Сравнивая двух похожих людей с каплями воды, люди часто забывают, что, внешне подобные, эти капли, замерзая, превращаются в совершенно не похожие друг на друга снежинки…

Один из них давно заметил сомнения в душе ближнего своего…

Хандзо и бровью не повел, когда кибернетическая рука прошла всего в сантиметре от его лица и впечаталась в стену, оставив на той заметную вмятину. Лишь невозмутимо взглянул туда, оценивая нанесенный родовому особняку ущерб, и, картинно выгнув бровь, лаконично обратился к собеседнику:

– Ремонт сам организуешь.

МакКри отмахнулся второй рукой, которая из плоти и крови, и отвернулся.

Старший Шимада вздохнул. С детства привыкший к заскокам младшего брата, он был уже невосприимчив к всплескам эмоций других людей, причем научился не только сохранять спокойствие, но и зачастую находить рычаги психологического воздействия.

– Тебя разозлил тот факт, что Рейес и Моррисон заключили перемирие?

Джесси утвердительно рыкнул и напрягся еще больше. Давим в другую сторону.

– То есть, ты бы хотел, чтобы между фракциями продолжалась вражда?

Ковбой не ответил. Несколько секунд он стоял, сжимая и разжимая кулаки и дымя сигарой еще интенсивнее. Хандзо подумал, что хорошо, что они сейчас одни в особняке, иначе их бы обоих выкинули за прокуренные помещения. Тем временем сигара у МакКри подошла к концу, и ковбой полез за новой в один из ящиков у стены. «Уже и пространство мое осваивает», – со вздохом отметил японец, флегматично наблюдая за тем, как Джесси по-хозяйски орудует в его жилище. Дождавшись, пока ковбой раскурит новую сигару и расслабится, развалившись в дорогом кресле, Хандзо сам сел напротив в такое же и молвил – скорее утвердительно, нежели вопросительно:

– Этому есть личная причина.

Другой же все пытается скрыть от ближнего собственные сомнения…

Нумбани… Прекрасное, идиллическое место. С балкона гостиницы открывался великолепный вид на саванну и на часть города, с одной стороны позолоченного утренним солнцем, а с другой все еще окутанного тенями, отброшенными высотными зданиями. Да, здесь роботы и люди жили несравнимо более дружно, чем в других частях мира – можно сказать, практически в единении друг с другом. И все же они оставались двумя разными мирами, пусть и тесно переплетенными в этом уютном городе. Гэндзи до сих пор не знал, к какому миру себя относить. Или – как суметь принадлежать одновременно обоим.

Сейчас киборг отдал бы многое, чтобы чувствовать запахи так, как их ощущает человек. Свесившись с балкона по пояс, он несколько раз глубоко вдохнул, прогоняя воздух через искусственные рецепторы, наполняя им почти полностью синтетические легкие. Не то, все не то. Как мало в нем осталось от человека! И даже новые, сверхчеловеческие способности – разве смогут они заменить то, что однажды было утрачено? Разве идеальная боевая машина – достойная замена простым радостям жизни?

Гэндзи обернулся, заглянул в комнату. После яркого света улицы ему почти не потребовалось привыкать к легкому сумраку помещения, который создавали тяжелые шторы. В глубине комнаты находилась двуспальная кровать, поперек которой на смятой простыни, разбросав одеяло, конечности и дреды, дрых известный музыкант и диджей Люсио Коррейя дос Сантос. Гэндзи хмыкнул – этот даже во сне танцевал, вон как постель раскидал, подушка, кажись, под кровать упала. Хотя киборг предпочел бы, чтобы этот беспорядок устроили они вместе…

Хорошо, что слезные железы ему не восстанавливали. Едва не воя от осознания того, насколько обеднены их отношения из-за его кибернетического тела, Гэндзи перемахнул через балконное ограждение и едва ли не быстрее Трейсер стал карабкаться по стене на крышу гостиницы. Куда угодно – лишь бы прочь от самого себя.

Один из них пытается сблизиться, дабы помочь…

– Играл когда-нибудь в Dragon Age 2? – спросил МакКри, доставая очередную сигару. Предыдущая как-то слишком быстро закончилась.

Хандзо покачал головой. От дыма уже перед глазами плыло, поэтому японец сейчас раздумывал над тем, стоит ли отобрать у ковбоя курево или потерпеть, позволив тому отдаться этой вредной привычке, дабы успокоиться и выговориться.

– Неудивительно. Игрушка старая, разве что на форумах в архивах можно откопать файлы. Но вообще, серия того стоит. Но я не об этом. Там есть такая штука, как роман на соперничестве. Когда играл в детстве, то никак не мог поверить, как такое вообще возможно.

МакКри замолчал на некоторое время, дымя сигарой. Хандзо не выдержал, встал и подошел к окну, распахнул его настежь, с наслаждением вдохнул свежий воздух.

– Как ты меня вообще терпишь? – усмехнулся ковбой, поворачиваясь в кресле боком и закидывая ноги на подлокотник.

– Soredake no kachi ga arimasu,* – машинально на японском ответил Хандзо. – Так к чему ты вспомнил эту игру?

