав свои домыслы относительно возвращения вероятного наследника в лоно семьи, Юнтай завершила его рассказ коротким и резким «ясно».
Тишина снова угнетала. Тайцзэ не думал, что после откровений всё равно будет испытывать чувство всепоглощающей вины. Он сидел совсем рядом, но не мог протянуть руку и прикоснуться к лежащим на столе рукам Юнтай. Она вертела в пальцах сухую кисть, ещё не успевшую испачкаться в чернилах. Тайцзэ не вёл затворнический образ жизни и занимался разными делами, включая изложение собственных заметок на бумаге. Он их никому не показывал, потому что это был скорее процесс самообучения. Но он не протестовал, когда Юнтай заглянула в них и, вероятно, не увидела ничего интересного. Она не одобрила и не осудила за напрасную растрату бумаги. Она во многом была терпимее отца Тайцзэ, самого сурового его учителя. Если бы Юнтай обладала вспыльчивостью характера, она бы давно вышла из себя и приказала наказать Тайцзэ.
— Ты уверена, что евнух Шэнь не исчезнет? — наконец с тяжёлым вздохом опустила взгляд Юнтай, потёрла кончиками пальцев виски. Кажется, у неё болела голова. Тайцзэ присмотрелся и не получил никаких подтверждений.
— Я уверена в нём, — подтвердил Тайцзэ. — Он вернётся если не сегодня, то завтра в первой половине дня. Путь неблизкий, лошадь может не выдержать скачек без передышки.
— Он может сменить лошадь.
— На какую? На деревенскую рабочую лошадку, у которой скорость вдвое меньше, а выносливость почти такая же? К тому же, как он осмелится обменять коня из императорских конюшен?
Юнтай вздохнула, снова водя пальцами по бокам головы. Тайцзэ только уверился, что она не очень хорошо себя чувствует. Он встал. Юнтай мгновенно на него взгляд вскинула, следя за каждым шагом.
— Не тревожьтесь, Юнтай, — поспешно объяснил Тайцзэ свои намерения. — Лекарь предложил настойку от головной боли, когда… — он прокашлялся. Неудобно было говорить, что это было приготовлено на «период менструации» императрицы. Лекарь, едва заслышав, без напоминаний прибежал сам со всевозможными лекарствами и свёртком каких-то женских приспособлений, мягких, как пёрышки. Тайцзэ вынужден был взять всё, иначе возникли бы вопросы. Он не использовал ничего, корме настойки. Голова у него однажды заболела после того, как он слишком много выпил.
— Настойка не портится, если хранится в таком сосуде. От выдержанной даже больше пользы, — Тайцзэ поставил упомянутый сосуд на стол, второй рукой сдвинул свитки, едва не испачкав их в растёртых чернилах, успел перехватить и поставить их подальше.
Сосуд походил на сосуд с вином, только меньше, и пробка была перевязана шнурком с пометкой. Тайцзэ давно забыл, сколько нужно выпить за один раз, поэтому взял кончик шнурка с инструкцией и вчитался. Маленькая неполная чаша. Чаша у Тайцзэ нашлась. Он суетился под внимательным наблюдением Юнтай, не проронившей больше ни слова. Ему казалось, он всё делает не так. Раз даже чуть не уронил весь сосуд, ограничился тем, что выплеснул немного на стол и тут же опустил на границу растекающейся жидкости ладонь, чтобы она не добралась до свитков. Вторая рука оказалась занята. Он терялся. Ему казалось, что Юнтай вот-вот рассмеётся над его неловкостью.
Она не рассмеялась, сама взялась помогать, перехватывая сосуд и ставя его на краешек стола. Только тогда Тайцзэ сгрёб свитки на пол, позволяя наконец настойке затечь под чернила. Он шумно вздохнул от облегчения и счёл необходим нарушить пугающую тишину:
— Простите. Не думала, что лечить кого-то так сложно.
— Ты слишком волнуешься, — прокомментировала Юнтай, беря настойку, и без возражений поднесла чашу к губам. Только после последнего глотка она продолжила говорить. — Как будто я и правда император-мужчина, а ты пала перед моими чарами.
— Я правда пала, — сознался Тайцзэ. Юнтай поверила, ибо он сказал это совершенно спокойно, хотя внутри всё дрогнуло. Слишком ярко показывает свои эмоции. Невозможно оставаться равнодушным от такой близости. Но больше нельзя ошибаться. Любой здравомыслящий человек способен сделать логичные выводы из множества следующих друг за другом намёков. Он заставил себя успокоиться, несколько раз вдохнул и выдохнул, думая о дыхании, и сел напротив Юнтай.
— Уже поздно, тебе стоит лечь поспать, — Юнтай не обратила внимания на его маленькое признание.
— Голова болит не у меня, Юнтай, — мягко укорил её Тайцзэ. — Ложитесь, а я посторожу ваш покой.
— Как я могу лечь спать, если распорядился привести евнуха Шэня сразу же по прибытии?
— Но мы же сошлись во мнении, что он может приехать только завтра, — напомнил Тайцзэ. — Но даже если сегодня ночью, я уверена, мы услышим стук в дверь.
