Цзян Чэн не любил хвастаться, вместо этого он предпочитал, чтобы приложенные им усилия люди замечали самостоятельно, без подсказок и намеков с его стороны. Он верил, что если постараться, то обязательно добьешься успеха.

Так оно и было, но не совсем.

Даже когда он стал главой ордена и пробыл на этом посту более десятилетия, заклинатели имели привычку забывать, кто он на самом деле такой. В один момент они боялись его, припоминая замученных до смерти последователей темного пути, а в другой не ставили его слово ни в грош.

Цзян Чэн все еще помнит, как пара дерзких заклинателей из ордена Гусу Лань без угрызений совести насильно затыкала его племянника при помощи заклинания молчания. От грубости Цзинь Лина не защитило ни его положение наследника Ланьлин Цзинь. Когда он потребовал снять заклинание, ему беззаботно ответили, что оно само пройдет через горение одной палочки ладана.

Каждый раз, когда кто-то ругал его за излишнюю жестокость, он вспоминал, почему он самолично начал гонения тех, кто ступил на кривую дорожку самосовершенствования. Порой ему хотелось опустить руки, сесть на трон в главном зале Пристани Лотоса и наблюдать, как будет гореть мир заклинателей, когда каждый второй сможет поднять нечисть и устроить бесчинства. Затем он упрекал себя в эгоизме, потому что ему было кого защищать, кто все еще нуждался в нем. Ради Цзинь Лина он готов на многое, даже самые отвратительные поступки.

На самом деле, Цзян Чэн презирал не столько секту Гусу Лань, сколько их бессмысленные и противоречивые правила, высеченные на камне у входа на территорию ордена. Многие считали представителей ордена Цзинь высокомерными, но ни один Цзинь не сравниться с Ланем. Только у последних хватало наглости решать, что такое праведность, и давать определение моральности. И никогда не забывали при удобном моменте зачитывать эти треклятые правила, косвенно стыдя каждого, кто думал и поступал иначе.

Печально, что такое прекрасное место, как Облачные Глубины, принадлежит такому лицемерному ордену. Кто бы сказал ему, чем они заслужили это.

Несмотря на неоднозначную репутацию Саньду Шэншоу, никто не смел сомневаться в его боевых умениях. Пусть его тело молодо, а золотое ядро далеко от могущества пересаженного ядра Вэй Усяня, у него сохранился бесценный опыт, полученный на проведенных диких охотах и кровопролитной войне с Цишань Вэнь.

Поэтому, когда его попросили помочь с водными гулями в поселке Цайи, находившимся приблизительно в двадцати ли от Гусу, Цзян Чэн согласился, ибо его долг как заклинателя был в защите нуждающихся. И неважно, как ему хотелось лечь и уснуть вечным сном, потому что у него была работа, которую следовало выполнить.

Спускаясь к городу вместе с Вэй Усянем, который последние несколько дней был сам не свой, мужчина думал, что ему делать с бездонным омутом.

— Давай поедем к озеру Билин вместе, Цзян Чэн, — заговорил Вэй Усянь, и, не дожидаясь ответа, запрыгнул в лодку к своему шиди. — Согласись, так ведь гораздо веселее!

Мужчина замер, уставившись на Вэй Усяня с ошалевшим лицом. Он не был близок с ним как в прошлой жизни, и, хотя парень называл его по имени, данным при рождении, между ними не было ни теплоты, ни безоговорочного доверия. Да, Вэй Усянь делал неловкие попытки сблизиться, но послушно отступал, когда ему отказывали. Но с тех пор, как они прибыли на учебу в Облачные Глубины, местного Вэй Усяня словно подменили тем, кто не боялся закидывать ему руки на плечи и бессовестно портить аккуратно уложенные в пучок волосы.

Без его ведома, в груди Цзян Чэна расцвело давно позабытое мягкое чувство, когда кто-то из его близких делал неожиданные приятные вещи. В глубине души ему хотелось игриво толкнуть Вэй Ина плечом, чтобы услышать его громкий голос и детские жалобы.

Вместо этого он прикусил язык и безразлично пожал плечами, носком задевая второе весло и бросая его ждущему Вэй Усяню. И, не сдержавшись, язвительно добавил:

— Ты не императорская дочь, чтобы не грести, как все простые смертные.

— Ха-ха, как скажешь, Цзян Чэн! Ты справа или слева?

Мужчина молча встал справа, не пожелав отвечать на заданный вопрос.

