Все эти совпадения — инфернальны

Неравнодушны мы в горячих баталиях

Неясно, будет ли наше future летальным

Мы же только встретились с тобой и уже fatality

Elvira T — Антитела

***

Гермиона встала задолго до рассвета. Ей хотелось улизнуть раньше, чем кто-либо заметит её отсутствие, так как предстоял долгий и изнурительный день. Будь её воля, она бы вообще исчезла с лица Земли на сутки, но обстоятельства не позволяли. Одежда, лежащая на стуле, была приготовлена со вчерашнего дня уже после того, как они закончили патрулировать школу с Тео. Голова гудела от сотен мыслей, проносящихся, как скорый поезд, а тело ломило от усталости и за неимением достойного отдыха. Она даже на несколько дней прекратила пить транквилизаторы, потому что сегодня ей не хотелось быть самой собой. Она обещала себе, что сегодня перевыполнит план на день.

Первым пунктом в ежедневнике была встреча с Макгонагалл. Ей нужно было увидеть директора, чтобы показать, что она не передумала слинять на день, а не устроить встречу с целителем в Хогсмиде. Остаться в Лондоне до понедельника ей не разрешили по очевидным причинам; Гермиона хотела скрыться от всех и ни с кем не связываться. К сожалению, она должна вернуться до комендантского часа, чтобы не нарушать школьные правила и не заставлять профессора лишний раз волноваться. У Минервы и так забот и переживаний хватало, Грейнджер не хотела быть ещё одной причиной для этого. Сострадание во всей её красе.

Настроение было скверным. Она быстро натянула на себя белую блузку, светло-голубые палаццо* и простые кеды. Всё-таки она будет посещать места, в которых следовало бы выглядеть презентабельно (Пэнси бы рассмеялась, услышав мысли гриффиндорки). Шататься в свитере и спортивках было бы, конечно, практичнее, но не факт, что её не застанут репортёры, которые снуют практически везде и всегда. Этому её научили Джинни с Пэнси. Точнее сказать — сделали это её своего рода привычкой, потому что лучше она потратит время на внешний вид, нежели будет выслушивать нотации от подруг. Даже в знак протеста одеться в спортивные вещи она не могла — нервные клетки (или то, что от них осталось) дороже каких-то шмоток. И так уж вышло, что эти самые шмотки ей оставили эти две хитрые лисы, распрощавшись практически со всем её гардеробом.

Наложив Заглушающее на спальню и ванную комнату, она спокойно включила на колонках «Роксетт»* и начала застилать постель и прибираться в комнате так, чтобы все, кто осмелится сюда проникнуть, считали её растворившейся в воздухе. Учебники и пергаменты с домашним заданием аккуратной стопкой лежали на рабочем столе, платяной шкаф был закрыт на все замки, постель щепетильно застелена, все необходимые вещи спрятаны в шопере (спасибо Пэнси за удобный аксессуар). В ванной она умылась холодной водой, надеясь, что это приведёт её в чувство и взбодрит (наивная, только сильнее замёрзла), почистила зубы и надёжно спрятала все свои лекарства.

Остановившись перед своей дверью, Гермиона подняла палочку, готовясь невербально произнести Запирающее, но притормозила. Какой в этом был смысл? Одного Коллопортуса недостаточно, чтобы не дать пробраться в её обитель двум несносным девицам и таким же лучшим друзьям. Тихо вздохнув и чертыхнувшись про себя, гриффиндорка на цыпочках прошла к выходу из Башни и кинула Заглушающее на дверь спальни Тео, чтоб его не разбудить дурацкими скрипами двери и ворчанием портрета. Быстро выскочила из Башни старост, промчавшись по короткой лестнице. В коридоре она спряталась за гобеленом, достала плеер с наушниками и Карту Мародёров, которую одолжила у Гарри на случай «непредвиденных обстоятельств».

В наушниках заиграла «Плацебо» с песней «Every You, Every Me» из нового альбома. Отечественную музыку она любила больше. Хоть шведы* тоже были ничего, но их она включала по настроению, а британцев* она могла слушать всегда и при любом настрое. Сверившись по Карте, она никого не застала в такой ранний час, кроме директрисы, которая ждала её в своём кабинете. Поспешив к Макгонагалл, Гермиона беззвучно подпевала словам песни, сама того не заметив, как добралась до башни, прошептав пароль.

Минерва уже ждала её, стоя рядом со столом, нервно теребя рукав своей мантии. Она выглядела уставшей и морально измотанной, и Гермиона тысячу раз себя прокляла за то, что потревожила профессора. Ей было стыдно, она чувствовала укол совести, но уйти позже или вообще не посещать Мунго она не могла — целители разрешили ей уехать в Хогвартс только с этим условием, и Макгонагалл это было известно. Всё-таки выезд целителя в Хогсмид был бы плохой идеей — большинство бы прознало о её проблемах, а ей нужна была строгая конфиденциальность.

— Я хочу извиниться, директор. Я заставляю вас переживать и нагружать себя дополнительными проблемами, — она опустила голову от стыда и зажмурилась.

— Дорогая, это входит в мои обязанности — заботиться о каждом ученике, пребывающем здесь. Ты не одна пришла ко мне с такой просьбой. До тебя и после тебя были и будут студенты, которых направили в больницу Святого Мунго на лечение и обследование. Да и к тому же, твои родители находятся там, в изоляторе. Ты меня не тревожишь, не извиняйся.

— Да, профессор. Просто я чувствую себя неловко из-за того, что подняла вас в такую рань только из своей прихоти.