Юнтай не протестовала. Она понимала, что это действительно оптимальный вариант. Она позволила увести себя к кровати, позволила помочь раздеть себя. Тайцзэ из последних сил держался. У него пальцы дрожали, когда он развязывал множество шнурков. Он не тронул нижней одежды, ибо Юнтай отказалась снимать её, желая быть готовой сразу же. Быстро одеться в императорские шмотки было бы сложно даже Тайцзэ. То ли дело — просто накинуть ханьфу. Император обязан выглядеть всегда собранным и опрятным. Даже на ложе, во время болезни, он всё равно смотрелся бы величественно.
Тайцзэ отмахнулся от мыслей, случайно скользнул по груди Юнтай и едва не извинился, что было бы странно. Женщина не должна стесняться груди другой женщины. Тайцзэ не стеснялся, он просто следовал за своими фантазиями.
Они оба легли на кровать, на противоположные концы, смотря друг на друга, и продолжали молчать. Юнтай никак не могла расслабиться. Вся ситуация с поиском наследников её жутко пугала, но она не призналась вслух. Тайцзэ долго смотрел на неё, изучал её лицо, представлял, как ласкает его: эти щёки, губы, мягко трогает веки, а она, следуя его ласкам, поочерёдно закрывает глаза. Невыносимо горячо, почти до боли. Он не выдержал первым, перевернулся на спину. Потом зашевелилась и Юнтай. Ей было сложно довериться после нескольких лет полного одиночества. Но она, как и Тайцзэ, понимала, что никто не посмеет ворваться в покои императрицы без предупреждения. Особенно если сам Его Величество возжелал провести с ней ночь. Особенно рискуя застать супругов в момент интимной близости. Тайцзэ всё ещё было неловко от того, что о них думают. Он давил в себе желание немедленно вскочить, вырваться за дверь и растолковать, что ничем подобным они не занимаются. Но это, наверное, выглядело бы ещё страннее.
Тайцзэ не думал, что уснёт, однако его разбудил робкий стук в дверь, почти шорох. Тайцзэ подскочил, думая, что проспал всё на свете. И как только ухитрился, с откровенными-то мыслями о Юнтай? Он повернул к ней голову. Она не проснулась. Вероятно, вымоталась безумно со всеми этими советами, потом приёмами, прошениями, да ещё и вознёй с документами. У императора обязанностей много. Это только с виду кажется, что он сидит и ничего не делает, только отдаёт приказы. Император не мог просто так кидаться распоряжениями. Их требовалось обосновывать и находить компромиссы, иначе придворные могли взбунтоваться. Бунт бывает разным, не обязательно он будет с кровью и оружием. К тому же, Юнтай являлась ещё совсем молодым императором и не добилась безоговорочного доверия. А если министры посчитают её несостоятельным самодержцем, они могли законным путём вернуть власть регенту, наверняка подкупленному.
Стук не повторялся. Наверное, слуги до смерти боялись беспокоить Его Величество и Её Высочество в такое время. Но если уж потревожили, то обязательно постучатся снова, как только выждут некоторое время, убедившись, что не были услышаны.
Тайцзэ осторожно выбрался из-под одеяла и сделал шаг к одежде. Благо, только платье надеть. На ходу он поправлял нагрудник, пока Юнтай спала. Он не думал будить её, пока не услышит причину шума, а потом опомнился. Юнтай нельзя было появляться спросонья ни перед кем. Хоть её нижние одежды и были мужскими, лицо без косметики очень походило на женское. Да и грудь, возможно, надо перетянуть. Тайцзэ задержался возле кровати, нагнулся над ней, рассматривая прелестные четы и снова борясь с желанием разбудить её нежным прикосновением и поцелуем.
Он отступил, потому что руки начали дрожать. Тайцзэ быстро зажёг несколько свечей, чтобы не спотыкаться в потёмках. И только тогда, избавившись от желания обласкать Юнтай, он вернулся к кровати и сразу же позвал, чтобы снова не попасть под её чары:
— Юнтай, проснитесь.
Она проснулась, резко села в постели и молниеносно окинула взглядом покои. Затем она вспомнила, где и с кем находится. Мгновенье страха прошло, и она позволила себе выдохнуть. Тайцзэ только тогда вернулся за платьем, на ходу делясь планом:
— Кто-то просит аудиенции. Я приглашу его, а вы пока приведите себя в порядок.
— Нет, — отрезала она.
— Но почему?
— Как может императрица принимать гостей посреди ночи? — Юнтай хмурилась. Она тоже волновалась. Её нервозность передавалась и ему тоже. Хватило момента, чтобы Тайцзэ резко дёрнул платье за подол и чуть не уронил его на пол. Юнтай подоспела. У неё был такой же богатый опыт надевать женские одежды, как у Тайцзэ — мужские. Они могли здорово выручить друг друга. Юнтай молча помогла ему с платьем. Тайцзэ в процессе облачения всё время сутулился, втягивал голову в плечи и старался прикрыть грудь, боясь, что плохо закрепил нагрудник с пришпиленными к нему чашечками. Когда Тайцзэ в ответ взялся помогать с императорскими одеждами, стук в дверь повторился. Тайцзэ неосознанно дёрнулся было к выходу, но Юнтай его удержала, укоризненно покачав головой.
