In this creepy heart of mine

Lets tiptoeing on the line

I know we will be just fine

And I believe I

В глубине своей дрожащей от страха души,

Которая позволяет подкрасться к опасности,

Я знаю, что с нами всё будет хорошо,

Я верю в это.

Bebe Rexha — Monster under My Bed

***

— Гермиона, ты уверена?

Гарри Поттер чувствовал себя смущённым и виноватым, когда подошёл к подруге впервые за последние два дня.

В прошлое воскресенье они особо не разговаривали по ряду причин. Грейнджер «тусовалась» с Джинни, Тео и Пэнси, а Гарри развлекался с Роном, Симусом и другими гриффиндорцами. Так уж вышло, что пересечься им удалось лишь на ужине, но совсем ненадолго: Главный префект быстро поела и сбежала в библиотеку за порцией пищи для ума, ведь тело уже было накормлено… жалким ужином из персика и стакана воды.

— Да, Гарри, всё нормально.

Гарри понимал, что у подруги есть куча дел, и он её в этом не винил. Вот только когда у неё появлялись свободные минуты, она приходила в гостиную Гриффиндора и общалась с однокурсниками, пока он в это время был занят… да ничем особенным и важным, если честно. Он даже и не помнил, что его так сильно увлекло в тот момент, что он даже не заметил присутствия лучшей подруги детства.

Джинни тогда заявила, что Гарри Поттер отныне не Герой Магической Британии, а самая настоящая свинья. И Джиневра тоже имела право на обиду и злость, ведь Поттер и с ней проводил меньше времени, хотя рыжая гриффиндорка не уделяла столько внимания учёбе и работе в старостате. Вот тут и назрел вопрос: чем был занят Гарри? И на этот вопрос чёткого и убедительного ответа не было. Ведь свободное время он уделял тому, чтобы развлекаться с Роном, Невиллом, Дином и Симусом. Причём неизвестно как. То они бродили по коридорам и болтали, то играли в настольные игры, то подшучивали друг над другом.

Вот именно поэтому Поттер чувствовал себя отвратительно, ведь и Гермиона, и Джинни тоже были его друзьями (не беря в расчёт то, что Уизли по совместительству была ещё и его девушкой). Грейнджер не парилась на этот счёт, грубо говоря. Она хоть и тосковала по прежним временам, когда они всё время были вместе, но она также понимала, что её социальная жизнь не ограничивается только мальчиками. Теперь же у неё были Тео, Пэнси и Джинни, с которыми она провела достаточно времени перед последним учебным годом. А ещё появился загадочный «друг» по переписке.

С ним последние дни возникали проблемы. Чувство неполноценности от длительного отсутствия разговоров зудело под кожей. Им удалось в понедельник перекинуться парой фраз, что-то вроде «ты ещё жив?». Потом обязанности и обучение снова затянули её в свою чёрную дыру, и ей стало некогда.

— Прости, Миона, — Гарри нервно снял очки и потёр переносицу пальцами. — Я не знаю, почему упускал время, когда ты приходила и хотела провести с нами время.

Поттер хоть и был сам не свой эти дни, но он был её самым лучшим другом, который ни разу от неё не отвернулся. Сейчас он выглядел довольно мило, будучи преисполненным чувством вины и сожаления. Гермиона ласково улыбнулась, смотря на него.

— Гарри, — позвала она друга, — всё действительно хорошо. Я тоже считаю, что сменить обстановку, надеюсь, что на время, приносит пользу. И я также виновата пред тобой: частенько провожу время с Тео или в библиотеке. И это совершенно нормально. Просто я стараюсь не забывать нас, и ты… не забывай меня, ладно? — она прикусила губу, стараясь держать эмоции в себе. Этот разговор ей не нравился с самого начала, так как причинял тупую боль. Ей казалось, что они таким образом прощаются, что было совсем не так.

— Господи, Гермиона, — гриффиндорец выдохнул рядом с ней и сжал в крепких объятиях, как брат обнимает сестру. И это было лучше всяких слов. — Ни за что.

***

Ты могла бы кого-нибудь из своих друзей назвать буквально частью себя?

Сегодня у Драко была тренировка по квиддичу, на которую он немножко опаздывал. Но как он мог сказать об этом своему собеседнику, если не хотел пока раскрывать свою личность? А никак. Если второй обладатель дневника заинтересован найти его, то после обнародования информации о том, что он состоит в сборной по квиддичу, сузит круг поисков.

А этого пока что допустить было нельзя. Иначе он тоже захочет найти этого человека. Была и другая сторона этой проблемы с тетрадями: мало кто захочет с ним общаться после всего, что он натворил за последние годы своей жизни. Малфою не хотелось потерять связь с этим студентом, кем бы он ни был. Как и его мать, он надеялся, что это была девушка, но случается всякое. Вероятность одинакова, на самом деле.

Думаю, нет. Мои друзья чаще всего не понимают, о чём я говорю. Но один из них прекрасно понимает, что я чувствую и почему веду себя так или иначе, хотя иногда делает вид, что не понимает. В любом случае, мне интересно проводить с ними время, несмотря ни на что. Возможно, это даже к лучшему, что мы сильно отличаемся. А что насчёт тебя?

Драко задумался. У него был Блейз, который был похож на него, а Драко чем-то был похож на Забини. С Пэнси та же история: где-то они сходились, где-то расходились. Он даже не был уверен в том, что когда-то встречал человека, идентичного ему по характеру, поведению, манерам и интересам.

Нет. И я думаю, это хорошо, поскольку мы были бы сильно похожи. Почти как две капли воды. Всё-таки в человеке должна быть индивидуальность, уникальность, что ли. Если мы оба будем однотипны, то и появится множество споров на почве этого и нам будет неинтересно друг с другом. Лучше уж мы будем отличаться.

Я думаю, ты прав. Тем не менее, многие также отметят, что полные противоположности притягиваются. Но только люди забывают добавить «ненадолго». Человек не может существовать в тени другого. Такие люди редко смогут найти компромисс, они будут отличаться почти во всём. В какой-то ситуации это сыграет им на руку — повысит интерес друг к другу, а в другой — рассорит их. Таким образом, оба никогда не смогут прийти к единому, и это окончательно разведёт их в разные стороны. Я хочу сказать, что люди должны дополнять друг друга, как в дружбе, так и в любви.

Я бы не согласился с некоторыми моментами, чтобы растянуть наш разговор, но у меня почти нет времени, и у нас осталось по одному вопросу.

Он и правда спешил на тренировку. В этом году снова возобновили игры, и Блэйз стал новым капитаном, поскольку он был хорошим стратегом и планировщиком. Забини инструктировал команду по поводу каждой схемы, которая только могла быть отыграна. Нотт не хотел в этом году играть, хотя он был прекрасным загонщиком, но квиддич на седьмом курсе не вписывался в его расписание.

«Зато посиделки и прогулки с Грейнджер вписываются», — Драко закатил глаза при этой мысли.

Прости. Я забыла, что ты — персона сильно занятая. Что же, тогда вопрос: Ты когда-нибудь по-настоящему влюблялся?

Нет. А ты?

Не то чтобы он сильно интересовался этим вопросом. Просто было бы забавно побесить человека, который испытывал подобные чувства и доказывал бы Малфою, что он бесчувственный чурбан, а любовь — это «самое прекрасное, что есть в мире». В таких разговорах он был истинным слизеринцем — циником, скептиком и снобом. И чуточку бесчувственным, так и быть.

Серьезно? Из всего, о чём можно было меня спросить, ты задал ВСТРЕЧНЫЙ ВОПРОС?

Извини, что я такой непредсказуемый!

