And now my life has changed in oh, so many ways

My independence seems to vanish in the haze

But every now and then I feel so insecure

I know that I just need you like

I've never done before

И сейчас моя жизнь поменялась множеством путей,

Моя уверенность исчезла в тумане,

Но время от времени я чувствую себя таким беззащитным.

Я знаю, что нуждаюсь в вас

Как никогда раньше.

The Beatles — Help!

***

Пятница прошла довольно спокойно. Главные префекты занимались проектом Нотта, делали вместе домашнее задание и просто налаживали контакт. Им было слишком хорошо находиться в обществе друг друга, они чувствовали себя комфортно, сидя в общей гостиной и занимаясь каждый своим делом, вместе или порознь — не имело значения. Гермиона не чувствовала неловкость в компании слизеринца, а Теодор — враждебности по отношению к нему.

Вечером Гермиона заглянула в гостиную Гриффиндора. Несколько учеников болтали, смеялись и шутили, играли в спокойные игры. Гермиона прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Собственная башня башней, но гриффиндорская гостиная была родным местом, где она чувствовала себя как дома: свободно, хорошо, радостно и тепло. Сентябрь в этом году был достаточно жарким, но камин всё же зажгли ради уюта. Свечи порхали над помещением, освещая почти каждый уголок.

Староста девочек было направилась в сторону женской спальни, как оттуда вылетела Джинни, шумно сбегая вниз по ступеням. Кажется, её топот был слышен во всём замке. Рыжая подбежала к подруге, быстро чмокнула в щёку и плюхнулась в одно из кресел. Грейнджер последовала её примеру и уселась на диван, вытянув ноги. Глаза младшей Уизли блестели от предвкушения, искры буквально разлетались во все стороны.

— Принесла? — спросила Джинни, широко улыбаясь. Ох, как она любила авантюры!

— Конечно.

Гермиона достала из школьной сумки какие-то безделушки: несколько маггловских пустых ручек, пластиковые фигурки и пару старых заколок. Девушка высыпала вещи на пол и палочкой разложила их на ковре на некотором расстоянии друг от друга. Воодушевлённые общей идеей замечательного отдыха на выходных, обе гриффиндорки сползли на пол недалеко от мелочей.

— Готова?

Главный префект подняла бровь в вопросе. Конечно, Джиневра была сильна в заклинаниях, её успехи подтверждались даже в Выручай-комнате, когда Гарри учил их вызывать Патронуса или обучал боевым заклятиям, но трансфигурация в неизвестные предметы довольно сложна в освоении.

— Да. Я точно помню, как они выглядят, — кивнула Джинни и направила палочку на заколку.

Проговаривая нужные слова, обе девушки трансфигурировали все безделушки в водные пистолеты. Зелёные, красные, синие, небольшие, точные до деталей, игрушки были практически идеальными. Потом они проверили их на прочность и даже опробовали в действии. За последним их застал Рон, зашедший в башню Гриффиндора.

— Это же водные пистолеты! — воскликнул он, подходя ближе.

— Угадай, где и чем мы будем заниматься в это воскресенье? — хитро улыбнулась Джинни брату, подмигнув Гермионе.

— Неужели Макгонагалл разрешила провести день на берегу Чёрного озера?

— Разрешила, — утвердила Гермиона. Лицо Рональда вмиг повеселело. Это была детская радость от предстоящих выходных, ожидаемых с начала учебного года. — Завтра мы идём в Хогсмид, закупимся вкусностями в «Сладком королевстве», посидим в «Трёх мётлах», а потом мы с Джинни и Пэнси заглянем в «Шапку-невидимку» за купальными принадлежностями.

— Как же здоровски снова быть обычными подростками, а не Золотым трио, — на выдохе воскликнул Рон и тут же встрепенулся. — Пойду, расскажу Гарри об этом.

Девочки проводили юношу смехом и долгим взглядом. Грейнджер очистила пистолеты от воды, просушила в некоторых местах мантию и уменьшила игрушки в размере, чтобы не делать сумку бездонной заклятием незримого расширения. Она помнила, какие неудобства приносили эти чары ещё во время войны — полчаса нужно ковыряться, чтобы найти нужную вещь.

— Ладно, я пойду к себе, Тео заждался уже меня.

Джинни присвистнула в ответ.

— Уже бежишь к нему? Ты уверена, что у вас не настолько близкие отношения?

— Ой, отстань, Джин.

И ушла.

***

Тео позвал их с Блэйзом выпить у себя в гостиной. И это стало полной неожиданностью с учётом того, что весь вчерашний вечер и сегодняшний день Нотт перекидывался с ними лишь парой фраз, а свободное время проводил с Грейнджер. И чем она только запудрила ему мозги? Может, подлила какое-то зелье? Или наложила на него, не дай Мерлин, проклятье? Это бы создало определённые проблемы. Но с другом не происходило ничего странного, кроме этого приглашения. Возможно, таким образом он извинялся.

Драко не стал развивать эту мысль, полностью погрузившись с головой в учёбу. Этот год будет для него решающим, и он должен исправить свои ошибки за предыдущие года, за то, что он сделал или не сделал, что собирался сделать, что говорил, озвучивал, о чём думал и как смотрел на других. Вся эта война (а если быть точнее — её начало) настолько перевернула его сознание, что он ничего не понимал о своей жизни. Только знал, куда ему нужно двигаться, как использовать свои навыки и умения, чтобы проложить себе этот путь.

Больше не было того, чему учил его отец. Да и отца тоже не было, что очень радовало самого Драко. Он ненавидел Люциуса за то, к чему он принуждал своего сына. Совершать ошибки одну за другой, оступаться, падать, падать и падать. Так низко и долго, что пропасти не было конца. Света наверху не было видно. Бездна была похожа на кроличью нору, в которую упала небезызвестная Алиса, про которую ему в детстве как-то читала мать. Только он не приземлялся, просто падал. Без конца.

Малфой-старший всю его жизнь твердил Драко, что у него всегда в арсенале должно быть несколько масок, скрывающих его настоящие чувства и эмоции.

«Малфои всегда должны ходить с гордо поднятой головой. Ни за что не показывай, что тебе тяжело или больно. Покажи, что не знаешь ничего об этих чувствах. Покажи, что ты ко всему относишься с равнодушием. Лорд должен быть сильным, властным, холодным. Решительным, разумным. Он постоянно должен менять своё обличье, чтобы к нему тянулись, чтобы его уважали, почитали, считались с ним. Чтобы его ставили в пример, а о его имени всегда говорили», — вспомнились слова отца слизеринцу.

Первое время было сложно играть отведённую роль в этом дешёвом спектакле. Но потом Драко научился всему, о чём когда-то говорил Люциус. Мужчина был холоден и равнодушен к собственному чаду, но старательно принимал участие в его воспитании. И если Нарцисса дарила сыну всю свою любовь, нежность и весь свет, что был внутри неё, Люциус учил Драко быть лордом Малфоем. Истинным аристократом.

Ни о каком насилии никогда речи не шло, ведь Малфои даже в воспитательных целях никогда не поднимут руку на члена семьи, это считается дикостью. Были другие меры наказания за проступки, но Драко предпочитал не вспоминать о том, как его мучили одиночеством, от которого он мог с лёгкостью сойти с ума в юном возрасте. В такие моменты не было ничего, чем можно было скрасить время взаперти, оттого и на стену полезть немудрено.

«Хватит. Всё это в прошлом, прекрати», — думал Малфой, зажмурив глаза. Детство выдалось не самым отличным, юность — ещё хуже.

Предложение Тео принять стоило хотя бы потому, что голову надо было разгрузить. Лето вышло не из приятных, первые дни учебного года выдались тяжелее, чем предполагалось. Нужно было развеяться, чтобы просто расслабиться и отключиться от всего, что он успел пережить за несколько месяцев.

Утром Макгонагалл переправит его в мэнор, и он наконец-то встретится с матерью, по которой сильно скучал. Они долго не виделись, так как Драко принимал титул лорда семьи, разбирался с документами и проблемами поместья в Уилтшире, а мама тем временем ездила во Францию в их резиденцию. В том доме нужно было сделать нормальный ремонт, ведь когда-нибудь им придётся там обосноваться, а Малфой-мэнор они только смогли привести в более-менее надлежащий порядок, хотя Драко часто задумывался над тем, чтоб снести это отвратное здание и отстроить новое.

