Юэ был поднят с постели посреди ночи. Он живо вскочил, отреагировав на настойчивый стук, откровенный долбёж в дверь. Друзья и соседи так не стучатся, особенно по ночам. Юэ не требовалось времени, чтобы окончательно проснуться. Он сразу врывался в реальный мир и действовал по обстоятельствам. Даже такое событие не могло сбить его с толку. Он успел подумать, что следовало бы потратить немного времени на ханьфу — вдруг за дверью женщина — но сообразил, что женщины в такую пору не шатаются по улицам и уж конечно не стремятся выбить дверь.
Юэ только меч взял, сразу вытащив его из ножен. На ощупь, не теряя времени на свечи, он двинулся на звук, никак не прекращающийся. Неужели ночной гость подумал, что кого-то ещё мог не разбудить?
Он открыл дверь, не спрашивая, кто пожаловал. Он был готов к любому гостю, даже к группе разбойников. Дверь узкая, всех сразу не пропустит, а мечом Юэ владел отлично. На пороге не стояло армии незнакомцев в разбойничьей робе. Не было и женщин, внезапно решивших изменить образ жизни. Это не были друзья или знакомые, хотя Юэ успел подумать на Фэна. Этот мог такое сотворить, если бы обнаружил нечто крайне важное.
Перед Юэ стоял стражник, явно из дворца. Он поклонился, одновременно протягивая письмо, небрежно перетянутое тонкой нитью. Писали наверняка наспех. Юэ взял свёрнутый листок, и посыльный счёл нужным проинформировать:
— Его Величество немедленно требует следователя Тао Юэ во дворец.
— Во дворец? — удивился Юэ. В брачную ночь императора? Видимо, там должно было произойти нечто действительно ужасное.
Он разорвал нить — не было времени возиться с узелками на ней — и развернул листок бумаги. Написано было совсем мало, то, что и передал на словах посланник. И под этой надписью стояла подпись Его Величества. Юэ присмотрелся, чтобы исключить подделку. Тогда пришлось бы искать того, кто осмелился посягнуть на практически святое. Лишь убедившись, что подпись является подлинной, Юэ свернул листок и ответил:
— Сейчас только оденусь. Вам поручено подождать меня или просто доставить послание?
— Мне поручено сопроводить следователя Тао Юэ во дворец, до самых дверей зала, где его будет ожидать Его Величество.
Ситуация становилась угрожающей. Юэ не стал приглашать посланника в дом, закрыл дверь и взялся за одежду. Благо, он чаще готовил её с вечера. Вчера был один из таких вечеров. Юэ поздно засыпал в последнее время из-за волнений по поводу упущенных слухов. Он готов был поклясться, что они с Янсином выловили всех, кто находился в закусочной в тот день. В то же время он понимал, что никак иначе слухи не могли просочиться в город. Он поднял весь следственный отдел, чтобы они наказали зачинщиков слухов, но камень, брошенный под откос, мчался всё быстрее и быстрее, загребая с собой тучи песка и россыпи других камней. Ситуация выходила из-под контроля. Осталось только прийти к Его Величеству с повинной и изложить всё как есть. Только император, возможно, ещё мог что-то сделать. Без приказа никто не станет всерьёз наказывать болтунов.
Юэ быстро собрался, приторочил ножны меча к поясу и вышел. Посланник уже ждал его, сидя верхом. Юэ заглянул в конюшню. Жеребца он расседлал с вечера, а скакать на голой спине не хотел. Он считал себя хорошим наездником и полагал, что не упал бы, даже если бы без седла взял препятствие-другое, но, как и любой рациональный человек, предпочитал пользоваться достижениями цивилизации, а не грубыми привычками дикарей. Снаружи доносился стук копыт — всадник нервничал, передавая свои эмоции лошади, а она то и дело переступала. Наверное, приходилось её удерживать на месте. Тогда Юэ решился, накинул только уздечку и вскочил коню на спину без седла. Не теряя времени на закрытие дверей, он выехал из-под низкой крыши, пригибаясь к конской шее, и поскакал вперёд. Только потом он услышал за собой стук копыт сопровождающего. С непривычки зад всё время скользил. Не было стремян, с помощью которых получилось бы зафиксировать своё положение. Юэ скакал и думал больше о том, чтобы ненароком не свалиться, а не о причинах, по которым Его Величество вызвал его, прервав посередине дело, куда более увлекательное и приятное, чем разборки посреди ночи.
Это могли быть только слухи. И если они дошли до императора, то уже известны министрам. Это очень плохо. Юэ не мог указать на людей, которые всё это начали. В тот раз им с Янсином пришлось всех отпустить, получив лишь обещания не распускать языки. Но пьяный человек часто не отвечает за свои слова и действия. Причём проболтаться могли не только выпившие. В любой миг слово могло случайно сорваться с языка самого ответственного человека. Но почему-то несчастья сыпались на голову Юэ, начиная с того момента, как он осознал свои чувства к Тайцзэ. Если бы не они, Юэ тут же сообщил бы императору о том, что Тайцзэ мужчина. Он не стал бы откладывать объяснения до своего возвращения. Он бы послал весть курьером сразу, как только услышал и получил доказательства. Тогда не пришлось бы оправдываться за надвигающиеся проблемы.
Юэ признавал свою вину. Если виноват кто-то из подчинённых, то виноват он сам, раз допустил. Юэ мог отважно и с достоинством принять наказание, но он думал о Тайцзэ, которому не поздоровится больше всего. Если у императора были причины скрывать его пол, то у совета — никаких. Совет не любил его, как Юэ, и не жаждал его тела, как Его Величество.
В нагнетающемся страхе Юэ спешился во внешнем дворце. У него тут же забрали оружие и обыскали, потому что он был готов войти во внутренний дворец. Вряд ли император станет по ночам бродить по всей этой огромной территории. Стражник, как и обещал, довёл Юэ до самых дверей и даже распахнул их с помощью другого стражника, дежурившего у входа, потом встал с ним рядом, ожидая, пока гость войдёт в помещение.
Зал был громадным, длинным, выстеленным ковровыми дорожками красного цвета. Зал для заседаний совета. Ожидая увидеть здесь и представителей совета, Юэ был несколько обескуражен, когда перед ним открылся совершенно пустой зал. Даже евнухов не было поблизости. Какой император рисковал оставаться один на один с практически незнакомым мужчиной, хорошо владеющим боевым искусством с мечом или без него. Но, судя по всему, Юэ Его Величество доверял. Льстило и пугало одновременно. Страшнее всего было услышать слова «я доверял тебе». Предавать доверие никто не любит, а в особенности доверие первого лица государства и его приближённых.