Только когда последний пояс был завязан, а волосы аккуратно закреплены в пучке «короной» и шпилькой, Юнтай проследовала к дверям. Тайцзэ не пошёл за ней, остался ждать, сидя за столом, немного сбоку, чтобы вернувшаяся Юнтай села рядом.
Это был евнух Шэнь. Он входил, согнувшись практически пополам, по привычке. На сей раз он весь трясся. Видимо, евнух Ву заранее его напугал вестью, что император лично желает поговорить с ним в покоях императрицы. Тайцзэ сочувствовал ему и не мог тут же заверить, что никто не собирается его наказывать. Он даже заступиться открыто не мог, отдавая ведущую роль «супругу», как и полагалось по правилам дворца. Ситуацию не спас бы и кувшин вина, потому что евнух не смог бы проглотить ни капли. Он остановился в начале ковровой дорожки, прямо перед возвышенностью, на которой стоял стол, и упал ниц, развернувшись к Юнтай:
— Прошу милости, Ваше Величество. Этот евнух не сделал ничего плохого, он верен Его Величеству и Её Высочеству…
Он лепетал и лепетал, а Тайцзэ кулаки сжимал под столом, не имея возможности перехватить инициативу. Юнтай поднялась на возвышенность и села рядом с Тайцзэ, на оставленное для неё место. Тогда Тайцзэ осмелился прикоснуться к её руке, вызывая недоумение. Она промолчала, а Тайцзэ шепнул еле слышно, так тихо, что сам едва расслышал свои слова:
— Пожалуйста, примите его помощь.
Юнтай не ответила. Она даже не кивнула. Она выглядела настороженной и величественной — чудесное преображение. Пара мазков румянами там, где полагалось скрыть одни контуры и выделить другие. Её лицо стало чуточку грубее, чуть менее привлекательным. И всё равно она оставалась женщиной, к которой Тайцзэ неумолимо тянуло.
— Встань, евнух Шэнь. Я позвал тебя не на суд, — произнесла Юнтай.
— Благодарю, Ваше Величество, — евнух приподнял голову, но вставать не спешил.
— Моя возлюбленная супруга рассказала мне о благородном деле, которое ты выполняешь…
Умничка, не начала с угроз. Не каждому понравилось бы вмешательство в его жизнь. Особенно в тот её аспект, который был засекречен и насильно забыт.
— …Это долг императрицы — рассказывать императору обо всём, что происходит во дворце, — продолжила Юнтай. — За тобой нет никакой вины, поднимись.
Тайцзэ восхитился игрой её интонации. Она не выглядела грозной, но и женственной тоже. Она казалась всё понимающим, разомлевшим от удавшейся жизни дедушкой, на коленях которого резвятся внуки. Она, вероятно, чувствовала подход к разным людям инстинктивно, но при Тайцзэ никогда прежде не использовала сиё умение. Или использовала? Тайцзэ пытался вспомнить, как она вела себя с ним самим, когда ещё «являлась мужчиной».
Евнух Шэнь поднялся. Тайцзэ ждал, что Юнтай назовёт настоящего виновника, едва не замутившего очередную интригу, но не дождался. Юнтай не станет порочить императрицу на глазах других людей, кем бы они ни являлись.
— Моя дорогая супруга рассказала мне все подробности, поэтому можешь говорить мне всё, что узнал, — Юнтай продолжала мурлыкать, усыпляя бдительность окружающих. Она усыпляла её и в Тайцзэ. Он не помнил, когда взял её руку под столом обеими своими и принялся поглаживать большими пальцами. Она не вырывалась, не делала замечаний, даже не смотрела с укором. Тайцзэ сам опомнился и застыл, после чего медленно выпустил её кисть и уставился на евнуха Шэня, не смея посмотреть на Юнтай, боясь, что она заметит этот взгляд и увидит истину. Тайцзэ редко краснел, а сейчас чувствовал, как горит лицо. Он не выдержал, прикрыл одной ладонью висок, ухо и часть скулы. Так оказалось легче сосредоточиться. Он заставлял себя не краснеть. Прямо сейчас рассказ евнуха Шэня интересовал его меньше всего на свете. Ему казалось, весь двор видит его борьбу и не говорит из-за его высокого статуса. Но он ошибался. Евнух Шэнь не стремился рассматривать первую чету государства. Он вообще глазки потупил, начиная свой рассказ. Только позу принял более компактную: засунул руки в рукава и слегка склонился. Спина оставалась прямой, но иллюзия поклона не рассеивалась.
— Это одна из сбежавших от убийц женщин, — начал евнух. — И она была беременна, когда уезжала из столицы. Почитай крайний срок. Незадолго до коронации Вашего Величества она родила мальчика. Сейчас ему полтора года. После родов она заболела и не может исцелиться по ей день.
