Март, 1775

Как-то так завелось, что людям нужно общество других людей. Все в этом убеждены, считают странными одиночек. Сам же я никогда не имел определённого мнения на этот счёт. Я развлекался на балах, я развлекался, читая книги между учебными занятиями. Я ощущал себя комфортно, ввязываясь в опасные авантюры, и когда решал оставаться дома, отдав предпочтение сну. Однако это всегда было так, что я был либо один, либо меня окружало множество людей. 

Ранее я таскал с собой Билла куда-угодно, но это всегда было общество ещё каких-то людей, и я редко оставался с ним наедине, чтобы рядом не было абсолютно никого. Возможно, я боялся того, что могло бы случиться, позволь я себе немного глубже привязаться к нему. И почему-то я совсем не пугался сейчас, когда всё моё существо требовало одного единственного человека, который был вовсе не против этого. 

Я не думал о следующем дне как о возможной опасности, но и не терялся в облаках надежд, прекрасно зная, что действовать нужно осторожно, как бы сильно ни хотелось обратного. А его хотелось. Но на этот раз своего желания я не боялся. 

Я позволял этому самому чувству делать меня счастливым, впервые не запрещая себе ощутить это всеми частями своей души. Откуда было во мне столько самоуверенности, я даже предположения не мог построить, но я наслаждался этим временем и чувством, будто бы знал, что скоро оно исчезнет, покроется тысячей витиеватых сложностей, которые изуродуют то самое чистое и искреннее. 

Билл догадывался, знал, скорее всего, хотя я не говорил ему ничего напрямую. 

Стэнли с каждым разом задерживал обеспокоенный взгляд на своём господине чуть дольше, стоило мне пригласить Ричи отойти куда угодно. 

Патти продолжала также радоваться моим приездам, видя во мне идеального друга, которому можно нажаловаться на двух своих мужчин. 

Единственное, что меня тяготило порой, это её откровенные разговоры касательно Ричи, который вовсе не знал, что она могла поведать о нём. И эти маленькие секреты становились теми самыми узорами, что обвивали старые колонны венского Карлскирхе или баварской базилики Фирценхалиген. Что-то старинное, узорчатое и слишком пафосное, на что я ранее не обращал внимания и считал чересчур, теперь меня самого делало таким. Но чем красивее, сложнее и детальнее будет Это, тем труднее будет проводить реставрацию потом. Это было то, над чем я предпочитал не думать, хотя маленькие задатки маячили в каждую нашу встречу с Ричи. 

— Я думала, Ричи сам на него накинется, когда отец продолжил говорить, какая я немощная и фригидная дурочка. 

Я вздохнул, размешивая чай маленькой ложкой, пока Патрисия делилась со мной тем, что было во время недавнего визита родителей Ричи в их новый дом. Главная тема придирок — почему Патрисия всё ещё не беременна. 

Самой Патти было всё равно, как называл её отец Ричи, однако его самого оскорбляло подобное, судя по словам Патрисии. Мне оставалось только завистливо вздыхать, ведь, несмотря ни на какую нашу близость, Ричи ни за что не стал бы спорить с отцом, коснись это меня так же, как и Патти. 

— Я всё ещё не понимаю, в чём проблема Стэна сделать ребёнка? — скептично поглядел на девушку я, чьи щёки сразу же зарделись, а глаза смущённо опустились на колени. 

— Он хочет быть благородным. 

— Глупец, — категорично покачал я головой, за что получил ложечкой Патти по пальцам. 

— Не говори так. Мне кажется, это мило с его стороны. 

— С его стороны было бы мило сделать нам всем одолжение и заделать вам ребёнка, чтобы отец Ричи отстал от вас. 

— Он не будет похож на Ричи, — скривилась Патрисия, нахмурившись. 

— Главное — наличие ребёнка, чтобы вас оставили в покое хотя бы сейчас, пока не появилось возможности уехать. 

Девушка покачала головой, всем своим видом демонстрируя, что она уже очень устала от этого разговора. 

— Я всё ещё не могу понять, какое тебе дело до всего, что у нас происходит? — поймал её подозрительный взгляд я. — Почему ты пытаешься придумать что-то, чтобы отец Ричи отстал от нас. 

