Джим не думал, что однажды услышит еще что-то о Ларри и Акменра. Да, он нашел те фотографии, и слышал много хорошего о Дэйли от других. Но за те два года, что Джим проработал в музее, никто почти ничего не рассказал ему об Акменра. Казалось, остальные избегают упоминать его.

Но однажды, после очередного заката, Тедди, съехав с пьедестала, сказал ему:

— Сегодня особая ночь, Джеймс. Пожалуйста, не вмешивайтесь в происходящее.

Джим нахмурился. Во-первых, он действительно не любил полную форму своего имени. Во-вторых, просьба Рузвельта не сулила ничего хорошего.

— В происходящее? — уточнил он. Но Рузвельт только пришпорил коня и ускакал, на ходу раздавая указания.

Джима в ту ночь не слушал никто. Более того, от него раздраженно отмахивались. Люди и звери сновали туда-сюда с подушками и одеялами, и Джим не сразу понял, куда это всё несут. А когда понял — очень удивился.

У входа в Египетский зал собралась очередь. Кто-то принёс цветы, и Джим очень хотел знать, где их достали. На входе шакалы осматривали проходящих. Но оставались не все, хоть и многие. Внутри Сакаджавея и Рузвельт помогали входящим разместиться. Присмотревшись, Джим понял, что они рассаживаются кругами. У самых стен — парни времён гражданской войны, звери. Чуть ближе — люди из разных эпох, среди которых особенно выделялись Колумб и свита Аттилы.

Но в самом центре размещалось совсем мало народу. Атилла, Джед и Октавиус уже сидели и раскладывали поленья. Те современные поленья, на которых можно было разводить ненастоящий, но очень реалистичный и безопасный огонь. По углам собирались тени, стоял лёгкий гул голосов, и огонь должен был создать магическую атмосферу, смешиваясь с сиянием скрижали.

Когда основная толпа расселась, устраивать остальных остался только Рузвельт. Сакаджавея переместилась ближе к готовящемуся костру, а Декстер принёс ей несколько мешочков с травами, которые она начала перекладывать в специальные чашки.

— Джим, — кивнул Тедди, когда охранник приблизился. — Пожалуйста, садитесь сюда.

Тедди указал ему на довольно близкое к внутреннему кругу место. С этого места должно было быть хорошо видно всё происходящее в центре. И Джим наблюдал. Вскоре и Тедди устроился возле костра, который, наконец, зажгли. В коридоре разместился Рекси, просунув в дверь только морду и перегородив таким образом путь. В зале стало тихо.

Из тени выступил Акменра, о присутствии которого Джим даже не подозревал.

И, не будь на фараоне его золотых одежд, Джим ни за что его бы не узнал. Лицо Акменра выглядело мягче, свободнее, уголки губ растянулись в мягкой улыбке.

— Прошли очередные пять лет, — начал он, встав возле костра. В зале мягко и успокаивающе запахло травами. — Еще пять лет без Ларри. Здесь собрались те, для кого его имя еще значит что-то. Те, кто хочет сказать ему что-то или просто почтить его память. Я благодарен каждому здесь присутствующему. Давайте начнём.

Он опустился на пол возле костра, завершая внутренний круг. Первым раздался голос Сакаджавеи:

— Это был спокойный год, — сказала девушка. — Приходит всё меньше людей, но мы справляемся.

— Без вас тут скучновато, Лоуренс, — с усмешкой подхватил Тедди. — Никаких приключений с риском для жизни.

— А эти новые технологии! — крикнул Джед. — Они бы тебе понравились, Гигантор. Хватило бы идей еще на десяток фирм.

Джим увидел, как Октавиус слегка толкнул Джеда локтём, и ковбой неловко замолчал.

После довольно долгой паузы разговор продолжили люди из дальних рядов. Экспонаты вспоминали и рассказывали истории из жизни музея. Их подхватывали сидящие во внутреннем кругу.

Потом, почти два часа спустя, запах трав изменился, став более дурманящим. Внутренний круг начал вспоминать истории из прошлого. Многие из них Джим уже слышал, но под запахом ему казалось, что он может видеть происходящее как наяву. Загадочно блестела скрижаль под рассказ о том, как она чуть было не сломалась.

Но вспоминали и более личное. Чей-то день рождения (Джим не знал, кто такой Никки), вечеринки, как Ларри чуть не был трижды уволен в самом начале.

Когда все выговорились, повисла тишина. Все находящиеся чувствовали, что были едины. Пауза всё не прерывалась. Тогда заговорил Акменра. Он улыбался, но в свете костра было видно, как блестят его глаза.

— Ларри, — позвал он. — Уже столько лет мы не даём твоему имени стереться из нашей памяти. Ты был важен для каждого из нас, и каждый из нас скучает по тебе. Каждый раз мы надеемся, что ты слышишь нас, где бы ты ни был.

Он тяжело вздохнул.

— И я, конечно, скучаю. Мне не хватает тебя. Я знаю, ты сказал бы мне: «отпусти», но я не могу. Пока что не могу. И только хочу сказать, что люблю тебя.

Больше он не произнёс ни слова.

А потом они начали петь. Песни разных народов и разных времен. В какой-то момент Джим даже с удивлением различил мелодию популярной песни из нулевых. Запах трав вновь изменился, став более цветочным, пробуждающим. Медленно все выходили из транса, возвращались к своей жизни.

— Время, — сказал Акменра, когда до рассвета остался час.

Так же слаженно люди и звери начали расходиться. Самостоятельно разносили по местам подушки и одеяла. Сакаджавея и Декстер собрали травы. Коробку с цветами понесли по коридорам, оставляя по несколько цветков тут и там.

Джим молча ждал в холле, понимая, что не должен мешать. Перед самым рассветом к нему подошел Рузвельт.

— Мы делаем это каждые пять лет, — сказал он. Джим понимающе кивнул. — Но с каждым годом другие всё меньше остаются в зале с нами. Они забывают.

— Иногда достаточно памяти одного человека, — не согласился Джим.

Рузвельт отсалютовал ему, прежде чем отправиться на своё место.

Джим прошелся по музею, думая, насколько преданы были они Ларри. Каждый из них.