Ши Цинсюань словно соткана из ветра. Её невозможно описать никакими другими словами нежели как «воздушная» или «ветреная», только вот не в том негативном ключе, в котором принято использовать второе слово. Она – как стайка птиц в форме человека, чуть что – вспорхнёт и улетит, будет щебетать над ухом и смешно прыгать вокруг. Наблюдать за неё – одно удовольствие, и Хэ Сюань именно этим и занимается всякий раз, когда не рискует быть замеченной, и сейчас она может смотреть во все глаза. Нет нужды прятать заинтересованность за напускным равнодушием или стесняться своей глупой подростковой влюблённости, сейчас она может налюбоваться вдоволь. Жаль только остальным людям в этом зрительском зале смотреть не запретишь. Она бы хотела этого – чтобы они все отвернулись, закрыли глаза, вышли вон из актового зала, и А-Сюань танцевала бы для неё одной. К сожалению, это невозможно, и Хэ Сюань приходится делить президентку их университетского клуба традиционных искусств с целой кучей людей.

Раздражение от этого факта проходит почти сразу, стоит Ши Цинсюань выйти вперёд. Все знают, что она танцует лучше всех как минимум в университете, если не во всём городе, так что её часть выступления всегда оставляют на сладкое. Хэ Сюань готова поклясться, что у неё краснеют щёки, и на какую-то секунду ей хочется себе врезать. Ну разве не глупо? Долгое время она активнее всех закатывала глаза, стоило подруге заговорить о романтике или уговорить её вместе посмотреть фильм о любви, а теперь… Прежде чем мысль успевает прийти к какому-то заключению, голова вдруг пустеет. Ши Цинсюань на сцене закрывает глаза и с характерным хлопком раскрывает веера.

Такой она похожа на небожительницу – на девушке ханьфу, волосы уложены в мудрёную причёску, а в свете прожекторов она словно сияет. Музыка сменяется на более живую и чувственную, и танец начинается.

Ши Цинсюань с детства была такой – любила быть в центре внимания и красивые вещи, а её брат никогда ни в чём ей не отказывал, так что традиционные китайские танцы, которые всегда влетали в копеечку, не были для неё проблемой. Она и Хэ Сюань пыталась с собой затащить, но та была полной её противоположностью и лучше бы умерла, чем вышла на сцену.

Зал словно затаил дыхание. Девушка на сцене – это вихрь лент и развивающихся рукавов. Едва ты успеваешь запечатлеть её в особо грациозной позе, как вдруг она снова её меняет и уже кокетливо смотрит на тебя из-за веера ручной работы. Хэ Сюань этого не знает, но в этот момент её обычно усталые тёмные глаза сияют точно так же, как и у танцующей.

Минуты пролетают словно мгновение, и танец заканчивается. Немного жаль, ведь она могла бы смотреть на это вечно. Однако, Хэ Сюань может позволить себе злорадно усмехнуться – именно она пойдёт с королевой вечера сегодня домой, сколько бы людей из этого зала не считали себя её друзьями.

– Хэ-цзе! – Ши Цинсюань вдруг оказывается рядом – вся раскрасневшаяся, но бесконечно счастливая. Широко улыбаясь, она бесцеремонно падает в соседнее кресло и пытается отдышаться. Вблизи ханьфу выглядит ещё лучше. Наверняка, Ши Уду отдал за него кучу денег, потому что этот переливающийся шёлк и рядом не стоит с тем, во что была одета подтанцовка. Девушка откидывает в сторону растрепавшиеся от танца волосы и принимается яростно обмахиваться веером – она вся вспотела, грудь тяжело вздымается, а с лица градом катятся капли. Кажется, Хэ Сюань нужна секунда, чтобы взять себя в руки. Вид такой Цинсюань её… отвлекает. – Хэ-цзе, ты видела?! Тебе понравилось?!

– Ну, я же была в зале, – остаётся надеяться, что звучало достаточно равнодушно.

– Ну Хэ-цзе! – капризничает Цинсюань и легонько бьёт подругу по плечу тыльной стороной тонкой ручки. – Хоть что-нибудь скажи!

Хэ Сюань понимает, что так нельзя, но ничего с собой поделать не может. Она… не такая. Бурю в душе, которая возникает каждый раз, когда Цинсюань танцует – да что там танцует, просто находится рядом, она даже сама себе описать не в состоянии. Говорить такое вслух… Девушка хмурится ещё больше, злясь то ли на себя, то ли на чужую настойчивость.

– Ну, всем ведь понравилось, – бурчит она.

Ши Цинсюань поджимает губы. Ну вот, обиделась. Чужие эмоции Хэ Сюань тоже особо читать не умеет, поэтому что именно означает сомнение, которое несколько секунд плещется в глазах А-Сюань, для неё загадка. Она уже думает поторопиться и сказать что-нибудь вроде «Нормально было», пока та не устроила драму, как вдруг Цинсюань неожиданно вскакивает.

– Да зачем мне другие? – вид у неё уязвлённый и… смущённый. Секунду она молчит и только краснеет, и вдруг начинает заговорщически улыбаться. Хэ Сюань не знает, что и думать, пока подруга наконец не шепчет ей с волнением в голосе, – Я ведь для тебя танцую, Хэ-цзе. Пусть думают, что хотят, а я хочу, чтобы тебе не было скучно

Скука – слово точно не подходящее. Наверное, такую простую мысль может озвучить даже она. По какой-то причине на то, чтобы сделать это, у Хэ Сюань уходит вся её решимость. Казалось бы, такая простая фраза, а ощущается почему-то как признание.

– Не скучно мне… – бурчит она, а затем поднимает взгляд, давая их глазам встретиться. – Я ради тебя сюда и хожу. Мне на других что ли смотреть?

Цинсюань сияет. Каким-то образом она всегда умудряется понимать, что Хэ Сюань имеет в виду, когда кто-угодно другой обиделся бы, не получив нормальной похвалы.

– Спасибо! – вдруг она наклоняется и оставляет на щеке подруги звонкий поцелуй. Хэ Сюань кажется, что кожа горит. – Я переоденусь и вернусь! Только не уходи без меня! Ну пожалуйста!

Она звонко смеётся и, взмахнув лентами и рукавами, уносится в раздевалку – словно ветер уносит прочь вихрь разноцветных лепестков. Пару секунд Хэ Сюань растерянно таращится в пустоту, а затем выдыхает и устало закрывает глаза. Конечно, она подождёт. Всю жизнь, если придётся.