Пахло выпечкой. Витсидутси сновала, только хвост мелькал между столиками, порой шипела на пьяниц из Гильдии Бойцов и требовала прекратить спор.

Борга, даже если бы могла себе позволить, не променяла бы «Пять когтей» на «Три сестры» — уж слишком ей нравилось здесь. Да, мебель не роскошная, грубо сколоченная, зато добротная и крепкая. Двери не скрипели — петли вовремя смазывали. Пахло здесь пирогами, но не затхлостью и болотом, что ожидалось от аргонианки.

Таких, как Витсидутси, Борга гра-Баш называла чистоплюйками. Эта черта от расы не зависела, как и дружелюбие.

Если бы не пьянь, которой вздумалось именно сегодня надраться. Хватило с лихвой, что день ушёл на поиски работы: запас монет не бесконечен — и на то, чтобы навестить кузнеца. В придачу пришлось у последнего оставить кирасу: хаджит-грабитель увернулся и удрал — только облезлый от невзгод хвост мелькнул, — но оставил на память царапины от острых когтей.

Ещё бы работу найти. Кузнец-аргонианин пошипел, но пообещал к утру починить доспех.

Борга без кирасы чувствовала себя голой. Льняная грязно-зелёная рубашка с коротким рукавом не скрывала крепкие руки, не понаслышке знавшие, что такое меч; «безобразные для женщины», как порой она слышала.

Орк — не орк, если не силён, а так, жалкое подобие. Иного от той, которая с малых лет приучена носить отнюдь не лёгкую броню и размахивать мечом, ожидать нельзя.

В крепостях дети рано вырастают.

— Вс-сё занято, но я поищу мес-сто! — прошипела Витсидутси. — Или принес-су ужин в комнату!

Борга не любила есть в месте, где спала. Да и услышанные сплетни могли пригодиться: авось упомянут имя лейавинца, у которого появилась проблема. Можно подсуетиться и помочь, а после пересчитать звонкие монетки. Если, конечно, не предложат в одиночку расправиться с кучкой бандитов. Как правило, те не гнушались подлыми методами. Не хотелось, чтобы жизнь глупо оборвалась от пущенной в спину из укрытия стрелы. Набить зарвавшемуся чудаку физиономию — это она могла. Отыскать и прибить спрятавшегося мерзавца — тоже. С толпой справиться — увы.

— Не нужно! — Борга огляделась. Та-ак, пьяные бойцы сдвинули несколько столов. К ним проситься не хотелось. Уединение сидевшей в углу пары нарушать станет разве что невоспитанный ублюдок. В том, что пара именно влюблённая, не осталось сомнений: молоденький худощавый данмер поглаживал запястье, тонкое, отнюдь не воинственное, босмерки, хрупкой и нежной.

На такую Борга не взглянула бы. Ей нравились иные женщины, с сильным телом, почти без жировой прослойки, ширококостные и выносливые.

Как та, что сидела в одиночестве.

Даже просторная тёмно-серая, наглухо зашнурованная рубашка не смогла скрыть перекатывавшиеся мышцы. Пальцы, которыми посетительница держала вилку, с толстыми костяшками и коротко стриженными ногтями. Волосы та увязала в несколько маленьких пучков, очевидно, чтобы не лезли в глаза.

Воительницу видно издалека, отметила Борга.

— Она гонит от с-себя вс-сех, — пояснила Витсидутси, — грубая и невос-спитанная задира!

«Ха, чего ещё ожидала от орчанки? Потока сладкого нектара?» — мысленно позлорадствовала Борга.

Значит, не новенькая, знакома хозяйке, но пути двух орчанок пересеклись в первый раз.

Борга протянула септим. Тот живо исчез в кармане полотняных штанов. Витсидутси было не привыкать делиться слухами за монеты.

— С-слыш-шала, она аудиенцию у графа пытаетс-ся выбить, а тот её к с-себе не подпус-скает, — поделилась хозяйка и покачала украшенной шипами головой. Вторую протянутую монету не взяла. — Никто не знает, зачем она здес-сь.

Раз здесь, значит, проблемы, рассудила Борга гра-Баш.

Чьи-то проблемы — её деньги.

Стоило попытаться заговорить с незнакомкой, и она, заказав стейк из говядины и кружку пива, направилась к нужному столику.

Стало возможно рассмотреть черты лица. Если крепкие клыки Борга приметила раньше, то теперь сумела рассмотреть и зелёные глаза, и каждую морщинку на широкой переносице.

Незнакомка не собиралась любезничать.

— Ты что, граф?! — рявкнула и сжала руки в кулаки, отчего под кожей вздулись вены.

Борга не собиралась отступать, отодвинула стул и села.

