Я возвращался домой и ехал в старом дребезжащем лифте. Обычно я молился, чтобы эта старая развалина не застряла, а то и вовсе не рухнула вниз, но сегодня у меня ни на что не осталось сил. Я бы не расстроился даже, если бы лифт и впрямь застрял. Тогда я мог бы сползти по стеночке и хорошо выспаться, пока меня не вытащили бы.
Кабина закачалась и замерла. Я мельком бросил взгляд на табло – мой этаж. Створки со скрежетом распахнулись, позволяя выбраться наружу. Я преодолел еще десяток метров и, достав из рюкзака ключи, открыл замок, а после распахнул дверь. В квартире пахло едой, и я замер на пороге, потому что в нашей квартире пахнуть было нечему. Потому что когда я уходил утром, готовить было нечего, а продукты купить – не на что. Я моргнул пару раз, пытаясь сообразить, не перепутал ли адрес. Но ведь я узнал лифт, и ключ подошел, и на полу передо мной валяется старый, затертый коврик, наш коврик. Я дома.
Я переступил порог и захлопнул дверь. Повесил куртку на крючок и сбросил рюкзак на тумбочку. Разулся, оставляя обувь на коврике, и направился прямиком на кухню.
– Дед?.. – крикнул я, привлекая его внимание. В дверном проеме появилась его худая фигура. Он улыбался, а я неверящими глазами смотрел на улыбку, которую не видел уже один черт знает, сколько, и втягивал носом приятные запахи. – Ты где продукты раздобыл? Опять что-то продал? У нас, вроде, и продавать уже нечего… – я осмотрелся, замечая развалившуюся на стуле довольную кошку и гору продуктов на столе.
– Ян, я… – улыбка сошла с его губ, и у меня в голове пронесся целый поток всех возможных вариантов, при которых мой дед мог получить еду. Или деньги. – Ян, я… я по… побирался сегодня.
В груди все упало, и я бессильно прислонился к дверному косяку. Прикрыл глаза. Ничем. Ничем и никогда он не заслужил такого.
– Один парень вынес мне целый пакет продуктов, вот, смотри, – он показал на заваленный продуктами стол. – Я специально не стал убирать, чтобы ты увидел.
Я медленно отлип от наличника и, сделав несколько неуверенных шагов, обнял его, крепко прижимая к себе и поглаживая по напряженной спине.
– Завтра... Уже завтра у нас будут деньги, клянусь. Я нашел подработку. Не ходи больше никуда.
Ужин был превосходен. Мы оба накинулись на еду и с жаром закидывали в себя все, что было на тарелках. Мясо. Как же давно мы не ели мясо! И каким вкусным оно было!
Я вылизал все, до последней крошки, и сидел на стуле, откинувшись на спинку. Как хорошо. Дед сидел напротив и чему-то улыбался, поглаживая разлегшуюся на его коленях кошку.
– О чем думаешь? – спросил я с интересом. Его улыбка была такой заразительной, что и мои губы волей-неволей начали расплываться в стороны.
– О том, что еще и на завтра осталось, – ответил он радостно. Я кивнул.
– Я приберу со стола, иди отдыхать.
Он хотел помочь, но я не позволил. Было уже поздно, и ему стоило отдохнуть. Мне тоже не помешал бы отдых, но дед приготовил ужин, и я должен был все убрать.
У меня закрывались глаза, и руки, вспенившие губку, двигались чертовски медленно. Посуды было не так много, но из-за моей медлительности уборка затянулась. Ужасно хотелось закрыть глаза и поспать, хотя бы минут десять. Еще две кружки. Вода медленно уходила по трубам, я вытирал вымытую посуду и ставил ее в шкафчик. Протер плиту, столешницу, стол. Выключил свет на кухне, направился в ванную. Сил на душ уже не оставалось, меня едва хватило на то, чтобы почистить зубы и вымыть лицо. Закрутив вентили на смесителе, я снял с крючка полотенце и вытер лицо. Смотреться в зеркало не рискнул: не хотел сильно впечатляться перед сном. Побрел по квартире в сторону своей комнаты, сбросил одежду на пол и упал на кровать.
Поспать. Мне нужно поспать. Глаза устало закрылись, и я провалился в сон.
* * *
На учебу я снова не поехал. Мы отчаянно нуждались в деньгах, и я уже неделю бегал от одной компании к другой, стремясь найти место для подработки.
На работу меня не брали. Куда бы я ни обратился. То возраст не тот, то опыта нет, то физически недостаточно развит, то умным не выгляжу, то слишком смазливый, то, наоборот, требуются девушки, то прием закончился, то санитарной книжки нет, то на полный день, то на низкую зарплату, то мне не подходило, то я не подходил.