Когда-нибудь, но не в ближайшем будущем. Сейчас были другие проблемы и цели на первом месте. Пока он не живёт в поместье, его тотальную переделку можно оставить на неопределённый срок. Отличная мысль.

***

Всё-таки Гермионе нужно было спастись на время ото всех; она будто чувствовала надвигающуюся бурю. И речь шла отнюдь не о погоде. Пришлось соврать Джинни насчёт того, что Теодор ждёт её позаниматься. У префекта пока не было чёткого плана, а Гермиона не стремилась делать за него все, дабы помочь, хоть руки и чесались. Забот хватало и своих. Поэтому спасение своё Грейнджер нашла в библиотеке. До отбоя ещё оставалось некоторое время, и девушка решила потратить его с пользой. По крайней мере, заглушить дурацкое ощущение того, что её накрывает волна страха и тревоги.

Мадам Пинс недовольно проворчала, завидев, как гриффиндорка заходит в зал и шествует к той самой секции. Женщина ничего не говорит студентке; будь её воля, ни за что бы в такое время не пустила учеников в библиотеку и вытолкала бы Грейнджер пинками из кладези знаний. К сожалению, библиотекарь подчинялась правилам школы, а не собственным желаниям.

Девушка внимательно осмотрела полки с книгами разных изданий. Девять десятых экземпляров не годились для расследования, а Грейнджер продолжала поиски. В голове был чёткий порядок того, как она будет узнавать о дневнике и чарах, легендах и мифах, реальных историях и магии. Однако ничего ей не подходило по тем или иным параметрам.

Она села за один из дальних столов и раскрыла перед собой тот самый фолиант, в котором узнала про Связующие чары. Она точно помнила, что информация была небольшой, но книгу стоит дочитать, и, возможно, она найдёт что-то ещё. Девушка ни за что не сдавалась: это знание было важным для неё. Когда не можешь контролировать свою жизнь, кто-то начинает контролировать тебя. Так и получалось: Гермиона не могла определить свои чувства и эмоции и, соответственно, поддавалась чарам дневника.

«Доработанные спустя пятьдесят семь лет чары работали отлажено, но использовались крайне редко из-за того, что студент Рейвенкло не стал делиться своими знаниями касательно этого вида магии с другими волшебниками. Юноша зарегистрировал заклинания в Министерстве Магии Великобритании, чары сочли безопасными, но Комиссия по Экспериментальным Чарам решила, что следует не предавать огласке эту ситуацию.

Студент хранил конверты создателя Связующих чар всё это время у себя, пока однажды кто-то из его однокурсников не нашёл их и не прочёл. В последний по дате написания конверт было вложено свежее разрешение на регистрацию и использование усовершенствованных чар. Её звали Энн Беннетт-Хилл; она была на год младше рейвенкловца и кроме найденных писем не имела к нему никакого отношения.

К собственному несчастью, девушка практиковала Связующие чары, чтобы сблизиться с возлюбленным из Гриффиндора. И в один день ей это удалось. Но связь между ними была не такой сильной, как ей хотелось, и гриффиндорец не ответил взаимностью на влюблённость Энн. Мисс Беннетт-Хилл не хотела принуждать возлюбленного к отношениям с ней, и решила действовать по-своему.

Девушка сильно увлекалась Демонологией, которую в Хогвартсе никогда не преподавали. Это было больше маггловское учение, чем магическое, однако в волшебном мире часто встречались разного рода демоны. Ходят слухи, что она сама стала одним из демонов, когда сотворила вещь, наложив на неё Связующие чары».

Гермиона судорожно выдохнула. В голове сразу всплыли образ дневника и успокаивающие узоры пионов на форзацах. Тетрадь лежала в её комнате под подушкой, надёжно скрытая многочисленными заклинаниями. Всё начинало потихоньку проясняться и путаться ещё больше. Новые имена, новые люди, связанные с созданием и использованием этого вида магии, но никакой конкретики.

«А что, если поискать в Демонологии? Она же не зря тут упомянута. Но про становление демоном — бред полный. Это невозможно, если не заключить сделку или продать душу дьяволу. И то — не факт, что сам станешь подобным. С другой стороны, слухи могут оказаться в реальности чем угодно. Профессор что-то говорила о легендах, может, стоит порыться в мифах и сказах?» — Грейнджер напряжённо думала над своей проблемой, отказываясь останавливаться.

Бросив взгляд на настенные часы, староста только убедилась в том, что пора заканчивать и возвращаться в спальню. Завтра предстоял поход в Хогсмид, пусть и после обеда, однако девушка планировала утром сделать заметки о своих находках и поговорить с другим обладателем дневника. Долгая «разлука» отдавала тяжестью в груди. Она скучала по короткому разговору, который оставила первая.

***

Гермиона брела в ванную комнату, будто в тумане. Она даже не заметила, как Тео и Малфой сидели в гостиной, и пили огневиски, тихо над чем-то смеясь. Честно говоря, ей было не до того. Шестое чувство давало о себе знать: сейчас — или через некоторое короткое время — что-то случится. Это было похоже на панические атаки, которые ей поставил психотерапевт лет пять назад. Всё происходит практически точно так: не замечаешь ничего вокруг, весь мир сжимается до размера твоей грудной клетки, дышать становится слишком тяжело, в глазах мутнеет, а сердце бьётся о рёбра с непомерной быстротой и силой.

Усталость не давала ей много думать перед сном или в душе в последние дни, но сегодня этой ломоты во всём теле и не соображающей ничего головы не было. У неё ещё оставались силы на какие-либо дела, занятия или домашнее задание, но было довольно поздно. И, похоже, заняться чем-то посторонним, кроме как принять водные процедуры и лечь в кровать, психическое состояние ей не позволяло. Нет, она этого вовсе не хочет. Ей нельзя сейчас оставаться одной.

Слизеринцы провожают её взглядами, но Гермиона совершенно не видит, как глаза соседа по башне взволнованно оглядывают её с головы до ног, а его друг прочищает горло, рассчитывая, что гриффиндорка тотчас поднимет голову и кивнёт ему в приветствии. Возможно, Малфой даже допускал мысли о том, чтобы переброситься с ней парой слов, спросить что-то или даже «забавно» покритиковать её, пока в ответ она будет краснеть от раздражения и злости, а после скажет что-нибудь едкое и совсем замечательное, что удовлетворит его.

Очевидно она не понимает обстановки и не замечает ничего, что происходит перед ней. В её гостиной. В её башне. С её соседом. С её бывшим врагом. Ей попросту не до этого. Гермиона лишь заботится о том, чтобы очередной приступ (не первый, конечно; а последний был как раз за пару дней до начала учебного года) не случился при Драко, чтобы она не упала в обморок или не потеряла рассудок. Хотя последнее с большой вероятностью может случиться именно этим вечером, именно в Башне старост. Пусть лучше бывший Пожиратель будет свидетелем, как она будет приходить в чувство, а не как ей снесёт крышу.

Девушка абсолютно точно не помнит, как скинула сумку в своей спальне возле кровати и как взяла с тумбочки любимую пижаму, в которой она проводила особенно болезненные вечера и ночи. Это было словно на инстинктах. Она ничего не соображала и даже не пыталась о чём-то задуматься, лишь выполняла ряд действий на автомате: бросила сумку на пол, стянула удушающий галстук и буквально нагретую жаром её тела жилетку, взяла вещи для сна, лосьон для тела, расчёску и прошла в ванную комнату, не закрыв дверь собственной спальни.

Светлое помещение, полностью отделанное белоснежным кафелем, лишь прощелины между плитками потемнели от сырости и появляющегося грибка. Большая каменная ванна, белая раковина, полки для полотенец, держатели, шкафчик для средств личной гигиены, в котором давно лежат гели для душа, шампуни, мыло, зубная паста и щётки и многое другое, включая её лекарства и зелья Тео. Большое прямоугольное зеркало над раковиной. Единственная белая лампочка, тускло освещающая комнату.