— Гермиона, я встала рано не просто как директор, который отправляет лечиться своего студента. Прежде всего, я делаю это, как друг. Твой вклад во многие вещи неоценим, как и многих других. Невиллу Лонгботтому пришлось уехать сегодня поздней ночью, около часа пополуночи, чтобы добраться на Хогвартс-экспрессе до дома, увидеться с бабушкой и посетить колдомедика; он вернётся только к обеду. Всё в порядке.

Она мягко улыбнулась своей лучшей студентке, которую считала чуть ли не дочерью, и её лицо стало ещё более морщинистым. Минерва Макгонагалл постарела за период войны сильнее и быстрее, чем за многие годы, что Грейнджер её знала.

— Хорошо. Я могу вас просить ещё о двух вещах?

— Конечно.

— Я бы хотела воспользоваться камином, чтобы без лишней траты времени оказаться в своей квартире и забрать некоторые вещи.

— Мне казалось, ты поедешь на поезде, — с напряжённостью высказалась директриса и нахмурила брови.

— Да, я тоже так думала. Вчера вечером мне пришло письмо от моего колдомедика. Он попросил перенести сеанс на семь утра. На поезде я не успею к этому времени. А до Хогсмида добираться, чтобы оттуда переместиться, довольно проблематично по нескольким причинам. И в квартире понадобится некоторое время, чтобы я успела найти всё, что мне нужно.

— Ты всё ещё ищешь разгадку дневника? — догадалась женщина и села за свой стол. Долго стоять на ногах ей уже не представлялось возможности по очевидным причинам.

Староста девочек кивнула и шумно выдохнула.

— Мне бы этого хотелось.

— Не заходи далеко со своим расследованием. Помни: всему своё время. Какая вторая просьба?

— Я бы хотела, чтобы никто не знал, куда я ушла и где буду находиться. Мне хочется побыть одной, плюс ко всему, на сегодня запланировано много дел.

— Я поняла.

Директриса указала на камин, который только что открыла, и на чашу с порохом. Девушка благодарно кивнула и подошла, чтобы взять пороха и войти с ним в камин.

— Гермиона…

Она обернулась, смотря любимому профессору прямо в глаза.

— С днём рождения. И будь осторожна.

Грейнджер грустно улыбнулась, ещё раз кивнула и исчезла в зелёном пламени, переместившись в свою маленькую квартирку.

Гостиная, в которую она вышла, была тёмной и холодной. Квартира не отапливалась уже порядочное количество времени, с тех пор как она уехала в школу, чтобы не сойти с ума в одиночестве. Сейчас же ей было значительно легче переносить звенящую тишину и полумрак. На миг она почувствовала себя в безопасности. Лишь на миг.

***

— Как ты вообще можешь о таком говорить так спокойно, Нотт?

Завтрак сегодня подавали с восьми утра. Эта суббота отличалась от предыдущих, потому что две раздражающие Драко девчонки притащили всех, с кем общаются, за один стол и создавали вокруг себя много шума без повода.

— Мерлин, Пэнси, прекрати орать, — Драко поморщился и помешал сахар ложкой, смотря на маленький кофейный водоворот.

— О-хо-хо, я ещё не начинала. Я просто возмущена! Как она посмела свалить в свой собственный день рождения и ничего не сказать?!

Слизеринская староста состроила злую гримасу и с громким стуком поставила на стол кубок с соком. Она прекрасно понимала мотивы Гермионы Грейнджер, но нельзя же всегда быть такой интровертной? Всё-таки это её день рождения, война закончилась, всё по-прежнему… Ну, почти… Гриффиндорка была и остаётся самой сильной девушкой, которую когда-либо знала Пэнси. Да, Гермиона не очень любила шумные компании и глупых людей, но у неё было много друзей и последователей, с которыми она чувствовала себя комфортно.

Конечно, её лучшие друзья заметили то, какой напряжённой она была последнюю неделю, и рыжая Уизли умудрилась спланировать вечеринку в честь девятнадцатилетия лучшей подруги! Только вот сама виновница несостоявшегося торжества сбежала, и никто не знает, что она делает, где находится и когда вернётся.

— Да не знаю я! — воскликнул Теодор, прекрасно осознавая, что вся агрессия однокурсницы выливается на него.

— А что ты вообще знаешь? Грейнджер сказала, что её тут не будет, а ты даже ненароком не выяснил, куда она собралась? Ты просто болван! Я даже не знаю, как ты смог сдать экзамены с такой сообразительностью. А ведь тебя ещё считают одним из одарённых студентов. Все эти годы нас просто водили за нос, — она фыркнула на последних словах и со злостью уставилась в свой бокал.

— Простите, мисс Паркинсон, мисс Грейнджер передо мной не отчиталась! — если бы они не сидели за столом в Большом зале, Нотт непременно бы саркастично и гневно поклонился до самого пола. — Это её день рождения, дай девочке собраться с мыслями и решить проблемы.

— Точно! У неё же встреча с родителями сегодня! И как я могла забыть…

В эту секунду в зал влетели почтовые совы, неся в лапах посылки и письма студентам. Младшекурсникам повезло больше: ни один из детей не остался без весточки из дома. Студентам пятых-седьмых курсов обычно редко что-то присылали, если это не была длительная переписка. Драко, вполуха слушавший эти бессмысленные баталии между двумя друзьями, едва заметил семейную сову с привязанным письмом. Он опешил от такого «сюрприза», но, опомнившись, закатил глаза до того, как открыл конверт, разломав фамильную печать. Мама снова возмущена его молчанием.