— Я ваш друг? — возмутился я. — Я беспокоюсь за вас. 

Патрисия неоднозначно вздёрнула бровями и отпила чай, посмотрев мне за спину, и мне сразу захотелось улыбнуться, потому что я не мог в последнее время не улыбаться, стоило Ричи оказываться рядом. 

Однако он выглядел вовсе не как обычно. Тревога и растерянность читались на его лице, и я сразу же встал с места. 

— Ника.. — он глянул на меня. — Отец решил отправить Никаласа вместо меня. 

— Что? 

— Его отправят на континент? — раздался голос Патти. 

Ричи сразу обнял себя руками, будто винил в произошедшем, а потом быстро достал из кармана письмо, нервно кусая губы, когда садился рядом со мной. 

Забрав конверт, я бегло принялся читать и то волнение, что исходило от Ричи, не могло помочь мне понять ничего. Будто бы это был не английский, а какие-то восточные иероглифы. Патрисия забрала конверт из моих рук также нетерпеливо, видя и мою отрешённость. Я повернул голову к Ричи. 

— ... в связи с новыми обстоятельствами хочу пригласить Вашу семью на ужин перед моим отбытием из Англии. С любовью, Ваш брат, Никалас Тозиер. — закончила читать Патти, пока Ричи выглядел бледнее луны. 

Я едва положил ладонь на его спину, но он сразу же сгорбился, покачнувшись в бок, будто хотел уткнуться в моё плечо, но вовремя вспомнил, что мы не одни. Я очень хотел, чтобы мы были одни сейчас. 

— Ричи.. — начала Патрисия понимающим тоном. И я невольно разозлился на неё, потому что она не могла понимать ничегошеньки из того, что это значило для Ричи. 

Он будет винить себя, если брат умрёт в бою. Да он уже погряз в самообвинении, ведь он был тем, кем отец хотел играться в военных кругах. Однако Ричи нарушил все планы этого гнусного человека, и Никалас вынужден расплачиваться за содеянное младшим братом. 

— Он не звучит.. трагично. Может быть.. 

— Патрисия, лучше иди распорядись о вечерних нарядах или что там ещё нужно для этого ужина, — сказал я, желая избавиться от неё сейчас. 

Я даже не смотрел в её сторону, но она и слова не сказала, тихо собираясь и выходя из комнаты. Сразу дышать стало легче и одновременно тяжелее. Я обхватил лицо Ричи обоими ладонями, развернув его к себе.

— Он ненавидит насилие, — сказал Ричи тихо, смотря вниз и не обращая на мои действия никакого внимания. 

Я бы хотел сказать, что если бы так и было, он бы не допускал избиений отцом второго ребёнка, но это было вовсе не в тему. Я слегка надавил пальцами на скулы, заставив его поднять взгляд на меня. 

— Я уверен, что он сделает всё возможное, чтобы его избежать. 

— Его убьют за дезертирство, — ответил он холодно. 

— Ричи, нет, — ощущал бессилие я, пытаясь только действиями вразумить его. 

— Он против конфликтов, против вмешательства, против посягательства на свободу других людей. Когда он уплывёт, я больше никогда его не увижу, потому что даже если он каким-то чудом будет жив, он скорее будет на стороне колонистов. 

И я вспомнил слова Никаласа о том, что сейчас он даже не пытается встревать в разговоры брата с отцом. Очевидно потому, что он против политики короля так же, как и сами американцы, но в собственной семье говорить об этом было небезопасно.

Меня постигло бессилие, и я мог только сильнее сжимать лицо друга в своих руках. Я не знал, насколько Ричи сейчас был близок с Ником, но понимал, что он определённо винит себя в происходящем. Ведь очевидно, его отец, поклонник этого безумца, сидящего на троне, считает себя обязанным доказать свою преданность, поэтому играет жизнями собственных детей, лишь бы не ударить в грязь лицом. Отвратительно. 

Я смотрел на Ричи, в его уставшие и смирившиеся глаза, переполненные отвращением к себе, и я прекрасно понимал, что я всё же являюсь тем самым спусковым крючком, который повёл его жизнь под откос. Ведь не важно, что устои и правила общества абсурдны и глупы, один я всё равно буду для них безумцем. Если ты хочешь выжить, приходится принимать то, что тебе противно. 