Гермиона устало хмыкает. Ещё месяц назад она хотела починить эту чёртову лампу, но передумала. Не помнит почему.

Тео внизу напивался с Малфоем (непонятно зачем и непонятно отчего). И сам «слизеринский принц» весь день, если они сталкивались взглядами или просто сталкивались где-то, как-то до дикого, странно смотрел на неё. У него были поджаты челюсти, нахмурены брови, а радужки грозового неба кричали о чём-то. Но вот о чём? Что его заставляло так на неё смотреть? На грязнокровку Грейнджер-то. Выражение лица было больше задумчивым, но никоим образом не оскорблённым, как она могла подумать изначально. Это тревожило. Хотя сейчас ей было тревожно от всего.

Староста положила вещи на полку для чистого белья и полотенец. Подрагивающие от неизвестного напряжения руки уперлись в раковину. Она склонила голову вниз, не желая смотреть в собственное отражение. Теперь возникновение шестого чувства имело свой смысл. Когда она была не в состоянии о чём-либо думать, мозг её отказывался работать, а тело требовало нужного отдыха, все остальные проблемы отходили на второй план. Всё окружающее отходило на второй план.

Но не сегодня.

Гермиона подняла голову и заглянула в свои глаза через зеркало. Ничего необычного: те же карие очи, отливающие золотом на солнце, чёрные зрачки которых были расширены, спутанные длинные кудрявые волосы, прямой нос со светлыми, еле заметными веснушками, тонкие губы, нахмуренные брови и лицо с отпечатком полного сожаления и тоски.

«Нет. Только не сейчас, пожалуйста, только не сейчас».

Девушка в зеркале тут же изменилась: глаза, блестящие дьявольским огнём, становились темнее обычного, губы, растянутые в издевательской ухмылке и обнажающие ровные зубы с правой стороны, руки скрещены на груди, а весь вид девушки напротив только и кричал о её подлости, жестокости и злости. О том, как та, что находится в этой комнате, больна и разбита. О том, как отражению хотелось сделать больно реальности. О внутреннем сражении.

— Думаешь, тебе становится лучше?

Гриффиндорка в зеркале, так сильно похожая на нормальную Гермиону Грейнджер, говорила, продолжая ядовито улыбаться. Весь вид её твердил о невозмутимости и решительности. Староста игнорировала это мерзкое шипение как могла, моргая часто и много, приоткрыв рот.

— Ты и без меня знаешь, что ты сломана. Как кукла.

Шипит, дьявольски насмехается, заставляет сердце биться быстрее, увеличивает и так бешеный пульс. Чёртова сука.

— Замолчи, — шепчет, а глаза щиплет от соли, собравшейся в уголках. Неправильный блеск глаз, определённо неправильный.

— Строишь тут сильную, независимую, весёлую. А сама-то оказалась больной на всю голову.

— Заткнись, тупая мразь, — сквозь зубы, со злобой отвечает она, сжимая пальцами края раковины, костяшки белеют. Суставы сводит, но Гермиона не отпускает отделанную керамику.

— Это ты — мразь. Ты же помнишь, как люди умирали из-за тебя и твоего дрянного происхождения.

Гермиона молчит, опускает голову. Рвано выдыхает, удерживая поток жгучих слёз, сжимает губы в тонкую линию. Злится. Ненавидит. Презирает. Винит. Себя. Во всём.

— На Фреда рухнула целая стена, не оставив в живых, он успел оттолкнуть тебя, спасая твою грязнокровную задницу*. А всё ради чего? Чтобы ты изменила себе, своим увлечениям, принципам и правилам? Ты испорченная девица, вот и всё!

— Заткнись, чёртова ты сука! — кричит надрывающимся голосом, а слёзы застилают глаза и размывают собственное отражение. Её мутит, живот стягивает в противный узел, тошнота подступает к горлу, дышать не представляется возможным. Вообще.

Потеря рассудка.

— Ты же, в какой-то степени, любила его по-своему, правда, дорогуша? И чем ты отплатила за его любовь к тебе? Предательством? Жалостью к себе? Праздным образом жизни? Посмотри на себя: ты стала совершенно не той, кем была. Ты стала чёртовой грязью, смешавшись со своими врагами, начав развлекаться вместо того, чтобы много работать над со…

— Закрой рот! Замолчи! Ты лжёшь! Ты всё лжёшь, грёбанная дрянь!

— Они все погибли ради этого? Тонкс, Люпин, Фред — это только те, кто тебе действительно был дорог. Тонкс была твоей хорошей подругой, а ты… Ты — отвратительна и эгоистична. Они умерли за тебя. Их смерть только на твоей совести. Они бы тебя возненавидели…

— Нет! Я не виновата! Мы были на одной стороне, а не из-за меня! Мы все боролись за мир. Не смей, не смей!

И она заносит кулак, а потом бьёт по стеклу со всей силы, разбивая чёртово зеркало, ломающее её разум, психику, здоровье, голову. Заставляющее чувствовать себя сломанной, виноватой, чёрствой и омерзительной. Безумной, раненой, беспомощной и беззащитной. Продолжает бить до тех пор, пока раковина и пол не пачкаются её собственной алой кровью, пока пальцы и костяшки не разбиваются, пока не сдирает свою кожу до мяса, впиваясь ногтями в плечи и раздирая их, пытаясь содрать с себя эту ужасную шкуру, которая ей всегда мешала жить. Пока стекло не начинает царапать тыльную сторону ладоней, а ногти не сдирают плоть до мяса. Боль не приносит трезвости, лишь создаёт ощущение, что она приходит в себя. Ложное представление о том, как приходить в чувство посредством причинения вреда своему телу. Ложь. Всё было ложью. Она и сама была сплошной ложью.

Пока сильные руки не оттаскивают её от битого стекла, когда она, кричащая во всё горло и плачущая, не чувствует, как ноги перестают держать, как перед глазами всё кружится, а сама оседает на грязный пол. В порыве безумства она замечает кровь на полу и на себе и трёт поверхность кафеля и свою кожу в попытке избавиться от этого тошнотворного алого цвета, украсившего ванную комнату. Пытаясь стереть свою кровь, саму себя, своё существование, своё предназначение. Свою жизнь.

Сломалась.

— Гермиона, тише.

Голос доносится, будто с берега, а в голове нарастает белый шум. Она была под водой, обжигая лёгкие, не желая подниматься наверх. Дно утягивало в свои эфемерные объятия внутреннего разрушения.

Тео крепко держит её, кутая в тёплых объятиях, поднимая на руки и опуская в ледяную каменную ванну. Открывает кран, и холодная вода обжигающе бьёт большими каплями по её телу, а она задыхается. Слёзы душат глотку, лёгкие хотелось выплюнуть, вытравить из себя всё, лишиться кислорода; её голос сорвался. Остался только омерзительный хрип, сопровождающий непрекращающиеся рыдания.

Нотт сидит с ней, ждёт, когда она придёт в себя. Но она его не видит, лишь ощущает присутствие парня, который достал свою палочку и убрал всю кровь и битое зеркало с помощью заклинания. Ей плохо, ей нестерпимо плохо, и ничего не облегчает её страданий. Чувства в данный момент были намного сильнее и ярче разума и логики.

Драко с изумлением наблюдал за происходящим с тех пор, как она в первый раз закричала, стоя за закрытой дверью ванной комнаты. Его это поразило, а однокурсник в этот же момент напрягся и принялся слушать, осторожно пробираясь вверх по ступенькам. Теодор будто за секунды протрезвел и пустился к Грейнджер, не беспокоясь о том, что она там может стоять обнаженной.

Честно говоря, самого Малфоя это тоже волновало в последнюю очередь. Крик ведьмы был таким пронзительным, что внутри всё перевернулось. Её голос походил на рёв раненного зверя, а не на женский плач. Это было похоже на кошмарный сон наяву, от которого она не может проснуться. Ей нужно было пробуждение со стороны, а не собственное. Возвращение в спокойную и местами угнетающую реальность.

