У Кильяре были цветы. Она выращивала их ловко и умело. С материнским трепетом она наблюдала за тем, как поднимаются из земли крохотные ростки, высвобождаясь из оболочки семени и вынося к свету пару первых нежных листочков. Она умела слушать своих зеленых друзей и выполнять их безмолвные просьбы, а в благодарность они пышно росли, одаривали ее своей красотой — и наконец распускали цветы всевозможных видов, форм и расцветок. Кильяре осторожно касалась их бархатистых или гладких лепестков, вдыхала сладкий или свежий аромат — и улыбалась растениям в ответ.

Вот только Лиани цветов не любила.

У Кильяре было солнце. Она улыбалась его лучам и едва ли не мурчала, купаясь в них. Она наблюдала за тем, как играет свет в капельках росы и на поверхности бегущей воды, как просачивается сквозь листву деревьев, словно подсвечивая их изнутри. Она находила его даже в пасмурные дни, в клочке неба в разрыве между облаками, в отражениях в каплях дождя — или во вспышке молнии.

Вот только Лиани была дочерью ночи.

У Кильяре была музыка. Она ловко играла на гитаре и немного на флейте — самую малость, лишь простые мелодии. И песен она знала немерено — веселых и грустных, подвижных и неторопливых, торжественных и беззаботных. Она любила напевать во время работы и на прогулке, она любила слушать, как играют и поют другие, а еще любила сочинять новые песни — только почему-то они всегда ложились на старую музыку. Впрочем, Кильяре это не смущало, и она пела и их тоже.

Вот только любимой музыкой Лиани была тишина.

У Кильяре было все, о чем только можно было мечтать, и она бы хотела подарить все это Лиани, лишь бы ее лицо хоть на миг озарила улыбка.

Вот только Лиани это все было не нужно.