Ричи был слеп раньше, но моё появление действительно усложнило его жизнь. Не стоило отрицать очевидного, как я делал это ранее. 

— Извини, — сам не узнал свой голос я, ослабляя хватку на его лице. 

Ричи кивнул, прекрасно понимая о чём я. Потому что даже если между нами были сейчас более-менее устойчивые отношения, он не переставал так же возлагать на меня ответственность за все перемены в своей жизни. 

— Я не знаю, что я должен делать, — тихо сказал он, а потом отвернулся, горбясь и зарываясь пальцами в волосы. 

Я тоже не знал. И представить не мог, что способно облегчить боль друга, потому что вовсе не имел подобного опыта. С Ричи всё было куда серьёзнее и сложнее, и следовало бы уже давно бросить моё увлечение им, но это было невозможно. Бессмысленно.

— Поговори с ним, — нарушил молчание я. — Пока у вас есть возможность, ты должен ему сказать всё то, что хотел давно.

По крайней мере я бы хотел услышать прощальные слова от родного человека. Может, Ричи узнает что-то, что облегчит его страдания. 

— Я не знаю, что делать с тобой, — ещё тише сказал он, заставив меня волноваться ещё сильнее. 

— Что ты должен? — с опаской спросил я.

— Прекратить всё. 

Ну конечно же. Мы возвращаемся к этому снова. Сейчас я хотя бы понимал, что им двигало, и отчасти был согласен, но внутренний эгоист упирался и не желал терять то, что его удовлетворяет. 

— А что ты хочешь? — теперь осторожность.

Ричи вновь глянул на меня, выглядя так, будто его разрывали сомнения изнутри на маленькие кусочки. Будто бы он всё ещё пытался перебороть в себе то, до чего дошёл. Я мог его понять, но не хотел. 

— Ты знаешь. 

— Сейчас нет. 

И снова молчание. 

Мы буравили друг друга потерянными, полными отчаяния взглядами ещё долгое время, пока он не сдался, вновь максимально закрываясь руками, будто бы его тошнило. 

— Хочу не сомневаться. Как ты. 

Ох если бы он знал, сколько во мне было сейчас сомнений, он бы не стал так говорить. Однако если он видит меня таким, то мне нужно было соответствовать. Хотя бы кто-то из нас должен был быть уверенным в том, что происходит. 

Ричи вздрогнул, когда я провёл пальцами по его лицу, чтобы убрать волосы за ухо. Он снова едва покачнулся в бок, и я понял одну вещь. Наверное, именно это осознание дало мне силы продолжить быть таким, каким он меня представлял: мудрым и не сомневающимся, тем, кто знал истину этого мира.

— Ты ведь думаешь, что из-за Ника ты теперь вовсе не достоин нормальной жизни, — грустно сообщил ему я, отчего Ричи распахнул глаза от удивления. — Однако это не так. Я не думаю, что он скажет тебе, что ты должен будешь страдать до самой смерти. Поэтому ты не должен отказываться от того, что дарит тебе радость.. и спокойствие. 

Ещё один неуверенный рывок с его стороны — и я уже сам тяну Ричи на себя, беря всё в свои руки. Он прячет лицо в моей шее, я же запускаю ладонь в длинные пряди, обнимая крепко за плечо. 

Я был готов любыми средствами защитить этого человека от собственного же страха. Его абсолютное доверие мне нельзя было подвести никоим образом, поэтому когда дверь в этот зал тихонько открылась, я устремил ледяной взгляд на ту крошечную фигурку в бирюзовом платье, что появилась на пороге. 

Я смотрел на Патрисию, наверное, даже агрессивно, судя по тому, как она слегка отшатнулась, увидев нас. Патти прикрыла рот рукой тихо, пока Ричи, вовсе не подозревая о происходящем, всё ещё прижимался ко мне так, если бы я действительно дарил ему ту безопасность и беззаботность, которую он жаждал. 

