Как то обычно бывало, Альберте Каваллоне чаще всего огорошивал своих детей новостями за завтраком. Эрика такого подхода не разделяла: ей ужасно не нравилось, что все предстоящие неприятности глава семьи объявлял в начале, а потом это негативно действовало на все ее дела в течение дня. Стоило детям увидеть приближающегося к столу отца, это значило только одно — что-то неприятное должно случиться в ближайшее время.
Поджав губы, девочка наблюдала за тем, как мужчина неспешно подошел, а затем и сел за стол. Дино тоже замер, исподлобья поглядывая на отца. Альберте Каваллоне присел и разложил на коленях салфетку, взял вилку и нож в руки и принялся разделывать курицу.
Переглянувшись с братом, они решили не подавать виду, ожидая в полнейшей тишине неприятные известия. Но мужчина не стал их томить и когда закончил с птицей и протер салфеткой рот, бросил:
— Через три дня мы отправляемся на важный прием. Встреча организуется в особняке девятого босса Вонголы — синьора Тимотео. Помимо него будут представители других мафиозных семей, а также их дети. Это первый раз, когда вы посетите подобное мероприятие. Не ударьте в грязь лицом.
«Ну вот и настал момент», — недовольно подумала девочка, раздраженно опустив взгляд на глазунью, расчлененную вилкой. Отец решил поставить их перед фактом. Не сказать, чтобы Эрику это удивило. Помнится, какое-то время назад он говорил об этом приеме, наверное, поэтому и решил ввести их в краткий курс дела мафии. Ей повезло, что она пытала Ромарио — он дал ей кое-какую информацию, в том числе о крупнейших мафиозных семьях.
Дино шумно выдохнул и спросил:
— Папа, нам обязательно ехать?
Выглядел мальчик испуганным и побледневшим, начав ерошить волосы на голове и неловко улыбаться. Эрика бросила на него беглый взгляд: Дино совсем растерялся, и если у нее еще хватало сил держать лицо, то брат подобной выносливостью не отличался.
Альберте строго поглядел на мальчика и отчеканил:
— Обязательно, особенно тебе, Дино. Ты — будущий десятый босс Каваллоне.
— Но я не хочу! — испуганно уперся тот.
— Мы обсуждали это тысячу раз, — начал раздражаться Альберте. Он сжал в руки салфетку, а потом вышел из-за стола. Разговор на том оказался окончен.
Девочка подняла взгляд на дрожащего Дино. Тот к своей глазунье так и не притронулся.
— Ешь. Остынет, — посоветовала она.
— Н-не, — заикался Дино, — н-не хочу.
Она вздохнула:
— Если ты думаешь, что можешь разжалобить отца голодовкой, то ошибаешься. И не пытайся отговорить его — он все равно нас отвезет на прием.
Взъерошенный брат уставился на нее, как на предателя. В больших карих и наивных глазах плескалась самая настоящая обида.
— Почему ты с ним соглашаешься?! Мы ведь можем вместе отказаться и не поехать!
Эрика глянула на него слишком серьезно — такой взгляд Дино за ней замечал очень редко.
— Дино, хочешь ты или нет, на тебе лежит ответственность за будущее нашей семьи. Если ты не научишься посещать приемы и общаться с шишками мира мафии, то все, что наживали наши предки, пойдет крахом.
— Но я!..
Девочка поморщилась:
— Да-да, я слышала сотню раз, что ты не хочешь становиться боссом, но пока это только пустые слова. Все идет к тому, чтобы ты стал Десятым. Поэтому прекрати сопротивляться и просто плыви по течению.
Младший Каваллоне захлопнул от возмущения рот, а потом выбежал из кухни. Девочка вздохнула — глупый позер. Заев недовольство глазуньей, она тоже удалилась: сначала думала запереться в комнате и попрактиковать иллюзии, но потом решила наведаться к Ромарио: ей ужасно хотелось узнать побольше про семью Вонгола. Будучи первой и сильнейшей мафией в альянсе, нужно было знать, что дает сотрудничество с этой семьей. К тому же, день для этого располагал — утро субботы — никаких занятий с душным учителем по выходным, полная свобода действий.