Так ты ответишь?

Нет.

Лицо Драко вытянулось от удивления. Не такого ответа он ожидал, вот уж точно. Это его немного разозлило, так как их разговоры были спокойными, они не раздражали и были окутаны любопытством и безмятежностью. Только не в этот раз.

Принципиальная, что ли, раз не ответишь…

Это ответ на твой вопрос, дурак: и я нет.

***

Драко наслаждался ужином в компании слизеринцев, однако одного из его друзей до сих пор не было видно. Теодор после обеда ушёл на Маггловедение, а потом его и след простыл. Не то, чтобы Драко переживал или был очень заинтересован, просто обычно Тео не пропускает ужин, как бы сильно не был занят обязанностями старосты или учёбой.

Пэнси словно вообще никого не замечала, уткнулась в свою тарелку и водила вилкой по блюду, которое отзывалось противным скрипом, заставляющим каждого морщиться. Блэйз сидел рядом с сёстрами Гринграсс и о чём-то непринуждённо разговаривал. А что, если Блэйз встречается с одной из них? Тогда какой смысл прятаться от всех, если в Большом зале он сидит рядом и разговаривает со своей, предположительно, девушкой? Значит, ни одна из них.

— Пэнс, что случилось? — Малфой хотел звучать более холодно, но подруга выглядела в воду опущенной.

— Ничего, — пробормотала она и бросила взгляд на другой конец стола, где сидели гриффиндорские старосты, Поттер, Томас и Лонгботтом. Грейнджер почему-то нигде не было видно. Как и Тео!

— Ты что, расстроилась, что Грейнджер всё время с Ноттом?

Он не хотел озвучивать этот вопрос, но это же Паркинсон! А её он знал лучше, чем кто-либо. И всё же, наверное, хорошо было бы поговорить с ней наедине и обсудить вообще всё, что с ней случилось, и почему она так сильно привязалась к двум несносным гриффиндоркам, которых терпеть не могла много лет подряд. Такое казалось Драко иррациональным.

— Оу, — она поморщила нос и вздрогнула, будто это было омерзительное заявление, которое она когда-либо слышала в своей жизни. — Нет, дело не в них. Они классные как вместе, так и по отдельности. Я рада за них.

— Подожди. В смысле «ты рада за них»? Они что, спят или, того хуже, — Драко понизил голос, — встречаются?

Слизеринка рассмеялась, вытирая выступившие слёзы. Казалось, она услышала самую лучшую шутку в мире. Успокоившись, Пэнси аккуратно промокнула салфеткой уголки глаз, чтобы вытереть появившиеся от веселья слёзы.

— Мерлин, Драко, ты как скажешь какую-нибудь глупость, хоть стой, хоть падай. Я просто неправильно выразилась.

— Что тебя так рассмешило?

— То, что Грейнджер и Тео не могут встречаться или спать друг с другом. Хотя бы по причине того, что эти двое — как бесполые подружки или как брат с сестрой. Смотри им этого не скажи, а то они оба нашлют на тебя проклятия так, что ты месяц будешь валяться в лазарете.

Пэнси подмигнула лучшему другу и наколола на вилку спаржу. Драко вмиг почувствовал себя не на своём месте. Где это видано, чтобы слизеринцы так тесно общались с гриффиндорцами? Ах да, Годрик и Салазар, Эванс и Снейп. Точно. Малфой вспомнил, как Нотт приводил в чувство Гермиону, вытаскивал её из того ада, в который погрузился её разум. Это по-слизерински даже для Грейнджер: она имеет выгоду с однокурсников со змеиного факультета.

— Я думаю, всезнайка скрывает, что её хотели распределить на Слизерин, — заключил Драко.

— О, ну, есть в ней что-то такое… — Паркинсон всерьёз задумалась. Через секунду её губы расплылись в предвкушающей ухмылке, а глаза уставились в одну точку позади Драко.

Малфой изогнул бровь и повернулся, чтоб посмотреть, на что подруга так уставилась, и заметил, как две фигуры — одна высокая и подтянутая и вторая маленькая и стройная — быстрым шагом приближались к их столу, хохоча практически на весь зал.

Гермиона и Теодор шли вместе в обычной одежде, без мантий, только со значками старост и палочками, торчащими из их задних карманов брюк. Ведьма смеялась, запрокинув голову назад, и держалась за вежливо подставленный локоть юноши, пока тот улыбался во весь рот и наблюдал за её реакцией. У обоих раскраснелись щёки, будто они только что вернулись с улицы и обежали все коридоры замка.

Тео, с блестящими глазами, твёрдой походкой шёл прямо, одетый в угольно-чёрную тёплую водолазку и чёрные классические брюки. Грейнджер же всегда в повседневной одежде предпочитала маггловские вещи: чёрные джинсы на средней посадке и изумрудный свитер крупной вязки с высоким горлом. Растрёпанные волосы гриффиндорка завязала в низкий пучок, чтобы они ей не мешались, но несколько прядей выбились из узла и обрамляли её лицо.

Драко в этот момент показалось, что он находится в какой-то другой реальности. Буквально недавно она кричала в ванной комнате своей башни, царапала ногтями свою светлую кожу, разбила зеркало и билась в истерике, а сейчас веселится, как ни в чём не бывало. Он удивился тому, какая огромная сила есть в этой девушке, раз она продолжает жить обычной жизнью, несмотря на недуг.

— Вы чего такие помятые? — спросила Паркинсон, как только Главные префекты уселись по обе стороны от неё.

— Развлекались, — пожала плечами Гермиона и сделала глоток горячего чая.

— Гермиона такую классную штуку мне показала. Я теперь знаю, с чего начну свою работу, — Тео говорил с таким воодушевлением, что Малфой поперхнулся.

— Что с тобой? Вилку проглотил? — спросила гриффиндорка, обратив внимание на однокурсника, который выглядел ошарашенным.

Гермиона явно относилась настороженно к бывшему Пожирателю смерти, принимая в расчёт и то, что он знал её маленькую и неприятную тайну, связанную со здоровьем. Она не любит поднимать эту тему разговора или в нём участвовать, пусть говорят об этом, но без неё. Она просто не перенесёт этого напоминания. Теперь же проблема была в другом: Малфой мог кому-нибудь проболтаться об этом, если принимать во внимание то, что он любит находить у людей слабые места и бить прямо по ним.

Настроение испортилось. Грейнджер одолела тоска, и она никак не могла с ней справиться. Колдомедики проверяли её после войны на наличие травм и обнаружили только ПТСР*, но вот галлюцинации появились позже. Ведьма даже провела собственное исследование, сходила к маггловскому психиатру, но опять же — ПТСР, панические атаки и ни слова о галлюцинациях. Так у неё могла развиться шизофрения* вместе с синдромом деперсонализации*, а она и не узнает об этом. Но лечение ей назначили быстро: Гермиона пила курсом транквилизаторы при лечении панических атак, которые ей прописал простой психиатр, и принимала зелья от колдомедиков, которые должны были сначала уменьшить частоту приступов, а потом снизить «чёткость» галлюцинаций. Избавиться от этого дерьма ей удастся только в случае принятия себя и исходов войны. Но сможет ли она?

— Удивляюсь, как люди терпят тебя и твои выкидоны, — Драко криво усмехнулся, ощутив горечь своих слов.

— Кто бы говорил.

— Ты — человек «из крайности в крайность». Сначала ты все семь лет делаешь из себя чопорную зубрилу и всезнайку, строишь тут значимую персону, в которой каждый будет нуждаться, а на восьмом году вдруг решила стать душой компанией и главной заводилой? Люди не меняются, Грейнджер. Ты как была грязнокровной сукой с замашками царя и зазнайством, так такой и осталась.