Патрисия никому ничего не расскажет, я это знал. Иначе её род отношений со Стэном тоже будет под ударом. Она тихо прикрыла дверь, смотря на нас всё ещё испуганно, и тогда я сам прикрыл глаза устало, потому что слишком большую ответственность ощутил на себе. 

Меня напугало то, что я был готов сорваться в любую секунду за ней, чтобы удостовериться в её молчании. Это было бы неправильно, пугающе и некрасиво. К тому же она является моим другом детства в не меньшей степени, чем Ричи. 

И всё же мысль, что ради её секрета я бы не стал жертвовать своим, проскользнула в моей голове. 

***

Всё происходило как обычно в доме Хэнскома: кто-то пьёт, играет в азартные игры, кто-то рисует, а кто-то позирует, кто-то предаётся силам любви на втором этаже, но на этот раз у меня была абсолютно новая роль в этом действе.

Расправить плечи, положить одну руку под голову, совсем едва дёрнуть бёдрами вверх, чтобы одеяло оказалось ниже на ногах. Повернуть голову в его сторону, давя в себе ухмылку и лёгкое возбуждение. 

— Можно уже замереть, — раздался хрипловатый голос Бена. 

Я выдохнул, всё ещё не открывая глаз, потому что из-за маски на лице всё равно было тяжело видеть происходящее вокруг. Это был мой первый подобный опыт, и я не думал, что это может быть настолько волнительно. 

Конечно, меня все знали как герцога Каспбрака, однако Бенджамин пообещал, что сделает всё возможное, чтобы меня было тяжело узнать. 

Было бы легче отменить сегодняшнее мероприятие после того, как прошлого натурщика казнили вчера на площади вместе с одной из известных графинь за тайную связь при живом-то муже. Однако все прекрасно знали, что такие показательные казни проводятся только чтобы скрыть что-то более глобальное. Я думаю, тот парнишка мог поведать о ещё большем количестве замужних женщин, с кем ему удалось провести ночь, поэтому кто-то вовремя посуетился. Как результат — у Бенджамина не было никакой другой замены, а у него были очень важные гости из Франции, тоже какие-то художники, на которых я бы раньше обратил внимание, если бы не один единственный экземпляр, что засел у меня в голове надолго.

Ричи прекрасно знал, кто перед ним, в отличие от собравшихся вокруг меня людей. Тозиер был тем, кто пытался отговорить меня, но в чём была разница между обычными натурщиками, которых он рисовал ранее, и мной? Я не профессионал, согласен, но было довольно интересно попробовать. По крайне мере это именно я предложил Бену сам свою кандидатуру. С условиями полной анонимности, разумеется. 

Я хмыкнул, когда кто-то предложил мне задрать ногу выше, чтобы она выглянула из-под одеяла. Такой характерный голос с улавливаемым нетерпением я мог опознать как того, кто явно бы хотел быть в комнате один на один с натурщиком. А мне всё ещё было безразлично, потому что когда я открыл глаза, я смотрел только на Ричи, сидящего в сторонке с деревянной дощечкой и грифелями, а не среди других художников.

Очевидно, ему было некомфортно, ведь он считал это глупым хобби, но тем не менее согласился присоединиться к сегодняшнему представлению, хоть и сидел отдалённо от всех. 

Огромная перьевая золотистая маска скрывала моё лицо от других, но Ричи прекрасно осознавал и всё ещё был напряжён то ли от того факта, что меня могли узнать, то ли от того, что моё тело прикрывала только коричневая ткань между ног и яркие переливающиеся украшения на руках и груди. Бен по максимуму старался сделать так, чтобы другие восприняли меня как обычного натурщика, но я и не стеснялся, чтобы во мне можно было узнать самого молодого герцога в Лондоне. 

Большую часть времени ничего не происходило и люди рисовали меня, пока я лежал и наслаждался своим безмятежным положением. Однако время от времени мне нравилось смотреть только на Ричи, чтобы видеть, как он смущался, ловя мои взгляды. Как утыкался в листок и хмурился, делая вид, что очень занят и вовсе не отвлекается и не заглядывается на то, что я в принципе и не собирался от него прятать. 