Император восседал за столом на возвышенности, отделённой от зала пятью длинными ступеньками. За его спиной красовалась громадная позолоченная спинка в виде драконов, вплетающихся в узор. Его Величество смотрел свысока, и в лице его не было ни капли снисходительности. Он был крайне сердит. Но если он хотел покарать провинившегося, не лучше ли было сделать это утром, в присутствии министров?
Этим самым император заранее обозначил, что собирается сказать. Дело точно касалось Тайцзэ. Слухи убивали его прямо сейчас. Возможно, Тайцзэ не доживёт до конца недели, измученный, затасканный по допросам и наконец казнённый прилюдно. Грязный, растрёпанный, в помятой одежде, с кругами под глазами и надсадным кашлем, заработанным в тюрьме. От одного представления сего Юэ дрогнул, готов был падать в ноги императору и молить о прощении Тайцзэ.
Его Величество был грозен, встречая Юэ словами:
— Следователь Тао, вы клялись мне своей жизнью, что от ваших людей никто не узнает истины о моей императрице!
— Да, я клялся, — Юэ опустился на колени и склонил голову. — Мне нет прощения, ибо я предал доверие Вашего Величества. И я готов искупить свою вину.
Долгое молчание заставляло Юэ поднять голову и посмотреть на императора, но он оставался в избранной позе. Он мог бы просить милости, но тогда проявил бы трусость, ибо отдал в залог собственную жизнь и не имел права торговаться. Он только надеялся, что получит ещё один шанс, чтобы начать уже другое расследование и попытаться остановить злые языки. Но сделать он, честно говоря, уже ничего не мог. Совет потребует, чтобы лекари осмотрели императрицу и подтвердили или опровергли слухи.
— Встаньте, следователь Тао, — распорядился император. Говорил он ровно, словно ничего страшного не произошло, но голос оставался столь же суровым. Это значило, что Его Величество и во гневе не утратил самоконтроля.
Юэ встал, не смея поднять головы.
— Как ты намерен оправдываться за свою ошибку? — потребовал император.
Ошибку? Всего лишь ошибку? Если император не считал произошедшее преступлением, возможно ли, что и лишать Тайцзэ жизни он не желал? Но если он хотел очистить Тайцзэ, не значило ли это, что он сам влюблён?
Юэ не удержался, приподнял голову и дал ответ:
— Я готов понести любое наказание, даже самое суровое, Ваше Величество.
— Снять с себя ответственность — разве это не самый безответственный шаг? Вы разочаровываете меня, следователь Тао!
Император перескакивал с обращения «ты» на «вы», словно не мог определиться. Юэ это настораживало и нервировало. Кому угодно другому он бы указал на его оплошность, но перед ним сидел сам Сын Неба.
— Прошу меня простить за непонимание. Если мне будет дан шанс попытаться разыскать виновных и наказать их…
— Шанс… — усмехнулся император, отчего у Юэ всё внутри сковало льдом. Поздно. Ситуация уже пересекла рубеж, когда можно было отделаться наказаниями мелких лавочников.
— Что я могу сделать? — задал вопрос по существу Юэ.
— Ты нарушил клятву, данную императору, а этого нельзя простить, — ткнул в него пальцем император. — Ты понесёшь справедливое наказание. Но твоя ошибка не равносильна смерти. Прежде всего, я хочу, чтобы ты нашёл виновного в отделе расследований и разделил наказание с ним.
Янсин. Юэ точно это знал. Но в той же мере виновны были они оба, что завели разговор об императрице в людном месте.
— Я понял, Ваше Величество. Мы примем наказание, каким бы оно ни оказалось.
— Наказание вам я назначу позже. Я мог бы закрыть на это глаза, так как при нашем разговоре не было свидетелей. Но это затрагивает мою честь как императора, поэтому у меня не остаётся выбора.
— Ваши слова справедливы, Ваше Величество.
— Но ты хочешь спросить ещё кое о чём, — раскусил его император. — Спрашивай.
— Если мне будет позволено, я хотел бы узнать о нынешнем положении Тайцзэ.
Только бы император проявил ещё немного терпения и хотя бы оставил Тайцзэ во дворце, пока это не станет невозможным. Юэ боялся услышать ответ, но терпеливо его ждал.
— Тайцзэ мог умереть сегодня, — безжалостно рубанул император и наконец встал, явно не в силах сдерживать бушующие в нём эмоции. Казался таким величественным и неприступным, а сам переживал. Это тоже было очень плохим знаком. Он точно что-то чувствовал к Тайцзэ. Не просто похоть, а что-то глубокое и настоящее. И именно это заставляло императора скрывать правду и периодически пользоваться телом своего обречённого супруга. Юэ пальцы в кулаки стискивал и молчал. О таком он не смел спросить.
— Почему ты молчишь?! — резко прервал ход его размышлений император. — Ты считаешь, что имеешь право отмалчиваться, когда вокруг такое происходит?
Волновался даже больше, чем Юэ предполагал.
— Мне нечего сказать в своё оправдание, — честно сознался Юэ. — Я готов принять смерть, но Ваше Величество великодушны и дали мне шанс. Если вы скажете мне, что я должен делать, я это сделаю, даже если придётся потратить последнюю каплю своей крови.
Император сам сжимал кулаки, его руки дрожали от напряжения, что напугало Юэ сильнее, чем происходящее здесь и сейчас. Его Величество соступил со своего постамента и приблизился. Юэ слышал, что император никому не позволяет приближаться, лишь подавать донесения и документы, но и тогда он никогда не касался ничьей руки, а потом быстро приказывал всем отойти подальше. У него было право тревожиться за свою жизнь, раз с семьёй произошла такая трагедия. Никто не осуждал Его Величество, наоборот, некоторые даже поощряли его осторожность.
Но прямо сейчас император подошёл к Юэ на расстояние вытянутой руки. Юэ не поднимал головы и отчётливо видел побелевшие костяшки на его кулаках.
— Я должен бросить его в тюрьму, ты понимаешь это? — заговорил император снова. От столь явной близости Юэ чуть не вздрогнул.
— Понимаю, Ваше Величество, и не смею просить милости для него. Но если я хоть как-то могу помочь, только прикажите.
— Ты утверждал, что влюблён в Тайцзэ.
— Я не отказываюсь от своих слов. Я готов поменяться с ним местами прямо сейчас, если возможно будет скрыть лицо. И я с радостью приму казнь вместо него. Если это возможно… — он осмелился поднять голову и облачил своё рвение в вопрос, прозвучавший жалко. — Это возможно?
Это невозможно. Императрицу знали в лицо. И уж, конечно, совет не допустит ошибок. Каждый будет подозревать подставное лицо и требовать доказательств.
— Только это ты можешь предложить? — император пребывал в настоящем бешенстве. В его лице было что-то неправильное, черты показались утончёнными, что лишь подчёркивало его бушующую ярость. Юэ не осознавал, что засматривается на него и начинает чувствовать вину ещё острее.