Юнтай промедлила, но Тайцзэ не мог больше помалкивать, он сам вперёд подался, напрочь забывая о том, как сейчас краснел. Как незрелый мальчишка, впервые завидевший женщину без одежды. И среагировал-то на что! На женщину в мужских одеждах, на прикосновение под столом.
— Она вышла замуж? — спросил он.
— Никто не говорит о её муже, Ваше Высочество, — ответил евнух. — Все родственники молчат, как только речь заходит о ней, её муже или ребёнке. Они рассказывают историю, будто её муж ушёл на службу в императорское войско и погиб там при устранении конфликта.
Юнтай молниеносно глянула на Тайцзэ. Он только и успел перехватить этот взгляд. За прошедшие несколько лет не было ни одного конфликта, кроме тех, которые за спиной императора устранял министр финансов, укрепляя свои позиции. История замужества показалась сомнительной с самого начала.
— Что сказала эта женщина? — Юнтай встала, не могла больше сохранять спокойствие. Речь зашла о настоящем спасении её и всей Поднебесной. Если удастся найти хотя бы одного наследника, половина внимания министров от женитьбы императора перенаправится на мальчика.
— Она сказала, что ребёнок от мужа. Но она очень нервничала и пыталась сослаться на работу в поле, хотя и не посмела перечить евнуху, посланному самой императрицей.
— Она испугалась, — подытожила Юнтай, волновалась. Она так разволновалась, что наигранная хмурость не сходила с её лица. Из-за этого её лицо выглядело устрашающим для слуг, словно она едва сдерживала гнев и готова была вылить его на первого встречного. За этой маской, которой раньше обманывался и Тайцзэ, он видел настоящую Юнтай, ухватившуюся лишь за шанс, что ребёнок и правда может оказаться наследным принцем.
— Но будет мне позволено сказать, что ребёнок очень схож с чертами Вашего Величества, когда вы были в его годах. Я видел портреты Вашего Величества от лучших художников, которые идеально повторяют каждую деталь. Поистине лучшие из лучших мастеров, что служат при дворе.
Евнух Шэнь как будто сам воспрянул, даже выпрямился. Кажется, он начал осознавать, что император не сердится. Одного взгляда хватило, чтобы заметить перемену Юнтай. Тайцзэ сам поднялся, забывшись, сам из-за стола вышел и сделал несколько шагов. Юнтай спустилась вниз, остановилась напротив евнуха, снова вынужденного опустить голову, дабы не возвышаться над его величеством.
— Ты видел мальчика? Ты говорил с ним? Его мать позволила тебе? — осыпала градом вопросов Юнтай.
— Видел, Ваше Величество. Кто посмеет перечить евнуху, служащему самой императрице? Вся семья отнеслась с опаской, однако у них не было выхода, кроме как открыть двери. Это очень шустрый мальчик, вежливый, с запоминающимся лицом…
Попробуй не запомнить лица императора, пусть даже и в полуторагодовалом возрасте — Тайцзэ едва не усмехнулся.
— …Он слишком мал, чтобы отвечать на все поставленные вопросы, Ваше Величество, — продолжал евнух. — Всё, что я смог добиться от него — это любовь к матери, бабушке, дедушке и двум дядям. По всей вероятности, он никогда не видел своего отца. Ваш недостойный слуга смеет полагать, что мальчик растёт в любви и заботе. Он хорошо одет по меркам крестьян. Он выглядит здоровым и часто улыбается, в отличие от матери. Он не боится незнакомцев, словно бы в противовес всем своим родным.
— Ваше Величество… — Тайцзэ заговорил сразу же, как евнух закончил фразу.
Все взгляды на миг оказались прикованы к Тайцзэ, а потом евнух опомнился и снова принялся изучать пол под ногами.
— Да, моя императрица? — Юнтай ухватилась за руку помощи. Не даром Тайцзэ показалось, будто она начала барахтаться.
— У меня возникли подозрения, Ваше Величество, что вся семья может в спешке уехать. Не следует ли послать в деревню полный эскорт немедленно? Пусть женщина с ребёнком прибудет во дворец для дачи показаний и…
Он замолчал. Сам начинал волноваться и уже строил очередной план. Но теперь развитие ситуации зависело не только от Тайцзэ, теперь всё было в руках Юнтай.
— Моя супруга говорит очень здравые вещи, — одобрила она. — Евнух Шэнь, немедленно позови ко мне начальника стражи и возвращайся к себе. Завтра с самого утра, как только мы с моей супругой позавтракаем, жду тебя в главном зале с подробным отчётом. Я хочу знать всё.
— Слушаюсь, Ваше Величество. Позволено ли будет высказаться этому евнуху? — рискнул проявить инициативу евнух Шэнь, явно не закончивший рассказ. Возможно, ему хотелось выплеснуть все эмоции от поездки, но он не мог позволить себе говорить взахлёб при такой публике.
— Говори, — соизволила разрешить Юнтай.
— Я позволил себе наглость отдать распоряжение всей семье от имени Её Высочества запретить уезжать.
От имени императрицы? Неплохо у него смекалка работает. Евнух оказался очень умным человеком, даже не пришлось его подробно инструктировать перед поездкой. Тайцзэ сам волновался, когда посылал его в деревню, не сообразил, что простые люди предпочтут сбежать, чем гадать, с добрыми ли намерениями прибыл посланник двора или нет.