Комната Ромарио оказалась закрытой, и девочка разочарованно вздохнула. Ей ужасно не везло: спросить о Вонголе было некого, а найти информацию сама она не могла. С Дино время не проведешь — он обижен и занят. Остается только снова засесть за дневник и практиковать пламя.
Раздумывая над тем, чем бы ей заняться, девочка не заметила, как над ней нависла тень.
— Ты что здесь делаешь?
От неожиданности она быстро обернулась и заметила перед собой отца. Альберте стоял с непроницаемым лицом, глядя на нее сверху вниз.
— Мне нужен Ромарио.
— Какое совпадение, мне он тоже нужен.
Непонятливо хлопнув глазами, Эрика увидела, как непроницаемое лицо отца переменилось. Он тихо вздохнул и пальцами помассировал веки. Глаза у него оказались усталыми. И как она не заметила это за завтраком? Судя по всему, Альберте Каваллоне плохо спал этой ночью.
Наконец, минутная слабость отца закончилась, и он пробормотал:
— И где он слоняется? — сказано было совершенно беззлобно. — Зачем тебе Ромарио?
— Я хотела узнать о Вонголе.
— И что же?
Она думала несколько секунд:
— Все. Ты же сказал, чтобы мы не ударили в грязь лицом. Вот я и хочу узнать про мафию больше.
Отец издал задумчивый звук, посмотрев на нее с каким-то необъяснимым чувством, а потом изрек:
— Иронично. Я хотел поговорить насчет этого с Дино, но он упирается.
Эрика пожала плечами. Истерики брата ее сейчас не волновали.
— Что ты конкретно хотела узнать?
— Ну… — она задумалась, — сколько человек в их семье, чем они занимаются, кто у них босс, какая у них история…
Пробормотав это себе под нос, девочка почувствовала себя не в своей тарелке: от Альберте шли незнакомые эмоции, которые она раньше не замечала. Обычно они общались мало, и Эрика готова была с уверенностью сказать, что его не любит. Должно быть, он тоже ее не любил, потому что планировал использовать, как выгодный крючок-невесту для кого-то из союзников. Она была в этом уверена. Поэтому держалась она с ним холодно и старалась меньше пересекаться. А как еще она могла вести себя с отцом, который был против ее наследования поста босса? Раз он даже запретил ей изучать свое пламя? Очевидно, она была только придатком Дино и не представляла для Альберте личность. Но сейчас во взгляде Каваллоне-старшего промелькнула заинтересованность, и Эрике стало не по себе — перемена настроения отца и незнание того, что он собирается с ней сделать, довольно напрягали.
Но неожиданно Альберте поменял свои планы: он взял ее к себе в кабинет, усадил на диван и дал в руки красную металлическую коробку, сам присел за письменный стол и терпеливо произнес:
— В этой коробке наши совместные фотографии с Тимотео. Он девятый босс Вонголы. — Он дождался, пока изумленная дочь откроет коробку и вынет первую фотографию. — Фотография с прошлого года, когда я оставлял вас с Дино на два дня. Девятый выглядит, как добрый дедушка, но на самом деле, он умный и деятельный человек. Из всех боссов Вонголы пост он держит дольше всего. Коронация новых наследников Вонголы проходит где-то в пятнадцать-шестнадцать лет. Ему же сейчас шестьдесят два. Думаю, сколько он стоит во главе, можешь сама посчитать.
Девочка тут же прикинула в уме сколько главенствовал Тимотео, и пришла к выводу, что за сорок семь лет он неплохо сохранился. На фотографии он стоял с ее отцом, который выглядел молодым на фоне Тимотео, но сам босс Вонголы добродушно улыбался, пожимая на камеру руку Альберте.