Император не остановился на достигнутом, решил уничтожить Юэ до конца:
— Мне придётся убить Тайцзэ. Я не вижу альтернативы, кроме как опорочить честь дворца и всей династии Цзяо. Я не могу спасти его!
Почти выкрикнул последнюю фразу, закусывая губу. Проявлял столько эмоций, что последняя надежда Юэ растаяла.
— Если ты найдёшь хоть какой-нибудь выход, у него появится шанс, — продолжал император. — Я этого выхода не вижу. Всё, что я могу сделать для него — дать шанс тебе. Я наделю тебя полномочиями, я могу пожаловать тебе титул, если это хотя бы поможет получить отсрочку до казни. Это преступление государственного масштаба. Если бы я взял его в «жёны», будучи осведомлённым в его поле, двор и тогда не был бы опорочен настолько сильно.
Но императору не позволили бы жениться на мужчине. Это было противозаконно и возмутительно. Император должен давать государству наследников, а не развлекаться лишь ради собственного удовольствия.
— Поэтому не требуй наказания для себя. Я могу и принять твоё предложение о подмене за день до публичной казни, — император придвинулся совсем близко и, словно совершает преступление, шепнул, обдавая лицо Юэ горячим воздухом. — И не искушай судьбу, следователь Тао. Я не хочу наказывать невиновных.
Юэ словно застыл, не мог пошевелиться — настолько жутко ему стало от подобной близости. Смерть его пугала не так сильно, как осознание того, что его возлюбленный умрёт, несправедливо обвинённый. Всё его преступление — это череда невинных случайностей.
— Я соберу все факты, Ваше Величество, чтобы представить их в суде, — сбавил Юэ тон почти до шёпота. Только тогда император отступил, позволяя вздохнуть спокойно. — Вы можете требовать от меня чего угодно. Я дойду до провинции, дабы доказать, что всё это — случайное стечение обстоятельств, а тайна Тайцзэ — это страх перед признанием Его Величеству. Он слишком молод и мог совершить трагическую ошибку.
— Это хорошее решение, — одобрил император, наконец разжимая кулаки, но на постамент он не вернулся, продолжил стоять в паре шагов от Юэ. — Я надеюсь на тебя. Мне больше не на кого положиться, если дело касается Тайцзэ. Я верю, что ты сделаешь всё ради своей любви.
— Да, Ваше Величество.
— Если не сможешь, будешь корить себя до конца жизни из-за того, что не сумел. Помни это, когда решишь опустить руки. Я ничего не могу для него сделать… ничего.
Юэ продолжал смотреть вслед Его Величеству, медленно и величественно поднимающемуся по ступенькам, откидывающему полы ханьфу назад и садящемуся за стол. Он руки поднял, чтобы ровно уложить широкие рукава, а потом махнул Юэ, отправляя его восвояси.
— Ступай.
Юэ поклонился. Теперь следовало сообщить Янсину, так как они оба должны нести эту ответственность, потому что в тот роковой день не смогли предотвратить трагедии. Юэ хотелось ворваться к нему прямо сейчас, как ворвались к нему, но это могло подождать до завтра.
Юэ как во сне покинул зал для совещаний, проследовал за стражником до ворот, дальше один, пока не остановился перед своим конём, всхрапнувшим от знакомого запаха. Мягкий храп ткнулся Юэ в плечо, влажные губы начали перебирать воротник, задевая шею. Юэ обхватил его большую шею и погладил вверх-вниз.
Он должен сделать хоть что-нибудь. Он боялся только того, что совет уже принял решение, независимо от того, какие доказательства будут предъявлены суду. И доведут ли дело до суда вообще? За государственное преступление могли осудить на месте. Едва лекари подтвердят, что Тайцзэ мужчина, его сразу могут отвести на плаху.
Юэ не заметил, как собрал шкуру коня в кулак и очнулся, только когда тот взвизгнул и укоризненно ткнулся хозяину в плечо.
Юэ знал, что ему не позволят свидетельствовать в суде. Он тщательно собирал сведения с той самой минуты, как выехал из дворца ночью. Всего два дня прошло. Это значило, что приговор Тайцзэ уже вынесен, благо, пока ещё не оглашён. Наверное, совет не знал, что за него собираются сражаться. Юэ видел, как его везли в клетке к главной тюрьме столицы. Он стоял среди толпы простого народа, сливаясь с ней. Но даже если бы он пытался выделиться, Тайцзэ бы не заметил его и не узнал. Он выглядел измученным. Весь день его мучили допросами и телесными наказаниями, требуя признания, но ему не в чем было признаваться. Весь день его истязали и только к вечеру отвезли в камеру. Юэ не видел всего процесса. Ему довелось только взглянуть на него, сидящего в клетке, в окровавленной на спине одежде, в кровоподтёках на лице, с руками, окованными в тяжёлые кандалы. Он просто сидел, низко опустив голову. Ему даже не позволили причесаться и надеть что-нибудь, кроме кофты и штанов, везли, как какого-нибудь бродягу.
Юэ еле сдержался в тот день. Он бы не пробился сквозь строй стражников. Он бы не сумел выломать решётки. Он бы не смог убежать с Тайцзэ. Никто бы не позволил, особенно близкие друзья. Юэ мог бы совершить преступление и получил бы обвинение в сговоре. Тогда им обоим не на что было бы опереться.
Юэ вспоминал этот вечер с содроганием, а ночью впал в уныние из-за того, что дело не сдвинулось ни на йоту, и снова пил. Ему казалось, он ревел, как мальчишка, несправедливо избитый за чужую провинность. Он помнил, как вытирал щёки и подливал и подливал вино в чашу, а потом и вовсе начал пить из кувшина. Он мог бы пить всю ночь, но Фэн пришёл к нему и занял долгим разговором. Только тогда Юэ очнулся, когда услышал напоминание, что доказательства ещё не собраны и он теряет время впустую, предаваясь своим душевным мукам.
Больше Юэ не позволял себе расклеиться. У него было задание, и он обязан его выполнить. Он с самого утра взялся за дело, собирая по крупицам всё, что могло послужить оправданием для Тайцзэ. Юэ постоянно вспоминал его поникший образ, запертый в клетке, и лишь возгорался рвением продолжать собирать сведения.
И он изъявил желание свидетельствовать за Тайцзэ на сегодняшнем суде. Разумеется, он получил отказ, а Фэн, собирающий информацию вместе с ним, выдвинул свою кандидатуру. Сегодня только следственный отдел мог выступить в защиту Тайцзэ. Никто больше во всей Поднебесной, кроме, возможно, прислуги дома Чэнь, не захочет заступаться за него. Но даже если весть понесли во все концы, в чём Юэ сильно сомневался, ибо речь шла о репутации Его Величества, она не успела докатиться до дальних провинций.