Видит Мерлин, он не хотел этого говорить. Но она так злила и бесила его последнюю неделю своим поведением, что он не смог удержаться. И он знал, откуда ноги растут. Малфой хотел задеть её посильнее, чтобы она вернулась в прежнее амплуа, отстала от его друзей со своим равноправием и вот этой её дружелюбностью, которую она выказывала практически каждому. Да, у Драко от предрассудков остались лишь тени прошлого. Однако его до одурения ярило, что у девки без роду и племени всё так складно выходит: и жизнь прекрасная, и сама умная, и друзей верных много, и карьера намечается хорошая. И много других плюсов, о которых он и мечтать не мог. Ему бы стоило держать язык за зубами и не быть таким вспыльчивым.

Весь расизм в сторону магглорождённых таял на глазах. Отец был не прав. Чистокровное общество было не право. Волдеморт — и тот полукровка — был не прав. Всё сейчас сильно отличалось от того, что было навязано ему в детстве. Драко не питал ненависти или отвращения к грязнокровкам. Лишь к ней — заумной Грейнджер, Золотой девочке, одной из трио, которая спасла мир от зла и тьмы. Кроме ненависти и презрения была жгучая зависть, смешавшаяся с кровью в артериях, венах и капиллярах.

— Ты прав: люди и правда не меняются. Ты как был папиным сынком, который кроме чистоты крови и происхождения не мог больше ничем выдающимся похвастаться, так таким и остался. Может, мы, грязнокровки, разрушили твою жизнь или семью?

— Заткнись! — его голос был похож на рык разгневанного зверя. Лицо исказилось в злостной гримасе, усмешка стала оскалом, а серые глаза источали леденящее душу раздражение.

— Война давно закончилась, Малфой, — Гермиона отложила столовые приборы и встала со скамьи. Обошла стол, с краю которого сидела, и направилась к выходу из Большого зала. Гриффиндорка резко обернулась и приблизила своё лицо к лицу Драко. У него возникло инстинктивное и привычное желание отпрянуть от неё, но он остался на месте, ибо это обозначало бы его поражение ей. — Меня давно не задевают твои жалкие оскорбления, которые больше не имеют никакого смысла, — отчасти это было правдой. Его личные выражения не трогали её — к бестолковой болтовне Малфоя она привыкла за предыдущие семь лет. — А знаешь, в чём ирония?

Драко пристально смотрел в её ореховые глаза. Злость постепенно утихала, на смену ей пришло невесомое сожаление. Он не хотел устраивать скандалы и склоки, когда его судьба висела на волоске испытательного срока.

«В чём?» — безмолвный вопрос, который читался в его глазах.

— В том, что ты и без меня это прекрасно понимаешь. Все твои слова — пусты. Так что собери сопли и гордость в кулак и закончи последний год достойно, не доставая меня своими глупостями.

Она выпрямилась, развернулась, гордо вздёрнув подбородок, взмахнув растрепавшимися волосами, и ушла прочь от него в сторону входных дверей. Драко же заметил, как задержал дыхание во время её речи, вдохнув только после того, как она ушла, почувствовав запах свежего уличного воздуха и оставленного ею шлейфа перечных духов. И сама Гермиона Грейнджер в эту минуту тоже была похожа на острый перец.

***

Сделав домашнее задание, она провела около часа в кресле своей гостиной в одиночестве, попивая горячий шоколад. Из освещения был только свет от камина, в котором потрескивали дрова. Ей хотелось выпить что-то покрепче шоколада (и речь не про кофе), отвлечься от гнетущих мыслей и избавиться от внутренних переживаний. Гермиона Грейнджер вновь решила заняться обследованием. На выходных она решила, что посетит больницу Святого Мунго и ещё раз уточнит диагноз и список медикаментов. Очевидно, зелья и психотропные не оказывали нужного эффекта. Возможно, потому что тормозили действия друг друга.

Книги не спасали от тревоги и гнетущих мыслей. Учёба не успокаивала, друзья больше не могли ничем помочь. Она осталась одна. Наедине сама с собой. Со своими демонами. Это было почти не в новинку. Похожая ситуация была, когда она лишила родителей памяти в целях безопасности. Но это совершенно другое опустошение. Одно дело, когда теряешь близких, другое — когда теряешь себя. Гермиона чувствовала себя уязвимой, слабой, хоть и старалась никак этого не показывать. Потому что она верила и надеялась. Как там говорят? Когда ничего не остаётся, приходит надежда.

За последние месяцы модель её поведения слегка изменилась: Грейнджер стала более открытой, весёлой, пыталась находить радости в любых мелочах и занимать себя чем угодно, но только не учёбой. Она не хотела подсесть на выпивку или наркотики (или «умиротворяющие порошки»), так что другого выхода не оставалось. Война сильно потрепала ей нервы, оставив от неё, образно выражаясь, мокрое место. Тело было её, разум же больше ей не принадлежал. Внутренности были словно не на своих местах, мысли постоянно путались, она почти не отличала реальность от галлюцинаций во время приступов.

Временами ей хотелось уснуть на несколько дней, не видя снов, не дёргаясь, не мечась по кровати, практически не двигаясь. Иногда ночью она не могла дышать, словив паническую атаку. Иногда она просыпалась в слезах и поту от собственных криков. И никогда ей не спалось спокойно с самого лета. Лица родителей, мёртвых друзей, врагов и живых товарищей преследовали её во сне, обвиняя, плача, ругаясь, умирая на её глазах.

«Вдох-выдох, Грейнджер, — девушка прикрыла глаза, несколько раз вдохнула и выдохнула. — Всё закончилось, это — лишь остаточное. С этим кроме тебя никто больше не справится. Ты сама в силах оставить всё позади, вернуть то, что было утеряно, и продолжить жить, двигаясь только вперёд. Твои страхи и слабости тормозят тебя, тянут на дно. Топят, топят, топят. Вдох-выдох».

Она отнесла кружку в маленькую кухню и убрала плед, которым укрывалась, сидя в кресле. Прогулка и игра в настольный теннис с Тео подняли ей настроение, встряхнули её, на какое-то время вернули в обычную жизнь, дали почувствовать себя той Гермионой Грейнджер, коей она была раньше. И таких моментов было на самом деле довольно много. Просто гриффиндорка зацикливалась не на мгновениях радости, а на плохих часах. В этом была её главная ошибка. Мы помним плохое гораздо лучше, чем хорошее.

Посмотрев на часы, Грейнджер ахнула: назначенное время приближалось, а это значило, что ей пора. Зайдя в свою спальню, ведьма взяла с кровати стопку вещей и банных принадлежностей, затем вышла из Башни старост, тихо ступая по коридорам погрузившись в собственные размышления. Палочка спокойно лежала в заднем кармане джинс. Гермиона не пожалела, что взяла её: волшебный предмет определённо ей пригодится.

Осторожно открыв дверь и окинув помещение взглядом, староста девочек убедилась, что Ханны, занявшей ванную комнату раньше неё, уже тут не было, и прошла внутрь.

Гермиона днесь стояла в очереди в списке на посещение Ванны старост. Она заняла на сегодня целых сорок минут ещё пару дней назад. Хотелось головой и телом отдохнуть в бассейне, мыльной пене, аромате масел и соли, и витражах. Староста наколдовала колонку, из которой лилась лёгкая, расслабляющая музыка, которая напоминала инди-рок, так полюбившийся гриффиндорке. Она шумно и протяжно выдохнула, предвосхищая прекрасное времяпрепровождение.