— Во всех мафиозных семьях структура мало отличается от нашей, — бросил Альберте. — Босс, пять-шесть хранителей, консильери, подчиненные, а затем и люди, которые участвуют в бизнесе семьи. По неофициальным данным в Вонголе находится около четырех с половиной тысяч человек. В нашей — две с половиной. Этот прием важен, потому что между Вонголой и Каваллоне намечается выгодная для обоих сторон сделка. Для нашей семьи — прекрасная возможность расширить рынки, для Вонголы — укрепить позиции. К тому же, для тебя тоже не все скучно: на приеме будет сын Девятого — Занзас. Ему всего шестнадцать, и пока старый Вонгола все тянет с его церемонией наследования, будет неплохо, если ты найдешь к нему подход.
Девочка недовольно прищурила глаза:
— Ты хотел сделать меня невестой этого человека?
Альберте махнул рукой.
— Это будет выгодный брак для всех сторон. Не бойся, фиктивный — ненастоящий.
— Зачем тебе это надо?
— Расширить влияние. Я хочу, чтобы семья Каваллоне стала сильнейшей мафией в Италии. Я знаю, Дино станет моим наследником: сейчас он упирается, но время сделает его грамотным боссом. К сожалению, ростки Каваллоне всегда зреют медленно — мы не Вонгола, где каждый получает пост еще в подростковом возрасте. Мой отец стал боссом в двадцать пять, я — в двадцать, Дино — вполне возможно, получит позже. Я не хочу торопить события, но время изменилось, нужно отбросить все страхи и встать прочно на ноги. Дино станет боссом, а ты станешь его поддержкой.
«Умело манипулируя своими отношениями с муженьком», — добавила она про себя мысль, которую не договорил Альберте.
Решив не задавать лишних вопросов, она молча разглядывала фотографии. Внезапно Альберте огорошил ее вопросом:
— Ты говорила, что тебя интересует, чем занимается Вонгола. Хочешь узнать, чем занимается наша семья?
Эрика посмотрела на него, резко оторвав глаза от фотографий. На лице отца блуждала спокойная улыбка, по которой нельзя было ничего прочитать. И с чего это у него такой всплеск доброты?
— Хотя бы один ребенок из моей семьи интересуется делами, — признался тот. — Может, глядя на тебя, и Дино о чем-нибудь задумается.
«Очень сомневаюсь», — про себя ответила ему девочка, но сама с готовностью закивала. Когда еще появится уникальная возможность воспользоваться расположением старшего-Каваллоне?
Мотивацию Альберте она не могла понять и постоянно терялась, думая над тем, как себя с ним вести. Как казалось ей, общались они мало, к тому же, отец явно не собирался полностью вовлекать ее в дела мафии, оставив лишь дополнением, которому известен лишь внешний шлейф. Какой-то непомерной родительской любви девочка тоже не чувствовала, как и родства — Альберте Каваллоне был словно чужой человек, чем-то напоминающий собственника дома. Он был хозяином этих хором, а она — квартиранткой, которая снимала комнату и пользовалась всеми предоставленными услугами. Все поступки Альберте совершались из собственных представлений выгоды, ей непонятной, но и в конфронтацию открытую он не вступал — может, понимал свою власть над ней. Впрочем, пожалуй, в этом плане Эрика заблуждалась: ей всего семь, она не может ничего ему противопоставить. Приходя к логичному выводу, что нужно быть тише воды, ниже травы и создавать вид хорошей девочки, не забывая при этом внимательно слушать слова отца и подвергать их сомнению, девочка не могла оставить без внимания сам факт того, что творилось сейчас.