Как и в прошлый раз, никто из местных не смог опознать мертвецов, доставленных Лань Сичэнем предыдущим днем. Только в этот раз Вэй Усянь не был зациклен на плывущем неподалеку Лань Ванцзи, смотря вдаль с глубоко сосредоточенным видом.

Пожевав губу, Вэй Усян выдал:

— У меня плохое предчувствие.

Косо взглянув на шисюна, Цзян Чэн насторожился. Кто бы что ни говорил про первого ученика ордена Юньмэн Цзян, а инстинкты у него были хорошо развитыми. Иными словами, у того была буквально чуйка на неприятности.

Буквально через три фэня** гондола Лань Ванцзи зашаталась из стороны в сторону, и Второму Нефриту пришлось быстро перебраться к брату, прежде чем гули, вцепившиеся в дно лодки, перевернули ее.

Активировалось заклинание, уничтожив темных тварей.

— Всем быть наготове! — скомандовал Лань Сичэнь, прижавшись спиной к спине младшего брата.

И в следующий момент один из адептов выкрикнул:

— Сеть пошевелилась!

Начался бой.

Обнажив меч, Цзян Чэн ринулся в атаку, отрезая вылезшие из темной воды сгнившие руки и головы. За спиной он мог почувствовать, как пульсирует золотое ядро Вэй Усяня, как длинный хвост случайно задевал то запястье, то касался открытой шеи. Мужчина даже подумал, а не дразнит ли его Вэй Усянь, но тут же избавился от глупой идеи.

Цзян Чэн не стал отправлять свой меч под воду в тщетных попытках задеть врага, поскольку знал, что это бессмысленно, и у менее опытного заклинателя оружие может вовсе навсегда остаться на глубинах озера.

Оглянувшись, он заметил, как Вэй Усянь стоит с вытянутой рукой, с пальцев которой свисали черные усики. У Цзян Чэна в голове вспыхнула догадка, как именно шисюн достал эту гадость.

Оглядываясь назад, мужчина не знал, что толкнуло его вести себя столь по-юношески открыто и честно. Возможно, его охватила ностальгия, а давно позабытое чувство единства смягчило его окаменевшее сердце.

Подскочив к Вэй Ину, Цзян Чэн ударил того по руке, рявкнув:

— Какой идиот сует руки в зараженную воду! Секта Юньмэн Цзян тебя вообще ничему не научила?

— Мой шиди заботится обо мне, как трогательно! Я сейчас расплачусь, Цзян Чэн!

Оттолкнув светящееся счастьем лицо Вэй Ина, он привычно проворчал:

— Хватит! Веди себя прилично, тебе сколько лет? Три года?

— Сянь-Сяню три года! — пропел Вэй Ин, повиснув на спине Цзян Чэна и касаясь чужой щеки своей.

Фыркнув, мужчина расслабился, наслаждаясь теплом и тяжестью живого тела. Равномерный стук сердца был лучшей музыкой для ушей Цзян Чэна. Находясь в гармонии с собой, он не заметил, как их лодки добрались до середины озера Билин, где, по его туманным воспоминаниям, обитал бездонный омут.

Словно вторя мыслям Цзян Чэна, вода стала беспокойной, раскачав гондолы. И Цзян Чэн, и Вэй Ин одновременно запрыгнули на парящие мечи, отлетев на безопасное расстояние.

По привычке опустив взгляд, чтобы проверить, все ли успешно выбрались из-под атаки, он наткнулся на тонущего адепта в траурных одеяниях. Выругавшись, он опустился на тревожно близкое расстояние от бушующей воды, одним движением выудив из воды бестолкового заклинателя. По укоренившейся привычке он попытался приложить больше сил, чем имел на данный момент, из-за чего его меч не смог поднять вес двух людей на достаточную высоту.

Мысленно уже приготовившись к боли, наступающей всякий раз, стоит ему перенапрячься, как к нему подлетела фигура в развевающихся одеждах. Это был Вэй Ин. Совместными усилиями они отошли от опасных вод.

— И куда ты полез? — угрюмо спросил мужчина, не глядя на шисюна.

— За тобой, конечно же! Мы же, а-а-а!..

Словно в замедленно съемке он видел, как Вэй Ин теряет равновесие, а его нога соскальзывает с узкого лезвия.

Исхудавшее лицо постаревшего Вэй Усяня, его грязные растрепанные волосы и извиняющая ухмылка на потрескавшихся губах. Ужасная картина прошлого всплыла перед глазами растерявшегося Цзян Чэна. Острая боль пронзила его грудь, а в глазах заблестели слезы. Ненавистное чувство потери снова охватило все существо мужчины, и, прежде чем он смог здраво обдумать идею, он уже бросил жалкого адепта в руки подлетевшему Лань Ванцзи, прежде чем рвануть вниз на полной скорости.