Пока она раздевалась, аккуратно складывая одежду на полку, сменилась пара композиций. Как только она зашла в горячую воду, от поверхности которой исходил пар, пена мягко заскользила по её коже, скрывала её гладкость, мягкость и упругость, а также шрамы и ссадины, а из колонки раздалась одна из самых любимых песен U2 «Love Is Blindless»*.

Сев в мраморный бассейн, Гермиона спиной откинулась на бортик и погрузилась в воду по плечи. Приятное, почти обжигающее тепло обволакивало всё тело, согревая, доставляя физическое удовольствие. Девушка окрасила воду вместе с пеной в сиреневый цвет и тут же уловила ароматы корицы, вишни и магнолии, сменившие свежесть и мяту, которые после себя постоянно оставляла Эббот.

Намыливая голову шампунем с запахом той же магнолии и пионов, девушка себе под нос напевала слова песни, которую знала наизусть. Ей казалось, что композиция совершенно ей не соответствует, но она ей так нравилась, что не передать словами. В словах и мелодии сквозили боль, отчаяние, разрушение — отношений и человека в этих отношениях.

Смысл был в униженной или оставленной любви, которую не смогли выдержать возлюбленные. Они хоронили свои чувства, свою любовь, потому что не смогли с ней справиться, устали причинять друг другу страдания, избавляться от них самим, избавлять друг друга. Образы, которые возлюбленные придумали друг другу, превращались в пыль, ведь им было проще любить ложное и придуманное, нежели реальное — ужасное и действительное.

Гермиона задержала дыхание, нырнув под воду по самую макушку, смывая неожиданные непрошенные слёзы с лица и шампунь с волос. Когда воздух в лёгких закончился, она вынырнула с громким, тяжёлым вдохом. Песня всё ещё играла, возвращая её в размышления. Какая-то часть девушки проецировала некоторые строки на себя: когда-то ей нравился Рон. Точнее, образ Рона — весёлый мальчишка, постоянно терпящий неудачи, всё время улыбающийся, который заботился только о незначительных вещах, робкий, смущающийся, периодически шутливый и беспечный.

Потому что сама она была его полной противоположностью. Эта нездоровая «любовь» к другу детства всегда казалась ей нелепой. Всё-таки именно Рональд Уизли был её спасительным островком легкомысленности, на котором она могла отпустить все переживания и тяжёлые думы, забыться и ощутить себя жизнерадостной девочкой. Хотя и на этом острове она осталась без огня и пищи.

Дружба с рыжим волшебником была намного лучше отношений. К сожалению или к счастью, она это осознала в начале июня, объяснив другу, какой это было ошибкой. Кажется, Рон и сам прекрасно это понимал и не осудил её решение, даже поддержал. А поддержка близкого человека ей была жизненно необходима. Она любила Рона как брата, как товарища, соратника, родственную душу, однако не так, как должна любить девушка парня.

Грейнджер уставилась в потолок. Воспоминания и осмысления таких вещей освободили её от деструктивного мышления. Ей стало значительно легче. Гриффиндорка обняла себя руками и растёрла ладонями мокрые плечи. Перекручивание в голове всего несло за собой холод от внутренней пустоты. Провела пальцами до предплечий, обвела шрам, оставленный Беллатрисой, невесомо очертила каждое выступающее ребро.

Желание расслабить тело не только горячей ванной возникло совершенно внезапно. Гермиона прикрыла глаза, откинув голову на бортик бассейна. Мурашки пробежали по спине и груди, оставляя приятное ощущение предвкушения, руки сами заскользили по телу, обводя мягкие изгибы от рёбер, по талии, к округлости бёдер. Она погладила бока и накрыла одной рукой грудь, слегка сжав полушарие пальцами. Рвано выдохнула, широко распахнула глаза и поняла, что покраснела от накатившего возбуждения, а не от стыда.

Никаких лишних образов, только наслаждение от приятных касаний. Пальцы другой руки притронулись к влажным от воды волосам и пригладили их, немного расчёсывая. Ногти прочесали по затылку, вызвав короткую дрожь, и опустились к задней стороне шеи. Рот девушки приоткрылся; тихий вздох. Волна вожделения, неожиданно ударившая по ней, усилилась. Она сжала бёдра.

Ей было определённо хорошо.

Грейнджер провела ногтями по ключицам, ложбинке между грудями, животу и очертила кожу вокруг пупка, задела металлические шарики и свисающее стальное украшение. Ладонь опустилась вниз, накрыв промежность. Практически легко лаская себя пальцами, девушка гладила половые губы, едва касаясь подушечками клитора, а затем надавила на комок нервов, тут же сцепив зубы, сжав мышцы и рефлекторно двинувшись навстречу пальцам.

Чуть опустила ладонь, прижавшись указательным и средним пальцами к входу и слегка нажав на него, большим пальцем тёрла клитор. Рука, что покоилась на груди, на грани с болью оттянула сосок, после царапнув по нему ногтями. Стон буквально отразился от стен и витражей. Гермиона не обращала никакого внимания на изображения русалок, с любопытством пытавшихся разглядеть то, что скрыто за пеной и водой. Ей не было никакого дела. Была только она: её тело, обострившаяся чувствительность, горячая вода, сгущенный воздух и её шумное дыхание. Она ввела два пальца в лоно и попробовала раскрыть их между стенками. Прижалась подушечками к передней стенке влагалища и ритмично ими задвигала, одновременно с этим лаская клитор.

Мир сузился до размеров её тела, до громкости её стонов, до частоты дыхания. Больше не было Ванной старост как отдельного помещения, комната сократилась до бассейна, в котором она снимала напряжение последних дней. Она пожалела, что тут не было душевого шланга. Тонкие струи бьющей воды быстрее бы довели её до разрядки, в отличие от большого пальца. Левая рука всё также ласкала грудь, уже поглаживая оба полушария и щипая твёрдые соски.

Сидя спиной к двери, она не заметила, как дверь открылась и закрылась, как возле входа на пол с глухим шумом упала стопка одежды, как кто-то тихо ахнул, как за ней наблюдали. Она пребывала в экстазе от ощущений, слух и зрение, как органы чувств, отключились.

А Драко, придя сюда и отметив, что Ванная до сих пор была занята, хотел уже было прогнать засидевшегося и даже бросить несколько язвительных комментариев по поводу задержки, но с удивлением и шоком остановился у входа и смотрел на гриффиндорку, явно забывшуюся в своём занятии.

Кровь прилила к его щекам, член привстал от привлекательной картины, развернувшейся на глазах у Малфоя, и разбушевавшейся фантазии, которая то и дело подкидывала страстные образы старосты девочек. Очнувшись от волны возбуждения и шока, Драко поднял свои вещи и с пылающим лицом как можно тише постарался покинуть Ванную старост, чтобы унять воображение, остаться незамеченным Грейнджер и вернуться позже, когда она… закончит начатое и уйдёт к себе в Башню.

А пока он не будет попадаться ей на глаза. Чёрт, её ореховые глаза, когда она смотрела ему прямо в лицо, приблизившись к нему, и в каком-то порыве говорила ему… Новые картинки рисовались в голове, пока Драко брёл по прохладным коридорам.

«Святая Моргана, как теперь успокоиться?» — голос разума кричал в его голове, мысли отдавались эхом и путались между собой в клубок.

Как-нибудь он успокоится. Как-нибудь. Но настойчивые запахи корицы, вишни и магнолии, разнёсшиеся по всей ванной комнате, преследовали его до последнего.

