Рвущий сердце мороз не страшнее его немилости, лёд нетающих рек не острее пролитых слёз. По весне на полях сходит снег, расцветает жимолость, нет тепла только в стали его безразличных слов.

Его взгляд холодней, чем полночная вьюга Рифтена, что стучит в её окна руками сухих ветвей. Он всегда только в свете пытался увидеть истину, он везде ищет свет.

А Наэрвен всего лишь тень.

Она будто ладья, затонувшая в Море Призраков. Она птица, сломавшая крылья на склоне гор. Она чёрная галка, таящаяся от выстрела городской ребятни (им забава — стрелять в ворон).

Он же — отблеск луны на засохших бутонах вереска. Его шаг — скрип мороза на синих снегах полей. Он единственный бог, и она лишь в него поверила. Его крылья седы, он израненный соловей, что почти не поёт на рассвете, укрытый ивами от чужих хищных глаз и опасных ребячьих стрел. Соловьи улетают на юг, когда тонким инеем покрываются полночи.

Он же не улетел.

Рядом с ним не страшны ни метели, ни лёд на озере, ни случайные стрелы, нацеленные в ворон.

Потому что на севере нет ничего морознее,

ничего безразличнее

и холодней,

чем он.