С одной стороны Драко это раздражало. Он не был особенно общительным последние несколько месяцев, его друзья тусовались с другими факультетами, сам Малфой будто открестился от всех, потому что чувствовал, словно ему нужно было пространство, время и единение с самим собой. В этом он понимал Грейнджер, которая сорвалась в собственный праздник и укатила в закат.

С другой стороны… Нарцисса жаждала внимания и общения. Оно и понятно: женщина заперта в поместье, не имея и шанса знакомиться с новыми людьми, говорить со старыми знакомыми, гулять по городу или ходить на какие-нибудь мероприятия. Даже родной сын не пишет ей ни строчки, чего уж говорить. Драко был окружён шумом, Нарцисса — тишиной, и из-за этого она ощущала, как сходит с ума. Тут же лорд Малфой почувствовал, как горят от стыда уши. Она же там совсем одна…

«Дорогой Драко,

я безумно рада, что пару раз в неделю получаю от тебя письма, в которых ты мне рассказываешь, как идут дела с учёбой, твоими друзьями или, например, той девушкой из дневника. С каждым письмом я чувствую благодарность тебе, поскольку ты не забываешь о родной матери и вводишь её в курс всех своих дел. Раз так — значит, я хорошая мать и смогла воспитать тебя достойно аристократу и джентльмену.

А если отбросить всю шелуху, то я тобой очень недовольна, Драко Люциус Малфой. Я прекрасно осведомлена тем, как идут дела с твоим расследованием. Надеюсь, ты не забыл об учётной книге библиотеки? Так вот, я отчётливо помню, что ты остановился на середине одной из книг. Я также уверена, что ты продолжаешь общение с девочкой, так как иное было бы невозможным, уж твоя-то мать знает, что к чему. Но в наказание за твоё молчание и неуважение к родной матери я тебе ничего не расскажу и не дам никаких наводок, хотя не могу не полагать, что ты знаешь о некоторых из них.

Ты обещал рассказывать о своём загадочном друге, о продвижении в поисках и о дневнике, но так и не сдержал обещания. Я оскорблена твоим неподобающим поведением. Займёт ли много времени написание письма с помощью магии или от руки пары строчек? Думаю, нет, но тебе, дорогой, конечно же, виднее. Насколько мне известно, такая черта называется без-от-вет-ствен-нос-тью. Постарайся задуматься над этим.

И если ты проигнорируешь ещё и моё письмо (а не только моё косвенное существование относительно твоей жизни) и ничего мне не расскажешь, будь уверен, навлечёшь на себя бессрочную обиду. Мне бы очень не хотелось тратить свои внутренние ресурсы (я так осмеливаюсь называть свои нервы) и быть обиженной хоть какое-то время.

Я жду ответного письма, Драко, около тридцати дюймов в длину. На нескольких листах.

С любовью,

Нарцисса»

Сколько же яда было в этом материнском письме! Драко на секунду засомневался, что это была его мать — всегда сдержанная, холодная и безэмоциональная женщина семьи Малфой. Видимо, после войны и заключения Люциуса в Азкабане она стала больше доверять самой себе и выражать эмоции хотя бы перед сыном. Он тихо рассмеялся, перечитывая строчки, пропитавшие пергамент насквозь липким и масляным сарказмом. Всё письмо было полностью в нём вымочено. Хоть что-то осталось от его матери — вечное скрытие внутренних переживаний за тонной язвительности.

Он покормил сову печеньем и убрал письмо во внутренний карман пиджака, мысленно делая пометку ответить ей чуть позже, когда он останется один и сможет скопировать ей некоторую информацию.

— Она не сбежала! — вихрем села рядом с Ноттом Джиневра Уизли, только что вбежавшая в столовую.

— Я уже в курсе, — фыркнула сидящая напротив неё Пэнси, раздражённо уставившись в свою тарелку и накалывая завтрак на вилку.

— Я только от директора Макгонагалл. Мне удалось узнать, когда вернётся Гермиона, так что всё в силе. Она очень тонко и деликатно намекала. Уверена, что Гермиона просила её не говорить ничего и никому.

— Когда вы успокоитесь? Грейнджер взрослая девочка и мозгами не обделена. Она свалила, потому что хочет побыть одна. Чего вы привязались к ней с этой вечеринкой?

Малфой уже не выдерживал эту гиблую беседу. Ну, захотелось Золотой девочке погулять одной, что теперь, ждать её возвращения и докучать ей? Может, она вообще не любила день рождения. У неё и так забот полно со здоровьем, ещё и с родителями, а тут даже не дают всласть похандрить.

«Святая Моргана, я защищаю Грейнджер и её мотивы уединиться с собой… Куда катится мир», — кажется, ему пора перестать лихорадочно анализировать всё, что происходит вокруг него.

— Она наша подруга, Малфой, и мы не хотим оставлять её одну со всеми её проблемами. Да, она сильная и взрослая, но ей не нужно вывозить всё в одиночку, — Джинни наколдовала трубочку и отпила сок из кубка. — Макгонагалл сказала, что она вернётся до комендантского часа. Не будем заваливать её почтой, патронусами и прочей ерундой. Ей хочется побыть немного одной — пусть побудет. У нас же будет больше времени на подготовку и организацию.

— Мы успеем, — встрепенулась Пэнси. — Осталось разослать некоторым приглашения, сделать перестановку в гостиной Башни, достать контрабанду и всем собраться. И лучше бы начать через час. Пойдём, Тео.

— А я-то тут при чём? — староста школы явно был недоволен таким раскладом вещей.

