— Уходи уже, — смеясь, говорит ему Ак. Ларри только улыбается шире и крадёт очередной поцелуй.
Акменра ведь не прогоняет его всерьез. Напротив, по его глазам видно, что он не хочет, чтобы Ларри уходил. И Ларри остаётся так долго, как только может, пока рассвет не оставит альтернатив.
Это «уходи» Ак говорит каждое утро, и слово уже затёрлось, звучит привычно и больше похоже на ритуал. Они каким-то образом забывают его истинное значение. Поэтому, когда Ларри действительно уходит, Ак говорит ему это слово так же легко, ведь верит, что Ларри придёт снова. Следующим же вечером. И ничего не поменяется, правда?
Ларри приходит всё реже. Слово «уходи» звучит всё грубее и холоднее. Ларри чувствует, что ошибся: не может понять только, где. К тому же за грубым словом всегда таятся и другие эмоции: Ларри читает их у фараона в глазах. Там остатки надежды и желания доверять. Там не выжженная еще вера, что Ларри с ним до последнего. Там еще остается нежелание того, чтобы Ларри на самом деле ушел.
Но он уходит. Иногда не дожидаясь рассвета, потому что дела не ждут и надо поспать хотя бы пару часов. Когда он заходит попрощаться, Ак говорит ему:
— Уходи уже, — грубо, но с верой в лучшее.
И Ларри уходит, даже если не хочет. Даже если всё бы отдал, чтобы это слово снова превратилось в шутку, понятную только им двоим.
Когда он возвращается на должность охранника, Ак каждое утро говорит ему:
— Уходи, — с былым весельем, приправленным страхом, что вот сейчас он и правда уйдёт, да уже не вернётся.
Ларри пытается вытравить из Акменра этот страх. Доказывает и ему, и себе самому, что доверие можно вернуть или завоевать снова. Но сколько бы он себя ни обманывал, ничего не возвращается на круги своя. Разбитую чашу можно склеить, да трещины останутся. И Ларри может бесконечно отвечать «я вернусь», но Ак уже никогда не поверит ему до конца.
Так и происходит. В дверях Британского музея Акменра говорит ему:
— Уходи.
И за этим «уходи» уже ничего нет, кроме обиды, растоптанных надежд и холода, вымораживающего до костей. Это последнее «уходи» действительно последнее. Но Ларри понимает это слишком поздно.