По окончании я ощущал себя очень уставшим, хотя на первый взгляд ничего трудного не было в этом положении. Но не двигаться очень долгое время мне абсолютно не нравилось. 

Когда ко мне подошли пару художников, чтобы показать то, что они сделали, я высказался на почти стёртом из головы итальянском, что я занят. Только один понял меня, хотя скорее всего и заметил ошибку в предложении, но никто не стал меня допрашивать. Я был уведён Беном подальше от них всех. Эта игра в незнакомца из Италии очень подняла настроение, но рисковать всё же раскрытием своей личности мне не хотелось. Вдруг мне посчастливится увидеть кого-то из этих французских гостей на каком-нибудь приёме. Для людей из высшего света непозволительно заниматься такими вещами. 

Бенджамин смог каким-то тайными путями вывести меня, уже одетого в свою одежду, на улицу, где я уже встретил Ричи. 

— Самый главный поклонник на месте? — улыбнулся я, подавляя желание коснуться его щеки и прильнуть всем телом. 

Позднее время суток не обеспечит безопасности, если я что-то из этого сделаю. 

Ричи со слабой ухмылкой закатил глаза и покачал головой, опуская её. 

— Voi, а не noi. 

— Что?

— Ты хотел сказать им «вы меня извините, но я сегодня занят», но сказал «мы меня извините». 

Я широко улыбнулся. 

— Mi perdoni per favore, amico preferito*. 

— Niente di grave, — с подавленной улыбкой ответил Ричи, вызывая во мне толпу неожиданной нежности.

Никалас отплыл менее недели назад, но, конечно, так быстро выбросить из головы брата Ричи не мог. Да и не должен был. Я не знаю, о чём они говорили напоследок, но я был уверен, что Ричи не смог признаться Нику в том, что между ним и мной имеются более интимные отношения, нежели дружба. Вряд ли когда-то теперь сможет рассказать. Но нельзя было зацикливаться на этой вещи.

— Тогда может io, tu.. noi проведём эту ночь по-итальянски? — горячо и страстно, имел в виду я.

Мы собирались изначально разъехаться по своим домам, но что-то в самом виде Ричи говорило, что он не хочет оставаться одному. Конечно, глупо говорить, что он был один, но всё же сейчас ближе меня, я уверен, у него не было никого. Поэтому я и решил воспользоваться одним из щедрых предложений Бенджамина, который позволял некоторым своим гостям оставаться с ночёвкой в его покоях. Билл и Беверли не раз пользовались этой возможностью, хотя сегодня они поехали к ней. 

Сначала Ричи колебался, думал о последствиях, но позже ужасно краснел, стоя рядом, пока я договаривался с Беном о том, чтобы провести ночь тут. Бен был очень понимающим, но я не вёлся на его добродушный образ, поэтому несколько бумажных купюр оказались в кармане его камзола. Я всего лишь хотел убедиться, что он не будет распространяться об этом. Он был не так уж и против, стоит сказать, хотя для приличия отказался. 

Оказавшись в спальне, рассчитанной на пару, находящуюся в отношениях, я улыбнулся, глупо представляя, что было бы, если бы каждый день без страха быть пойманным мы могли бы ночевать тут. О том, чтобы вовсе спать в своём доме каждый день с другим мужчиной, я даже не смел и думать, слишком нереальными были эти мысли. 

Поцелуй вышел нежным и очень медленным по инициативе Ричи. Дойдя до кровати, пока обнимал Ричи за шею, я прижался спиной к её выступу, по которому спускался бордовый, вульгарный балдахин, кричащий одним цветом о том, для чего была создана вся эта комната. Такое положение позволило мне встать на цыпочки, резче впиваясь в чужие губы, пока Ричи будто боялся прикоснуться к моей талии. 

Обычно я если и дразнил его больше, чем поцелуем, то это были руки под его сорочкой, которые он сам останавливал от дальнейшего. Однако сейчас, когда я стянул с него сюртук, расстегнул жилет и вытащил полы белой сорочки, он не говорил и слова против. А мне ещё сильнее хотелось его коснуться. Я ощутил такую вседозволенность, которой не было ранее, поэтому руки совсем перестали себя контролировать. Пока я прикусил нижнюю губу, одна ладонь коснулась горячей кожи под одеждой, а вторая спустилась по бёдрам и обхватила ягодицу. Ричи волнительно застонал мне в рот, распахивая глаза и загнанно дыша. 