Юэ снова затесался в толпу людей, на сей раз мелких чиновников и всех тех, кто считал, будто имеет какое-то влияние во дворце. Дело являлась настолько скандальным, что для простого люда просто не осталось места. Тайцзэ могли вообще осудить без дополнительного расследования, и это не считалось бы незаконным, но, видимо, император сказал своё слово. У него была особая корысть. Он открытым текстом сказал Юэ, что не желает его смерти.
Судьи заняли свои места, одно из которых, самое почётное, занимал Его Величество. Сегодня он выглядел торжественно, словно явился на праздник. Это показалось Юэ вызывающим. Сам же спал с Тайцзэ и не хотел терять такую замечательную и сговорчивую игрушку, которая не смела ему отказать, а сейчас словно принимал сторону совета. В ряду с судьями сидел Гао Фэн, явно нервничающий. Он и выглядел бледнее обычного, хотя не из-за Тайцзэ он тревожился, а из-за Юэ. Они вместе почти не спали ночами, готовясь к слушанию. Вся эта бледность была лишь последствием напряжения и кропотливой работы совершенно без передышки. Остальные места занимали министры, среди которых присутствовал и министр правопорядка Дуань, который отказал в помощи Юэ, когда тот просил его замолвить слово перед советом, чтобы отложить дату суда. Министр Дуань хмурился, тоже считая Тайцзэ виновным. Среди привычного состава не было только министра Вана, ибо он уже был публично казнён, а его место занял другой человек. Трудно ему придётся. Министр Ван никого не допускал до своих документов. В следственный отдел до сих пор приходили отчёты от него, ещё больше изобличающие казнённого предшественника. Когда неисследованные документы наконец закончатся, возможно, совет примет решение всё-таки казнить и женщин из семьи Ван.
А посреди зала, совершенно один, закованный в кандалы, стоял на коленях сам Тайцзэ, низко опустив голову. Его лицо было покрыто двухдневной щетиной — даже побриться не позволили или, что более вероятно, ему самому было не до этого. На него смотреть было больно, но присутствующие лишь выказывали презрение. Его запястья и лодыжки были стёрты в кровь, но никого это не заботило. Даже императора, оставшегося совершенно равнодушным.
— Чэнь Тайцзэ, являющийся внуком чиновника Чэнь Туиня при предыдущем императоре, совершил одно из самых ужасных преступлений, на какое способен человек! — громко начал обвинитель со своего места. — Он обманул самого императора, совет, всех министров и знать столицы, вероломно пробравшись во дворец с целью захватить власть в государстве!
Юэ вздрогнул. Он знал, что Тайцзэ будут обвинять во многих грехах, но никак не ожидал, что в нём усмотрят интригана наподобие министра Вана. Юэ посмотрел на Фэна во время этой торжественной речи, а тот сидел, абсолютно похожий на остальных: спокойный и даже со скучающим видом. На миг сердце сжалось, но Юэ взял себя в руки.
Обвинитель продолжал:
— Пользуясь своей властью и закрепляя её среди придворных, осуждённый мог вынашивать намерение отравить Его Величество и захватить трон, воспользовавшись своим положением. Более того, при аресте он вёл себя вызывающе и отважно, что доказывает его уверенность в поддержке противниками династии Цзяо.
Что за ерунда? Неужели справедливое желание поквитаться с убийцами семьи могло превратиться вот в это?! Почему Фэн ничего не говорит?!
Юэ опять осознал, что поддаётся эмоциям. Обвинение могли предъявить любое, если оно логично вытекало из ситуации, а уж обвинитель постарается его усугубить. И только судебное разбирательство могло установить истину.
— Господин Чэнь Тайцзэ не только вынашивал хитроумный план, он ещё осмелился нарушить все законы морали и высмеять дворцовые порядки и государственные законы. Человек, павший настолько низко, не способен раскаяться. Обвинение требует немедленного вынесения смертного приговора, ибо за такие преступления предусмотрена смертная казнь.
Обвинитель закончил. Выступал он совсем недолго, но показалось, будто час минул. Когда он замолчал, Юэ сам выдохнул с облегчением. Как будто его осуждали вместо Тайцзэ.
Тайцзэ не шевельнулся во время зачитывания обвинения. Он не дрогнул и сейчас, когда множество осуждающих глаз смотрело на него. Он уже принял свою участь и смирился с ней. Юэ хотелось растормошить его и напомнить, что следом за ним позор падёт и на его семью. Юэ вынужден был соблюдать правила, и он оставался на месте.
Потом за дело взялся Фэн. Он поднялся, чтобы его лучше видели, не воспользовался правом смотреть на всех с высоты почётного места. Он сошёл вниз, к заключённому. Краешек его ханьфу полоснул по грязному рукаву Тайцзэ, который снова не отреагировал. Возможно, он болен или так избит, что больно пошевелиться. Возможно, он вообще не слышит и не видит, что тут происходит. Но к нему не допускали лекарей, говорили, что обречённого на смерть преступника нет смысла лечить.
— Прошу выслушать меня, — начал Фэн. — Мы услышали одну из точек зрения. Теперь я покажу вам другую, настоящую…
Фэн говорил, а Юэ слушал и находил отклик в каждом слове. Фэн так тщательно изучил подробности рассказа Юэ, что сам словно был там, с ними, тоже переодетый в женщину. Он не забывал ни об одной мелочи, исключая упоминание, что спутница Тайцзэ тоже была переодетым мужчиной. Тогда положение Тайцзэ резко бы ухудшилось, он потерял бы последний шанс. О спутнике Тайцзэ по пути в столицу знали только три человека помимо Юэ. И они не желали Тайцзэ смерти.
— Надеюсь, — завершил рассказ Фэн со всеми предоставленными фактами, которых явно было недостаточно, чтобы разубедить кровожадно настроенную толпу в её правоте, — вы возьмёте во внимание ситуацию, в которой оказался заключённый не по своей воле. В Поднебесной никто не приговаривает человека к смерти, совершившего ошибку из-за страха. Более того, из-за которой никто не погиб. Господин Чэнь Тайцзэ был напуган перспективой стать жертвой убийц, что последовали бы за ним даже в столицу. Особенно в столицу, ибо осуждённый хотел требовать справедливого расследования. И, как нам достоверно известно, в гибели семьи господина Чэнь виновен покойный господин Ван.
— Где эта девушка? Как её зовут? — воскликнул один из слушателей, подскакивая с места. — Вы привели много фактов, но не позаботились найти ту девушку, которая могла бы подтвердить ваши слова лично.
— Прошу прощения, господин…
— Я не называл её имени, — перебил его Тайцзэ, вскинув голову. Он не сдался. Его глаза сверкали так же ярко и живо, как и всегда. И он давно подготовился к смерти — Юэ это отчётливо видел, но всё ещё вынужден был оставаться сторонним наблюдателем.
— Кто давал слово осуждённому? — нахмурился один из министров.