— Ох, сочувствую. Потерять зрение никому не пожелаю, разве что лютому врагу, — цокнула языком. — Нет, Мариус Каро не так выглядит. — Она знала, что незнакомая орчанка просто-напросто съязвила, пыталась, точнее. — Мне поужинать нужно. Увы, свободных мест нет, как и монет платить штраф за то, что вытурю отсюда какого-нибудь наглеца, чтобы усесться на его место.

Та-ак, дала понять, что ищет работу. Соплеменница наверняка не сможет не понять, что меч в ножнах отнюдь не для красоты. Осталось разговорить её.

— Ладно, только не мешай, — согласилась она.

— Борга гра-Баш! — Протянутая ладонь в знак приветствия, которую пожимать никто не собирался. — Ладно. Граф, может, и пожмёт, если к себе подпустит. Только не торопится что-то.

Собеседница моргнула.

— Мазога! — Всё-таки руку пожала. Её ладонь оказалась твёрдой, горячей и сухой, хватка — крепкой и сильной. — Успела разнюхать, как погляжу. — Она усмехнулась и недобро взглянула на мелькнувший между столиками чешуйчатый хвост. — И чем — скажи — я смогла тебя привлечь? Только не говори, что заскучала.

Так-так, имя целиком назвать не потрудилась, заметила Борга и поправила упавшую на лоб короткую косу. Странная она, Мазога эта, более чем.

— Я путешественница, — призналась Борга, — перебиваюсь любой подходящей и не очень работой. Кушать и чинить доспехи на что-то надо.

Она была уверена: грудь Мазоги, спрятанная под просторной рубашкой, высокая и упругая. Наверное, привлекательная. Признаться, что нравятся женщины, отважится далеко не каждая. От Мазоги легко в нос, и без того приплюснутый, получить — да так, что искры из глаз посыплются.

— То есть ты решила, что я вожу с собой мешки денег. — Ещё и язык что надо подвешен.

— Зачем — мешки? Я беру весьма умеренную плату! — Витсидутси принесла заказ, поэтому пришлось замолчать. Она выставила с подноса две тарелки и две кружки с пивом.

Оленья отбивная, заметила Борга.

Мазога, значит, любила мясо, как и она. И пиво.

— Твоё здоровье! — Борга подняла кружку. Мазога не отвечая чокнулась с ней и сделала глоток.

Далее стало не до разговоров. Борга проголодалась. Её собеседница, очевидно, тоже, к тому же нужно было отдать должное Витсидутси: мясо не слишком жёсткое, хотя и мягким не назвать. В меру соли, в меру приправ…

Вкусно.

Борга приметила, что Мазога поглядывала на неё, порой замирала и, очевидно, о чём-то размышляла. Перерыв на еду оказался как никогда полезным.

Когда некому помочь, мог сгодиться первый встречный, предложивший помощь. Не бесплатно. Напротив, ничего не бравшие настораживали, Борга боялась разбивать с ними лагерь. Утром могла не проснуться, потому что горло оказалось бы перерезанным. Вне города доспехи не снимала, поэтому ножа в спину не ждала.

Бесславная это смерть.

— А всё же, зачем тебе граф? — решилась спросить Борга, когда Мазога прожевала последний кусок.

Та утёрла клыкастый рот салфеткой.

— Ты с ним знакома? — Этого и следовало ожидать.

— Нет.

— Вот и не спрашивай!

Колючая, скрытная. Борга поднялась.

— Коль передумаешь, то обращайся, — бросила и направилась в свою комнату. Напоследок оглянулась, но, приметив, что новоявленная знакомая сидит, облокотившись на стол, и смотрит куда-то сквозь стену, отвернулась и удалилась.

Пока есть возможность, лучше выспаться.

Потому что Борга гра-Баш никогда не знала, что ждёт её завтра.

***

С «везением» Борги гра-Баш рассчитывать на крепкий сон нельзя. Вне городских стен приходилось дремать с одним открытым глазом, вздрагивать от каждого шороха и уханья совы. Казалось бы, в четырёх стенах спи да радуйся, но если не везло — значит, не везло во всём.

Разбудил Боргу боевой клич, громкий, яростный. Спросонья ей показалось, что она очутилась дома, среди соплеменников; что на крепость вздумалось напасть кучке оголтелых головорезов. Не дождутся!

Она резко села и нащупала меч. Свеча давно догорела, и это сбило с толку: не сразу получилось вспомнить, где находится. С оружием наперевес Борга выскочила за дверь и только после вспомнила, что она в «Пяти когтях». Витсидутси держалась за похожие на рога выросты на её голове и не то визжала, не то шипела. Чешуйчатый хвост мотался в разные стороны.

Опрокинутая мебель и разбитые бутылки дали понять, что случилась драка.