— Ты там живёшь вообще-то и знаешь всё о том, что ей нравится. Музыка там, алкоголь, цвета и прочее.

— Дожили, блядь… — с досадой вздохнул Тео и поднялся со своего места.

— О, Пэнс, увидишь Рона или Гарри, скажи, чтоб поискали картриджи для полароида, а то нам не на что фоткаться будет, когда Гермиона достанет его. Уж я знаю, о чём говорю.

Паркинсон кивнула и собиралась уходить, как вдруг развернулась и спросила:

— Она же не особо любит делать снимки. С чего ты взяла, что нам пригодится полароид?

— Она слишком любит запечатлевать приятные и счастливые моменты. С этим связана целая грустная история. Потом расскажу как-нибудь. И, в общем, я уверена, что она захочет сама сделать карточки на память, так сказать, — Джинни улыбнулась Пэнси и подмигнула, в то время как последняя от этого жеста слегка покраснела.

Драко заметил эту странность, однако решил промолчать и позже выпытать у подруги детства, что с ней творится. Ему вообще казалось это всё абсурдом: младшая Уизли и Паркинсон вместе организовывали день рождения для Грейнджер. Слизеринка как-то обмолвилась, что их отношения построены на взаимовыгодной дружбе, но Малфою в это не верилось. Может, поначалу так всё и было, но вряд ли сейчас горящие глаза слизеринской старосты и еле заметный румянец на фарфоровой коже можно списать на выгоду.

Блэйз, сидящий напротив Драко, которого никто, казалось, не замечал, задал интересующий не его одного вопрос:

— Как так вышло, что в прошлом вы ненавидели друг друга, а сейчас чуть ли не лучшие подружки?

— Представь себе, Забини, — начала рыжая гриффиндорка, — из крепкой ненависти рождается не менее крепкая дружба.

Ведьма загадочно улыбнулась и отпила из бокала сок. Вопросов в голове лорда Малфоя появилось ещё больше, чем было до этого.

***

Перебирать старое барахло ей всегда нравилось — она успокаивалась и теряла время, которого в этот день у неё было выше крыше. Грейнджер не любила лгать, но иногда другого выхода не оставалось. Ей слишком не хотелось видеться с утра пораньше с однокурсниками и друзьями. Большинство из них помнило, что у неё сегодня день рождения, вероятно, её бы поздравляли все, кому бы пришло это в голову. Но она правда не хотела этого. Очередной день рождения без родителей она просто не сможет вынести.

Погода в Лондоне стояла сумасшедшая: ливень бил по окнам, ветер раскачивал полуголые деревья в надежде снести их с корнями, небо готово было вот-вот свалиться на голову под звуки грохочущего грома. Гермиона вспомнила, что в кладовке стояла бутылочка красного полусладкого. Ей бы сейчас не помешало немного расслабить мозг. И собраться в школу в нормальном темпе. Девушка решила, что сегодняшний вечер посвятит выпивке, чтению и музыке. Нужно просто отдохнуть от всего и всех. И быть готовой к любым новостям касательно памяти родителей и своего здоровья.

Она прошла в маленькую комнатушку, достала с полки стеклянную бутылку, взяла на кухне фужер для вина и включила любимую музыку на внушительном музыкальном центре последней модели. Пришлось выучить много заклинаний, чтобы накладывать их на маггловскую технику, ведь магия просто-напросто выводит её из строя. Перебирая старые книги и предметы хобби, Гермиона прониклась воспоминаниями.

В дошкольном возрасте ей очень нравилось рисовать. Мама даже захотела отдать её в художественный класс, но самой Гермионе там не очень нравилось из-за проблем с коммуникацией. Она с детства была не от мира сего, а когда случился первый выброс магии, девочка не могла поверить не своим глазам, не своим ощущениям. Сверстники считали её выдумщицей и немножко безумной. Друзей не было, общаться с ней тоже особо не хотели, а потом пришло письмо из Хогвартса. Целый год ей пришлось убить на изучение волшебного мира. Казалось, там она найдёт своё место в мире. И опять что-то пошло не так. Происхождение, которое высмеял Малфой со своими прихвостнями, будь он неладен.

В старых картонных коробках лежали кисти, изрисованные холсты и акварельная бумага и многое другое. Старые рисунки, оставшиеся как из детства, так и с каникул, которые она проводила дома. Непрофессиональные карточки, но в них несложно было угадать её собственный стиль рисования. С каждым годом навыки улучшались, воображение подкидывало более сложные образы, а сколько методичек и самоучек было перечитано! Аккуратной стопкой лежали небольшие наброски карандашом, сделанные на скорую руку. В основном, это были анатомические скетчи, которые она рисовала, чтобы научиться правильно рисовать людей: позы, тела, лица, эмоции.

— Как давно это было, — вслух усмехнулась Гермиона и отпила из бокала, дальше просматривая карандашные наброски.

Глянув на настенные часы, гриффиндорка отложила воспоминания на некоторое время, взяла зонт и сумку, накинула на плечи плащ и сняла антиаппарационное с гостиной. Скорее всего, ей придётся вернуться из больницы обратно в квартиру. Она переоденется в пижаму, нальёт себе ещё вина, сядет над коробками и расплачется. Так ведь проводят день рождения люди, которым относительно нечего праздновать?

Удивительно то, что уже было девять утра, а никто из близких даже патронус ей не отправил. Видимо, они буквально поняли, что она никого не хочет видеть или слышать. Такие мысли были иррациональными для Гермионы Грейнджер, но лёгкая обида просочилась в её сердце и уже собиралась пустить корни.