***

Через два дня на завтраке Гермиона сидела в своих заколдованных очках и читала трактат о зачарованных предметах, влияющих на обладателя. Эффект был схож с Амортенцией, вот только был неявным, слабым и усиливался со временем, но не сильно. О двух проклятых вещах с одинаково наложенными чарами, воздействовавшими на двух разных людей, не знающих о личностях друг друга, ни слова не говорилось.

Грейнджер совсем не хотелось сегодня наблюдать за кем бы то ни было. Проблем и своих хватало, а волнующие вопросы в голове постоянно отвлекали от задачи наблюдения. Так что в её «хобби» не было сейчас никакого смысла. Девушка пыталась найти хоть что-то, что относилось бы конкретно к её ситуации, и всё было тщетно. Автор трактата не упоминал о явлении зачарованных дневников, видимо, ни разу не столкнувшись с ним. Демонологию же ей пришлось отложить до каникул или до выходных. Тогда она уедет в Лондон и найдёт что-нибудь в маггловском или волшебном книжном магазине.

Рядом с ней плюхнулась Джинни, видимо, недавно проснувшаяся. Ранним утром в Большом зале практически никого не было, из знакомых — тем более, поэтому Гермиона спокойно занималась своим расследованием. Уизли выглядела совершенно неважно: кое-как расчёсанные волосы, несвежая одежда, синяки под глазами и отёчность кожи.

— Джин, — Гермиона отвлеклась от книги и повернулась к подруге. — Выглядишь неважно. Что-то случилось?

Джиневра отмахнулась и налила себе крепкий кофе без сахара.

— Несмотря на то, что мой сон занял ноль часов хер минут, я чувствую себя более-менее нормально.

— Объяснишь?

— Ты вчера пропустила день рождения Патил. Опять забыла со своими делами? — спокойно спросила Уизли и потянулась к сэндвичу с прошутто и авокадо.

— Конечно, нет. Я просто не хотела приходить, — фыркнула Гермиона, отмечая, что ни капли не соврала.

Она действительно не хотела идти на праздник к близняшкам, и на то было несколько причин: во-первых, её никто не звал, во-вторых, у неё были планы с Тео, и, в-третьих, Парвати и Падма не были ей подругами, пусть когда-то ей приходилось делить спальню с Парвати и бессознательно слушать её бесконечный трёп о какой-то ерунде. Они общались, но недостаточно хорошо, чтобы считать друг друга хотя бы товарищами.

— Ты не врёшь, — Джинни прищурила глаза, протянув слова таким недоверчивым и одновременно с этим удивлённым тоном, что Грейнджер сама усомнилась в своём ответе. — Я знаю, что ты с ними не очень жалуешь общаться и всё такое, но хотя бы ради своих друзей могла бы прийти.

Уизли была явно недовольна отказом от похода на вечеринку, но ничего больше не сказала.

— Слишком большая жертва. Прости, Джи, но я и правда занята этими дурацкими книжками, которые не дают никакой конкретики!

Гермиона обессиленно уткнулась лицом прямо в раскрытую книгу, сложив руки на столе. Как только она находила хоть какую-нибудь ниточку, ведущую к следующей разгадке, она рвалась и ведьма сбивалась с пути. Всё равно ей нужна книга по Демонологии и легендам Хогвартса, где будет хоть маленькое упоминание о мисс Энн Беннетт-Хилл. Эта рейвенкловка натворила дел видимо, пока училась, и, похоже, что-то сделала со Связующими чарами. Был и вариант, что Энн Беннетт была создателем двух зачарованных дневников, но Грейнджер могла только рассматривать его, поскольку точных данных не было.

— Слушай, а что вообще из себя представляют эти чары? Из твоих рассказов я поняла только то, что они воздействуют на твои эмоции, чувства и отношение к собеседнику. Как насчёт остального? Он тебе нравится, когда дневник не рядом с тобой и не открыт? Или, может, ты хочешь найти его? — жуя сэндвич, задала интересующие её вопросы Джинни.

— Едва ли он мне по-настоящему нравится, даже когда я переписываюсь с ним. А насчёт желания найти его… — Гермиона обречённо или облегчённо вздохнула, — то всё иначе, Джи. Я даже не хочу знать, с какого он факультета и курса. Ничего не хочу знать. Пусть он просто останется в дневнике. Может, его вообще не существует в реальности, так что не хочу зря расстраиваться.

— Ну, ты задумывалась над тем, кто это: он или она?

Главная староста подняла голову и закрыла книгу, услышав, как Большой зал стал наполняться учениками. Ей бы не хотелось, чтобы кто-то ещё узнал об этом проклятом инциденте с дневником. Какой тогда смысл в скрытности и незаинтересованности в личности оппонента, если он сам знает о ней? Никакого абсолютно.

— Я думаю, это всё-таки парень. И хотя он ни разу не выдал себя, я склоняюсь к этому варианту. И ты знаешь, что я всегда подчиняюсь логике и разуму, но в этом деле интуиция прямо орёт мне, что это он, а не она.

Уизли опешила от такого заявления и уставилась на подругу. Рыжая даже перестала жевать и дышать, глазея на Гермиону, которая стоически выдерживала удивление Джиневры.

— Вау, — тихо произнесла младшая из них и отложила завтрак. — Это, должно быть… э-эм, не знаю, очень сильно волнует тебя?

— Ты не представляешь, как сильно, — прошептала Грейнджер, убирая книгу в сумку, заметив приближение к гриффиндорскому столу знакомых и однокурсников. — С одной стороны, это некая уверенность, знание априори, но с другой… этому нет никакого объяснения, в этом нет смысла, это не подтверждено какими-нибудь фактами. Чувство просто… есть.

Гермиона резко замолчала, закончив свою мысль. Гарри сел возле неё, а Рон присоединился к сестре, которая сразу же заболтала родственника. Через пару минут к ним присоединились Пэнси, Тео, Невилл и Симус, отмечая, что Гермиона была более задумчивой, чем обычно.

— Оу, Миона, дорогая, что касательно твоего дня рождения? Кажись, тебе будет девятнадцать, — уплетая какой-то салат, громко провозгласила Паркинсон и тут же взялась за чашку с чаем.

— Он только через две недели, и избавь меня от этого, — Грейнджер закатила глаза и сняла очки, чтобы прижать пальцы к вискам.

— Меньше, чем через две недели, — уточнила слизеринка и вернулась к завтраку.

Не то чтобы Гермиона забыла о своём празднике. Она, если честно, планировала ничего не делать и вообще сбежать в Лондон в этот день. Ей совсем не претила мысль устраивать вечеринку или что-то вроде ужина, но друзья же так просто от неё не отстанут. А вообще она может сделать всё по-тихому и по-хитрому. День рождения выпадает на субботу — это просто отлично! Макгонагалл даст ей разрешение на отъезд из школы до самого вечера или до утра, если Гермиона не успеет разобраться с делами.

Она уедет рано утром — очень ранним утром — и вернётся либо поздней ночью, либо следующим днём. Может, вообще к понедельнику, если ей не захочется возвращаться. В любом случае, причины покинуть Хогвартс в день рождения были веские. Первая: ей нужно пройти обследование; вторая: найти хоть какую-нибудь информацию по чёртовой тетрадке; третья: пойти в Святого Мунго и поговорить с колдомедиком, который восстанавливает память родителям.

Потом она может прогуляться по столице, даже заглянуть в маггловскую часть, посидеть в любимом ресторанчике, зайти в свою квартирку на шестнадцатом этаже, взять некоторые вещи, которые ей могут понадобиться на учёбе и в собственном расследовании, может, она успеет заскочить в любимый книжный магазин и что-нибудь прикупить себе…

Перед лицом щёлкнули пальцами.