Альберте шел рядом с ней, придерживая руку на ее плече. Вокруг простирались поля виноградников. Яркое полуденное солнце грело им головы. Эрика оглядывалась, стараясь не выглядеть слишком восторженной, хотя наблюдать за тем, как идет сбор винограда, было интересно. Сбор проходил вручную, несколько десятков людей снимали виноград и кидали в широкие металлические корзины, закидывали на плечи и выгребали в пункт сбора, а потом и везли на машинах до винодельного завода. Альберте также решил показать ей процесс приготовления вина. Полученный виноград сортировали, отмывали и опускали под пресс, потом соку давали отстояться, отфильтровывали и уже оставляли на брожение.
Сам интерес Эрики к вину был обоснован не этим. Удивляло ее другое — отец, который дома не подавал особых эмоций, тут рассказывал весь этот процесс с необычайной деловитостью и знанием дела, давал подробности, которые она не требовала и пытался обрисовать все как можно понятнее. Как-то во время разговора, вскинув на него голову, она неожиданно для себя заметила, что глаза у отца горят — как горят у увлеченного человека, который любит и гордится тем, что делает. Бизнес был основой семьи Каваллоне, и Альберте Каваллоне, судя по всему, преданно любил это дело.
Вторая вещь, которая ее удивляла — это практически полное отсутствие механизированных аппаратов. Исключая процесс прессовки, работу выполняли живые люди, которые действовали с отдачей, изредка посмеиваясь, переговариваясь между собой, но не отвлекаясь от дел.
— На дворе двадцать первый век, — изрекла она, — не проще купить оборудование?
Альберте посмотрел на длинные, натянутые ленты, по которым медленно двигался виноград, уже вручную отсортированный, и прояснил:
— Определенно, в этом есть смысл. Это сделало бы бизнес проще. Но они отнимают работу у людей, а сейчас в стране неблагоприятная экономика. Высок уровень безработицы и все, что я могу сделать — это помочь людям найти работу. Поэтому на моих заводах нет машин.
— Разве не ты хотел расширить свое влияние? — недоверчиво прищурила глаза девочка. — Чем больше продаешь, тем больше денег, тем больше влияния.
— Это так. Но принципами семьи я не поступлюсь. Особенность семьи Каваллоне в том, что она заботится о своих подчиненных больше других семей.
— Подчиненных?
Мужчина кивнул.
— Все эти люди — родственники членов нашей семьи, которые оказались без работы. Как видишь, с таким набором рабочей силы, никакие машины не нужны.
Эрика недоверчиво глянула на толпу рабочих, которые прошли мимо и с улыбками приветствовали отца. Они обращались к нему «синьор», «господин» и кивали, некоторые даже пожимали руку. В Альберте Каваллоне они видели чуть ли не бога, но вот в чем была главная ирония — Альберте Каваллоне, который заботился о своих подчиненных, совершенно холодно относился к своим детям и жене. Сморщив нос, Эрика отвернулась — восхищенные взгляды рабочих на отца ей не понравились, но она не могла признать, что было в нем чувство, которое в ней чертовски отзывалось — любовь к делу, которое он творил. Альберте был счастлив распоряжаться бизнесом семьи и вести ее дела, ему это нравилось, и Эрике нравилось — она чувствовала трудно объяснимое трепетание от того, какой предстала ей мафия — сотни, десятки сотен людей, которые жили своими жизнями и которым их семья дала работу.
— Изначально мафия формировалась из групп, которые хотели защитить людей, — объяснил Альберте. — Это была высшая цель. Сейчас все, конечно, изменилось. Цель осталась, но поблекла, как и пути ее достижения. В моем случае на нашу семью работают тысячи людей со своими семьями, и мафия уже не просто организация. Я держу ответственность за каждого из них.
Прибыв домой под вечер, воодушевление, ныне бывшее с ней все время прогулки, спало от нового заявления:
— Не забудь все, что я тебе рассказал. Если кто-то из детей на приеме спросит тебя о нашей семье, отвечай с толком.
Девочка зло фыркнула:
— Конечно!