— Не следует ли вам наградить евнуха Шэня за помощь? — подсказал Тайцзэ выход «супругу», одновременно показывая евнуху, что не сердится из-за использования своего имени.
— Верно. Ты получишь награду и новое назначение, — Юнтай покосилась на Тайцзэ и усмехнулась. Эта усмешка ему не понравилась. Юнтай уже полностью пришла в себя и теперь начинала строить собственные планы. — И этим назначением будет служение императору. Отныне ты будешь моим личным слугой, а госпожа императрица выберет себе любую служанку.
— Но я… — вырвалось. Тайцзэ был возмущён. Он мог бы возразить наедине, но не желал показывать своеволия при посторонних. Каким бы хорошим помощником и человеком ни был евнух Шэнь, он никогда не удостоится полного доверия. — Да, я поняла, Ваше Величество, — выдохнул Тайцзэ, всё ещё кипя изнутри.
Юнтай заметила его состояние. Ничего не оставалось, как молча выслушивать клятвы верности евнуха, видеть надежду в его глазах вместе с оттенком жадности. Каждый слуга, каждый евнух знал, что чем ближе он будет к императору, тем больше вырастет жалование.
Евнух попятился, напоследок заверяя присутствующих, что готов служить верой и правдой до конца дней своих, но Тайцзэ уже этого не видел. Он продолжал молча сердиться под маской спокойствия. Он тоже научился играть, глядя на отличный пример перед глазами. Правда, опыта у него почти не было, но на сей раз он собирался выдержать партию с достоинством.
День выдался суетным. Разумеется, в свете полученных новостей, которые ещё только предстояло проверить на достоверность, Юнтай не находила себе места. Она притворялась в своей манере возвышенным императором, переигрывала даже без посторонних свидетелей, но до утра глаз так и не сомкнула, а спозаранку погрузилась в текущие государственные дела. Тайцзэ остался один. Он понимал, что ей движет желание отвлечься от волнующих сведений. Она хотела не только найти наследника, но и сына своего брата. И какого труда ей стоило сдержаться и не помчаться в указанную деревню лично.
Он собирался неторопливо. Кажется, Юнтай позабыла, что предложила ему вместе вести дела. Сейчас Тайцзэ, предоставленный сам себе, без евнуха Шэня под боком, который мог скрасить одиночество мирной беседой за чашей вина, чувствовал себя по-настоящему брошенным. А так всё складно получалось. Тайцзэ успел забыть, что он больше не глава семьи, и вокруг него не будут толпами ходить понимающие слуги. Хотя слуг у него сейчас было достаточно, а попроси он, стало бы ещё больше, они являлись «чужими». Чужие люди в чужом месте.
Он допил вино, на сей раз целый кувшин, так как слишком нервничал из-за резких перемен. Он видел, как с утра носилась прислуга. Кажется, даже какой-то военный был допущен во дворец на личную аудиенцию к императору.
Тайцзэ осознал, что вино закончилось, и если он попросит ещё, то будет выглядеть как женщина лёгкого поведения, готовая продать за выпивку тело и душу. Он нервничал. В таком состоянии он не мог бездействовать. Обычно он искал занятие рукам и голове. Самое бы время вспомнить искусство меча, а он даже не мог его в руки взять, чтобы двор не ахнул, шокированный нестандартным поведением императрицы.
Тайцзэ с грохотом поставил давно опустевшую чашу на стол. А с чего бы ему вести себя целомудренно? Он же не женщина в самом деле и жить под крылышком императора до самой смерти не собирался. И если сейчас нет возможности уйти, то это не значит, что её не появится впредь. Он просто сам не хочет бросать Юнтай в столь сложном положении. А если ещё и императрица сбежит, репутации императора конец — уж некоторые коварные министры постараются раздуть проблему до высот.
— Не позволю, — бросил он перед собой. Голос звучал не слишком твёрдо — чересчур много вина в крови. Значит, говорить стоило поменьше.
Пока весь внутренний дворец ходит на цыпочках из-за взвинченного состояния его величества, на Тайцзэ вряд ли обратят слишком много внимания. Он оставил покои. Успел подумать, что надо бы подобрать побольше волос, но он специально до сего дня выпускал их. Чем больше волос, тем меньше выделяются нехарактерные женщине детали внешности. Он расправил свисающие на грудь прядки, а потом к двери двинулся. Фехтовать в женском платье со всеми нижними юбками, конечно, сложнее, чем в просторном ханьфу, но это не особо мешало ему во время путешествия. Если не ему сражаться, то кому? Обычной деревенской девушке? Юэ исчезла сначала из его жизни, а потом и мыслей, и только сейчас вернулась. Девушка, которая не пыталась ограничить его свободу. Тайцзэ даже не знал, кому симпатизирует больше: Юнтай или Юэ.
