Эдита ненавидела всё, что связано с живописью. проповедовала о пошлости картин Эдуарда Мане, словно они наносили ей личное оскорбление только своим существованием. жутко бесилась, когда Лали пыталась объяснить, почему ей настолько нравятся картины Рене Магритта. яростно жестикулировала, когда её лучшая подруга называла его одним из самых остроумных художников-сюрреалистов. говорила о том, что его работы настолько же загадочны, как и кран у неё на кухне. поэтому если в Саутгемптоне и существовало место, где Эдита и Лали никогда бы не пересеклись, то это была картинная галерея.

Лали стояла напротив полотна Артемизии Джентилески «Юдифь, обезглавливающая Олоферна», которая была частью выставки, посвящённой живописи эпохи барокко. с того момента, когда на неё напал анти-фанат вампиров в местном пабе, прошло больше месяца. её больше не беспокоили обострённые зрение и слух. но молниеносная скорость реакций, жажда крови, боязнь солнца и обострённая ненависть к девушке, которую Лали считала самой близкой подругой, продолжали бесить, как прежде.

Лея, скрепя зубами, позволила девушке беспрепятственно прогуливаться по городу. несмотря на то, что глаза Лали наконец-то вернули свой каре-зелёный, женщина просила её стараться не разговаривать со всеми подряд. и продолжать скрывать своё лицо, ведь она так и продолжала числиться среди пропавших без вести.

- выглядит довольно-таки пугающе, тебе так не кажется? - спрашивает мужчина, низкий голос которого сразу же заставляет Лали подкатить глаза и сложить губы в недовольной усмешке.

- а мне кажется, довольно-таки очаровательное зрелище, - колко отвечает Лали, поворачивая голову в сторону своего соседа, с которым ей, к счастью, не пришлось пересекаться на протяжении всего месяца.

поворачивает голову и застывает, словно кто-то невидимый обливает её свежим бетоном и, щелкая пальцами, превращает в каменное изваяние. он как-то испытующе смотрит на неё - карий взгляд вонзается в её тело тысячами иголок и окончательно прикалывает к линолеуму под ногами. у Лали возникает чувство, будто бы он подчиняет себе её волю - внутренности скручиваются в тугой узел, а ей хочется завопить во всю глотку, наплевав на каждого чёртового посетителя картинной галереи. воздух нагревается и девушке кажется, что она оказывается в пустыне без надежды на глоток воды - еще чуть-чуть, и голые руки покроются воспалёнными волдырями, а Лали просто схватит себя за горло и свернёт себе шею, чтобы не испытывать всего этого дерьма на своей шкуре. 

она едва стоит на ногах, перед глазами мелькают бурые пятна, а его руки почему-то оказываются на её талии, не давая подкоситься и упасть на пол. Лали дёргается, а его лицо оказывается намного ближе - глаза у него, оказывается, ещё более карие, чем ей показались всего лишь минуту назад, свежевыбритые щёки и подбородок, к которым так и тянуться её пальцы, хоть бери и выламывай их, чтобы унять какое-то первобытное желание.

- эй, чего ты так расклеилась, mea fidentia? - спрашивает он, и звук его голоса оглушает Лали по голове. - не поверю, что ты так впечатлилась картиной, что решила резко потерять сознание.

- никак не смогла сдержать радость от долгожданной встречи с любимым соседом, - с насмешкой произносит Лали, хватая мужчину за запястья и убирая его тяжёлые руки со своей спины.

- отец, нам пора идти дальше! - неожиданно восклицает какой-то мальчик, цепляясь за левую брючину мужчины, который уже отвлёкся от Лали и успел потрепать малыша по его кудрявым волосам.

девушка делает пару шагов назад, медленно скользнув взглядом по чёрной рубашке мужчины и замечая колоратку на его шее.

- ах, святой отец, значит, - проговаривает она, возвращая в свой голос привычные едкие ноты. - никогда бы не подумала, что такой набожный человек способен на такие безбожные действия по отношению к несчастной траве. ты уже выкинул пятого всадника апокалипсиса из своего дома?

- не хочешь обсудить всё это вечером? - внезапно спрашивает он, вопросительно приподнимая брови, а его губы растягиваются в мимолётно-обезоруживающей улыбке, на которую Лали так и тянет ответить тем же.

запихни-ка свою обворожительную улыбку себе в задницу.

- приглашаешь? - скупо отвечает Лали, мысленно представляя, как она стирает улыбку со своего лица самым обыкновенным канцелярским ластиком.

- знаешь, я не нанимался быть нянькой для детей некоторых очень уважаемых членов паствы. но я как-то не хочу отказываться от чьей-то компании на вечер после сегодняшнего забега с ними.

- а ты бы ещё привёл их на лекцию по философии. выставка бароковой живописи - это лучшее времяпровождение для детей.

- ну, это была немного не моя прихоть. и, в общем, да, я тебя приглашаю. меня зовут Марсель, кстати, - говорит мужчина, крепко беря мальчишку за руку, а Лали только и делает, что неотрывно смотрит в его тёмно-янтарные глаза, будто бы собирается бросить вызов. - тебе, наверное, интересно узнать имя того, кто безбожно уничтожал траву.

- Лали.