Вот и прошла вся магия. Карета превратилась в тыкву, а отец — в эгоиста. В комнате Эрика не сдержалась и со всей силы ударила кулаком по письменному столу: ее ужасно раздражало, что высокие мотивы Альберте распространялись только на дела мафии. И пусть сначала она уверяла себя, что отнесется к этому спокойно — в конце концов, она вообще Игрок — к Дино она успела привязаться, как к брату, и успела привыкнуть к Альберте, от которого уже начинала ждать соответствующего отношения. Не любовь, конечно, но на какое-то время она действительно поверила, что отец искренне захотел с ней всем поделиться.
«Ладно, — зло решила она, недовольно открыв уже затертый дневник Ромарио, — если папа хочет укрепить влияние семьи — пусть будет так. У нас с ним одна цель, но легко распоряжаться моей судьбой так просто не дам. Пошел к дьяволу этот Занзас и попытки сделать меня невестой».
***
Девятый Вонгола с тяжелым вздохом потянулся к чашке чая, а затем кивнул и на место напротив. Ему предстоял неприятный, напряженный разговор с сыном, и поэтому уже немолодой мужчина покрошил в чай мелиссу — та была как раз в его цветнике, и Тимотео не раз успокаивал свои нервы травой, выращеной собственным трудом.
«В конце концов, это расслабляет», — напомнил себе старик.
Перед ним плюхнулся Занзас, демонстративно скрестив руки на груди и положив ногу на ногу. Он был в черном деловом костюме, производил впечатление представительного молодого человека, но так было только на первый взгляд. Как только Занзас открывал рот, из него тут же лилась грязь:
— Опять пьешь свой вонючий чай, старик? Зачем звал?
Тимотео никогда не знал, как ответить на подобную грубость — воспитание не позволяло, да и сам он не раз спрашивал у себя, что заставляет его держать Занзаса. Как выяснилось, он испытывал к парню теплые чувства — отцовскую, покровительственную любовь и чувство вины — оттого сносил его оскорбления на раз. Сам Девятый даже подозревал, что Занзас просто так распущен: у него был такой стиль общения, хотя сын, вероятно, даже не хотел его оскорблять.
— Через час в нашем особняке начинается прием семей из альянса. Я бы очень хотел, чтобы ты посетил это мероприятие.
Занзас усмехнулся:
— Тратить время на общение с бесполезным мусором? Ты совсем съехал с катушек, старик.
— Они все дорогие гости в нашем доме, — напомнил ему Девятый. — Как бы ты к ним не относился, прояви почтение, ведь они люди, с которыми наша семья будем иметь дело ближайшие годы.
— Они все — куски бесполезного дерьма, — огрызнулся тот.
Девятый не знал, что на такое ответить — перед подобными мероприятиями Занзаса приходилось буквально упрашивать. Своим присутствием радовать союзные семьи он планировал и всегда скрипел зубами, когда приходилось пожимать кому-то руку. Тимотео, честно признаться, с ним довольно сильно мучился и после подобных разговоров еще минут двадцать отходил: он уже не молод, ему шестьдесят два, куда ему тягаться с жизненной силой и наглостью шестнадцатилетних.
— Они должны знать тебя, как важное лицо в семьи Вонгола.
На лице Занзаса тут же появилась самодовольная улыбка:
— Ты хотел сказать «как десятого Вонголу». Что ж, старик, с этого и надо было начинать.
Девятый изогнул губы в натянутой улыбке. Чем больше становилось лет Занзасу, тем больше он становился самоуверенным, уже примерившим на себя титул десятого босса Вонголы, молодым человеком. Ему было всего шестнадцать, а он уже хамил детям союзных семей, называя их мусором под ногами.
Девятый промокнул салфеткой пот на лбу: сколько подобное должно было продолжаться, он не знал, но чувствовал, что тянет время непозволительно долго, обманывая и Занзаса, и людей рядом, и себя.