– А к тому, что нечто подобное было у нас с Гэбриэлем – роман на соперничестве. Он был безжалостным наставником, но учил многим полезным вещам. И я к нему привязался. Типа стокгольмского синдрома. Одно время даже ревновал к Моррисону, – МакКри усмехнулся своим воспоминаниям, покачал головой. – Разумом я понимал, что нет ничего глупее такой привязанности, но глупая и – тьфу ты! – романтичная часть меня тянулась к Рейесу. Я любил и ненавидел его, и эта неопределенность еще больше подталкивала меня к нему – хотя бы для того, чтобы разобраться.

МакКри выдержал драматическую паузу, рассеянно глядя куда-то в сторону. Хандзо терпеливо ждал, стоя возле окна. Он догадывался, что под нахальством и беспечным равнодушием партнера скрывается романтик – но чтобы безрассудный романтик… Такого японец не ожидал.

– Все закончилось, когда Рейес устроил бойню в швейцарской штаб-квартире. Я доверял ему, закрывал глаза на сомнительные операции Blackwatch, которые он устраивал… но это перешло всякие границы. Он стал моим врагом, несмотря на все привязанности. Для меня желание убить его стало чем-то вроде искупления – за все то, что творил Рейес, пока я, забыв про разум и отдавшись чувствам, закрывал глаза на действия Blackwatch вместо того, чтобы пытаться все исправить, пока это было возможно.

Хандзо судорожно вздохнул. Ведь то, что описал МакКри, было до невозможности похоже на то, что чувствовал сам Шимада – он с детства понимал, что его клан творит неправильные вещи, но это была его семья, а семью нельзя предавать. И смерть Гэндзи стала для него чем-то вроде предательства Гэбриэла для МакКри – спусковым крючком для начала новой жизни.

– Я понимаю тебя, Джесси, – негромко сказал Хандзо. – Теперь я тебя понимаю.

Другой же считает, что для помощи придется отступить…

Гэндзи забрался на одну из самых высоких крыш в центре Нумбани и созерцал открывшиеся просторы. Он остановил внутренний диалог, как учил Дзенъятта, и пустил мысли в свободное плаванье. Но они неизменно возвращались к фантазиям о Люсио, и тогда киборгу приходилось начинать все сначала.

И поэтому Гэндзи не сразу понял, что голос бразильца слышен извне, а не в его мыслях – лишь когда оные не захотели умолкать.

– Хэй, чуваки, привет! Сорян, но я здесь по делам, насчет концерта ждите обновлений в твиттере! Я люблю вас!

Гэндзи уже привычно активировал автоматический поиск источника звука и увидел (рассмотреть удалось только с трехкратным зумом) Люсио, разъезжающего на своих чудо-роликах по стенам зданий и попутно общающегося с фанатами, которые узнавали его и подбегали поближе, чтобы сфотографировать или просто поприветствовать кумира. Опасно так беспечно вести себя для столь популярного человека, отметил Гэндзи. И, не выпуская диджея из поля зрения, помчался по крышам ему навстречу, чтобы, в случае чего, защитить.

– Оу, вот ты где! – Люсио заметил киборга и с легкостью зарулил на крышу, на которую тот приземлился несколькими секундами ранее. Диджей подошел к Гэндзи и крепко и совершенно искренне его обнял на глазах у успевшей разрастись толпы фанатов. Киборг сперва опешил, а потом, в некоем порыве то ли азарта, то ли просто назло фанатам, обнял Люсио в ответ, и в голове билась только одна мысль: «Завидуйте мне, shomin**, он – мой».

Кто-то из толпы опешил от неожиданного представления, кто-то с радостными криками защелкал камерами смартфонов. Гэндзи уже отвык от такого внимания, а вот для Люсио толпа фанатов словно исчезла, стоило ему увидеть киборга.

– Чувак, ну и куда ты пропал? – спросил диджей, расцепив объятия. – Собирались же гулять сегодня вместе.

– Хотел развеяться, пока ты спишь, – хоть у киборга и не было мимики, он еще не отвык отводить взгляд, когда смущался.

Люсио фыркнул – он знал Гэндзи слишком хорошо, чтобы поверить, что все так просто.

– О-о-о, опять двадцать пять? – он взял лицо Гэндзи в ладони и повернул к себе. – Мы же договорились: если кого-то из нас что-то не устраивает, то мы не ходим плакать в темный угол, а обсуждаем вместе. И если это срочно, обсудим прямо здесь!

Гэндзи содрогнулся от мысли о том, чтобы обсуждать настолько личные дела на глазах у фанатов.

– I-ie***, – выдохнул киборг.

– Ну вот и славно! – улыбнулся Люсио и, обняв Гэндзи за талию, обернулся к фанатам: – Йоу, слышите? Это мой парень, и он самый лучший на свете!

Гэндзи в мыслях растроганно улыбался, а сам неуверенно обнял Люсио за плечи и помахал аплодирующим фанатам. Похоже, придется заново привыкать к светской жизни, и почему-то от этого киборгу стало легче на сердце. Диджей тем временем развернулся к нему и доверительно сказал:

– Давно мечтал это сделать, – и, притянув Гэндзи к себе, поцеловал в лицо прямо туда, где у младшего Шимады когда-то были губы.

И японец так не понял, от чего в тот миг он оглох: от счастья или от криков радостно взревевшей толпы.

Как бы ни разнились люди, подобно крохотным кристаллам снежинок, они неизменно становятся лучше, стоит им растаять в объятиях любимых людей – подобно каплям воды.