— Почему вы не назвали её имени? — министр Дуань проигнорировал замечание, обратился напрямую к Тайцзэ, давая ему такое право.
— Она ничего не знала, — ответил Тайцзэ. — Она случайно встретилась мне по пути. За ней гнались, и я посчитал, что под защитой мужчины она будет в безопасности. И я не хочу, чтобы она тоже оказалась замешана в разбирательство. Она даже не знала, что я мужчина.
— Ты смеешь выбирать, кого можно вызывать в суд, а кого нет? У тебя нет права на это! — подхватился обвинитель. — Как ты смеешь гордо называть себя мужчиной и защитником женщин, если сам опозорил честь каждой из них, переодевшись матерью династии! Ваше Величество, — он развернулся к императору, поклонился ему, задержавшись в поклоне, потом развернулся к членам совета. — Господа. За насмешку не только над государственными законами, но и над будущей матерью династии предлагаю оскопить заключённого перед казнью.
— Вы торопите события, — не уступил Фэн, оставаясь возле Тайцзэ. — Я полагаю, суд обязан принять к рассмотрению все версии и доказательства, а не только те, что выгодны большинству. У меня есть неоспоримые доказательства вынужденности поступка.
— Ваших доказательств недостаточно, — обвинитель выбрал основного оппонента, потому что остальные были согласны с ним, ткнул палец в Фэна. — Доказательства, собранные советом, неоспоримы.
— При всём моём уважении, господа, — Фэн поклонился всем, начиная с императора, а потом, не выпрямляясь из поклона, повернулся до последнего судьи, — следствие ещё не окончено. Заявлять об этом может только следственный отдел. В обвинении много несостыковок. Где доказательство, что господин Чэнь намеревался захватить власть во дворце? Где написано, что он желал отравить Его Величество? У вас есть свидетели?
— Но это самый логичный…
— Вывод, не основанный ни на чём, — подчеркнул Фэн. — Если мы начнём осуждать каждого человека в государстве только за подозрение, что он может кого-то отравить, земля обагрится кровью. Давайте судить логически, а выводы будем делать, исходя из доказанных фактов. Я не вижу состава преступления, за которое можно было бы присудить заключённому смертную казнь.
— Чушь!
Юэ даже не понял, кто это выкрикнул. Фэн не поддавался нервозности. Ярость судей его не заботила. Он поклялся Юэ сделать всё от него зависящее, чтобы хотя бы отсрочить казнь на то время, пока они не соберут больше доказательств и, возможно, тогда они перевесят домыслы совета.
— Отнюдь, господа, — возразил Фэн. — Следственным отделом было доказано, что семья Чэнь не имела намерений вмешиваться в дворцовые дела. Если бы не желание юноши отомстить за смерть членов своей семьи, он бы никогда не поехал в столицу. Неужели нам нужно осуждать человека только за то, что он сгоряча ринулся искать правды, плохо контролируя свои эмоции? Если вы помните, господин Чэнь пытался отказаться от замужества, но приказ к тому моменту уже был подписан.
— Но у него был шанс объяснить всё, пока ещё не стало слишком поздно!
— Все совершают ошибки по той или иной причине. Господин Чэнь всего лишь поддался страху перед Его Величеством и не смог признаться. Как человек, у которого есть семья, я хорошо понимаю его. Если бы кому-то из них грозила смертельная опасность, я солгал бы столько раз, сколько бы ни потребовалось. Надеюсь, господа, вы возьмёте во внимание то, что любой человек совершает ошибки. А господин Чэнь даже не пытался никого убить, кроме тех, кто уничтожил его семью.
Фэн постоянно напоминал об убитой семье, словно взывая к человеческим качествам непримиримых судей. Но этого было мало. Никто не захочет легко отказываться от собственных убеждений, даже если они ложные. А некоторые, осознавая их ошибочность, будут продолжать настаивать на своём мнении, боясь признать неправоту.
— Хватит! — одним словом Его Величество остановил все споры, способные превратиться в ожесточённое противостояние, а затем и ненависть. Воспользовавшись тишиной, император рассудительно распорядился следовать дальше, а не топтаться на месте в фанатичных попытках разбить доводы противника, забывая об истине. — Мы услышали мнение обеих сторон. Что ещё может сказать обвинение против осуждённого и защита — в пользу него?
— Ваше Величество… — обвинитель внял его словам, угомонился, кажется, даже ласковее стал, почти скользким, как намазанный маслом, — у нас ещё осталась одна нераскрытая деталь, поэтому мы пытаемся разобраться с уже имеющимися и понятными.
— Какая деталь? — император сердился. И Юэ отлично понимал причину его грозового настроения. У него любовника уводили прямо из-под носа, а он ничего не мог сделать, если не желал волнения при дворе. Конечно, в сговоре с Тайцзэ его никто не осудит, но в мужеложстве — вполне могли, при этом стыдливо опуская глаза.
— Мы долго совещались, — вступил столь же хмурый министр Дуань, — и вынуждены спросить у Вашего Величества, как господину Чэнь удавалось столько времени скрывать свой пол? Если Ваше Величество знает ответ на этот вопрос, просим поведать нам.
Какие они все сразу стали смирными. Юэ предположить не мог, какой ответ даст император. К его доводам прислушаются, что бы он ни сказал. В лучшем случае, постараются вплести их в расследование и снять часть обвинений, опираясь на хорошее отношение императора к осуждённому. Но это чревато для спокойствия двора. Юэ переживал всё больше и больше. Он даже раз отогнал от себя мысль уйти, а потом попросить Фэна подробно рассказать, как продвигалось слушание. Он обязан сам это увидеть, к какому бы решению ни пришли судьи. Кем он будет, если трусливо сбежит?
Император долго молчал, а потом отчётливо произнёс:
— Я не знал, что госпожа Чэнь — переодетый мужчина.
Юэ вздрогнул, побледнел, ощутил слабость в коленях. Никто этого не заметил, потому что прямо перед ними разворачивался спектакль поинтереснее. Император просто сложил всю ответственность с себя, позволил судьям терзать Тайцзэ, лишая его хоть маломальского шанса. Это было немыслимо. Юэ никогда не считал императора трусом, ибо он хорошо показал себя, но то, что он делал сейчас, нельзя было объяснить никак иначе. Он так рдел за свою честь, что позволял осудить невинного человека, которого с удовольствием пользовал в постели.
— Господин Чэнь, — обвинитель немедленно обратился к названному. Тайцзэ больше не выглядел неподвижной куклой. Он наблюдал, ничуть не сомневаясь в итоговом решении суда. — Как вам удалось столько времени скрывать свой пол?
— Вы столько лет греетесь в тени Его Величества, а совершенно не знаете его, — Тайцзэ вскинул голову и усмехнулся. Неверный подход — Юэ стиснул кулаки. — Его Величество честен и благороден. Он никогда не опустится до насилия над женщиной, как бы она ему ни нравилась. Даже если она вынуждена была стать его супругой. Я не позволял прикасаться к себе — только и всего.
