Его удург ворочается и трепещет, кожею рыхло-черною усыпанный, дышит беспокойно и рвано, боится как зверёк малой, и чуткие руки хирурга касаются его шерстки на лбу, иссушенной недобрым сентябрем, ласкают, и вздрагивает чудо живое, скулит тихо — древний как земная твердь и небосвод, он боится и мокрым носом в рукав человека, запятнанный мертвой кровью, тычется, спрятаться пытается от взгляда птицы костлявой, по ночам над его стойбищем в море трав костями на нитках гремящей.

Клюва острие склоняется над белым пятнышком-звездой на лбу телёнка, покачивается неверно и зыбко — получает щелбан пальцами по кости, и отстраняется на миг короткий.

Зверя гладит по мягким бокам и в нос целует губами обветренными хирург.