Абсурдны в своём бессмертии

Короли ночной вакханалии

Возможно, в чём-то Сокджин прав. Так жить осталось им недолго.

Тело Хосока всё ещё подрагивает после мощного оргазма, приправленного долей высококлассного героина. В венах бурлит и взрывается, бьётся под кожей бешеным пульсом. Зеркальный потолок — открытая настежь душа. Сокджин курит на балконе, совершенно обнажённый и прекрасный. Для Хосока он чёртов бог и дьявол в одном обличии. Ради него сдирать колени в кровь, ползком по разрушенному алтарю отчаяния — только бы не в пропасть. Участи Чимина Хосоку не хотелось.

— И правильно, что не привёл эту заразу к нам. Он уже потерян, лучше не водись с ним. Лишь смерть ему помощник.

Сокджин как и всегда — спокоен умиротворённо. Хосок обнимает его широкие плечи, позволяя метить себя. Расцветают багровые засосы на шее, не скрыть клеймо разврата. А ему и не стыдно — просит ещё и больше, целиком подставляясь под удар. Потрачено.

***

— Мы, наверное, сошли с ума.

Тэхён глотает дым из чужих уст, царапает почти прозрачные запястья. Он снова пахнет дорогим одеколоном, окутан маревом конца. На ногах его лежит та самая победа — курит крепкие, напоследок подавляя приступ. Болезнь одна уже не на двоих, но Юнги ещё не знает, как сладко стонет его мальчик под собственным братом. Чужая греховность ему невдомёк, своя душит отчаянно. У Тэхёна глаза горят красным. По голым бёдрам — табун мурашек, когда Юнги переворачивается, сжимая их тонкими пальцами.

— Я подарю тебе весь мир. Мы — лучшее в поколении.

И Тэхён соглашается, улыбаясь. На губах его — запёкшаяся кровь.