Цзян Чэн видел тянувшуюся руку Вэй Ина, ту самую, что снилась ему в кошмарах. Он знал, что в первый раз не смог поймать брата, из-за чего того захватил бездонный омут, заставив его невольно взаимодействовать с темной энергией.

Мужчина мог предвидеть, как история повторяется, и только потому, что он не хотел развивать свое золотое ядро. Потому что застрял в пучине самобичевания, жалости к своей несчастной жизни. Из-за его эгоистичных желаний он мог снова начать терять единственного брата.

Но Цзян Чэн не был ни подростком, ни неуверенным молодым мужчиной. Он был лидером одного из Великих Орденов, взрослым заклинателем, за плечами которого было столько опыта, сколько не каждый старик сможет иметь. И черта с два он позволит брату коснуться этой гадости.

Исчезнув в фиолетовой вспышке, Цзян Чэн успел напугать толпу самосовершенствующихся, прежде чем появиться под падающим Вэй Ином, ловко поймав его и крепко прижав к груди.

Лицо Вэй Ина, прижавшееся к открытой шее, и холодный нос, касающийся кожи, были подобно бальзаму на истерзанную душу Цзян Чэна. Он тихо наблюдал, как Два Нефрита активируют массив при помощи дюжины талисманов, который на короткое время подавит бездонный омут. Ровно до тех пор, пока они не позовут на помощь более опытных заклинателей, таких как Лань Цижэнь и старейшин клана.

Они вернулись в поселок.

<center>***</center>

Вэй Ин всегда был благодарен дяде Цзян, что тот забрал его с улиц Илина и спас от голодной жизни. Когда он впервые посетил Пристань Лотоса, то поверил, что отправился прямиком на Небеса.

Затем он увидел мальчика в фиолетовом и пропал.

Все, чего он хотел, так это подружиться с сыном человека, впустившего его в свою семью. Сначала он просто искал друга, затем начал замечать, каким грустным и одиноким был Цзян Чэн, и поставил себе цель развеселить того.

Вэй Ин не думал, что он буквально согласится на невыполнимую миссию. Мальчик был вежливым и улыбался, не поднимал голос и не ругал его. Любому другому бы понравилось такое отношение, но не ему. Потому что Вэй Ин словно общался с куклой. Красивой, но бездушной.

Годами их отношения не сдвигались с мертвой точки, и он было потерял надежду, как случилось чудо, носившее имя Облачные Глубины. Тихое место с тремя тысячами правил было подобно ключу к запертым замкам, охранявшим сердце Цзян Чэна.

Не единожды он становился свидетелем ссор мадам Юй и дяди Цзяна или жестоких речей, обращенных к ее сыну, когда тот снова уступал ему, Вэй Ину, сыну слуги. Сколько бы не ругали Цзян Чэна, сколько бы его не толкали к краю, тот никогда не выходил из себя. Тем удивительнее было видеть его настоящие эмоции в Облачных Глубинах.

Всего лишь за несколько недель Вэй Ин узнал, что его любимый шиди на самом деле довольно ворчливый и язвительный человек, склонный к внезапным вспышкам раздражения. А когда он злился, то глаза будто искрились, чем-то напоминая свет Цзыдяня.

Оказалось, что Цзян Чэн был не столько похож на дядю Цзяня, сколько на мадам Юй, Пурпурную паучиху.

Он и не заметил, как начал наслаждаться компанией своего шиди, а становиться причиной его недовольства и вовсе радовало сердце больше любимой острой пищи, которой так не хватало в Гусу.

Цзян Чэн был теплым и от него приятно пахло. Первое время Вэй Ин не понимал, почему ему так нравится его запах, пока не осознал, что Цзян Чэн пахнет домом.

Когда же он стоял спина к спине с Цзян Чэном, то верил, что может преодолеть любые невзгоды, лишь бы он был рядом. Они двигались словно одно целое, предугадывая следующие шаги друг друга. Вэй Ин верил, что они были ничуть не хуже, чем Два Нефрита из ордена Гусу Лань.

Объятия Цзян Чэна напоминали ему тихую гавань, где можно прилечь и отдохнуть, не боясь, что кто-то нападет на тебя. Поэтому Вэй Ин хотел бы никогда не покидать рук Цзян Чэна, потому что он давно не чувствовал себя в полной безопасности.

Вэй Усянь так и не вспомнил о пропавшем Суйбяне, пока на следующее утро не заметил, что ему не с чем идти на занятия.