«Нет, Грейнджер. Ты сама хотела, чтобы тебя сегодня никто не трогал. У тебя дел по горло, просто на ещё один год ты стала старше. И тут абсолютно нечего праздновать, особенно, когда тебе так плохо», — она настраивала себя на нужный лад как могла, но вот нервы сдавали.

Натянув кеды, Гермиона зажмурилась и сглотнула, чувствуя тревогу, после чего сосредоточилась и трансгрессировала.

В Мунго было очень светло. Яркость помещений почти слепила её, но она не остановилась ни на секунду. Пунктуальность шептала девушке, что она пришла раньше положенного и могла бы ещё немножко похандрить у себя дома. Но грустить пока было нельзя. Попав на пятый* этаж в крыло, где занимались семьями волшебников, Гермиона подошла к белой двери и постучала. Ответа долго не было, но вскоре дверь открылась, и из кабинета вышел лечащий врач её родителей в лимонном халате — мистер Барви, колдомедик со стажем.

— Мисс Грейнджер, вы сегодня раньше назначенного! — воскликнул мужчина с мягкой улыбкой и жестом пригласил в кабинет.

— Доброе утро, сэр. Не могла больше ждать, — Гермиона зарделась, но чувствовала себя, на удивление, спокойно. Колтон Барви напоминал ей отца — добрый, сердобольный мужчина с искренней улыбкой и мягкостью в голосе.

— Понимаю вас, мисс. У меня есть хорошие новости.

Гермиона села в кресло напротив колдомедика, положив ладони на колени. После слов целителя она немного напряглась и сжала пальцами ткань светлых джинсов. Насколько хорошие новости будут хорошими? Она и без того знала, что восстановление памяти родителей идёт полным ходом, вопрос в другом: что им удаётся вспомнить?

— Как вы знаете, мы начали возвращать память с моментов их жизни, которые вы удачно смогли изменить. Сеансы психотерапии приводили их в чувство, но не забывайте о стрессе и шоке. Для них крайне было удивительным то, что они — не те, кем являются. Плюс ко всему, многие волшебные препараты на них не работали. Это уже ваша заслуга.

Последнее предложение должно было прозвучать с упрёком, но в голосе Барви слышались нотки сожаления. Очевидно, он понимал, на какой риск шла Гермиона, когда стирала себя из жизни родителей и меняла им воспоминания. Хотя она не могла поступить по-другому: безопасность была превыше всего. И даже если родителям не удастся вспомнить дочь, она просто станет им хорошим другом из прошлой жизни. Гермиона Грейнджер как-нибудь перенесёт это, она не сомневается. Просто понадобится чуть больше времени, чем она рассчитывала.

— Если бы мне предложили вернуться в прошлое, — на выдохе произнесла Грейнджер, — я бы сделала то же самое, целитель Барви. Извините, но это так.

— Я ни в коем случае вас ни в чём не обвиняю, дорогая. Это была вынужденная мера, и мы это прекрасно понимаем. Просто лечение в какой-то момент зашло в тупик.

— И вы это называете хорошими новостями?

— Погодите расстраиваться и злиться. Мои подчинённые нашли проблему восстановления. Так уж вышло, что из-за потрясения и огромного количества новой информации, которая никак не вязалась с тем, что знали ваши родители, мозг блокировал некоторые воспоминания и не позволял заменить их другими. Мы справились с этой задачей, так что с мозгами мистера и миссис Грейнджер всё в порядке. Сейчас они спокойно проходят лечение, принимают нужные зелья и порошки в определённых количествах, посещают классы терапии и два-три раза в неделю видятся с психотерапевтом.

— Так… в чём хорошие известия? — неуверенно спросила Гермиона. Ей определённо казалось, что это не всё.

— С помощью ускоренного курса, чтобы они смогли вспомнить вас, пока совсем не истекло время, они помнят вас до ваших тринадцати лет. Дальше — сложнее. Из-за того, что восстановлению памяти долго не уделялось времени, — всё-таки, полтора года — это большой срок, — многие моменты стёрлись навсегда. Но это незначительные мелочи, которые вы сможете заменить другими моментами. Сейчас они на стадии выяснения вашей личности. Это нормальный ритм, поэтому мы пока ничего менять не будем.

Грейнджер облегчённо выдохнула. Знать, что родители вспоминают её без больших проблем, — уже радость для неё. В любом случае, можно создать новые воспоминания.

— Сэр, я могу увидеть их сегодня? — с надеждой вопросила девушка, снова сжав в кулаках ткань джинсов.

— Боюсь, нет, мисс Грейнджер. Это будет для них травматично. Поймите, они помнят только ваш образ и жизнь в мире магглов. Вашу точную внешность, голос, рост, физические аспекты и многое другое они не помнят. Блокировка сознания. Если вы навестите их сегодня, а не, скажем, месяца через два-три, могут пойти осложнения. Давайте не будем торопиться.

Гриффиндорка кивнула и поднялась со своего места. Внутренности будто сковало льдом. Ей ведь так хотелось крепко обнять маму и броситься на шею отцу! Чем же она заслужила такие превратности судьбы? Но Гермиона понимала, что каждое решение имеет свои последствия. И это были одни из них. Гермиона просто не могла поступить по-другому в прошлом, и ей не следует расстраиваться сейчас. Главное, что с ними всё хорошо, и они идут на поправку. Через несколько сессий она встретится с родителями и даст им понять, что она этого не хотела, но так было нужно, чтобы спасти их.