Он отмахнулся от мыслей. С Юнтай у него нет будущего, как бы он ни хотел её. А Юэ просто исчезла. Он даже не знал, где её искать, если вырвется из заточения дворца. И примет ли она его, узнав, сколько времени он её дурачил? И, самое важное, стоило ли её искать? Поначалу Тайцзэ хотел найти её, даже попросить императора об особой служанке, но женщина во дворце, какое бы положение ни занимала, становилась пленницей, которой запрещено выходить за стены, когда вздумается.
Не к месту вспомнилась Юэ. Он протянул руки к двустворчатым дверям и резко толкнул их, распахивая настежь. Дежурившие возле них слуги отпрянули, глаза вытаращили, никак не ожидая явления взбунтовавшейся императрицы. Тайцзэ был уверен, что и глаза у него горят, как у демона. Он постоял без движения некоторое время, удерживая створки расставленными в стороны руками, а потом отпустил их и шагнул вперёд, мимо притихших склонившихся фигурок, вниз по дорожке, вдоль цветущих кустов и искусственного ручья.
Тайцзэ остановился только возле главных ворот, где стражники стояли, вытянувшись в струночку, со свисающими по бокам мечами и стоящими вертикально копьями, упёртыми кончиками древка в землю. Тайцзэ не раздумывал. Не обращая внимания на следующую за ним свиту, он подошёл к первому же стражнику. Тот покосился, а узнав императрицу, поклонился в ожидании. Им поручено никого не выпускать за ворота без особого распоряжения. И императрицу они неминуемо остановят, даже если навлекут на себя её гнев. Император являлся фигурой куда более значимой и призывал соблюдать правила и законы. А по правилам, установившимся задолго до династии Цзяо, жёнам императора запрещено покидать внутренний дворец, как и любой придворной даме.
— Меч, — Тайцзэ протянул руку.
— Ваше Высочество? — охранник, к которому Тайцзэ обратился, в недоумении взгляд поднял и тут же упёр его обратно в землю. — Соизволит ли Ваше Высочество объяснить, что требуется от недостойного?
— Объяснить? — Тайцзэ редко цеплялся к словам, но тут его злость охватила. Получается, императрица даже не может командовать стражей? — С каких пор стража требует от императрицы объяснений?!
— Прошу простить! — выпалил солдатик. — Глупый слуга никак не поймёт, что от него требуется!
— Меч! Я же сказала: дай мне свой меч, — Тайцзэ поближе шагнул, исключая свободу мысли оппонента. Стражник обязан растеряться.
Он растерялся, невольно снова поднял голову и нос к носу столкнулся с Тайцзэ. Он замер, глаза расширил, не успевая осознать, что взгляд лучше опустить. Тайцзэ этим воспользовался и сам потянулся за оружием, обхватил рукоять и резким движением извлёк клинок из ножен.
— Ваше Высочество! — наконец стражник опомнился. Не смея отнимать оружие из рук императрицы силой, он бухнулся на колени и вытянул перед собой руки в жесте. — Смилуйтесь.
Остальные стражники, остающиеся наблюдателями, совсем не скромно таращились на разворачивающуюся сцену. За спиной Тайцзэ прокатился изумлённый ропот. А стоящий на коленях охранник покорно ждал своей участи.
— Ты! — Тайцзэ отступил от него, указал на другого охранника, стоящего напротив, совсем молоденького, едва ли старше Тайцзэ, а то и помладше на пару годков. У него даже копьё вбок наклонилось, а он и не заметил. — За мной!
— Ваше Высочество! — заступился за своих подопечных старший из охраны. — Прошу простить моё невежество. Я не могу понять, чем провинился указанный вами юноша. Но охране запрещено покидать пост.
Суета усилилась. Кажется, кто-то из личной свиты Тайцзэ исчез, пока он сражался с охраной.
— Тогда ты, — Тайцзэ указал на старшего охранника и наконец соизволил объясниться. — Мне доводилось заниматься фехтованием вместе с легкомысленным братом. Хочу проверить, не растеряла ли я навыков.
Сражающаяся женщина, особенно если она супруга императора, вызвала и у охраны, и у слуг только недоумение.
— Прошу, — Тайцзэ приглашающим жестом указал на лужайку возле ворот, явно не предназначенную для сражений. — Не покидая поста и не нарушая законов, как ты и желал.
Даже император обучался во внешнем дворце, в специально отведённых для этого местах. Тайцзэ опасался, что стражник начнёт молить о пощаде, ибо если поднимет руку на императрицу, его сурово накажут, а он только помедлил немного и шагнул вперёд, на ходу передавая копьё стоящему рядом. Он держал руку на эфесе до тех пор, пока Тайцзэ не сделал первый выпад. Выпад был блестяще отбит. Да и удивляться не стоило, что тренированный воин, посвятивший боевому искусству всю жизнь, успеет не только вытащить меч, но и отвести от себя угрозу. Он не нападал сам, только парировал удары Тайцзэ — помнил, с кем сражается и какой статус носит этот бой. Вероятно, никто из присутствующих не воспринимал намерений Тайцзэ всерьёз. Свита попеременно ахала, охрана уже не выглядела столь спокойной.