Но он все также выдохнул, сделал глоток чая, и, успокоившись мелиссой, чуть улыбнувшись, сказал:
— Что ж, Занзас, тогда я жду тебя на приеме через час.
Тот усмехнулся, откровенно издеваясь:
— Будь спокоен, я точно появлюсь.
Час для Тимотео прошел очень быстро. В конце концов, что это — шестьдесят минут? Непозволительно мало и быстро для человека, который прожил большую часть своей жизни. За этот час Девятый обошел свой особняк, убедившись, что тот готов к приему. В огромном зале горели все люстры, на полу лежали чистые, красные ковры, а по периметру стояли накрытые столы с едой и бутылками шампанского. Впрочем, не все мафиози предпочитали на приемах принимать пищу и пить: многие из них опасались за свои жизни, впрочем, небеспочвенно. Сам Девятый никогда бы не стал травить кого-то из союзников, да и совершать такие грязные дела — о, нет! — так бы он никогда не сделал.
Как только время пришло, особняк стал медленно наполняться людьми. Главы семей, их хранители, подчиненные и советники приходили друг за другом, жали ему руки и улыбались в лицо. Здесь были самые влиятельные семьи Италии — первая пятерка, отмеченная по неофициальному рейтингу, и хоть с некоторыми отношения у Вонголы были напряженные, Тимотео всегда устраивал им радушный прием — в этом и заключалась, пожалуй, особенность его правления Вонголой — он умел находить общий язык с людьми, был приятен и вовремя уходил от конфликтов. За эту черту Девятый себя справедливо уважал. Его годы в Вонголе знаменовались спокойствием, перед которыми Вонгола окончательно опустилась в продажность, при этом все еще сохраняя ведущее место в Италии.
«Благослови Вонголу, Мадонна» — часто думал старик, радуясь затишью. В конце концов, он считал, что для его семьи это время отнюдь неплохое и было бы неплохо, продлись оно еще какое-то время.
На этом приеме Тимотео планировал заключить выгодную сделку, которая расширила бы его организацию еще на пятьсот человек. Устремлять свои амбиции одному было бы рискованно, но вот вместе с альянсом уже логично. И пока Тимотео старательно выискивал глазами босса Каваллоне, с которым и должна была совершиться взаимная сделка, тот нашел его сам, оказавшись напротив и крепко пожав руку.
Девятому босс Каваллоне всегда нравился: он был высок, с короткими светлыми волосами, подтянутой фигурой и загорелой кожей. Серый деловой костюм сидел на нем, как влитой. Весь его облик отдавал итальянской традиционностью, хотя сам Тимотео знал, что вспыльчивости и ветрености в нем не было. Альберте Каваллоне было всего сорок лет и от него исходила сила молодости.
— Рад встретить вас, Альберте, — тепло улыбнулся Девятый.
— Это взаимно, синьор Тимотео, — почтенно кивнул тот и поднял за него руку с бокалом шампанского. — Намечается приятный вечер. Должен сказать, атмосфера благоприятствует заключению сделки.
Девятый согласно кивнул, держа на лице улыбку. Нет, Каваллоне определенно был ему приятен.
— Не могу не согласиться.
Внезапно к ним двоим подошло двое. Девятый с легким удивлением отметил перед собой практически полную копию Альберте — без сомнений, это был его сын. Мальчик, немногим младше Занзаса, выглядел несколько испуганным, и это Девятого несколько позабавило: мальчишка смотрел во все глаза на отца, словно пытался одним взглядом задать тому немой вопрос. Рядом с ним стояла маленькая девочка лет шести-семи. Она казалась уже собраннее: спокойно взирала на отца, а потом и перевела карие глаза на Тимотео.
— Это мои дети, — несколько неспокойно начал Альберте. — Мой сын Дино и моя дочь Эрика. Дети, это — девятый босс Вонголы. Поздоровайтесь.