Драко чувствовал, как грудную клетку сковало, неожиданно воздух в гостиной стал раскалённым, и буквально было нечем дышать. И тогда он понял: это был самый настоящий страх. Не за себя или свою семью, а за другого, совершенно чужого человека. За Гермиону Грейнджер, которая на его глазах пыталась сорвать с себя кожу, уничтожить себя через отражение в зеркале, стереть всю свою кровь, которая ничем не отличалась от его собственной. Вероятно, после войны её это заботило намного больше, чем до или во время сражений, чем во времена их учёбы, когда блондин её оскорблял тем непростительно грубым словом.

Осознание ситуации пришло незамедлительно: с Грейнджер в этот миг слетела маска короля — сильного, гордого, решительного. Как, впрочем, и с него самого. Но о себе он больше не беспокоился.

***

Всю ночь Драко не мог уснуть, а если и проваливался в сон, то максимум — минут на двадцать-тридцать. И так три раза за ночь. В общей сложности он спал всего полтора часа. И хотя алкоголь, выпитый с Тео, должен был его сморить, этого не произошло. Его всю ночь терзали мысли о приступе Грейнджер. Он и сам был абсолютным параноиком, почти каждую ночь просыпающимся от кошмаров, транслирующих любые развития войны, старые и новые смерти, мучения и прочее дерьмо…

Но Гермиона сходила с ума. Это точно. Разруха и сражения сказались на ней иначе, чем на нём. И она, вероятно, это прекрасно понимала. Вся её напускная сила, гордость, доброта были лишь образом. Поверхностью — плотной, тёмной и толстой. Приступ был ответом на его давний вопрос. Вот она — причина её изменений. И причина крылась глубоко внутри гриффиндорки, не давая разглядеть её большому количеству людей. Драко даже подумал, что о её психическом и эмоциональном состоянии знали только те, кто жил с ней: Тео, Пэнси, многие Уизли и Поттер. Теперь и сам Малфой оказался в этом списке.

С этого момента он смотрел на дружбу Тео и Гермионы под другим углом. Вот, что означали слова его друзей: она многим им помогла, а они помогали ей справиться с тяготами собственного здоровья. Кто бы мог подумать, что умнейшая ведьма своего поколения Гермиона Грейнджер будет сломлена виной и сойдёт с ума? Именно: никто.

Драко тряхнул головой и осмотрел спальню парней. Все давно спали, только кровать друга была пуста, даже шторы её не скрывали. Блэйз в этот вечер развлекался с какой-то девчонкой и не поддержал идею посидеть втроём как в старые добрые времена, когда они ещё не знали ужаса войны и её последствий. Вообще Забини стал каким-то замкнутым и отстранённым, непохожим на себя. Драко был уверен, что итальянец — лучший друг, вообще-то! — что-то утаивает от них. Раньше Блэйз был тем ещё весельчаком, душой компании, всегда был со всеми на одной волне. В какой момент он изменился?

Малфой вздохнул. Они все изменились, кто-то больше, кто-то меньше. Это было абсолютно нормально в связи с последними событиями, но… секреты? Он фыркнул. Блэйз никогда намеренно ничего не скрывал, даже тот случай, когда ему нравилась девчонка Уизли пару лет назад. Это было позорно, но честно. Кого он прячет теперь?

В любом случае, это не его дело. Забини сам расскажет, когда придёт время. Расскажет ведь? Драко на это очень надеялся. Тео тоже ничего об этом не знал. Нотт и Драко долго переговаривались об этом, строя безумные и забавные теории на этот счёт, пока в башню не вернулась Грейнджер.

Опять он возвращается мыслями к ней. Не представлялось возможным не вспоминать этот вечер. Переломный момент Гермионы Грейнджер. Звучало красиво, хоть и отдавало болью, отчаянием и пониманием. Все, кто пережил этот ужас, были переломаны, перекручены, связаны, растерзаны. Сознание каждого участника битв поддалось разрушению. И его тоже. Возможно, Малфой сочувствовал ей, но знать наверняка не мог.

Драко вообще уже не был ни в чём уверен. Не мог поверить в увиденное. В то мгновение, когда Теодор, оставив открытой нараспашку дверь, ринулся к своей соседке, Драко думал, что это какой-то розыгрыш или его посетили галлюцинации. Или он замечтался, поскольку немало выпил до её прихода. Но крики, истерика, дрожащее тело гриффиндорки и её двусмысленные фразы убеждали в реальности происходящего.

Тяжело вздохнув, Малфой ещё раз прокрутил в голове воспоминания и прикрыл глаза. Дыхание выровнялось, веки больше не дрожали, он успокаивался. Увидеть такое своими глазами страшно. Выбросить из головы — сложно. Глубокий вдох. Долгий выдох. Может, ему всё-таки удастся поспать пару часов?

***

Около одиннадцати утра он оказывается в мэноре совершенно не выспавшийся, раздражённый дурацкими предостережениями Макгонагалл — «этой старой противной кошки» — и не готовый прямо сейчас начинать свои поиски по дневникам. В голове он воспроизводит монолог директора, кривясь от её тона, до сих пор отражающегося эхом в его голове.

— Вы должны понимать, мистер Малфой, — старуха поджимает сухие тонкие губы. Брови её хмурятся, добавляя ещё больше морщин очень сильно постаревшему лицу. — Я сопровождаю вас лично в целях вашей и общей безопасности, а также контроля и убеждения в том, что вы действительно попадёте к себе домой.

Драко и Минерва стояли в кабинете директора перед камином. Он был бы рад не выслушивать эту дурацкую речь, которая сквозила подозрениями и неуверенностью в его мотивах посещения Малфой-мэнора. Вот только его желаниями никто не интересовался. Драко вздохнул и, прочистив горло, сдержанно кивнул. Не хватало ещё вызвать подозрения у директора. Им с Нарциссой и так не доверяли, лучше не усугублять это шаткое положение в глазах общественности. Даже если их оправдали, ничего непростительного не найдя.

— Не подумайте, что я буду вести вас за руку или сопровождать до вашей матери. Это только формальность, и я ничего не могу с ней сделать.

Брови Малфоя подскочили вверх, но он тут же напустил на себя маску безразличия. Пока женщина не заметила изменений в выражении его лица. Это для её же блага, — уверял он себя. Или для его спокойствия.

— Поймите, после письма миссис Малфой я вынуждена была сообщить о вашем отъезде в Министерство, чтобы дать точный отрицательный или положительный ответ, поскольку ваш испытательный срок закончится только в конце декабря, — старое лицо ожесточилось на этих словах. Вероятно, ей тоже не нравилась эта, как она выразилась, формальность.

— Я понимаю, директор, — твёрдо ответил Малфой, намекая, что пора бы ему отправиться домой.

Минерва не вышла из камина Малфой-мэнора, лишь сузила глаза и попросила летучего пороха. Через пару секунд она покинула поместье и вернулась в школу. Драко ведь пропускал поход в Хогсмид после обеда. Ну и чёрт с ним! Были дела поважнее дурацкой прогулки.

Нарцисса выпорхнула в малую гостиную, в которой находился камин, подключенный к сети на время пребывания её сына, в лёгком, но очень искусном платье светло-голубого оттенка. Блёстки и камни украшали воротник, рукава и юбку, струящуюся вниз точно вода. Светлые волосы были уложены в высокую причёску. Глаза женщины блестели от встречи со своим ребёнком.

— Драко, дорогой!

Юноша невесомо поцеловал тыльную сторону ладони матери и позволил ей сжать себя в тонких изящных руках. Они не виделись около месяца, и Драко чувствовал, как ему не хватало маминых объятий, блестящих от радости и скрываемых слёз глаз, тёплых и нежных прикосновений. Малфой скучал. И в какой-то степени ему было знакомо это чувство, которое он испытал в ближайшие дни. Но это определённо чем-то отличалось.

— Рад тебя видеть.

— Я-то как рада! — воскликнула она, заглядывая в глаза сыну, которые он старательно прятал от проницательного взора. — Как бы то ни было, я уверена, что ты здесь по другой причине.

— С чего ты взяла?