— Всё хорошо.

Я хотел спросить, но прозвучало как обещание. Ричи зажмурился, будучи всё ещё очень смущённым и кивнул, будто бы соглашаясь. Я потянулся вверх, прижавшись к его бёдрам своими, только чтобы проверить то, что я думал. Улыбка расцвела на моём лице, потому что раньше мне не получалось уловить именно такую реакцию на свои действия. 

— Доверься. Обещаю, будет приятно, — сказал Ричи на ухо я, теперь уже медленно поглаживая его руками. 

Было бы легче, будь он прижат спиной к чему-то, а не нависал надо мной, но выбирать не приходилось. Жилет отправился к сюртуку на пол, а затем и жабо, и Ричи остался в одной только полупрозрачной сорочке. Пообещав себе полюбоваться позже, я прижался губами к желанной шее, пока пальцы расстёгивали пуговицы на поясе. 

Одно удовольствие было ощущать дрожь его тела, обделённого такой лаской уже очень давно. Я понимал, что это был не первый его раз, но определённо первый — с мужчиной. У нас впереди была вся ночь и немножечко утра, поэтому я никуда не торопился, целуя солоноватую кожу шеи, оставляя слабые метки на ключицах, ладонями водя по спине под одеждой, чтобы ощутить весь бархат этого тела. 

На Ричи оставался только один слой одежды, в котором обычно спят, и я был слишком занят тем, чтобы заставить его расслабиться, поэтому не заметил другого важного достоинства, пока Ричи сам не толкнулся бёдрами, стоило мне куснуть кожу под мочкой уха. 

Я отстранился насколько было возможно, чтобы опустить глаза вниз, и охнул от приятного сюрприза, прилично натягивавшего ткань кюлот. Нетерпеливый вздох сорвался с моих губ, стоило мне представить, как я доберусь до него, когда мы уже оба будем без одежды. 

— Я не так что-то.. — взволнованно прощебетал Ричи, становясь будто ещё краснее, когда он понял, куда я смотрю. 

— Всё прекрасно, нет поводов для волнений, — усмехнулся я, поднимая взгляд на него. 

Свет от свечей создавал идеальную атмосферу для наших с ним незапланированных планов, однако я хотел бы видеть каждую деталь его тела. 

Ричи зажмурился, а потом будто до него дошло.

— Ты в одежде. 

— Я знаю, — улыбнулся я. 

— Так должно быть? 

Смешок вырвался сам в ответ на искренность его вопроса. Мои ладони легли поверх его груди, чтобы не мешать разговору. 

— Нет, поэтому можешь это исправить. Если хочешь, — без кокетства никуда. Оно было особенно приятно, когда Ричи воспринимал со всей серьёзностью каждое моё слово. 

Ричи кивнул, и я заставил его сесть на кровать, на которой он смотрелся слишком идеально. Красный был его цветом. 

Я встал напротив, позволяя ему хорошенько рассмотреть всё, что он мог сделать в этой ситуации, и после его пальцы потянулись к моему сюртуку, расстёгивая его медленно, пуговица за пуговицей. 

В отличие от меня Ричи никуда не торопился. Для него будто открылся новый мир, когда я позволил ему раздеть себя. Он не смотрел мне в глаза, мучительно долго делая всё, но я ненормально наслаждался этим, не скрывал ни единой реакции. Ни когда он случайно задел сосок под сорочкой, ни когда его пальцы оказались близко к паху. 

Я положил ладонь на его затылок, когда на мне остались только кюлоты. 

— Кто знал, что поцелуй из любопытства в детстве приведёт к этому, — усмехнулся я. 

Ричи открыл рот, смотря на меня с широко распахнутыми глазами, будто бы я снова его застыдил. 

Однако то восхищение, когда я садился на его колени, нельзя было сымитировать. Оно было искреннее. Несмотря на всё то, что творилось в его голове, я точно знал, что ему нравились мои действия. 

Тогда зачем же останавливаться?