— Гермиона! — чётко позвал её Гарри, одной рукой водя перед глазами, а второй схватившись за её плечо. — Ты где застряла?

— Простите, у меня просто тяжёлый проект. О чём речь? — Грейнджер была счастлива, что была настолько сообразительной, раз быстро перевела тему со своей невнимательности на разговор однокурсников.

Сердце бешено колотилось. Книга о её «проекте» хоть и была зачарована, Гермионе казалось, что все всё увидели и поняли. А ещё её правую ладонь жгло от тепла. Сумку пришлось зажать между лодыжек, чтобы Гарри или, не дай Мерлин, Джинни почувствовали вибрацию. Кто-то слишком яростно, быстро и много писал на страницах. Ладонь горела, поэтому гриффиндорка невербально применила Охлаждающие чары, незаметно сжав палочку в кармане.

— О твоём дне ровдения. Шем ты пванируешь жаняться? — спросил Рональд Уизли с набитым ртом. Гермиона скривила губы и отвела взгляд от друга. Пэнси выжидающе на неё смотрела.

— Я не хочу его праздновать. Извините, — она поспешно встала и, отвернувшись от всех, чтобы скрыть проступившие слёзы, убежала прочь из Большого зала.

— Фто с ней? — не оторвался от куриной ножки Уизли.

— Родители, — одновременно вздохнули Джинни с Гарри и уткнулись в свои тарелки.

***

Драко сидел в библиотеке и писал второму обладателю дневника. Малфою казалось, что этот человек поможет ему прояснить ситуацию, даже если не будет знать деталей. Это было чем-то вроде просьбы о дружеском совете, если можно так назвать их «отношения». Дружба. Чудное слово, кстати говоря. Очень даже. Они были знакомы около недели, нормально вели беседы раза три-четыре, но зато он хотел называть «второго» своим другом.

Слушай, я понимаю, что мы об этом не договаривались, но мне нужна твоя помощь в одном деликатном вопросе. Ну… возможно, не в одном. Просто своим друзьям такое рассказать — значит обречь себя на тяжкие муки до конца жизни. А такими темпами я долго не проживу. Ситуация РЕАЛЬНО страшная! Ты — моя последняя надежда. Прошу тебя, помоги мне разобраться.

Что случилось?

Драко потёр рукой заднюю часть шеи. Он не знал, с чего начать, потому что вопросов, крутящихся в голове, был целый вагон и маленькая тележка. То, что он прочитал в библиотеке Мэнора и взял с собой в школу, озадачило его, загнало в тупик. Такое ощущение, что чары дневника и его проклятое назначение для «заблудших» насмехались над ним и его собеседником.

Помоги мне разобраться в этой чертовщине и не сойти с ума.

Ты можешь сказать, что стряслось?

Давай начнём издалека. Ты искала какую-нибудь информацию об этих дневниках?

Собеседник молчал несколько минут. Малфой начал думать, что она просто не видела его сообщения, но строчки его слов подсвечивались. Значит, прочитала. Причём с момента, как он дописал знак вопроса. Почему она молчит? Или всё-таки он? Мерлин милостивый, он точно сойдёт с ума, гадая, кто прячется за другой тетрадью.

Какова причина заинтересованности?

Он начинал злиться. Сомкнул челюсти до скрежета зубов, слишком сильно сжал пальцами перо, да так, что оно разломалось напополам. Слизеринец достал запасное из сумки и положил перед собой, не решаясь взять его в руки. Мало ли, ещё и второе сломает, а бежать за другими в Подземелья нет ни времени, ни желания.

«Он, или она, что, издевается? Или это не слишком любопытный человек и ему всё равно, какого чёрта этот дневник делает у него?» — Драко почти зарычал, а потом уткнулся лицом в ладони и шумно задышал. Ему нужно было успокоиться, чтобы нормально поговорить с собеседником. Драко прекрасно помнил, что нельзя говорить в адрес другого человека плохие и оскорбительные слова — это ранит дневник, а не собеседника. И это странное явление тоже не давало ему покоя.

Просто ответь. Неужели мне одному кажется это всё диковинным?

Не одному.

Какое-то время другой человек молчал, а потом стали появляться цепочки из слов.

Не хочу вводить тебя в заблуждение и показаться сильно чокнутой, но мне не давала покоя сама мысль того, что этот дневник появился у меня. Некоторое время я просто втыкала в ту первую надпись, которую он выдал, а потом стала искать всё, что с ним связано. Так что задам другой вопрос: тебя действительно волнует то, что я нашла и что думаю об этом?

Волнует. Не мешало бы разобраться с этим. И справимся мы вдвоём лучше, чем поодиночке.

Что ж. Тогда начнём с того, что это не единственный и не первый раз, когда эта штука появляется у двух рандомных людей.

Это я знаю. Тоже слышала об Энн Беннетт?

Если быть точным, Энн Беннетт-Хилл.

Малфой усмехнулся. Он мог бы назвать своего «друга по переписке» грамматическим педантом, если бы сам не был таким. Благо, он не делал глупых речевых и лексических ошибок, но какая разница, какое полное имя у девушки, повлиявшей на них, хоть и косвенно?

Так вот. Я нашла о ней некоторую информацию, но, скорее всего, это глупые слухи. Планирую узнать об этом позже. Суть в другом: она была влюблена в парня и узнала о недавно зарегистрированных Связующих чарах примерно через пару лет учёбы в Хогвартсе.

Он об этом пока не знал. Юноша ещё не дошёл до момента, где об этом сказано, но был близок. Драко Малфой не любил, когда в произведениях было слишком много воды, так сказать, но биография мисс Энн его впечатляла. Он с интересом читал про маггловскую сторону её жизни и мысленно делал пометки о том, что бы он ещё почитал о маггловской культуре, религиях, верованиях и поклонениях. Чисто из научного интереса, напоминал он себе, чтобы провести параллели с волшебным миром.

Я об этом не знал. Я нашёл её биографию в одном из сборников легенд Хогвартса. Моя матушка любезно согласилась помочь в исследовании этого уникального случая, а она хорошо разбирается в книгах и знаниях, особенно когда это касается Хогвартса. Но вот о Связующих чарах я не знал.

Эти чары были созданы лет за шестьдесят-семьдесят до того, как их нашла Энн. Изначально они плохо работали, но тот, кто изобрёл их, постоянно пытался совершенствовать данное заклятие. После него, пятьдесят семь лет спустя, мемуары о его чарах нашёл один из студентов Рейвенкло. Он был на год старше Беннетт-Хилл. Поэтому она много об этом не знала. Ну, ещё я нашла её связь с демонологией, но там длинная история, которая больше похожа на миф. Дальше я не заходила.

Или не хотела рассказывать ему? Ох…

Драко ошеломлённо уставился на сообщение. Новая информация о дневнике и его загадочном «эффекте» была… пугающей. И повергающей в некультурный шок. История началась не с Энн, а ещё раньше. Как он упустил этот момент? С другой стороны, за счёт биографии этой девушки он может восполнить картину и себе, и своему собеседнику.

Я не знал об этом. Это многое объясняет.

Тогда мой вопрос: ты чувствуешь что-то неестественное, что связано с дневником и мной?

А ты?

Я первая спросила!

А я первый переспросил.

Если тебя это утешит, то — да, испытываю. Я чувствую тягу к тебе и разговорам с тобой. И я понятия не имею, что это. Это было бы нормальным, если бы мы общались дольше, и я почувствовала это только сейчас. Но это есть с первого дня.

У меня тоже самое. Твоя информация про чары объясняет. Как это работает?

Не знаю.