Драко старался, чтобы его голос звучал как можно непринуждённее, но всё равно в его тоне сквозило напряжение и чуточку раскаяния. Он не мог посещать мэнор только потому, что скучал по маме. Для того, чтобы это сделать, должны быть веские причины. Да и часто появляться здесь он тоже не мог — распоряжение Министерства, входящее в его приговор и испытательный срок. К счастью, продлится это только до конца декабря. Рождество он справит в Хогвартсе, а вот Новый год отпразднует с Нарциссой.

— Драко, я тебя знаю не первый день, и я не вчера родилась. Оставь эти бессмысленные попытки скрыть от меня то, для чего ты просился домой. И не смей говорить мне, что тебе надоело находиться в школе. Это последний год.

— Просто… всё стало сложнее, чем я предполагал в начале.

Драко вздохнул и потёр лицо ладонью. Эта проблема с чарами и дневником так будоражила его кровь, что он ни о чём другом и думать не мог. Пытался занять себя домашним заданием и планированием будущего, но всё равно возвращался к мыслям о визави. Эмоции, спровоцированные каким-то заклятием, которое наложено на дневник и — как следствие — него самого, отличались от привычных, были неподвластными. Это было похоже на ломку — физическую и психологическую. Он был осведомлён о зависимости от курения или употребления наркотиков, алкоголя, и вся эта потребность в общении со вторым обладателем чёртовой тетради походила на действительную зависимость. Только от человека. И от разговоров с ним.

— Давай ты мне всё расскажешь за чашкой чая в обеденном зале.

Нарцисса грациозно прошествовала мимо малой гостиной в столовую. Конечно, она не спрашивала. Его мать всегда была уверенной в себе женщиной, особенно со своим ребёнком. И если она чего-то хотела, она этого всегда добивалась. Сейчас же её целью было выведать у Малфоя всё, что он таил, зачем пришёл и что его тревожит. Она слишком хорошо его знала. Это в какой-то степени пугало его.

Домовая эльфийка, прислуживающая лично Нарциссе Малфой, быстро подготовила всё к чаепитию: заварила зелёный чай, как любили хозяева, сервировала стол на двух персон и поставила на деревянную поверхность пиалы с печеньем, зефиром и конфетами. Для завтрака было уже поздновато, тем более — они оба уже завтракали. Но чай помог Драко расслабиться и продумать все свои слова.

— Так что приключилось с тобой за эти две недели, что ты впервые написал родной матери?

Её взгляд был твёрдым, сама она источала полную решимость, которая сквозила в каждом её жесте. Лицо выражало полное равнодушие, хотя голос свидетельствовал о замешательстве и нескрываемом любопытстве.

— Пару дней назад я нашёл кое-что, что прокляло меня.

— Ах! — женщина настороженно оглядела своего сына, боясь самого худшего. — Что такое, дорогой? Я надеюсь, с тобой и твоим здоровьем всё в порядке, но не буду говорить, что не беспокоюсь. Скажи честно, Драко: ты болен?

— Нет, нет. В этом плане со мной всё нормально, — миссис Малфой облегчённо выдохнула. При сыне уж она не боялась показывать истинных эмоций и чувств, хоть и никогда так не делала при его отце или ком-нибудь постороннем. — Просто… это и правда странное явление.

— Прошу, милый, не томи. Я и так переживаю за тебя в то время, когда не знаю, что происходит в Хогвартсе. Не заставляй мои нервы самоуничтожаться интригующими предисловиями.

— Хорошо. Прости.

Драко пустился в короткий рассказ о том, как он нашёл дневник, как обнаружил неладное, и что происходило с его разумом, когда он общался с другим обладателем.

— Итак?

— Я полагаю, это всё какие-то чары. Плюс ко всему, дневник сам указал на то, что это не единичный и не первый случай. Я хочу разобраться во всём этом, потому что так быть не должно.

Он сложил руки перед собой и положил на них голову. Ему было плевать на манеры. Нарцисса могла только окинуть его строгим взором своих глаз. Но также в нём сквозили взволнованность и сосредоточенность. Женщина беспокоилась о сыне, как практически любая мать. И это было важнее этикета, правил поведения и должного аристократического воспитания. С другой стороны, кроме них в поместье больше никого не было, и миссис Малфой могла позволить своему ребёнку проявлять пред ней все эмоции и чувства. Особенно отчаяние и страх.

А Драко был серьёзно напуган происходящим. Всё в жизни менялось со скоростью света. Все люди вокруг него менялись, даже мать и друзья, которых он знал всю свою жизнь. Контроль над ситуацией и людьми, которого он придерживался, медленно испарялся. Словно воздух пропитался неизвестностью и неопределённостью. Ему это не нравилось. Уверенность появлялась от контроля, а теперь и она улетучивалась.

— Драко, — Нарцисса положила свою ладонь на пальцы юноши. — Этому наверняка есть объяснение. Я думаю, ты правильно сделал, раз приехал искать ответы в домашней библиотеке. Не переживай ты так сильно.

— Как я могу не волноваться? Оно буквально пожирает меня изнутри, поджигая лёгкие и лишая возможности нормально дышать, жить, существовать, думать, осознавать. Мне и сейчас очень хочется написать этому человеку и просто узнать хоть что-нибудь. Мы не общались с того времени, как он просмотрел мой ответ и так и не ответил. Ни слова. Это ненормально, мама. Абсолютно.

— Я прекрасно понимаю твои чувства. Но постарайся думать логически: у человека, которому точно также попался дневник, может просто не хватать времени или сил, чтобы начать разговор. Да и не думаешь ли ты, что теперь твоя очередь написать первым? Я думаю, она только этого и ждёт, пока загружена своими делами.

— Почему ты думаешь, что это «она»? — Драко поднял голову и всмотрелся в лицо матери.

— Просто уверена в этом. Интуиция.

Нарцисса спокойно и почти равнодушно сделала глоток ещё горячего чая из своей белой фарфоровой чашки, пожав плечами.

— Тебе нужно собраться с мыслями, немного передохнуть и на свежую голову начать своё изучение данного вопроса.

Он кивнул, поднимаясь из-за стола. Сказав матери, что он немного отдохнёт в своей комнате и до обеда начнёт поиски хоть какой-то информации, покинул столовую, направляясь в сторону лестницы и длинных коридоров. Всё-таки безжизненность и холод этого места пугали его с тех пор, как в мэноре поселился Волдеморт. После оправдания они сменили многие предметы мебели и кое-где изменили интерьер, но воспоминания нельзя заменить, как и уничтожить полностью, не повредив память.

В детстве поместье не казалось таким устрашающим, как годы назад. Под веками до сих пор всплывали картинки пыток, убийств, изнасилований и противных лиц Пожирателей. Драко и сейчас мог детально восстановить в своей голове сцену, как его тётка пытала Грейнджер Круциатусом, вырезала мерзкое слово на её молочной гладкой коже, как слёзы однокурсницы катились по щекам. Даже когда Драко не смотрел на Гермиону, он точно знал, что происходит в тот или иной момент. Но ничего не мог тогда с этим поделать. Он был благодарен Добби и тем, кто ещё в этом участвовал, за то, что они освободили всех его знакомых из этого жуткого места.

Естественно, он никогда об этом не скажет вслух.

Полчаса спустя он был готов к поискам. Драко не чувствовал себя отдохнувшим и расслабленным, но терять времени было нельзя. У него в распоряжении было всего два дня, а это очень короткий срок, чтобы найти хоть что-то конкретное. Малфой поднялся с кровати, переоделся из школьной формы в брюки и чёрную шёлковую рубашку и устремился прямиком в библиотеку.

Первые строчки дневника отчаянно бились в голове, заглушая рациональные, логичные мысли. Драко давно составил план того, с чего он начнёт. Собирать информацию было трудно, когда не знаешь, что конкретно ты ищешь. Следовало посоветоваться с матерью, но она вряд ли знала об этом хоть что-то. И всё же: она сказала, что его собеседник — девушка. Такое не может быть сказано чисто из желания или предположения.