Тайцзэ сделал рывок, совершенно не по-женски обходя противника сбоку и нанося ряд ударов. Сопернику пришлось отбиваться, применяя все свои умения, после чего он изменил стойку и смотрел уже по-другому. Тайцзэ было воспрянул, а потом червячок сомнений прополз: а вдруг он выдал себя?
Он отступил и опустил меч, упираясь его остриём в землю, изобразил сбитое дыхание и, придавая своему голосу волнения, хотя и стараться особо не пришлось, произнёс:
— Я успела забыть, насколько тяжело настоящее оружие. Мы с братом в большинстве практиковались с деревянным.
Получилось отвести подозрения? Тайцзэ смотрел на клинок, но краешком глаза следил за соперником. Остальных будто не существовало. Только противник может оценить боевое мастерство Тайцзэ. В принципе, Тайцзэ не был таким уж выдающимся воином. Он снова поднял меч и попросил:
— Нападай. Я тоже желаю отразить атаку. Хотя бы раз.
Последовала долгая пауза. Стражник рот открыл, воздуха набрал, а потом головой качнул.
— Ну же! — подтолкнул Тайцзэ.
И только тогда противник поднял меч, занёс его над плечом. Явно не станет использовать всю силу. Но Тайцзэ смог бы отбить и удар врага, куда сильнее физически его самого, хоть для этого и пришлось бы отступать. В фехтовании не всё зависело от физической силы. Он ждал.
Меч противника двинулся вперёд с заметным ускорением — стражник выбрал вид удара. Он не должен быть сокрушающим.
— Остановитесь!!! — прокатился над площадкой громовой голос. Такими голосами обладает не каждый. Обычно таким голосом возвещали о прибытии к императору гостя. Тайцзэ успел прикрыться мечом, но стражник не ударил, опустил оружие и поклонился.
— Что здесь происходит?! — громыхнул голос Юнтай, так не похожий на её обычный. Даже Тайцзэ поёжился, но он не мог свалить объяснения на ни в чём не повинных стражников.
— Ваше Величество, — он опередил всех, — я скучала в своих покоях, вино закончилось, и взыграла кровь. Я знакома с боевым искусством и, чтобы не забыть его, попросила стражника о спарринге.
Миг, растянувшийся на бесконечно долгий отрезок времени. Юнтай была в гневе. Тайцзэ не знал, на кого она сердится. Возможно, она собиралась наказать вероломного стражника, поднявшего руку на императрицу. Или она собиралась отчитать Тайцзэ за его постоянные нарушения дворцовых правил.
Юнтай быстро приняла решение. Она могла бы последовать правилам дворца, но шагнула к стражнику, с которым обменивался ударами Тайцзэ, и забрала его меч. Тайцзэ было очень любопытно увидеть, насколько преуспела Юнтай. Как принцесса, она вряд ли обучалась с детства. Значит, ей пришлось навёрстывать за то время, пока она готовилась занять трон. У неё было слишком мало времени на обучение ещё и фехтованию. По расчётам Тайцзэ, большее, на что она была способна — это продемонстрировать основы. Впрочем, возможно, императору большего и не нужно — за него всё сделает охрана и войска. Тайцзэ собирался проиграть этот бой. Нельзя показывать мужскую силу в сражении с женщиной. И нельзя опорочить императора на глазах у всех.
Тайцзэ так думал, но вынужден был защищаться от шквала быстрых ударов, хоть и вовсе не сильных. Оно и понятно: физической силы у Тайцзэ побольше. Он видел Юнтай полностью обнажённой, и она не блистала выпуклыми стальными мускулами. Едва Тайцзэ вспомнил её беззащитное девичье тело, как его рука ослабла. Он пропустил удар и еле успел уйти от клинка, после чего Юнтай остановилась. Она дышала ровно, не как Тайцзэ, старающийся изо всех сил показать женскую слабость.
Следующий шквал таких же несильных ударов Тайцзэ обрушил сам, вынуждая защищаться Юнтай. Он сделал шаг вперёд — и она отступила. Вынуждена была отступить. Теперь защищалась она. Чем дальше, тем сильнее разгорался азарт. Тайцзэ хотелось победить, он почти забыл о решении сдать этот бой и необдуманно полоснул по плечу Юнтай остриём меча, разрезая верхнюю одежду. Юнтай отступила решительнее. Только завидев испорченный императорский ханьфу, Тайцзэ остановился, хотел попросить прощения, а Юнтай сама заговорила:
— Моя дражайшая супруга сама способна постоять за себя — я горд.
Что?
Тайцзэ во все глаза смотрел на неё.
— Вы не ранены, Ваше Величество? — запоздало осведомился он.
— Пострадала только одежда, — подтвердила Юнтай его догадки. — Но теперь не жди снисхождения.
Она атаковала. Это нападение оказалось столь яростным, что Тайцзэ невольно проявил всю силу, выставляя сплошную защиту из мелькающего клинка. Он отступил, потом отскочил ещё и ещё, едва не наступив на подол платья сзади. Юнтай это заметила. Да и как она могла не заметить, если сама большую часть жизни носила такие же платья и понимала все опасности, таящиеся в них. Она сделала паузу, позволяя Тайцзэ собраться. Движимый азартом, Тайцзэ бросил клинок вперёд, почти достигая груди Юнтай. С небольшим запозданием она его отбила. Но если бы Тайцзэ на самом деле собирался её ранить, он бы достал её. Кажется, это осознавала и Юнтай. У неё были очень хорошие наставники. Да и после возвращения во дворец, скорее всего, она не пренебрегала тренировками и продолжала совершенствовать искусство фехтования.