Таки пьяные придурки из Гильдии Бойцов надрались и учинили мордобой, осенило Боргу. Она бегло взглянула на переглядывавшихся имперца и редгарда, затем уставилась в другую сторону.

— Проклятая, так бы и сказала, что не хочешь! — зло прорычал здоровый орк, поднимаясь и отряхиваясь. Затем, как ни в чём не бывало, поплёлся к выходу. Два его друга направились за ним.

Витсидутси проводила их взглядом. В оранжевых аргонианских глазах читался страх.

Борга переключила внимание на свою новую знакомую, стоявшую в углу и бесполезно пытавшуюся прикрыть голое плечо разорванной тканью.

Вот оно что, осенило её, Мазога подралась с тем орком. Витсидутси, ящерка поганая, наверняка побоится требовать деньги за разбитую посуду с трёх здоровых лбов.

— Поганый Дубок гро-Шагк! — наконец вставила Мазога слово. — Наверное, соратники над ним посмеиваются. Немудрено: голова-то на самом деле дубовая!

— Пристал? — зачем-то уточнила Борга, хотя ей как никому был понятен ответ.

— А то! Решил, что я шалашовка односептимовая! — Мазога говорила громко, зло. Рубашка сползла, приоткрыв плечо. Она не носила ничего, что бы поддерживало грудь.

— Я-то никому не с-скажу, но эти ублюдки с-сообщат, что ты первая напала, — вмешалась Витсидутси. — Мне нужно привес-сти в порядок мебель, иначе потеряю прибыль. И пос-суда...

Получается, женщину можно облапить, но если та даст отпор, то нарушит закон. Борга не слышала, чтобы наказали хоть одного наглеца за такое. Иное дело, если бы тот изнасиловал, тогда бы отправился в тюрьму.

Только… Больно это и мерзко. До такого добровольно доводить себя ни одна женщина не станет.

— Мы приберём! — неожиданно для себя вмешалась Борга. — Нам, выросшим в крепостях, не привыкать к работе. Всё сами делали: и еду приходилось добывать, и плотничать. Никто не смотрит, мальчиками мы рождены или девочками, пока не наступает брачная пора. Правда, Мазога?

Та посмотрела на неё, но даже не кивнула.

— Хорош-шо, но не тяните, — отозвалась Витсидутси и взяла в руки метлу, после начала грести осколки.

Утром Борга собиралась забрать кирасу у аргонианского кузнеца, чьё имя запамятовала, поэтому мебелью занялась сейчас. Она растащила столы по разным углам, подняла стулья.

Мазога же молча стояла.

— Есть нить с иглой? — уточнила она у хозяйки.

Та подняла треугольную голову, но ответить не успела. Борге было досадно, потому что распустивший лапищи пьяный ублюдок должен и привести всё здесь в порядок, и новую рубашку купить. Аргонианка наверняка возьмёт деньги и за нить с иглой. Уж точно не прогадает.

— У меня есть! — Борга не была добрячкой. Ей всего лишь хотелось лишить Витсидутси монеты. — Идём. И правда, не стоит разгуливать во рванье.

Она сняла свечу с прилавка и направилась в свою комнатушку. Мазога последовала за ней, зажимая кулак.

— Ушибла? — Борга закрыла дверь и уставилась на распухшие пальцы и саднившие костяшки. Она знала: бьют той рукой, которой делают всё остальное. — То-то я гадала, почему стоишь скалой, когда остальные работают.

Мазога кивнула:

— Ерунда, и не такое бывало. Я не маленькая сопливая девочка, чтобы ныть.

Это так, только зашить явно не сможет. Борга сомневалась, что у её знакомой много одежды.

 — Снимай. Так и быть, зашью, — решила она и полезла в мешок. — Всё равно больше не усну.

Рыться пришлось долго. Главное, чтобы одежда не расползалась, а с крохотной дыркой можно походить. Под доспехами всё равно не видно. Пробитая кираса — это гораздо хуже.

Мазога послушно стянула через верх рубашку. Борга посмотрела сначала на живот, отнюдь не обвисший, с явно выраженными мышцами и втянутым пупком. Грудь, как и предполагала, высокая и упругая, увенчанная маленькими тёмно-зелёными сосками.

Хорошо сложена, проклятье.

Борга принялась за дело. Шить она не любила. Её пальцы, грубые, не чувствовали тонкую нить. Кончик не попадал в ушко. Да и занятие до крайности тоскливое. Поэтому пришлось развлекать себя и петь.

И вновь она очутилась дома, сидящей на соломенной подстилке, скрестив ноги. Рядом ворох одежды, которую нужно привести в порядок, и мать, напевающая песню. Она, как и её дочка, не любила тоскливое занятие и развлекалась как могла.