Если дневник помогал заблудшим душам (как бы это противно и нелепо не звучало) обрести покой друг в друге, обладатели могли быть как однополыми, так и разнополыми. Это не имело никакого значения. Таким образом можно было найти себе друга, наставника, учителя, девушку, парня… Да кого угодно!

Но нотки абсолютной убеждённости сквозили в голосе женщины.

Библиотека была слишком огромной. В ней можно было провести годы, прежде чем что-то найти. Одних только старинных фолиантов о «родственных» и «заблудших» душах было премного. Только каждый из них был сборником легенд, сказок и просто художественной литературой. Следовало начать поиски с книг о зачарованных предметах, но опять же — зачаровать можно что угодно и кого угодно.

«Зачарованные предметы, влияющие на людей; чары, направленные на объект через предметы; магия, подделывающая эмоции посредством других вещей; это то, что может помочь. Но всё, что попадается мне на глаза, — полная чушь, — Драко фыркнул себе под нос и закатил глаза, продолжая водить пальцами по корешкам книг и обводя буквы, — «Чары вожделения: как справиться с возбуждением, не предавая это огласке», «Любовные зелья: 1000 и 1 способ заставить объект желать тебя», «Эмоции, что нам неподвластны». О, а вот это уже по теме».

Он схватил талмуд и принялся смотреть дальше, чуть ли не покрываясь красными пятнами от сдерживаемого смеха. Кто был таким любвеобильным человеком в роде Малфой? Кто хотел стать искусным любовником, пользуясь всем, но только не своим обаянием и флиртом? Просто. Смехотворно. Малфой благодарил всех великих колдунов и ведьм за то, что он не остолоп и вполне мог охмурить любую девушку, не прибегая к магии.

Драко почти не заметил, как двери семейной библиотеки открылись и пропустили хозяйку Малфой-мэнора внутрь. Нарцисса прошла к ближайшей полке и взяла одну из книг, аккуратно проведя пальцами по плотно прижатым друг к другу страницам. Они тут же затрепетали под её нежными руками и открыли книгу на том месте, на котором она остановилась в прошлый раз.

Её спокойствие было деланным — Драко это точно знал. Он слишком сильно ощущал её любопытство. Обычно его мать любила читать в оранжерее, саду или своей комнате. В библиотеке она чувствовала себя очень неуютно из-за размера помещения и его пустоты, давящих на неё стен и стеллажей. Она точно что-то замышляла.

Юноша неопределённо повёл плечом, вернувшись к исследованию полок. Женщина заговорит сама, когда её терпение лопнет, а он пока сможет взять хоть что-нибудь ещё.

«99 способов отомстить обидчику: превратите его сны в кошмары со своим участием», «Как стать предметом обожания, не проклиная человека», «Любовь и страдания: всё о неразделённых чувствах», «Джакомо: как стать героем-любовником при отсутствии красоты, размера и формы».

Слизеринец уже в открытую смеялся над этой частью его фамильного достояния. Однако найти что-то, что поможет ему разобраться в своей проблеме, оказалось нереальным. В этом чёртовом крыле было столько, образно говоря, ширпотреба, что можно захлебнуться ненужными знаниями вместо того, чтоб почитать книгу, которая окажется нужной.

На протяжении некоторого времени Драко только и мог разглядывать названия пыльных и старинных изданий, неподходящих его случаю. Все эти безобразные книжки уже начинали раздражать. Глупости, глупости, глупости. На этих полках была сплошная хрень, никак не относящаяся к единственному наследнику рода. К Драко. Он готов был на это поставить всё своё наследство.

Нарцисса позади него издала смешок. Когда юноша обернулся на свою мать, обнаружил её увлечённой книгой, хотя он готов был поклясться, что она смеялась не над книжными изречениями, а над собственным сыном. Но Драко сделал вид, что не обратил внимания. Однако мысли, закравшиеся в сознание, преследовали его ещё минут пять.

— Ты что-то об этом знаешь! — обвиняюще воскликнул Малфой, вскинув руку с книгой вперёд. Он даже не удосужился использовать вопросительную интонацию, так как точно был уверен в своих словах.

— Может быть, — уклонилась от прямого ответа миссис Малфой, — но дам тебе возможность хотя бы до обеда найти самому. Обед в два, Драко.

Перед женщиной, удобно устроившейся в мягком светлом кресле, на журнальном столике стояли кофейник и чашка, в которую она подлила себе горячего кофе. Неестественно невозмутимо и с ничего не выражающим лицом, она отпила из чашки и вернулась к чтению увлекательного маггловского романа. Последнее время Нарцисса была заинтересована в маггловской литературе, предпочитая антиутопию романтическим художественным произведениям.

Эта беззлобная издёвка над сыном ей очень нравилась. Конечно, она знала, где и что именно нужно было смотреть, чтобы ответить на его вопросы. Но она так редко видела Драко увлечённым чем-то и пытающимся разобраться в чём-то, что не твердил ему откопать отец. Заинтересован не в том, чтобы потакать Люциусу. И Нарциссу это радовало.

— Ты бессердечна, мама! Знаешь об этой всей чертовщине и молчишь!

— Ну-ну, дорогой. Я всего лишь не хочу вмешиваться в твои… гхм… личные дела.

Она хотела, конечно же, сказать «сердечные», но не позволила себе так издеваться над сыном. Всё-таки он попросил её о помощи предоставить ему в распоряжение целую библиотеку. Она просто не могла жестоко глумиться над ним, хоть и имела малейшее понятие о том, что с ним происходит.

***

— Итак, — проговорила Джинни, тщетно скрывая коварную улыбку.

— Что? — Гермиона оторвалась от своих заметок и подняла глаза на подругу. Она быстрым движением поправила очки для чтения, которые упали почти на самый кончик носа.

— Ты надела эти очки, — заключила Уизли, хитро посматривая на старосту школы.

— И что? — Грейнджер тут же с видом полной решимости положила руки перед собой на стол и чуть наклонила голову в бок, ожидая продолжения этого дурацкого диалога.

— И уткнулась в пергамент посреди бара.

— И что?

— Да что ты заладила! Я всё понимаю, Гермиона: это твои заметки по поводу… — она огляделась по сторонам и наклонилась ближе к Главному префекту, — дневника.

— И ч… да! Ладно, но причём тут очки?

— Не дури, дорогая, я знаю, что это за очки.

Они сидели в «Трёх мётлах» и ждали Пэнси и сливочное пиво. Паркинсон на улице переговаривалась с сёстрами Гринграсс уже минут десять, не сумев сразу зайти в паб за гриффиндорками. Конечно, Гермиона и Джинни прекрасно понимали, что слизеринка не будет проводить с ними всё своё свободное время. В конце концов, у неё есть свои друзья и свой факультет. Но ведь они так сблизились летом!

— Совершенно обычные очки для чтения. Не вижу в них ничего особенного, Джи.

Грейнджер нагло врала своей подруге. Любой другой поверил бы, но рыжая знала её слишком хорошо, чтобы принять слова за правду. Джинни сразу обратила внимание на то, как Гермиона пыталась не убрать вспотевшие ладони со стола и не вытереть их о ткань джинсов, как лицо старосты вдруг стало почти каменным и слишком напряжённым и как уши и шея покраснели.

— Тебе стоит научиться врать мне лучше. Что ж, если не хочешь сама говорить, я скажу за тебя, — младшая Уизли ухмыльнулась и откинулась на стуле. — Это не просто очки для чтения. Во-первых, они зачарованные. Во-вторых, они позволяют не просто смотреть сквозь стёкла, но ещё и видеть со стороны носителя какие-нибудь тексты. В-третьих, они помогают быстрее читать из-за наложенного на них специального заклятия.

Грейнджер даже бровью не повела, но чувствовала, как мышцы лица сводит от напряжения. Естественно. Джинни всё чересчур хорошо знала.

— У Чарли и Перси такие были, пока мама их не забрала. А потом они удивительным образом разбились.

— О, я помню эту потрясающую историю! — рассмеялась Гермиона и тут же расслабилась.