— Невозможно! — возразил один из министров. — Его Величество часто посещал покои императрицы!
— В попытке соблазнить супругу, — парировал Тайцзэ.
Но тут не стерпел император, громко стукнул по подлокотникам и остановил назревающие мучения Тайцзэ, отстаивая свою честь:
— Вы пытаетесь обвинить меня в укрывательстве таких возмутительных фактов?!
— Я не смею, — тут же стушевался министр, удручённый своей недальновидностью.
Император продолжил подготовленные объяснения, превращая справедливый суд в фарс. Но с самого начала этот суд уже не был справедливым.
— Я преподносил супруге дары, я уступал ей, выполнял её желания в надежде получить согласие. Откуда мне было знать, что причина её постоянных отказов — обман?
— Стало быть, Ваше Величество подтверждает вину господина Чэнь? — осторожно поинтересовался обвинитель.
Даже слово императора не стало бы решающим в этом деле. Всё, что Его Величеству оставалось — это защищать себя. Трусливый поступок, но в какой-то мере благоразумный. Это была та ситуация, когда расчёт берёт верх над человечностью.
— Я не знаю, что задумал господин Чэнь, — отмахнулся император. — Раскрыть все замыслы преступника — дело следственного отдела. Если император будет заниматься ещё и преступлениями всей Поднебесной, когда же ему выполнять обязанности, возложенные на него? Я не заметил, чтобы господин Чэнь участвовал в каких-либо интригах.
Впервые император сказал что-то в защиту Тайцзэ. За эту маленькую надежду Юэ готов был простить ему всё, но только не насилие над Тайцзэ, который тоже понимал, как важен порядок в государстве, поэтому покрывал любовника.
— Благодарю, Ваше Величество, — ухватился Фэн, поклонившись ему. — Я вижу лишь подтверждение тому, что господин Чэнь поддался страху разоблачения и продолжал балансировать, надеясь на чудо. Возможно, господин Чэнь сам ответит на этот вопрос?
Тайцзэ ответил:
— Следователь Гао прав. Я боялся признаться при первой встрече, но не знал, что дальше будет только хуже. Я не достоин носить фамилию своего благородного отца и деда. Я проявил трусость, и мне нет оправдания. У меня не было замысла отравить Его Величество или затевать интриги ради власти. И я чувствовал себя спокойнее, когда Его Величество пытался заигрывать со мной, так как это означало, что он не догадывается о моём обмане. Если с горы сбросить снежный ком, он катится, и к подножию превращается в глыбу снега.
— Какая наглость! — не все были согласны с Тайцзэ. — Как ты смеешь приводить сравнения, лишь бы спасти свою шкуру? Ты воспользовался подсказкой и теперь будешь цепляться за выводы, сделанные господином Гао. Какая удобная история, правда? Ты бы по-другому запел, не услышь её здесь и сейчас.
— Позвольте продолжить допрос, — попросил Фэн. — Человеку свойственно хвататься за шанс. Но у меня множество подтверждений версии, изложенной мной и подтверждённой господином Чэнь. Давайте не будем игнорировать никаких фактов.
— Но притворяться женщиной перед Его Величеством и позволить провозгласить себя императрицей — не слишком ли странно? — перехватил инициативу обвинитель. — Если бы я при тех же условиях переоделся женщиной, я бы оценил риск и счёл, что безопаснее для меня признаться до свадьбы.
— Но обвиняемый опасался, что вместе с ним осудят всю его погибшую семью, — подхватил Фэн. — Ему было важно, чтобы они были отмщены и их имена не покрылись грязью. И если бы о его обмане стало известно до того, как Его Величество распорядился провести расследование гибели семьи Чэнь, мы бы никогда не узнали правды.
— Как бы то ни было, то, что совершил господин Чэнь — государственная измена! — громко провозгласил обвинитель, вызывая одобрительный шепоток среди судей и зрителей. — Это указано в своде непреложных законов, изданных предыдущими императорами и подтверждённых советом министров. Если дать поблажку сейчас, опираясь на слишком невообразимое стечение обстоятельств, как мы сможем смотреть в глаза народу, у которого нет таких защитников, как господин Гао? Я требую, чтобы преступление рассматривали с объективной точки зрения. Оно совершено, и причины могут быть разные. Но давайте не будем забывать о наказании за него.
Это был сильный выпад.
— В таком случае, следует разобраться с причинами, — Фэн вцепился мёртвой хваткой. — В зависимости от причин, меняется и наказание. Будет несправедливо осудить на смерть человека, не замышляющего ничего дурного.
— Позвольте! — воскликнул один из министров. — Мы только что разобрали поступок господина Чэнь — и вы всё ещё утверждаете, что он не замыслил ничего дурного?
— Видимо, вы не посчитали нужным обратить чуть больше внимания на предъявленные доказательства следственного отдела, — Фэн хмурился — это было очень плохим знаком. Юэ сам это видел. Защита наткнулась на глухую стену.
Юэ заметил, как император сжимает кулаки. Он тоже рассчитывал на ослабление обвинения, но не ожидал столь яростного напора. И он до сих пор продолжал молчать, боясь, что двор разоблачит его любовь к Тайцзэ. Трусливо поступал тут только он, но никак не Тайцзэ, всеми силами пытающийся прикрыть своего мучителя.
— Мы выслушали защиту и обвинение, — вступил старший из министров. — Мы равно можем как осудить преступника немедленно, так и дождаться окончания следствия, что не изменит факта, что господин Чэнь совершил преступление, какими бы причинами ни руководствовался. Если дело приняло такой оборот, я вынужден спросить: есть ли среди собравшихся человек, который может поручиться за господина Чэнь, пока идёт расследование? При этом не следует забывать, что при подтверждении самой серьёзной вины поручитель тоже может быть осуждён за сообщничество.
Разом отрезал всё желание помогать Тайцзэ. Умный ход. Юэ шагнул вперёд, чтобы выторговать этот шанс для Тайцзэ, но Фэн словно прочёл его мысли, сам заговорил:
— Я лично начну углубленное расследование с позволения суда. И по истечении назначенного срока, который вы сейчас озвучите, я буду располагать необходимыми доказательствами того, что вина подсудимого не столь сильна.
— То есть, вы поручитесь за него?
— Я не могу поручиться за господина Чэнь, так как лично с ним не знаком. Но я, как следователь, выступаю за справедливое расследование.
— Министр говорил о поручительстве! — накинулись на него со всех сторон.
— Если у вас нет уверенности, как вы можете просить об отсрочке?
— Что если худшие подозрения подтвердятся, как вы собираетесь оправдываться перед судом?
