Лишь дураки влюбляются в тебя, только дураки.

Лишь дураки повторяют за мной, только дураки влюбляются.

Лишь дураки влюбляются в тебя, только дураки.

Лишь дураки повторяют за мной, только дураки влюбляются.

♬ troye sivan — fools ♬

У Тэхён в глазах звёзды, а Юнги затягивает чёрная дыра.

А потом Юнги понимает, что не срослось. Тэхён и её бесконечная вселенная не пересекаются с прямой на плоскости Юнги. У них два на два — ноль, финиш. Тэхён исчезает в призрачной дымке существования, мешаясь в белом сыпучем. А Юнги устал. Не получается. Всё летит к чертям, вместе с разбитыми пепельницами и одной зажигалкой на двоих. Тэхён сливается с кирпичными стенами подворотни, пока Юнги руками прошибает зеркала. Рай для Тэхён вернулся к началу — заблудшему пункту, где Юнги всё такой же лёд. Второе дыхание оказалось лишним, кто-то дёрнул чужую ниточку, меняя ход игры. В квартире Юнги появляется пыль воспоминаний — Тэхён унёс ветер перемен, тайфун с именем Чонгук. Как будто и не было всего. Как будто Юнги не умирал в Тэхён, сжигая обоих на шёлковых простынях, пропитанных звёздами. Как будто рассвет не хоронил их мечты.

***

Юнги не пьёт, но напивается. В квартире всё о Тэхён, в текстах между строк — Тэхён. Где-то слева внутри чёрная дыра имени Тэхён. У Юнги третий стакан «не за любовь» — нет её, любви этой. Юнги до дна, хотя и так на дне. Лишь где-то на поверхности луч спасения.

***

С Хосок легко и просто. Она не расспрашивает, пальцами не рвёт внутренности. Хосок плавная, восприимчивая — одна из тех, кто попадают в нужный момент из славного дружеского прошлого. Юнги хотел бы затеряться с ней, блуждая по берегам морей, потому что легко. Но, сознание отказывается, даёт сбой. Хосок лишь улыбается тепло, сжимая ледяную руку. «Лишь дураки влюбляются в звёзды, на деле оказывающимися чёрными дырами. Только дураки, Юнги».

***

С Хосок не получается так, чтоб на всю. Юнги отчаянно рвётся забыть, но на пределе всегда срывается въевшееся в сознание «Тэхён». И смысла-то в этом нет — Юнги сам отказался от всего, но. Хосок понятливая. Бережно укрывает дрожь, всё же, позволяя Юнги бороться в одиночку. Не целует там, где только Тэхён метила кожу бабочками. Хосок понимает всё, позволяя переждать бурю. Но Юнги не из тех, кого ещё можно спасти.

***

На подоконнике удобнее всего считать звёзды. Квартира Юнги встретила Тэхён пустотой и холодным ветром незакрытых окон. Знал ли он, что она вернётся? Знала ли она, что не сможет без танца пламени и льда в его объятиях? Тэхён закуривает сигареты Юнги, кутаясь в давно пропитанный ими двумя плед, и смотрит на звёзды. Бесконечно далёкие, освещающие путь странствующим и заблудшим. Тэхён жалеет всех и каждого, себя — никогда. За такое не прощают и обратно не ждут. Ей бы к звёздам вверх по наклонной, на сыпучих дорожках разбиться. Только сгоревшие раз — дважды не умирают.

Юнги говорил, что самое тёмное время — перед рассветом. Звёзды исчезают в чёрной дыре, не оставляя надежд. Тэхён хмурится, докуривая. Ночной ветер холодный для тёплого мая, будто льдом обволакивает. Слабая улыбка на губах — он вернулся.

Тэхён не оборачивается, чувствуя тонкие пальцы Юнги, сцепляющиеся на её шее. Она бы сжала их своими поверх, чтоб наверняка. Помогла бы столкнуть себя в пропасть. Но они оба уже давно там, отчаянно пытавшиеся бежать, в итоге возвращаясь друг к другу по закрученным спиралям.

Дыхание Юнги тёплое, а губы мягкие. «Лишь дураки влюбляются в тебя, только дураки. И я — самый главный дурак».

У Тэхён в глазах звёзды с именем Юнги, а Юнги затягивает чёрная дыра с именем Тэхён.