— Почему ты мне помогаешь? — внезапно спросила Мазога. Борга прекратила петь и посмотрела на неё. — Как… рыцарь!

Смешно даже. Несомненно, приходилось слышать легенды о доблестных рыцарях, старавшихся помочь всем и вся, причём бескорыстно. Борга давалась диву, как эти добряки не померли с голоду.

Рыцарей она давно не видела, исключая Фарвила Индариса, заносчивого молоденького данмера из Чейдинхола. Будучи сынком графа, тот был разбалованным донельзя и вёл себя соответственно. Пришлось однажды сказать ему пару отнюдь не приятных словечек, а также дать понять, кто воин, бывавший в передрягах, а кто — жалкий сосунок. Борга не удосужилась выяснить, кто он, и это стало её ошибкой.

В тюрьме, сырой, вонючей, вонявшей крысиным дерьмом, время тянулось медленно. Граф безумно любил свою кровиночку. Но главное, не сгноил — и Борга гра-Баш довольно быстро очутилась на свободе, напоследок выслушала совет запомнить лицо Фарвила Индариса и впредь не трогать.

Рыцарствовать за папины денежки можно, осознала она это только сейчас.

Мазога на дочку богатеев не походила, только рыцари ей казались кем-то благородным.

— Если подскажешь, чем заняться здесь, то перестану… Хм!.. рыцарствовать, — съязвила Борга. Укол иглой в палец дал понять: не швея она, не швея. В придачу стежки получились неровными. Она не терпела портняжное дело.

Повисла тишина, и Борга снова запела ту песню, что слышала от матери, запомнила каждое её слово. Плохо, хорошо ли получалось, ей было всё равно. Тащиться в далёкий Солитьюд, в Коллегию Бардов, она не собиралась.

Последний шов — и Борга скусила нитку и протянула рубашку.

— Эту песню когда-то пела моя мама, — поделилась она — потому что захотелось.

Мазога вещь взяла и посмотрела с какой-то грустью.

— Песни мамы — это хорошо. Здорово, что ты их помнишь. — Она принялась одеваться. На мгновение её голова скрылась под рубашкой.

— Твоя разве не пела? — удивилась Борга. — Все матери поют — сначала колыбельные, потом…

— Не пела! — перебила Мазога и направилась к выходу. Её поступь была тяжёлой даже без доспехов. Уже у двери она повернулась и добавила: — Да, спасибо за помощь. Нежности от меня не жди, но поверь: я ценю каждого, кто мне помог.

От такой цены мало проку. На неё не купить поесть, не починить доспехи.

Только, проклятье, Мазога, восхищавшаяся рыцарями, немало взволновала. Не поделилась, зачем ей нужен граф. Ничего удивительного, что Мариус Каро не подпустил её к себе: без причины никто не желал тратить время, тем более не на знать, а на какую-то странствующую бродяжку.

К тому же полный тоски взгляд, когда зашёл разговор о материнских песнях…

Странно всё, очень странно.

Загадочная новая знакомая не шла из головы, когда Борга наконец затушила свечу и улеглась в постель.

***

Утро началось не с завтрака. Борге не терпелось забрать кирасу. Она, прижав её к себе, покинула кузнеца и отмахнулась от предложения взглянуть на другие части доспехов.

Она знала, что остальное не сломано, следила за этим. Доспехи призваны защищать тело, и любая невнимательность могла стать плачевной.

Острые у того кошака когти, отметила в очередной раз Борга, царапины глубокие. Кираса под ударом легко могла треснуть.

Зато теперь можно было не бояться: аргонианин-кузнец своё дело знал. Борга ненавязчиво спросила его, что слышно в Лейавине. Не узнав ничего интересного, покинула кузницу.

В Лейавине жило много как аргониан, так и хаджитов. То и дело мелькали хвосты, чешуйчатые и поросшие шерстью. Наверняка бесхвостая Борга смотрелась забавно на фоне этой братии. Ближе к воротам столпились стражники. Один из них оживлённо болтал и наставлял, что делать на тот случай, если близ города откроются врата Обливиона.

«Вот кому не позавидуешь!» — мелькнула мысль. Наверняка их жалование не стоило того, чтобы рисковать шкурой и лезть закрывать. Немало жертв будет, пока они привыкнут и научатся.

День выдался жарким. Солнце напекло в голову, причёска в виде короткой чёрной косы, заплетённой на темени, отнюдь не спасала от жары, и Борга с облегчением толкнула дверь и юркнула под крышу «Пяти когтей».

И замерла, когда услышала яростное:

— Знаешь что, Вибам-На?! Пошёл ты на!..

Голос она узнала. Хотя пообщалась с ней мало, но запомнила.

Кричала, несомненно, Мазога.