— Вы сможете оставить свой пост, если собранные вами доказательства окажутся ложными?
— Нельзя оправдать преступника, намеренно обманувшего Его В еличество!
— Достаточно! — прервал весь этот гомон император, поднялся в полный рост, всё ещё сжимая руки в кулаки. — Я явился на официальное разбирательство, и что я вижу? Почему зал суда напоминает рынок? Почему каждый желает вцепиться в глотку друг другу? Неужели совет министров не может провести это расследование как подобает? Вы! — он указал на главного министра. — Почему так уверены, что господин Чэнь замышляет переворот? И вы, — палец в Фэна. — Ваших фактов недостаточно, чтобы опровергнуть все изложенные догадки. На сегодня суд объявляется закрытым. Соберите все доказательства и сформулируйте доводы к следующему заседанию, если не можете предъявить их сейчас же.
— Слушаюсь, Ваше Величество! — хором отозвались министры, обвинитель и Фэн. Все как один они стояли и кланялись, пока император уходил, ни разу не обернувшись, сопровождаемый верной свитой и стражниками. Он уже показал, что намерен делать с Тайцзэ… и попрощался с ним.
Суд был скор. После первого заседания почти сразу же было назначено второе. Ровно через три дня. Слишком малый срок для того, чтобы успеть побывать в ближайших провинциях, где проезжал Юэ с Тайцзэ. Юэ нужно было найти людей, которые встречались с двумя путешествующими девушками. Слово простого человека мало значило в суде, затрагивающего государственное преступление, но если этих людей будет много, голос будет засчитан. Юэ не остановился, он послал следователей, вручив им голубей, чтобы они могли сразу же прислать сообщение о происходящем.
Шансов слишком мало. Юэ закусывал губу и не заметил, как прокусил её до крови. Только когда струйка потекла по подбородку, скатилась на шею, Юэ махнул по ней рукой и увидел алый развод. Потом его отвлёк стук в дверь. Юэ поднялся, с наслаждением выпрямив спину. Он пересмотрел все документы, касающиеся расследования, нашёл множество полезных мелочей и составил почти целую речь, способную опровергнуть слова обвинения. Но Юэ не знал, что подготовила другая сторона. Он пытался выяснить, но в большинстве тщетно.
— Господина Тао Юэ желает видеть Его Величество! — провозгласил стражник из дворца, уже другой. Император не мог посылать одного и того же стражника, чтобы не вызвать ни у кого подозрений. Да и вряд ли он стал бы выбирать, послал первого попавшегося.
— Я сейчас буду, — подтвердил Юэ, забирая скрученный листок бумаги, точно так же небрежно перевязанный обычной нитью. Можно было даже не открывать его, но этим самым Юэ проявил бы неуважение к Его Величеству, как бы ни был разочарован в нём за последние дни. Император — больше, чем союзник или соперник. Он не человек, он Сын Неба.
Посыльный не дождался, пока Юэ развернёт листок. Юэ пробежался по словно скопированному тексту и расправил ханьфу, с сожалением отмечая, что на нём появились складки. Негоже являться перед императором в таком виде, но времени было совсем мало. День уже клонился к закату, а завтра с самого утра назначено слушание. Юэ предчувствовал, что оно будет последним. Никто бы не стал тянуть одно дело месяцами. Выиграет тот, у кого будет больше серьёзных доказательств. Увы, Юэ не был уверен, что собрал достаточно. Слишком мало времени. Слишком. Но невозможно предотвратить неизбежное.
Он явился ко дворцу сразу же, не теряя ни минуты. Император снова ожидал его в одиночестве, снова суровый и решительно настроенный. Таким он был всегда. Только место встречи отличалось от предыдущего. Стражник привёл Юэ к одному из задних строений внешнего дворца.
Юэ поклонился и сразу же услышал вопрос:
— Ты успел собрать необходимые доказательства?
— У меня достаточно фактов, чтобы…
— У обвинения очень сильная позиция. Всё то, что выглядело абсурдным даже для зрителей, превратилось в факты.
— Если бы я знал, что готовит суд, я бы сумел подготовить опровержения, — Юэ с надеждой смотрел на человека, который позволил швырнуть любовника в тюрьму.
— Даже если бы я передал тебе эти сведения, весь следственный отдел не успеет оспорить их. Решение уже вынесено. И судя по всему, доказательства следственного отдела всё ещё не столь убедительны.
— Но я практически уверен…
Юэ сам замолчал. Практически уверен — не то же самое, что уверен. Если император говорит так, то у него есть на то серьёзные основания. Вся работа просто пошла прахом. Нельзя было опираться лишь на истину. Стоило тоже немного приврать. Но как следователь, честно исполняющий свой долг, он не должен подделывать документы. Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, упал на колени и ткнулся лбом в пол:
— Ваше Величество, прошу вас, помогите Тайцзэ.
— Я уже говорил, что бессилен, если не хочу, чтобы Поднебесная пошатнулась, а коварные соседи не возжелали воспользоваться ситуацией. Я не имею на это право. Тем более, Тайцзэ сам позволил себе ошибиться. Приговор будет вынесен завтра. Время казни уже назначено. Всё, что будет сказано в суде — лишь формальность. Если бы не слово императора, его осудили бы ещё три дня назад.
— Но неужели ничего нельзя сделать?
— Собери эти доказательства, следователь Тао. Сколько бы времени ни потребовалось, очисть его имя. Пусть это будет легкомысленный юноша, не ведающий, что творит. Только тогда народ сможет его простить.
— Но Тайцзэ к тому времени… Нет, не может быть. Ваше Величество, прошу вас!
Его Величество молчал. Юэ не видел, что он делает, не знал, до сих пор ли остаётся на своём месте или идёт навстречу. Он не просил Юэ подняться, он не пытался утешать, он не вспомнил о том, что Юэ любил Тайцзэ. Юэ и сам не понимал, насколько глубоки его чувства, до того момента, когда впервые увидел обречённого Тайцзэ в клетке, пока не осознал, что они больше не будут дышать одним воздухом.
— Ступай за мной, — распорядился император где-то над ним.
Юэ осмелился поднять голову и увидел его, хмурого и спокойного. Неужели Его Величество даёт Юэ шанс в последний раз увидеть Тайцзэ и поговорить с ним? Даже за такую малость Юэ был благодарен, хотя внутри всё разрывалось от несправедливости. Двор был слишком сердит на Тайцзэ. Если бы совет дал время, люди успели бы остыть и попытаться понять причины поступка Тайцзэ.
Юэ следовал за императором до маленьких покоев, где он снял с себя императорский ханьфу и надел менее выделяющийся. Он также снял «корону» и ограничился одной шпилькой. А потом он открыл маленький ларец и достал украшение из нефрита. Юэ наблюдал за его действиями словно издалека. Он до сих пор не мог поверить, что больше никогда не увидит Тайцзэ, что его надежда умрёт уже завтра.