— З-здравствуйте, с-синьор Тимотео, — продрожал мальчик.
Девочка кивнула:
— Добрый вечер.
Девятый испытал что-то похожее на внезапный приступ подступившей к сердцу нежности. Дети у Каваллоне были милые и наивные, и улыбка на его лице появилась сама.
— Не стоит так официально. Можете называть меня дедушкой Тимотео.
Он рукой потрепал по волосам мальчишку, а потом и девчонку, и заметил, как сын Каваллоне расслабился и, кажется, выдохнул с облегчением.
— Идите погуляйте, — посоветовал им отец.
— Пап!
— Дино, — настойчиво нажал Каваллоне, и мальчик сдался: сестра потянула его за рубашку, и они вдвоем скрылись в толпе у одного из накрытых столов.
Девятый улыбнулся:
— Кажется, Дино немного взволнован.
— Да, — вздохнул тот неохотно. — Я совсем недавно рассказал им о мафии. Он еще не пришел в себя и не может смириться.
Тимотео добро рассмеялся:
— Да, должно быть, ребенку трудно с этим свыкнуться. Но я вижу в этом мальчике потенциал — у него есть шанс стать хорошим боссом.
Альберте Каваллоне усмехнулся. У него на лице отразилось некое довольство, но, скромности ради он добавил:
— Пожалуй. Но есть над чем работать. Думаю, в следующем году я отправлю его в специальную школу для мафиози, чтобы его обучили основам. Ему как раз исполнится пятнадцать — пора уже непосредственно учиться будущим обязанностям.
— Хороший выбор, — одобрил Тимотео.
Еще с минуту они помолчали, наблюдая за тем, как ведут себя гости в зале. Многие уже начали разговаривать, заводить непринужденные беседы и вести себя открыто. И пока Тимотео невольно отметил, что все шло неплохо, Каваллоне Альберте задал ему другой вопрос:
— А как Вам моя дочь, синьор Тимотео?
Старик удивился:
— Дочь? Должен признать, милая девочка. Наверное, копия Вашей жены. Кстати, прошу прощение, что так и не выразил Вам соболезнования. Трудно терять близких людей.
— Согласен, — кивнул тот и отхлебнул из бокала. — Эрике семь, и она очень сообразительная для своих лет девочка. Моя гордость.
Девятый покорно улыбнулся. Он не знал, к чему вел Каваллоне, но сам решил тактично соглашаться. Впрочем, кажется, босс Каваллоне решил не тянуть и задал вопрос напрямую:
— Как Вам кажется, было бы неплохо, составь моя Эрика выгодную партию вашему Занзасу? Я думаю, это было бы прекрасно: ваш Занзас и моя дочь — сестра моего сына, который унаследует пост босса семьи. Из этого вышел бы… — он покачнул шампанское в бокале, — неплохой брак, не так ли?
Справедливости ради, Девятый не был сторонником браков по расчету, но надвигающаяся неразбериха с Занзасом, последствия кризиса и усиливающаяся вражда в семьях повсюду заставила его опасаться распрей внутри Вонголы, поэтому Тимотео тактично улыбнулся и кивнул:
— Да, это было бы прекрасно. У Вас чудесная девочка, а Занзас — мой любимый сын. Пожалуй, их разница в возрасте не столь велика, чтобы вставала преградой для их общения. Я поговорю с сыном, чтобы он к ней присмотрелся.
Альберте кивнул, скрывая улыбку за бокалом, а сам Девятый не мог снять с лица свою — неожиданный выгодный вариант сам пришел к нему в руки. Помолвка сыграла бы ему во всем: устроила бы будущее Занзаса, скрепила узы между их семьями и доказала непоколебимость Вонголы на кризисы внешних обстоятельств.
«Чудесный вечер», — удовлетворенно подумал Тимотео, позволив отхлебнуть себе немного шампанского.