Драко скривился. Несомненно, знание о заклятье, наложенном на дневники, сужало поиск ответов на вопросы, но не облегчало задачу разгадать тайну грёбанной тетрадки. И почему им это выпало? Очевидно, что они не очень были рады такому исходу событий. Они были похожи своей целеустремлённостью, постоянной занятостью и желанием не сидеть сложа руки в ожидании лучшей жизни. Это Малфой уже понял по разговорам с ним (или с ней).

Кстати об этом…

Слушай… Может, мы придумаем себе или друг другу какие-то нейтральные имена или прозвища, а то как-то некомфортно себя чувствую. Необязательно же говорить настоящие, просто это успокаивает, когда знаешь, как называть человека, даже если никогда не видел его в живую, а знаешь только по переписке…

Думаю, ты прав. Это довольно… рационально называть друг друга по «имени». И удобно.

Итак? Как тебя называть?

Мими. Рада познакомиться.

Уголки его губ дрогнули, а потом сложились в лёгкую улыбку. Драко представил, как она протягивает ему ладонь для рукопожатия.

Она — а теперь он точно был в этом уверен — подыгрывала ему. И теперь они вместе будут искать выход из этой странной ситуации под названием «Зачарованные дневники». И Драко чувствовал, что скоро ему захочется узнать её поближе.

Меня зовут Блэйк*.

***

Коридоры Хогвартса в это время не освещались факелами и свечами, поэтому светом им служил Люмос, горящий на концах их палочек. От каменных стен и пола веяло холодом — на этой неделе изменилась погода. От жаркого воскресенья, когда они грелись под лучами солнца и купались в терпимо-прохладной воде, ничего не осталось.

— Помирись с Драко.

На очередном дежурстве Тео и Гермиона подозрительно тихо патрулировали замок. Она была слишком загружена собственным проектом и мыслями о своём плане побега из школы на день рождения (который она ещё не успела обсудить с директором, но ведь он всего через неделю!), а Теодор находил эту тишину слишком угнетающей. Вот только ничего в голову, кроме этой дурацкой фразы, ему не пришло. Но хоть что-то.

Не молчать же им всё время?!

— Нет.

Её голос звучал резче и громче, чем нужно. Обида на Малфоя больше не жгла грудную клетку, однако, когда она об этом вспоминала, ей становилось тяжело дышать. И хоть Грейнджер прекрасно понимала, что ей не следовало говорить то, что она сказала тогда, брать свои слова обратно ей не хотелось больше всего. Она беззлобно подколола Малфоя, но он оскорбил её и не только «грязнокровкой». Ещё и тем, что сказал про неё ту гадость про «из крайности в крайность», отлично зная, почему она так себя ведёт. Нотту явно пришлось поведать Драко об этом уникальном случае «бед с головой» после войны и популярно объяснить, почему это нужно скрывать от всех и не поднимать тему.

Конечно же, Малфоя предостережения не остановили, и он по-своему «элегантно» упрекнул гриффиндорку в проблемах с ментальным здоровьем.

— Он редкостный идиот.

— Не спорю, Миона, но и ты пойми его: люди не меняются по щелчку. Может, он уже и не испытывает ненависти к магглорождённым, хотя, я думаю, довольно приличное количество времени, но он и не будет любить таких как ты сразу же.

— Я знаю. Но дело не в том, что он назвал меня грязнокровкой, — Гермиона вздохнула и прикрыла глаза от усталости, а Теодор вздрогнул, скривившись на последнем слове. — Мне неприятно потому, что он завуалированно вынес наружу мои психические отклонения. Это, знаешь ли, похоже на чувство, когда кто-то орёт во всеуслышание о твоём самом грязном секрете, а потом люди смотрят на тебя как на прокажённую, тычут пальцами, презирают или жалеют тебя. Такие себе ощущения.

Гермиона плотнее укуталась в свою мантию и обняла себя за плечи. Осознать это она осознала, но произнести вслух свои чувства — намного хуже, чем это звучит в твоей голове. Внезапно она нашла себя брошенной и одинокой, сломленной и несовершенной, особенной и проклятой.

— Ты не одна плаваешь в этом болоте, — Тео приобнял её свободной рукой и прижал к своему боку. Брови его нахмурились, но голос звучал тепло и… оживляюще. — Большинство не может оправиться после войны. Несколько месяцев — очень короткий срок, чтобы избавиться от всех угнетений, сказавшихся на нас.

— Знаю, Тео, знаю, — она прильнула к его крепкому и горячему телу и выдохнула. — Я не думала, что буду одной из них. Не рассчитывала, что буду переживать из-за своего происхождения, когда всё закончилось. Когда случаются приступы… — Грейнджер зажмурилась и опустила руки, свет от палочки упал на её белые кеды, — я виню во всём себя и свою немагическую кровь, все невинные смерти приписала своим рукам. Чувствую себя больной дурой, если честно. Однажды я проснулась от собственных кошмаров и криков, когда была в Норе. Молли через секунду вбежала в спальню и крепко обняла меня. Она сказала, что я кричала во сне имя Фреда и Тонкс, извиняясь перед ними, и говорила, что люблю их, что лучше бы умерла вместо них я, потому что являюсь частью причины войны.

Они остановились посреди пустого тёмного коридора и смотрели друг на друга. Глаза Грейнджер наполнялись дурацкими слезами от безысходности своего положения. Она всегда старалась быть идеальной во всём, и у неё это отлично получалось, но её происхождение словно возвращало в самое начало тернистого пути. Да, её любили такой, какая она есть, с не волшебной кровью, с занудством и педантичностью, лохматыми волосами и острым умом, постоянным желанием быть первой во всём. И она отвечала любовью таким же несовершенным людям, и совсем недавно стала замечать в этих несовершенствах какую-то изюминку — отличие одного от другого.

Гермиона любила эти несовершенства. Но она ненавидела своё главное несовершенство — грязную, маггловскую кровь. Хотя… не совсем так. Она гордилась своим происхождением и тем, кем она была и кем хотела стать, тем, что и как делала. Правда, гордилась. Она ненавидела именно то убеждение, из-за которого презирали её — самую умную ведьму своего поколения.

— Послушай, Грейнджер, ты — самый уникальный и замечательный человек, которого я встречал. Я безумно рад тому, что мы с тобой дружим и любим друг друга, как любят брат с сестрой. Поэтому прошу тебя: не смей разводить эти сопли о том, что ты чувствуешь себя виноватой. Мир меняется, люди эволюционируют, настают новые времена. Мы давно не в средневековье, когда магглорождённых презирали и считали продажным скотом. Единственный, кто виновен в Магических войнах — Волдеморт и его собачонки, — Теодор скривил рот на этом слове, вспомнив лицо своего отца и мерзкие речи о чистоте крови Нотта-старшего и других. — А тебя мы вылечим от всех болезней, которые у тебя есть. Я в это верю.

Староста широко улыбнулся подруге и протянул руки для крепких объятий. Гермиона рассмеялась и утёрла слёзы рукавами свитера. А после была впечатана в его тело, обвив руками его торс.

— Я люблю тебя, Тео, — тихо пробормотала она и прижалась щекой к груди парня.

— Я тебя тоже, солнце.

***

— Я думаю, Пэнси кто-то нравится, — заговорщицки проговорила Джиневра Уизли, склонившись над столом бара «Три метлы», чтобы её услышала только Грейнджер.

Гермиона прыснула со смеху и сильно покраснела, сдерживая хохот, чтобы громко не закричать на весь бар. Лучшая подруга выглядела настолько серьёзной и одновременно хитрой, что Грейнджер стала догадываться, что та уже хотела сделать. И лучше бы она не знала, на что способна Джинни Уизли в амплуа свахи.