— Я понимаю. Просто… я скучаю по ним. Рада слышать, что всё в порядке. Спасибо вам большое, целитель Барви. Я пойду, у меня встреча с мисс Беатой.

Колтон Барви на прощание пожелал ей удачи и сказал, что вышлет сову, когда узнает точную дату следующего посещения. Дверь за Гермионой закрылась. Ей хотелось сползти по ней, усесться на пол и разрыдаться от облегчения. Гермиона взяла себя в руки, выпрямилась и пошла дальше по коридору.

Мисс Беата Дарлинг была представлена мисс Гермионе Грейнджер профессором Макгонагалл как лучший колдомедик в сфере психических заболеваний. За последние десять лет такие проблемы со здоровьем были у многих волшебников, так что целительница Дарлинг быстро заработала себе репутацию прекрасного лекаря душевных заболеваний. И Гермиона не раз убедилась в её профессионализме… только вот многое не работало с самой Грейнджер.

Над дверью кабинета мисс Дарлинг горел зелёный свет, который обозначал, что сейчас она свободна. Студентка Хогвартса без стука прошла в приёмную и застала за рабочим столом её секретаря, записывающей в журнал посещений пациентов.

— Привет, Мэдди, — поздоровалась Гермиона и села возле стены напротив секретаря в ожидании сеанса.

— Утро, Миа. Ты сегодня пораньше, как обычно, — Мэдди подняла на ведьму светлые глаза и лучезарно улыбнулась.

— Хочу побыстрее со всем покончить и заняться своими делами. Я в Лондоне до вечера, а сделать надо многое.

— Оу, тебя отпустили до вечера? В прошлый раз ты после Беаты сразу отправилась в Хогвартс.

Мэдди не отрывалась от заполнения нескольких журналов одновременно с просмотром каких-то бумаг. Светло-русые прямые волосы ведьмы тридцати лет были завязаны в низкий хвост, а на носу сидели очки в прямоугольной оправе. Мэдди не была красоткой с обложки «Ведьмополитена», но она была очень симпатичной, привлекательной и обаятельной девушкой. И хотя секретарь никогда не была на фотосессиях для глянца, она была связана с «Ведьмополитеном» косвенно.

— Как Престон? — из вежливости спросила Грейнджер, не зная, чем себя занять, пока ожидает своего времени, и не желая отвечать на предыдущий вопрос.

— Если ты про Клинта, то он также пишет статьи для «Квиддич сегодня», а если про Джона, то ему пророчат должность помощника главного редактора в «Ведьмополитене». Бедняжка Джон, ему предложили за семьдесят галлеонов написать статью на восемнадцать дюймов для «Плей-витч». Он чуть в обморок не упал, ты бы видела, каким он злым был, когда читал письмо и писал отказ, — Мэдди расхохоталась, вытирая выступившие слёзы. Смотря на секретаря мисс Дарлинг, гриффиндорка улыбнулась. Вот, у кого было всё в порядке. — Джон говорил, что не будет тратить своё время и свой талант на вопиющий разврат даже за такие деньги. Хотя я думаю, что он отказался из-за Рори. Малышка знает абсолютно обо всех его статьях и делает вырезки из журналов. Так что от неё не укрылось бы то, что Джон написал статью для «глянца для взрослых», — она поиграла бровями, широко ухмыляясь.

Семья Престонов во время войны находилась в Мунго, чтобы помогать раненым. Мэддисон была магглорождённой волшебницей и не хотела сидеть сложа руки, хоть её муж Клинт и его брат Джон настаивали на том, чтобы она уехала вслед за дочкой Рори в Аргентину, но Мэд решительно стояла на своём. Все трое не были сильны в бою, но оказали помощь больнице и раненым, когда Ордену удалось вернуть госпиталь. Гермиона знала, что оба мужчины Престон работали журналистами в популярных журналах и шли вверх по карьерной лестнице. Она даже как-то пересеклась с Джоном в приёмной Беаты и немного поговорила с ним. К сожалению, определённого мнения о нём она не могла составить, однако первое впечатление было приятным.

— Мэдс, а ты можешь узнать у Престона, есть ли местечко или стажировка для стилиста или костюмера в «Ведьмополитене»? Моя подруга интересуется, возможно ли после Хогвартса пройти там стажировку и устроиться?

Пэнси как-то обмолвилась, что хотела быть костюмером в глянце или личным стилистом, поскольку ей это нравилось, но, сколько бы она не посылала рекомендации в ответ на объявления, ей часто приходили отказы. Или вообще игнорировали её заявки. Паркинсон точно знала, что не хочет сидеть в поместье и киснуть под гнётом выбранного маменькой мужа, и решила действовать самой. Только вот репутация её семьи не играет ей на руку.

— Конечно, Миа, всё, что угодно, — сделав себе заметку, чтобы не забыть о своём обещании Гермионе, миссис Престон постучала концом волшебной палочки по углу своего стола и произнесла: — Беата уже готова тебя принять.

Грейнджер кивнула и улыбнулась, поднимаясь со стула.

В кабинете мисс Дарлинг окна были занавешены плотными шторами, отчего освещение было неярким и приятным глазу. Все стены были обставлены стеллажами с книгами от пола до потолка, кожаный диван с кофейным столиком — для пациента, рабочее мягкое кресло с узким высоким круглым столиком возле него — для целителя. Обстановка располагала, расслабляла и не давала больному чувствовать себя скованно или нервозно. Мягкие, тёплые цвета интерьера, детали декора, дипломы и сертификаты, безделушки и комнатные и искусственные растения — в этих вещах, создававших уют в кабинете, чувствовалась рука специалиста, принимающего пациентов.