Утро выдалось не из простых. Она практически всю ночь просидела в объятиях своего соседа по башне, еле удерживая в дрожащих руках кружку с какао. Тео периодически вытаскивал её из непрошенных и печальных мыслей, пока они оба не уснули, облокотившись о диван, прямо на полу. Нотт утром не жаловался, не причитал и не злился на неё, при том, что она тысячу раз перед ним извинилась и столько же поблагодарила, как и после каждого приступа.

Она избегала отражающих поверхностей, когда оставалась одна. Если возле неё кто-то был, то Гермиона не боялась смотреть на себя в отражение. Чужое присутствие успокаивало, и потерять рассудок ей не предстояло в компании хоть какого-нибудь человека, который, так или иначе, знал её.

— Как продвигается твоё изучение дневника? — невзначай спросила староста Гриффиндора. Бокалы со сливочным пивом секунду назад появились за их столом, и Джинни сделала неспешный глоток.

— Пока безуспешно. Я лишь убедилась в том, что на него наложены определённые чары, которые влияют на моё эмоциональное состояние и чувства, которые я испытываю к другому обладателю. Знаешь, это было очень странно, что с первого сообщения мы общались, как старые знакомые. Не было чувства неловкости, равнодушия или чего-то подобного. Это натолкнуло меня на мысль, что что-то не так либо со мной, либо с тетрадью. Потом я перечитала первую страницу и запись, возникшую в дневнике автоматически.

— Что там было написано?

— «Некогда этот зачарованный дневник служил верой и правдой заблудшим душам, потерявшим покой в тяжёлые времена. Потом стал путеводителем к свету, принятию себя и осознанию важного. Страницы исписывались вдоль и поперёк от желания двух людей получить то, чего им не хватает. Стоит помнить: не человек выбирает книгу, а книга выбирает человека. Сей дневник появляется только у тех, кто сильно нуждается в чём-то, даже если не просит и не признаёт своих подсознательных желаний. Будьте осторожны в своих выражениях и словах. Они ранят не столько вас, сколько эти страницы».

— Сколько же раз ты перечитала, чтобы выучить строчки наизусть?

— Достаточно. Самое интересное, что я ни о чём таком не думала. Мне казалось, что я прекрасно справляюсь со всем как самостоятельно, так и с вашей помощью.

— И тебе лишь показалось, — взмахнула рукой Джинни и фыркнула. — Ты — самое здравомыслящее и разумное создание. Никогда бы не подумала, что тебе нужно будет это.

— Я тоже, Джи. Я тоже.

Грейнджер тяжело вздохнула и убрала в зачарованную сумочку все записи и очки, заметив краем глаза, как Пэнси заходит в паб и направляется к их столу.

— Ей — ни слова. Вообще никому, на самом деле. Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Пойдут слухи, или кто-то начнёт задавать кучу ненужных вопросов.

— Поняла.

Они отпили пиво уже в компании Паркинсон и принялись обсуждать завтрашнюю вылазку на Чёрное озеро. Слизеринка уже заприметила купальники в магазине и обещала показать и даже примерить некоторые модели. Уизли только поддержала её идею о шопинге. А Гермиона молча обдумывала всю ситуацию. Руки чесались написать своему визави незамедлительно и узнать о нём хоть что-нибудь. Что бы ни происходило, она приказала себе сидеть и ждать от него сообщения.

***

До обеда Драко нашёл ещё одну книгу. Правда, она не совсем относилась к теме его волнений, но можно было почитать параллельно. Потом он отобедал с матерью в столовой и вернулся в библиотеку в плохом настроении. Нарцисса снова устроилась в кресле, читая свою книгу.

— Может, скажешь уже? — не выдержал юноша, повернувшись к матери.

— Смени свой тон, Драко, — сердито фыркнула миссис Малфой, даже не отрываясь от захватывающей истории.

— Извини. Я просто на взводе из-за того, что не могу ничего путного найти.

— Вероятно, ты просто не там ищешь, — невозмутимо отозвалась Нарцисса, взяв в руки чашку. Даже после плотного обеда она могла пить чай. — Попробуй начать с легенд, сказок и мифов.

— Как это относится к зачарованным предметам? — просматривая полки, почти вскрикнул Драко, находясь на грани. Его столько починка Исчезательного шкафа не бесила, сколько неопределённость с проклятым дневником.

— Самым прямым путём, дорогой. Будет более форсировано и продуктивно искать легенды Хогвартса примерно за период восемнадцатого-двадцатого века. Я бы начала считать от второй половины семнадцатого, чтобы быть более точной.

— А ты не можешь мне рассказать всё, что знаешь?

— Я не могу быть твёрдо убеждённой в своих догадках, поэтому не сумею точно тебе всё объяснить. Будет лучше, если ты найдёшь достоверные факты напрямую из истории, нежели от меня.

— С чего ты взяла, что нужно искать информацию именно о Хогвартсе? Ведь дневники могли появиться где угодно, хоть на Северном полюсе, и их могли притащить в Хогвартс.

— Драко, не задавай глупых и лишних вопросов. Как только начнёшь с легенд и мифов твоей школы, всё сразу поймёшь. А теперь, будь добр, дай мне дочитать эту поистине увлекательную книгу.

И Малфой послушался, идя вглубь древней библиотеки, разыскивая между стеллажами и полками нужную секцию. Книг о Хогвартсе, его истории и школьных учебников было очень много, поскольку подавляющее большинство из рода Малфой были выпускниками Хогвартса, в частности — Слизерина.

Несколько часов подряд, вплоть до самого ужина, Драко собирал книги, в которых содержалась информация о разного вида чарах, заклятиях и зельях, которые действовали на людей и существ через предметы. Нарцисса оказалась права, когда говорила, что стоит поискать в секции о школе. Также он выудил с пыльных полок несколько собраний легенд и мифов, которые непосредственно связаны со всем, что происходило в тот период.

После трапезы он расположился в своей комнате, достал стопку пергамента, перо, чернила и принялся изучать старинные фолианты в надежде всё разузнать. У него будет ещё время завтра до вечера, пока Макгонагалл не явится за ним около пяти часов. Заколдовав перо в точности, как делала Рита Скитер, он принялся выписывать практически всё, что хоть как-то относилось к его проблеме.

Переписав достаточно материала из разных книг, он стал делать пометки и отсылки к записям, одновременно читая «Книгу легенд и мифов Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс» и «Краткий экскурс по сказаниям: Хогвартс. XVII–XX век».

***

Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс являлась домом для всех своих учеников, которые искали в ней спасение и счастье. Так уж вышло и с мисс Энн, учившейся на факультете Рейвенкло.

Мисс Энн была умна, симпатична и скромна, никогда не нарушала правил, была очень тихой и смышлёной девушкой на своём курсе. У неё не было друзей ни на своём факультете, ни на других. Она была слишком незаметной и непримечательной, а ещё очень неуверенной в себе. Заводить новые знакомства в неизвестном месте казалось какой-то пыткой, поэтому Энн Беннетт-Хилл не старалась с кем-либо подружиться. Впрочем, её никто и никогда не замечал.

Первые три или четыре года её ничего не волновало, кроме учёбы, домашнего задания и знаний в целом. Она увлекалась Древними рунами, Историей магии, Прорицаниями и Арифмантикой. Астрономия давалась ей тяжелее в отличии от других предметов, но была также интересна.

Студентка Рейвенкло была полукровкой, но в те времена к таковым относились с осторожностью, хоть и не так предвзято как к магглорождённым. Всё же существовало мнение, что вид волшебников был немногочисленным и магглорождённые колдуны и ведьмы были спасением для демографии волшебного мира.

В те времена учения магглов среди волшебного населения презирались, но так как дед Энн был магглом, она много чего знала о немагическом народе. Вместе они увлекались литературой, в основном, научной и эзотерической, и часто строили теории на разные темы. Как-то раз они добрались до «Малого ключа царя Соломона» — гримуара*, в котором содержались сведения о христианской демонологии. С него и началось путешествие Энн по духам Лемегетона.

