Абсурдны в своём бессмертии

Короли ночной вакханалии

— Это последний раз, когда…

Запинается в громком кашле; по гортани — сгустки крови. Сплёвывает близ жертвы неудавшегося террора, опозорен в насмешке друга. И, кажется, будто тяжесть цепей арканом тянет на дно. Хосок стучит по спине, усмешкой отпуская мальца в бега. Чимин хватается за его руку, с силой сжимая локоть. Но мальчишки уже и след простыл; Хосок милосердно вытирает остатки крови с подбородка Чимина, свободной рукой блокируя его выпады.

— Зачем отпустил его? Придурок.

Обида недолгая — Хосок широко улыбается, сверкая металлическим клыком в тусклом свете подворотни, и Чимин прекращает атаковать. Горло саднит, хочется продезинфицировать жгучей дрянью, можно и самодельный шейкер. Да только ночной спонсор наверняка уже в полиции, жалуется на местных бунтарей. Чимин прочищает горло, откашливаясь.

— Веселья не будет, расходимся.

— Это ещё почему? — недовольно возникает Хосок.

— Денег нет, богатый воробушек улетел, аттракцион невиданной щедрости Чонина закрыт. — Чимин поправляет толстую цепь на джинсах. — Удачной лавочки для ночлега, Хо.

— Подожди, мы можем пойти к Сокджину. — Хосок обгоняет Чимина, перекрывая путь.

В глазах напротив — ломка. Чимину знаком этот взгляд, он и сам так смотрит на грани сумасшествия. Но пути их разные, как ни крути.

— Иди. Ложись под него сам. — Чимин пинает пивную банку, ударяя по ноге Хосока. — Я с вами трахаться не собираюсь.

Толкает в сторону, пошатываясь на морозном ветру. Крутые парни не оглядываются, но Чимин — всего лишь побитая собака, куда ему до чужой удачи. Хосок провожает его взглядом, полным презрения и сожаления одновременно. Рука чешется от смешавшейся грязи с чужой кровью на коже. Он ещё не знает, что ходит по тонкому льду, в то время как Чимин уже провалился в гибельную пропасть.

***

— Эй, детка.

Лунный свет разливается по постели Тэхёна, по его обнажённой горячей коже. Сладкая, совсем медовая полудрёма трескается под напором обветрившихся губ. Чимин облизывает чужие уста, подпитывается вместо дозы. Тэхён слабо упирается голыми коленями в грязную одежду, царапает ржавыми цепями нежную кожу.

— Ты сегодня рано.

— Хосок — ублюдок, сорвал всё веселье. Кстати, видел как твоя мать ушла. Можем повеселиться в её спальне. — Чимин раздвигает упругие бёдра, покусывая влажные от поцелуев губы.

— Мм. Круто. — Тэхён фальшиво стонет, когда грязные пальцы Чимина упираются в его проход.

Что-то не так. Висит в воздухе негласным вопросом, давит на стену между сводными братьями. Чимин отстраняется, втягивая носом незнакомый мужской аромат. Тэхён отворачивает лицо к окну, колени его дрожат.

— Ты сменил одеколон?

Чимин садится на кровати брата, попутно снимая толстовку. Тэхён кусает губы, с трудом приподнимаясь. Простынь под ним влажная — веселился без Чимина.

— С чего ты взял? — длинными пальцами оглаживает тощие бока Чимина, мурлыча что-то под нос.

— Воняет богатством и успешностью.

— А. Так это я взял погонять футболку одного из папеньких сынков колледжа. Победный трофей, так сказать. — Широкая улыбка отражает луну, ослепляя.

— Трофей, говоришь? — Чимин толкает Тэхёна обратно на смятое бельё, грубо сжимая ягодицы. — Моя детка сама по себе победа.

Тэхён улыбается, позволив губам брата выцеловывать его везде. Но внезапный кашель — открытое окно морозной ночью виной — давит в лёгких, выпуская яд. Он бросается в ванную, голыми пятками скользя по холодному, грязному полу. Чёрная кровь по горлу, размазывается руками и стекает в ржавую раковину. Конец близок.

Чимина душит чужой запах, как ищейка на ощупь тянется найти источник. В крови пачкается, рассматривая в лунном свете ткань, найденную под кроватью. А трофей и правда именной — да только вряд ли владелец рубашки с оторванными пуговицами чей-то богатый отпрыск. Чёрными нитями вышито «Мин Юнги» и Чимину не хочется верить.