— Мисс Грейнджер, рада вас видеть, — Беата привычно улыбалась ей, как и каждому своему клиенту, кидая взгляды и что-то записывая в своём кожаном блокноте по учёту. — Как ваши дела?

— Плохо, мисс Дарлинг, — натянуто улыбнулась в ответ гриффиндорка и упала на диван, закинув голову на спинку.

Психотерапевт просила только об одном: говорить о своём самочувствии, здоровье, настроении, состоянии только правду. Врать, недоговаривать, уходить от ответа можно с другими, если не хочется нагружать друзей своими проблемами, потому что они не помогут с ними справиться. Но только не с колдомедиком. Ни за что и никогда.

— Когда?

— Около двух недель назад. Это было… сильно.

Гермиона вздохнула и попыталась избавиться от дрожи, пробежавшей по спине. Казалось, вот-вот, и всё повторится, только Гермиона окажется запертой в том самом зеркале, а в реальности будет существовать её галлюцинаторная копия с безумным оскалом и полностью чёрными глазами.

— Что именно вы видели?

Мисс Дарлинг задавала этот вопрос каждый раз, когда Гермиона говорила, что приступ был сильным; это было своеобразным кодовым словом. Зато каждый раз, будто в первый.

— Себя. В… зеркале.

Кислород точно закончился в лёгких, а вокруг была вода. Темнота окружила всё пространство. Так было каждый сеанс, когда она приходила к психотерапевту. Кабинет становился чёрной бездной, не было ей ни конца, ни края, ни дна, ни небес. Ничего.

— Она… опять говорила об этом.

— Гермиона, боюсь, вам придётся рассказать всё, — Беата Дарлинг всегда давила на неё в этой ситуации, а девушка её не винила.

И Грейнджер с трудом рассказала всё, что помнила с того злосчастного вечера.

— Я вернулась в комнату, как будто в трансе. Думала, что просто переутомилась, так как забот и обязанностей много, учёба отнимает силы, старостат — последние из них. Я пошла в ванную, а там… она. Смотрит на меня, как Лестрейндж, только в другом контексте. Она была только в голове, но мне казалось… она будто… говорила. По-настоящему.

Цитируя те фразы, которые помнила, гриффиндорка замечала то, как дрожал её голос, и сбивалось дыхание, как непрошеные слёзы стекали по холодным щекам и как тряслись руки. Это не был приступ. Это был страх. Самый животный, самый дикий, самый отчаянный. Демоны питались болью и отчаяньем, она это знала. Её демоны сейчас пировали. Шведский, блядь, стол. Бери — не хочу.

— Помню, как в гневе разбила то зеркало. Даже не палочкой. На костяшках шрамы остались, — пробормотала девушка, глядя на свою руку. — Ванная была залита кровью, водой и слезами. Тео оттащил меня и окунул в холодную воду. Я дала ему и Джинни рекомендации, как приводить в чувство и успокаивать.

— Вы подавлены, — заметила Беата. — Словами или самим приступом? — задумчиво задала вопрос целительница, делая пометки.

— Это всё в голове, мисс Дарлинг. Это не выходит дальше головы, тем не менее, я действительно напугана. Как вы и говорили в прошлый раз, всё это является следствием стресса и подсознательного впитывания информации. Когда-то меня это задевало. Сейчас не скажу, что обижает, хотя это, в любом случае, оставило свой след.

— Вы делали так, как я сказала? — она снова задала вопрос, но уже ровным тоном. — Убирали на некоторое время маггловские препараты?

— Да. Они действительно тормозили действия зелий и порошков, хотя не скажу, что с ними было хуже.

— Я знаю. Психотропные вещества всё-таки восстанавливают ваше внутреннее состояние, но ненадолго. Зелья действуют чуть иначе. Они больше влияют на сознание и мышление, нежели на психику человека, хотя это всё взаимосвязано. Ради эксперимента стоило попробовать от чего-то избавиться. Не забывайте, что волшебные препараты оказывают очень быстрое и качественное воздействие на организм, чем маггловские.

Гермиона кивнула. Привычка использовать медикаменты из родного мира оставалась, так было удобнее, но не действеннее, к сожалению. Приходилось чем-то жертвовать в пользу того или иного. Вот и сейчас в жертву пойдут седативные «колёса».

— Думаю, пока можно обойтись без них, но постарайтесь не перенапрягаться, — колдомедик уставилась в страницы. — Как у вас дела с общением?

— Немного лучше, впрочем. Готовлюсь с Тео к экзаменам, Джинни помогает с работой, Пэнси просто чаще бывает рядом.

— А мистер Поттер и мистер Уизли?

— Первые недели учёбы мы не часто проводили время друг с другом. Думаю, нам нужно было отдохнуть и найти «спасение» в других людях. Сейчас всё хорошо.

Она выпрямилась и улыбнулась своим словам. Глаза щипало от пролитых слёз, мурашки бегали по спине от холода, а руки уже не тряслись. По крайней мере, девушка старательно поглаживала вспотевшими холодными ладонями колени.

