Защити меня от моих желаний

Защити меня от моих желаний

Защити меня от моих желаний

Защити меня

Защити меня

♬ placebo — protege moi ♬

В больших окнах город ярче. Сотни чужих огней играют цветами неслучавшихся ночей, окутывая эйфелеву башню бесконечным сиянием — единственным освещением в комнате. На смятой постели звёзды догорают раньше утра, осыпаясь пеплом несказанных фраз. Это и не жильё вовсе — обломки руин чьих-то многочисленных встреч, стены последнего ночлега, разбитый храм несбывшихся надежд. Хосок уверен, что здесь всё о нём. И о ней.

Юнги не из тех стандартных девочек, что ищут одноразовых принцев до рассвета. Хосок находит её там, где обычно для других конец. Юнги полуживая, невесомая, под граммами чего-то мерзкого. И до боли улыбчивая. В ней всё не так — начиная от чистого французского и заканчивая непростительно выпирающими ключицами в общей гамме острых скал. У Хосока звёзды сошлись на Юнги, в одиночку не отпускают гореть. А Юнги из тех раненных птиц, что ищут последний прибой.

Он не зовёт — просто забирает с собой. Повторяющийся, хриплый шёпот Юнги вскрывает последние карты Хосока, оставляя точку возврата позади. Он ведёт её туда, где предпочёл бы пылью остаться навеки, лишь бы запомнить её.

Юнги теряется в шелках — открытая, как на исповедании судного дня. Хосока ломает до предела только от вида еле живой, почти француженки. Кожа Юнги мягкая, словно, создана для того, чтобы к ней прикасаться. И Хосок не отказывает себе в этом, встречаясь с пожаром в чужих глазах.

В единственных огнях Парижа, на обломках чужих воспоминаний. Они встретились, чтоб на утро расстаться. Если кто-то доживёт до утра. Юнги шепчет еле слышно «protege moi», а Хосока разрывает от невозможности реальности. Как он защитит её, если собственноручно ломает и тянет с одного дна в другую пропасть? Юнги повторяется, будто в дурмане. «Защити, защити меня». Хриплость срывается на крик, оставляя Хосока собирать осколки разбитых огней поутру. Он прижимает Юнги к себе, путаясь в чужих страхах и мольбах. Она совсем пустая — изнеможенная своими демонами. Хосок жалеет. Жалеет, что не смог «защитить». Юнги в его руках остывает, словно, догоревшая звезда. Он целует её, будто вдыхая свой пожар в чужие лёгкие. В голубых глазах Юнги мелькает огонёк надежды, отражая обличие главного демона. В плывущем сознании Хосока прозревает истина, воплощаясь вопросом.

«У кого и от кого Юнги молила о защите».