Ларри прекрасно понимал, что со стороны они выглядят на совершенно определенный возраст. Не то, чтобы это не было правдой, да и на дворе двадцать первый век, а они в Нью-Йорке. И всё же от комментариев, шепота за спиной и взглядов было никуда не деться. Ведь кроме того, что они с Аком были одного пола, их разница в возрасте также привлекала внимание.
Акменра любил выбираться в город, даже если они и не могли покидать музей часто. Ему нравился кофе в Старбаксе, ночные сеансы кино и просто прогулки по паркам под тусклыми городскими звёздами.
Но проблема была в том, что другим людям тоже всё это нравилось. Практически нигде нельзя было остаться в одиночестве. Даже на самом скучном ночном сеансе в кино всё равно находился еще хотя бы один человек, и этот человек обязательно кидал на них хотя бы один недоумённый взгляд. Однажды Ларри упросил Ака уйти из кафе, потому что там была компания, которая косилась в их сторону, перешептывалась и смеялась. Да, они взяли кофе на вынос и чудесно прогулялись, и Акменра вроде не догадался, почему они так поспешно ушли, но осадок у Ларри на душе остался.
Фараон подозрительного шепота и взглядов словно бы и не замечал. Он не стеснялся смотреть на всё с удивлением и восторгом. Он крепко держал руку Ларри в кино на страшных моментах. Клал ему голову на плечо на милых. И говорил:
— Мне нравится этот век, он такой свободный.
— Если ты так думаешь, — пожимал плечами Ларри, но в глубине души знал, что ни черта век был не свободный.
Случаев, когда Ларри внезапно уводил Акменра из кафе и кино, становилось все больше. Акменра начал замечать, не мог не начать. Он стал недоуменно хмуриться, но, что самое страшное, он начал сопоставлять. И в итоге нашел ответ:
— Ты… — он помолчал, пытаясь подобрать нужное слово. — Стесняешься меня?
Они ждали свой кофе на вынос, и бариста тут же с интересом навострил уши. Ларри стало неловко. Он поджал губы.
— Давай потом? — попросил он, и отвернулся, чтобы не видеть разочарования в глазах Акменра.
Но "потом" не наступило. Акменра почти сразу попросил вернуться в музей, а затем исчез где-то в его коридорах. Ларри было стыдно за самого себя, а потому своего возлюбленного он искать не спешил.
Но не думать не мог. Понимал, что вёл себя как идиот. Ну, действительно, какое ему дело до других. Акменра — вот он, рядом, и всего те несколько часов, что на город опускается ночь. Как может он тратить драгоценные минуты на смущение и стыд? Тем более перед людьми, которых он знать не знает.
Ларри мучался весь следующий день, даже заснуть нормально не смог, хоть и чувствовал себя так, словно по нему Рекси пробежался.
Вечером он пришел в музей пораньше. Дождался заката в египетском зале. Стоило крышке саркофага сдвинуться, как Ларри тут же растерял все слова, что собирался сказать. Акменра ждал. Молча.
— Только не злись… — внезапно начали оба. И оба удивлённо замолчали.
— О чём ты? — не понял Ларри. — Это я должен извиняться.
— За что? — Ак склонил голову. — Я неправильно понял современные традиции и заставлял тебя чувствовать себя некомфортно.
Ларри тяжело выдохнул.
— Нет, Ак, — решительно сказал он. — Я был неправ. Я боялся сам не знаю чего. Обещаю, такого больше не повторится, только не меняйся, хорошо?
— То есть мы всё еще можем ходить в кино? — с надеждой улыбнулся Акменра. — И в кафе? И я могу держать тебя за руку?
— Можешь, — со смехом ответил Ларри и, обняв его за плечи, прижал к себе, вдыхая запах песка, мирры и самого Акменра. — Ты можешь делать всё, что хочешь.
И, честно, всё сказанное людьми — такая чепуха.