— Возьми, — император протягивал ему нефритовое украшение, шпильку, что принадлежала сестре Тайцзэ, потерянная в городе во время уличной драки.
— Эта шпилька… — Юэ поднял на него взгляд, полный непонимания.
— По твоему требованию её нашли и доставили во дворец, пока ты был в отъезде. Министр Дуань посчитал нужным делиться со мной всеми сведениями, касающимися расследования. Таким образом она попала ко мне в руки. Я долго не знал, что с ней делать. Но это его шпилька, пусть он даже никогда не воспользуется ей.
— И вы хотите, чтобы я передал её ему?
— Разве ты не имеешь на это права? — император выглядел совершенно по-другому. Юэ никак не мог уловить этой перемены, а оттого терялся. — Я верю, что любовь может возникнуть не только между мужчиной и женщиной. И сложись обстоятельства по-другому, я бы сам воткнул эту шпильку ему в волосы.
— Благодарю, — Юэ крепко сжал шпильку в руке и поклонился.
Потом они пошли какими-то закоулками к месту, где их ждали две осёдланные лошади. Юэ предвкушал встречу и боялся её. Он не знал, что скажет Тайцзэ, как объяснит свой маскарад и такое долгое молчание. Он лишь надеялся, что на пороге смерти Тайцзэ сразу же простит его.
Они молча скакали всю дорогу до тюрьмы. Юэ боялся заговорить. Боялся, что разозлит императора, и ему будет отказано в этой последней встрече. А когда они соскочили с лошадей, Его Величество заговорил вновь:
— Он подвергался многочисленным пыткам по настоянию совета, стремящегося заставить его говорить то, что выгодно им. Если бы я не узнал об этом, возможно, он не протянул бы этих трёх дней. Ты готов увидеть его?
— Готов.
— Следователь Тао…
— Да, Ваше Величество?
— Сделай всё, чтобы очистить его имя.
— Клянусь.
Юэ получил новую цель. Не удалось спасти возлюбленного, но хотя бы спасёт его имя.
Они двинулись дальше, по своевременно опустевшим коридорам, мимо ряда решёток, в самое подземелье, где преступников содержали поодиночке, в самых невыносимых условиях.
Тайцзэ почти висел, прикованный за руки к стене. От его ног тоже тянулись тяжёлые цепи. Казалось, на нём нет ни единого целого участка кожи. Его лицо было грубо побрито, дабы было удобнее кормить его, чтобы он дожил до вынесения приговора. Тайцзэ умирал прямо сейчас, не дожив до суда всего одного вечера. Юэ подозревал, что только по настоянию императора ему постелили сухой соломы. Стены были мокрыми и покрытыми чёрной плесенью, у основания изрыты крысиными норами. Единственный столик выглядел так, словно на нём долгие годы совершали жертвоприношения.
Его Величество отпер дверь заведомо позаимствованным ключом. Попробовал бы кто перечить императору. Только совет министров мог оспорить его решение, и то лишь при наличии разумных доводов. Сейчас у совета были все основания. Император вошёл в камеру вслед за Юэ.
Юэ опустился перед Тайцзэ на колени, дотронулся до его измождённого лица, провёл по щеке, боясь надавить, дабы не причинить ещё большей боли. Тайцзэ поморщился, но головы не поднял.
— Тайцзэ, — позвал Юэ тихонько. — Пожалуйста, Тайцзэ, ответь мне.
Юэ ласкал его лицо, забываясь и теряясь в буре всех всколыхнувшихся чувств, опустил руки на плечи, на его измочаленную одежду и не переставал звать. Тайцзэ приподнял голову, но вряд ли рассмотрел Юэ. Его глаза были заполнены гноем, щёки были изрезаны дорожками от слёз. Он уже умирал, прямо сейчас.
А потом звякнули цепи, одна рука Тайцзэ упала вниз. Юэ не поверил, поднял голову и увидел, как Его Величество освобождает вторую руку заключённого. Он смотрел и бездействовал, хотел задать множество вопросов, но уже знал ответы на все. Когда ноги Тайцзэ тоже оказались свободны от оков, Его Величество сказал:
— Чэнь Тайцзэ умер сегодня ночью, не выдержав пыток и болезни, охватившей его в подземелье. Его тело было так сильно изуродовано, что император издал указ немедленно сжечь его, дабы не осквернять мир его видом.
— Ваше Величество… — прошептал Юэ, крепко прижимая к себе Тайцзэ, почти бесчувственного, еде шевелящегося.
— Юнтай… — прошептал и он тоже, вцепившись в спину Юэ.
— Я здесь, — император не погнушался присесть на корточки перед ним, прикоснуться к его грязному лицу и погладить точно так же, как сделал до этого Юэ. И в этот миг Юэ увидел истинные их отношения. Император смотрел на Тайцзэ с горечью, едва сдерживая рыдания, и продолжал гладить.
— Я никому… — Тайцзэ закашлялся.
— Знаю, — заранее ответил император. — Поэтому прощай, Тайцзэ. Я выполню твоё желание.
Вряд ли Тайцзэ услышал его.
— Передай ему, что я выполню его, — попросил император.
— Да, Ваше Величество.
— А теперь уходи. Через четверть часа охрана будет делать обход. Они должны найти труп.
Изуродованный труп, который не будет принадлежать Тайцзэ.
Юэ ни разу не оглянулся. Он мог поблагодарить императора в другой раз. Он обязательно сделает это, но не признается, насколько плохо думал о нём.
Юэ вышел на улицу тем же путём и снова никого не встретил. Он не подумал, как император доставит труп в камеру. Сейчас его волновало совершенно другое. Он положил Тайцзэ поперёк седла, а потом вскочил в него сам. Только тогда он смог устроить возлюбленного чуточку удобнее. Тайцзэ застонал в полубеспамятстве, вскинул голову, а Юэ крепко его обнимал.
— Пошла, — он всадил каблуки в бока лошади — и улицы замелькали по обеим сторонам. Темнеющие улицы безжалостного города. Никому не был дела до одинокого всадника, несущего грязного оборванца. Никто бы не мог подумать, что самый известный преступник мог так просто сбежать.
В этот вечер у Юэ было много страхов. Он боялся, что за ними снарядят погоню. Он боялся, что Тайцзэ умрёт прямо у него на руках, не доехав до дома совсем чуть-чуть. Юэ боялся, что лошадь споткнётся и сломает ногу. Но он продолжал стискивать драгоценную ношу в объятиях и прикасаться к грязным волосам губами, не чувствуя ни капли омерзения. И он ощущал, как из груди готовы были вырваться рыдания. Он махнул рукой по щекам, сначала по одной, потом по второй, и не почувствовал прикосновения влаги. Он даже заплакать боялся, потому что мог обмануться в своих ожиданиях.