Он сделал ещё несколько выпадов, прежде чем ухитрился подцепить кончиком меча рукоять. Если бы он сражался с настоящим врагом, он бы неминуемо вложил в этот манёвр всю силу и скорость в попытке выбить клинок из рук противника. Но он сражался с Юнтай. И он пропустил пару мгновений, после чего сам вынужден был отступать. Когда её клинок прочесал прядку волос Тайцзэ, она остановилась, пристально глядя в лицо Тайцзэ. Она просто стояла и смотрела, а потом выпрямилась, больше не намеренная сражаться.
— Благодарю за обмен ударами, — Тайцзэ едва не выразил почтение по-мужски, успел изменить жест.
— Ты говорила, что твой брат мало внимания уделял обучению, — слова Юнтай насторожили его. — Ты владеешь мечом лучше него?
Тайцзэ замер. Заметила? Всё тело пробило дрожью, суставы заледенели.
— Не думаю, Ваше Величество, — он начал искать выход. — Он владел мечом не хуже большинства мужчин. Мой брат…
Снова начинал врать в глаза. Он больше не смел так вероломно обманывать Юнтай. Она не заслуживала такого отношения. Он глубоко вдохнул и задержал воздух внутри, до боли. Только тогда он выпустил его и наконец совладал со своими ногами. Не поднимая меча, он шагнул к ней навстречу. Это, наверное, тоже выглядело вызывающе — император должен делать первый шаг. Юнтай сделала его, но позже на миг. Она повела взглядом по сторонам, словно свидетели мешали ей. Помимо свиты Тайцзэ здесь собралась и её, куда внушительнее, чем у императрицы.
Она что-то заподозрила, не остановилась на одном вопросе:
— Тебя кто-то обучал специально? Ты использовала сложные приёмы.
Некоторые из которых превосходили её умения, а Тайцзэ только разогреваться начал, ещё не использовал всего арсенала. Он не мог при всех этих свидетелях сказать, что тренировался с детства. Его учили, что девушка из благородной семьи не должна истязать своё тело тяжёлой работой или боем. Это было скорее правило хорошего тона.
Тайцзэ снова вдохнул, намереваясь привести исчерпывающие объяснения, но их не было.
— Да, Ваше Величество. Я занималась с наставниками своего брата.
Выражение лица Юнтай изменилось.
— Ваше Величество не одобряет желания женщины владеть оружием наравне с мужчиной?
Он вздрогнул. Почти в нос ей ткнул её же проблемой. Скорее всего, Юнтай просто не одобряла возможных слухов. Семья императора была благородной. И уж в ней традиции чтились поколениями. Нехорошо, если супругу императора за спиной будут называть пьяницей и драчуньей.
— Простите, Ваше Величество, — Тайцзэ-таки сдал свои позиции. — Я понимаю, что императрице не подобает так себя вести.
Она была суровой и соблазнительной одновременно, почти непостижимой. Как окружающие её мужчины могли не замечать этого? Как можно было не обращать внимания на её изящество и притягательность? Тайцзэ снова испытал это чувство, когда выдержка готова была рухнуть.
Юнтай сама нарушила границы, отдала меч стражнику, тут же отступившему на несколько шагов, и двинулась к Тайцзэ. Эта её замаскированная под мужскую походка, широкими шагами, не обманывала чувств Тайцзэ. Он не удержался, ступил навстречу, протянул руку и поймал её кисть в свою. Он не обнял её, наверное, только потому, что какой-то краешек сознания ещё пытался напомнить о здравом смысле. Он его не слушал. Он подался вперёд и совершил ту самую главную ошибку, которой страшился, но с каждым разом становилось всё сложнее противостоять эмоциям и ослабшей от желания воле. Тайцзэ притянул её к себе и поцеловал. Он уже не думал, что императрице не подобает навязываться супругу. Особенно на глазах у множества людей, будь они слугами или благородными господами. Император сам должен выбирать время и место.
Юнтай не ответила. Она не двигалась, не пыталась вырваться и, разумеется, больше не станет сражаться словами, ибо только получила подтверждение своим догадкам. Тайцзэ был уверен, что получила.
Тайцзэ осознал, что сделал, и испугался последствий. Теперь-то она точно всё поймёт. Одно дело — девушка, переодетая в мужчину, у которой совершенно не оставалось выбора. Другое — обман императора и всей Поднебесной.
Он её не отпустил, а потом и она подключилась, наверняка понимая то же самое, проявила свою «мужскую» настойчивость, обняла Тайцзэ одной рукой, прижала к себе и… ответила на поцелуй.
С этого момента мир для Тайцзэ становился. И его жизнь стремительно помчалась под откос. Такого не простит даже Юнтай. Не сможет простить. Не имеет права.