В принципе, я знал, куда мне дорога. Просто гнал эти мысли от себя подальше, несмотря на то, что думал об этом уже на протяжении месяца. Потому что надеялся. Что все-таки повезет, что не придется.
У меня оставался еще один адрес, и я очень торопился, чтобы не опоздать на встречу с возможным работодателем. Уже стемнело, и я старался не пропустить нужный мне дом. Заблудился, прошел мимо. Вернулся. Поднялся по крыльцу и открыл стеклянную дверь.
– Мы уже закрываемся, – встретил меня грубый мужской голос.
– Я на собеседование.
– Ты опоздал, Влад уже ушел. Иди домой.
– Мне очень нужна эта работа. Вообще-то, уже даже любая…
– Боюсь, здесь тебе нечего ловить.
– Серьезно, любая.
– Тогда иди на Розовую улицу, кто не дает.
Захлопнув рот, который собирался еще что-то сказать, я развернулся и пошел на выход. Розовая улица, да. Вот туда-то мне и дорога.
Я вышел на крыльцо и, спустившись, побрел вдоль дороги. Дошел до автобусной остановки и сел на скамейку. Нам очень, очень нужны деньги. Я обещал деду, что принесу. Я обещал себе, что не позволю больше ему позориться и унижаться перед другими.
Чего я так боюсь? Мне уже не восемнадцать, и я уже давно не девственник. Но делать за деньги это… А, впрочем, чем это хуже другого занятия?.. Это же просто секс. Просто секс, за который платят.
Платят.
У нас совсем нет денег, и еще две недели не будет. А потом мы раздадим долги и останутся какие-то жалкие пять тысяч на целый месяц. На двоих. И еще квартплата, которую мы не платили с начала осени. Неизвестно, сколько еще энергоснабжающая компания будет это терпеть, пока не отключит нам электричество. А с ним – отопление и воду.
Я болезненно выдохнул, опуская голову на колени, обнимая ее руками.
Всего лишь секс.
Просто взять в рот, представить, что это Марк. Отсосать, как будто это Марк. И, может быть, раздвинуть ноги, представляя, что это Марк. Может быть, даже кончить.
Я вцепился пальцами в волосы.
У меня нет выхода. Неделя поисков, и все без толку. «Вы нам не подходите». Слова, звучащие как приговор. «С таким лицом тебе бы моделью работать, а не администратором шиномонтажки». «Какой у тебя рост? Сто семьдесят пять? Нет, мы берем только от ста восьмидесяти». «Тебе бы в порнухе сниматься. С такими-то губами».
Суки.
Чтоб вы все разом обнищали.
Я встал со скамьи и побрел по улице. У меня нет выбора. Больше нет.
Я шел на «панель».
* * *
Поздний вечер. Темно и холодно. Дует пронизывающий ветер, от которого моя осенняя куртка никак не спасает.
Я встал у дороги, накинув капюшон на голову, чтобы никто из возможных знакомых меня не узнал, и протянул руку с зажатыми в кулак пальцами, большой направив вниз. Я надеялся, что те, кому надо, поймут, а те, кому без надобности – проедут мимо. Я ужасно нервничал и все боялся, что остановится полицейский патруль.
Шли минуты, автомобили проезжали мимо меня, один за другим, никто не останавливался. Я начинал замерзать, а рука устала, и ее начинало понемногу потряхивать. Сколько я простою здесь, пока какой-нибудь извращенец не сочтет меня достаточно привлекательным, чтобы остановиться и спросить об услугах?..
Становилось холоднее, рука уже начала заметно покачиваться, когда одна машина все же притормозила и окно у пассажирского сиденья опустилось. Я боязливо приблизился, всматриваясь в салон и убеждаясь, что водитель в машине один.
– Почем берешь? – спросил мужчина на вид под пятьдесят, лучшие годы у него явно были уже позади.
– Пятьсот за отсос, – сказал я первое, что пришло в голову. Я понятия не имел, сколько это может стоить. Может, я ужасно продешевил, а, может, наоборот, загнул цену. Впрочем, водителя моя цена, похоже, и не удивила, и не расстроила – видимо, мне удалось попасть пальцем в небо.
– Садись, – сказал он.
Я открыл дверцу и сел на сиденье в теплый салон. Я не знал, собирается ли он куда-то ехать, но подозревал, что вряд ли захочет делать это прямо здесь, так что на всякий случай пристегнулся.
Он нажал на газ и поехал вперед, смотря на навигаторе, куда можно притулиться, чтобы не привлекать лишнего внимания. Наконец, съехав с главной дороги и припарковав машину, он повернулся ко мне и выжидательно уставился в глаза.