— Ставлю на то, что это кто-то из Гриффиндора, — рыжая перевела глаза на Теодора, сидевшего рядом с её подругой и слышащего все её умозаключения. — Прости, Нотт, но я считаю, ты не в её вкусе.

Джинни подняла указательный палец вверх, будто озвучивала всемирно известный факт, неоднократно подтверждённый научными исследованиями, проводимыми авторитетными учёными. Гермиона поражалась её уверенности в чём-либо, будь это последняя сплетня, которая потом каким-то образом подтверждалась, или какая-то недостоверная информация, позднее открывающаяся другим именно так, как предсказывала Джинни Уизли. Тут даже к Трелони ходить не надо было — хватало интуиции рыжей гриффиндорки. Зря Джин не ходила на Прорицания — стала бы лучшей ученицей на курсе.

Староста мальчиков трясся от беззвучного смеха, опустив голову, чтобы Джинни не заметила выражения его лица. Грейнджер сильно пнула своего коллегу под столом и шикнула на него, чтобы он прекратил. Тогда он придвинулся ближе к соседке и прошептал ей на ухо:

— Может, кто-нибудь скажет ей?

Затем они оба расхохотались, да так звонко, что посетители за соседними столами недовольно оборачивались к этой странной парочке студентов и фыркали. То же самое сделали и слизеринцы, сидевшие недалеко от них, среди которых были Малфой, Забини, младшая Гринграсс, Гойл и Булстроуд. Блейз тихо цокнул на смех Нотта и Грейнджер и отвернулся.

— Что смешного ты там бормочешь, Нотт? — прорычала Уизли.

Джинни приходила в ярость от того, что эти двое над ней так открыто смеялись. Её лицо озлобилось, глаза сузились до щёлок, губы растянулись в животный оскал. Казалось, ещё немного, и она набросится на слизеринца. Гермиона тут же сориентировалась и накрыла своей ладонью руку подруги. Мягко взглянула на неё и попыталась успокоить.

— Расслабься, Джи. Он ничего плохого не имел в виду. Просто ты так рьяно пытаешься всех свести и сосватать, что это выглядит комично. Не обижайся. Просто дай нам всем плыть по течению.

Гермиона ласково улыбнулась и погладила подушечками пальцев запястье рыжей.

— Ладно, извини, Тео. Я просто вся на нервах. Скоро игра с Рейвенкло, а мы как следует не готовимся, потому что в команде теперь есть тупицы, которые меня раздражают, — она раздражённо выдохнула и нахмурилась. — Только объясни мне одну вещь, — Джиневра кинула взгляд на чисто слизеринский стол в баре, отметив, что к ним подошли Паркинсон и Дафна Гринграсс с бокалами огневиски и кружками медовухи. — Почему ты не со своими змеиными друзьями?

Пэнси села рядом с Драко Малфоем и, повернувшись всем корпусом к Блэйзу, о чём-то с ним заговорила. Мулат буквально зеленел на её глазах, а Драко трясся то ли от смеха, то ли от злости. Скорее всего, последнее, потому что слизеринский принц резко поднялся со своего места и вышел на улицу, где разыгралась гроза. Гермиона, наблюдавшая за этой немой сценой, напряглась. Малфоя было слишком легко вывести из себя, но настроение Забини её беспокоило больше. Что такого ему говорила староста Слизерина? Неужели Пэнси тоже теперь в курсе?

— К моим друзьям нельзя причислить Тори, Гойла и Милли, поэтому я не хочу там находиться, — Теодор слегка покраснел и отвёл взгляд от другого стола. Грейнджер пихнула его локтём под рёбра. — Да хватит меня бить! — высоким голосом возмутился парень и потёр ушибленное место.

— Тео сильно нравится Дафна, но она его почти не замечает. Точнее, она флиртует с ним, но, зная Гринграсс, стоит отметить, что она флиртует со всеми. Ну, кроме Гойла, — чопорно ответила за него Главный префект и подняла свой бокал сливочного пива, сделав большой глоток.

— Что-о? — громко крикнула Уизли, привлекая внимание к их столу. Снова.

— Не ори ты так! — шикнул на неё Тео и уставился в сторону входа в «Три метлы». Гарри и Рон двигались в сторону их стола, переговариваясь с хаффлпаффцами. Они подошли и сели по обе стороны от Джинни, пребывающей в потрясении и переваривающей новую информацию.

— Господи, Тео, да все уже давно в курсе, особенно Дафна, — Гермиона закатила глаза.

Двое её лучших друзей, сидящих напротив, понимающе переглянулись и кивнули ей. Рон схватился за бокал сестры и сделал несколько глотков пива. Гарри же наблюдал за молчанием троицы, пришедшей сюда раньше них. Разговор не шёл, Гермиона с вызовом смотрела то на Джинни, то на Теодора, пытаясь показать им, что это общеизвестная вещь и в этом нет ничего такого.

— О, вы про то, как Нотт глаз не сводит с Гринграсс? — прервал немой диалог Рон, который услышал последнюю фразу лучшей подруги. К всеобщему сожалению, Рон никогда не отличался учтивостью и тактичностью, поэтому выпаливал то, что крутилось в его голове.

— А ты откуда знаешь? — выпалил староста мальчиков, болтая огневиски в своём стакане. — И ты был в курсе? — глаза Джинни расширились до размера галеонов.

— Это все видят. Ты просто была так занята командой, учёбой и Паркинсон с Мионой, что не видела того, что замечали другие, — Рональд пожал плечами и удалился в сторону бара, чтобы заказать ещё выпивки.

— Теряешь хватку, Джин, — подколол её Поттер и хихикнул, увернувшись от удара своей девушки. — Даже Падма с Парвати были в курсе этого. Не говоря о Роне.

— Не могу поверить, что я это упустила, — простонала она и опустила голову на стол. Через пару секунд, словно очнувшись, она тут же затараторила: — Что ты делаешь, чтобы привлечь её внимание? Вы общаетесь? Ты пригласил её на свидание? У неё есть парень? Почему ты всё ещё сидишь здесь?

Гарри и Гермиона посмеивались над рыжей, следя за её словами, чтобы ничего не упустить. Кажется, Уизли снова в игре. Теперь ни Нотту, ни Гринграсс не отделаться. Ни за что. Она точно их поженит, все ещё увидят и похвалят её за это. А потом она откроет брачное агентство (после того, как завершит спортивную карьеру) и будет орудовать своими знаниями во всю. Берегись Магическая Британия: Джинни Уизли вступает в бой!

— Он только… пробовал пикаперские… подкаты, — смеясь, рассказала ужасную тайну Теодора Нотта его соседка по Башне.

Слизеринец в испуге посмотрел на неё и побледнел, сжав пальцами бокал. Он замотал головой, пытаясь не встречаться ни с кем взглядами и — тем более! — не смотреть в сторону стола, за которым сидела его «возлюбленная». Джиневра Уизли громко фыркнула на это заявление и скрестила руки на груди.

— Ты придурок? Что ты ей успел наплести? Только не говори, что ты ей сказал что-то вроде: «Я влюбился в вашу попу, кто же вы по гороскопу?»

Щёки парня заалели, а губы сжались в тонкую линию. Он опустил взгляд на деревянную поверхность, ощущая дикое желание убраться из этого чёртового бара, разорвать все связи с этой грёбанной компанией друзей и уйти в монастырь. Да, это отличная идея. Монастырь подойдёт. Желательно, если он будет там единственным человеком. Вариант с Обливиэйтом тоже подойдёт, если это, конечно, законно. Однако для слизеринцев закон не писан.