***

Гермиона с утра воскресенья бегала по своей спальне и пыталась собрать сумку, чтобы пойти на Чёрное озеро. Ей хотелось взять несколько полотенец, сменные сарафаны, аптечку (на всякий случай), три книги (тоже на всякий случай), несколько пар обуви, покрывало, олимпийку, спортивные штаны, комплект сухого и чистого нижнего белья, домашнее задание, расчёску, мантию, солнцезащитные очки, очки для чтения, пергамент, маггловскую авторучку, брошюры, плеер, крем для и от загара, заколки и резинки, шляпу, кепку, рубашку для плавания, надувной круг и матрас.

Пока не пришла Джиневра Уизли и не наорала на неё. Пока следом за ней в спальню гриффиндорки не зашла Пэнси Паркинсон и не начала громко смеяться, наблюдая за суетой однокурсницы.

— Грейнджер, ха-а, — пытаясь отдышаться от долгого смеха и держась за живот, проговорила слизеринка, — ты всегда собираешь столько барахла?

— Ага, ещё бы палатку взяла, еду, спальные мешки и фонарик, — фыркнула Джинни и скрестила руки на груди.

— Точно! Палатка!

Гермиона в сотый раз открыла сундук, не распознав сарказма в голосе подруги, но в следующую секунду крышка с грохотом закрылась, чуть не прибив пальцы Грейнджер.

— Я пошутила, суетливая, — Джинни не могла наблюдать за этой беготнёй. Магглорождённая подруга так на приёмы и балы никогда не собиралась, как в какое-то путешествие, поход или поездку.

— Боже милостивый, — вздохнула Гермиона и накрыла лицо ладонями.

— Дамы, вам помочь?

В проём заглянул Тео, хитро ухмыляясь и сверкая своими зелёными глазами. Он что-то задумал, определённо.

— Свали, Тео! — прикрикнула Пэнси и попробовала выпроводить друга из спальни гриффиндорки.

— Ну, может, вам нужна помощь, чтобы завязать бантики на купальниках! — послышался голос парня из-за закрытой двери, так умоляюще, что девушки прыснули со смеху.

— Захлопнись, Нотт! — неестественно злостно проорала Джинни.

Грейнджер вывалила все вещи, которые успела закидать в свою бисерную и потрёпанную сумочку. Пэнси тут же взмахнула палочкой и разложила вещи по стопкам в порядке надобности, а потом изменила дизайн сумочки, заменив её на белый пляжный шоппер* с рисунком клубничек.

— Зачем?

— Она тебе больше подойдёт, во-первых, как по случаю, во-вторых, так и по стилю, — Паркинсон лишь пожала плечами и стала просматривать разложенные вещи.

Книги были с зачарованными обложками, чтобы никто, кроме Гермионы, не смог прочитать реальные названия, ведь совсем необязательно всем вокруг знать, что такое таинственное и загадочное с ней приключилось пару дней назад. Лишняя обувь, одежда, аптечка, надувной матрас, домашнее задание, ручка, пергамент, сменные купальники, полотенца лежали отдельно от базовых вещей.

Было решено один купальник надеть, а второй положить на крайний случай в сумку, взять два полотенца, аксессуары для волос, крема, очки, одну книгу, нижнее белье, второй сарафан, рубашку и олимпийку. Остальное пришлось сложить обратно на свои места и только под вопли Грейнджер о том, что всё может пригодиться. Лишь в самый последний момент они вспомнили о водных пистолетах.

На берегу озера уже расположились многие студенты, сбросив вещи и расстелив покрывала и полотенца. Кто-то сидел в тени и прятался от палящего солнца — погоды, практически не свойственной Шотландии осенью, — кто-то уже купался в прохладной воде. Гермиона стала осматривать берег в надежде найти глазами место, которое будет соответствовать её личным стандартам.

Машущего ей Тео она заметила только через две минуты и тут же подоспела к сокурснику, занявшему место на солнце недалеко от воды. Грейнджер разложила полотенце и достала маленькие пистолеты, приступив к их увеличению. Рядом плюхнулись Джинни с Пэнси, Гарри и Рона же пока не было видно.

— Что затеяла, Грейнджер?

Гермиона вздрогнула от неожиданности.

— А?

— Что затеяла, говорю?

— Ну, я же обещала, что придумала развлечение на сегодня. Так вот, оно заключается в том, — гриффиндорка незаметно взмахнула палочкой, наполняя водой пластиковый пистолет, — что мы будем веселиться! — в Теодора тут же полетела струя воды прямо из синего пистолета.

И пока Тео приходил в себя после такого безжалостного и нечестного (ха!), достойного слизеринки (ещё раз ха!), нападения, Грейнджер быстро поднялась с полотенца и убежала, посмеиваясь над коллегой. Осознав, что только что произошло, Нотт рванул за ней, грозя утопить её в озере, а потом свалить всё на несчастный случай. Но гриффиндорка подливала масла в огонь, когда во время его речей брызгала из пистолета, попадая ему в лицо и волосы водой. Прицел у неё был что надо, не поспоришь, ведь она ни разу не промахнулась.

Или промахнулась, когда споткнулась о воздух и полетела вниз под действием гравитации. Где-то за её спиной младшая Уизли и коварная Паркинсон втихаря обливали всех из игрушечного оружия, а потом сбегали с мест поражения. Однако и они попали в ловушку, будучи облитыми Гарри и Роном.

Нотт подбежал к коллеге по старостату, закинул брыкающуюся и визжащую девушку себе на плечо и понёс к озеру, кинув её — прямо в лёгком сарафане! — в прохладную воду. Слизеринец смеялся с того, как Грейнджер барахталась и кашляла, и совсем не заметил её хитрую ухмылку и нездоровый блеск карих глаз. А потом пришло осознание: она схватила его за голень, попутно применив какое-то беспалочковое заклинание, и потянула на себя, заставляя его тоже свалиться в воду и удариться головой.

— Кхе-кхе, за что ты так со мной? — вода попала ему прямо в нос и рот, что было очень неприятно, особенно после такого позора.

— Ты первый начал! — упрямо заявила гриффиндорка и пошла к своим вещам, чтобы скинуть мокрое платье и высушить его.

— Я? Это ты первая поразила меня!

— Бедняжка! Я всего-навсего ополоснула тебя, а ты меня кинул в воду.

— Ты задела мою гордость!

Дальше Гермиона уже не слышала своего соседа, сняла сарафан, бросила его на полотенце рядом с сумкой, оставшись в одном алом раздельном купальнике, кричащем другим о своём ярком цвете и потрясающем фасоне и идеально подходящем его обладательнице. Она завязала волосы в низкий пучок, намазалась защитным кремом, и уже хотела было вернуться к воде, как заметила высокую фигуру в тени.

— Почему ты стоишь тут? — Забини почти вздрогнул от звука её высокого голоса.

— Жду.

— Её?

Блэйз коротко и незаметно кивнул и продолжил осматривать других учеников, ища глазами лишь одну ученицу.

— До сих пор скрываешься?

— Не твоё дело, Грейнджер, — рявкнул мулат, по-прежнему не смотря на гриффиндорку.

— Как раз-таки моё, и ты прекрасно знаешь почему. Есть, как минимум, две причины, почему я считаю, что имею к этому отношение.

— Я пока не могу им ничего сказать, — Блэйз вздохнул, прикрывая глаза. Секреты всегда даются тяжело, но что можно было сделать, когда у него был своего рода договор, некоей обещание, данное девушке, которая просила об этом по собственным причинам? Ничего.

— Я не прошу тебя рассказывать им всё прямо сейчас или в принципе сегодня. Просто постарайся как можно скорее собраться с мыслями и выложить им всё как есть, — Гермиона оглядела берег и собравшихся здесь учеников, наткнувшись взглядом на Джинни, которая целовалась с Поттером в озере. — Потом может стать поздно, Блэйз: они оба на тебя обидятся. Ты же знаешь, насколько эта обида будет жестокой и холодной.

— Знаю. Но я пока к этому не готов, — печаль лилась из него, как та вода из-под крана.

— Хорошо. Просто… будь осторожен и более доверчив по отношению к друзьям.

Она легонько сжала его плечо и оставила итальянца наедине со своими мыслями. Подошла к берегу озера, немного прошлась в воде и нырнула рыбкой, набрав в лёгкие побольше воздуха.