– Ну?
– Деньги вперед, – сказал я, даже не заикнувшись.
– Ты еще ничего не сделал.
– Деньги вперед.
– Ты издеваешься, что ли? А если ты сосать не умеешь?
– Я хорошо сосу, – ответил я, постаравшись, чтобы мой голос звучал убедительно.
– Ладно... – он полез в бардачок, достал кошелек и протянул мне купюру. – Вперед и аккуратней с зубами.
Я убрал купюру во внутренний карман куртки и, отстегнувшись, подался к нему. Расстегнул ремень, пуговицу, молнию, опустил брюки вниз вместе с бельем, взял в руки еще вялый член, наклонился, обдавая его горячим дыханием, провел несколько раз рукой, мужчина довольно выдохнул, вцепляясь мне в волосы пальцами. Его член начал подниматься, и я не стал задерживаться – брать в рот все равно придется, зачем тянуть?.. Может, кого-нибудь еще найду…
Отсасывал я и вправду хорошо – спасибо беззаботным школьным годам. Водитель довольно стонал, толкаясь мне навстречу, я усердно вылизывать его член, беря так глубоко, как мог, он в оргазме сжимал мои волосы.
Кончу пришлось проглотить. Я отодвинулся, облизнул губы, сдерживая рвотный позыв. Хотелось чего-нибудь выпить. Водитель не торопился застегивать брюки, с интересом на меня поглядывая. Я не знал, стоит ли чего-то ждать, или я свободен и могу идти. Уже хотел спросить, хочет ли он еще чего-то, но он нарушил наше молчание первым:
– Трахаешься ты так же хорошо?
– Да, – ответил я без лишних сомнений.
– За сколько готов продать свою задницу?
Над этим я тоже не думал.
– Две тысячи и только с гондоном, – ответил я и добавил: – И гондона у меня нет.
– У меня есть, – ответил тот. – Заднее сиденье раскладывается, пересаживайся.
Я кивнул и переместился на заднее сиденье.
– Деньги вперед, – напомнил ему, когда он сел со мной, разложил сиденье и жадно дотронулся до моего бедра, нетерпеливо сжимая пальцы.
– Да-да... – ответил тот торопливо и повернулся к бардачку. – Держи, – протянул мне две купюры и, не дожидаясь, пока я уберу их, принялся меня лапать, грубо стискивая кожу пальцами.
Я не возражал – пока он мял мои бедра, снял куртку и положил в карман деньги, снял футболку, мужчина уже вовсю расстегивал мои джинсы, торопливо избавляя от одежды. Я помог ему, выбираясь из мешающихся тряпок, залез на сиденье с ногами, раздвинул их, демонстрируя выбритый пах. Да, я готовился. Даже несмотря на множество назначенных интервью, я все равно готовился.
Он торопливо спускал брюки, располагаясь между моих ног. Я снял с него свитер, под которым оказалась белая рубашка, расстегнул пуговицы, провел ладонями от шеи до паха. Это Марк.
Его член снова встал, и он торопливо надевал на него презерватив. Мой тоже набух, и я потер его, добиваясь полной эрекции – знал, что это ему понравится больше болтающийся безвольно плоти. Пододвинулся ближе, прижал ноги к груди, и через мгновение почувствовал проникновение. Сильное и уверенное. Я болезненно выдохнул, дыхание сбилось, я поспешил расслабиться, позволяя ему войти в меня полностью. Он толкнулся глубже и принялся ритмично двигаться. Это Марк.
Горячо... И больно. Далеко не лучший секс в моей жизни. Я сжимал его коленями, обнимая ногами, и подавался ему навстречу, пытаясь подстроиться и поймать нужный угол, но никак не получалось. Зад горел, а член совсем опал, несмотря на мои жалкие попытки помочь себе рукой. Мужчина ускорился, толкаясь в меня все сильнее. Он пыхтел, и – судя по его тяжелому дыханию – ему все нравилось. Я бросил бесполезные попытки надрачивать свой член, он неожиданно высоко застонал и, сделав еще несколько рывков, кончил с протяжным стоном, после этого завалившись на меня.
Я не был против – надеялся, что его не расстроило мое безучастие и что он отвезет меня до метро.
Водитель приходил в себя, лежа на мне, я размышлял о том, что это оказалось не так уж и трудно, как я боялся. Я получил свои деньги, ничего, по сути, для этого не делая. Неужели плохо?.. Я не получил удовольствия, и что с того? Не в первый раз, да и, наверное, не в последний.
– Подбросите до метро? – спросил, когда мужчина, придя в себя, слез с меня и принялся одеваться.
* * *
Возвращаясь домой, я думал о том, как так вышло, что пятидесятилетний мужчина вынужден на ночь глядя искать себе мальчика-проститута для одной ночи.
Проститут. Вот, кто я теперь.
Я остановился у подъезда нашей древней девятиэтажки. Задрал голову наверх, убеждаясь, что в окне на кухне горит тусклый свет. Что бы сказал мой дед, узнай он, как я заработал деньги, что принес сегодня? Что почувствовали бы мои родители, узнай об этом?
Для нормальных людей я теперь отброс общества. Человек с пониженной социальной ответственностью. Даже смешно стало.
Я открыл дверь подъезда и подошел к лифту. Нажал на кнопку вызова, но ответа не последовало. Вот повезло. Пришлось подниматься на седьмой этаж пешком. На пятом остановился, переводя дух. Еще немного. Еще чуть-чуть, и можно будет выпить стакан воды. Очень хотелось стакан воды. Еще больше хотелось чего-то покрепче, но ничего такого у нас не имелось.
Отдышавшись, я продолжил свой подъем. Вот и дверь. Я достал ключ и отпер замок, прошел в квартиру.
– Ян, ты вернулся? – из кухни показалась довольная улыбка.
– Да. Погреешь, что вчера оставалось?
– Уже грею, – голова деда исчезла на кухне, а я отправился в ванную.
Хотелось смыть с себя все воспоминания и чужие прикосновения. Я тер тело мочалкой, с силой, докрасна, а мне все казалось, что никогда не отмоюсь. Кожа болела, а руки устали и безвольно упали, из глаз брызнули слезы, я прислонился к холодному кафелю, стараясь прийти в себя.
Все хорошо. Все нормально. Это был просто секс. Просто секс с незнакомым мужчиной, ничего необычного. Просто у меня очень давно этого не было. Зато теперь есть деньги. Две с половиной тысячи единиц. Это очень хорошие деньги.
Я принялся перебирать в уме, сколько всего можно было бы на них купить. Сколько плиток моего любимого шоколада, сколько упаковок фисташкового мороженого. Или пачек замороженной малины. Или банок сгущенки. Сколько куриных грудок и килограммов картошки. Коробок печенья и пакетов конфет. Или кофе. Как же я хочу кофе.
Стало легче.
– Ян, ты там уснул? – послышался из коридора старческий голос.
– Сейчас выйду, – я выключил воду и выбрался из душевой кабины. Наскоро вытерся полотенцем и переоделся в домашние штаны и футболку. – Я деньги принес, вот, – достал из куртки три купюры и отдал их деду, проходя на кухню. – Я не знаю, кому и сколько мы должны, сам разберешься, да? – спросил я устало, присаживаясь на стул и принимаясь за еду. Удивительно, но сегодня ужин не казался мне таким восхитительным, как вчера.
– Ты только устроился, и тебе сразу заплатили? – спросил дед, усаживаясь напротив меня. К нему на колени тут же запрыгнула Милька, подставляя голову для поглаживаний. Я тоже захотел притронуться к ее мягкой шерстке, но она была очень далеко.
– Я попросил. Это как бы аванс, – ответил я, не смотря деду в глаза, делая вид, что выбираю, какой из кусков мяса затолкать себе в рот.
– Это хорошая работа, Ян?
– Конечно. Мою посуду на кухне в одном кафе, – я правда пытался устроиться на такую работу, но без сан. книжки доступ на предприятия общепита был для меня закрыт, а времени да и денег на оформление у меня не было. – Ничего сложного и времени немного отнимает. Мои смены с восьми до последнего клиента, но обычно не позже двенадцати, сегодня, например, даже раньше отпустили, – я бессовестно врал, на ходу придумывая детали своего рабочего графика. – Так что, после учебы я смогу вернуться домой, чтобы подготовиться на следующий день, а после идти на работу, когда моя смена.
– Здорово. Я очень рад, что у тебя все получилось, Ян, – дед в самом деле был очень рад, и я остро почувствовал угрызения совести. Ведь я врал. Безбожно врал единственному родному человеку на этой планете. Тому, кто этого вранья не заслужил. Вообще ничего этого не заслужил.
Но выхода у меня не было, напомнил я себе в очередной раз.
– Я очень хочу спать, я помою посуду завтра с утра, ладно? – спросил я, надеясь, что меня отпустят.
– Я сам помою, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – я встал из-за стола и, по пути дотронувшись до мягкой шерстки, направился к себе. Откинул покрывало и залез под одеяло. Усталость брала свое, глаза закрывались. У меня было чувство, что я что-то забыл, но я не мог вспомнить, что.