— Что ж, промежуток между последними приступами увеличился. Это хорошо. Мисс Грейнджер, старайтесь не заниматься самокопанием, попробуйте выйти за рамки своих мыслей. Повеселитесь, расслабьтесь, отдохните. Да, много работать — это не плохо, но отсутствие отдыха, перерыва истощает организм. Отнеситесь к здоровью серьёзно. И больше проводите время со всеми друзьями. Одиночество в каком-то смысле помогает восстановить душевное равновесие и собрать себя по кусочкам, опираясь на личное время и единение с самим собой, но им тоже нельзя злоупотреблять. Выделяйте сама себе по часу-двум в день, и тогда вы будете в гармонии с самой собой. Когда одиночество становится постоянным, с ним нужно бороться. И лучше сразу понять этот момент, потому что дальше это сделать тяжелее. Не отвергайте своих друзей и не общайтесь с ними только из необходимости. Если вам нужно побыть одной какое-то время, скажите им об этом, бежать не нужно. Это их обидит. И отдыхайте от работы, повторюсь.

— Наверное, я стараюсь убежать от них. И мне даже нравится проводить так своё время, — Гермиона смотрела на свои кеды. Она была слишком нервной, чтобы смотреть в глаза Беате Дарлинг. Ей думалось, что тёмные синие глаза видят её душу насквозь или читают все её эмоции. Последнее, наверное, было правдой. — Не загружать себя работой — это больше отдых для тела, разве не так?

— Не совсем. Мозг тоже должен расслабляться, чтобы не работать на износ и не удивлять вас обмороками, сильными выбросами беспалочковой магии — неконтролируемой, я имею в виду — или новыми порциями приступов. ПТСР — довольно серьёзное психическое заболевание, вам следует быть более осторожной, чтобы не наткнуться на триггер или не спровоцировать его. Этого недостаточно для полного излечения, но для начала хватит.

Гермиона призадумалась. Она всегда посвящала себя учёбе и работе, никак иначе, а теперь ей предлагают отложить это всё на неопределённый срок, чтобы избавиться от нечастых галлюцинаторных приступов, ставших призраками прошлого? Нет, она будет бороться за себя по-другому. Возможно, мисс Дарлинг права, и ей нужно хотя бы на выходных не делать домашнюю работу на месяцы вперёд, а просто… отдыхать? Она подумает об этом позже.

— Расскажите мне кое-что ещё. Чем вы увлекаетесь помимо учёбы и подготовки к должности? — неожиданно произнесла колдомедик, смотря прямо в лицо Грейнджер.

Вопрос выбил остальные мысли из головы. Гриффиндорка нервно повела плечами, закусив губу. Взгляд устремился в собственные колени, которые именно сейчас ей показались слишком острыми и худыми даже сквозь плотную ткань широких джинс. Сумочка лежала рядом на диване, и стразы на клубничках редко переливались цветами, когда свет всё-таки проникал из щели и попадал на неё. Лимонный халат мисс Дарлинг был наглухо застёгнут, на груди прикреплен герб Святого Мунго, под халатом виднелись края тёмной юбки и ноги, облачённые в плотные колготки. Внутренняя сторона ладоней очень сильно зачесалась, а правую обожгло.

«Ну, вот опять! Вроде же не думала о нём, в чём тогда проблема? Так можно ожог получить или расчесать кожу в кровь», — мысленно причитала Гермиона, потирая ладони о ткань джинсов, пытаясь унять жжение и щекотку.

Внезапно окружающая обстановка перестала казаться бесцветным чёрным путём, через который можно из точки «А» попасть в точку «Б». Книги различных жанров и изданий, даже подарочных и лимитированных, стояли на полках строго по определённому порядку, у каждой статуэтки или фигурки было своё место, нигде не было ни пылинки. Мебель из тёмно-коричневой кожи и тёмного дуба, стены цвета слоновой кости, зелёные цветущие растения. Гермиона заметила это всё только в этот сеанс.

— Вы приходите в себя, — утвердила мисс Дарлинг и посмотрела в глаза Гермионе поверх толстых очков.

— Кажется, да. Раньше всё было чёрным, одно пространство. Бездна и пустота. И вы. А теперь… комната стала комнатой, — изредка она заикалась, но, скорее, от шока.

— Так, чем вы увлекаетесь?

— Как это связано с моей болезнью? — Грейнджер выдала первое, что пришло в голову, выгнула бровь и напряглась. Девушка не на приёме у психолога. Это было, скажем… непрофессионально. Наверное.

— Косвенно, мисс Грейнджер. Многим больным с вашим диагнозом помогает смена обстановки, вида деятельности, выход из зоны комфорта, действие не по плану. Это ускоряет процесс становления, но есть и минусы. О выбросах магии я уже говорила.

— Расскажите поподробнее.

Гермионе было интересно. Медицина не входила в план её будущего, как один из вариантов, но эта информация могла быть ей полезна. Может, в школе у кого-то случится подобное, а она сможет помочь справиться человеку с подчинением и контролем магии.

— Довольно редки случаи выброса неконтролируемой магии. Обычно это бывает стихийная или подстихийная магия, зависит от темперамента, испытываемых в момент случая эмоций и обстановки вокруг. Выбросы происходят в определённых ситуациях: а) если, например, волшебник долгое время был лишён возможности колдовать, энергия копилась, как в сосуде, и сосуд просто-напросто лопается, всплеск энергии, магия выливается за края сосуда; б) мозг блокирует какую-то часть волшебной энергии после серьёзной физической или психологической травмы и не даёт ей выхода в нужной мере, и во время стресса, потрясения, выражения или ощущения сильных эмоций запертая волшебная энергия выходит наружу в очень агрессивной и опасной форме, что может быть крайне болезненно и угрожающе для окружающих — тех, кто находится поблизости с объектом. Также может оказаться плачевно и для самого больного. В таких случаях лучше сразу после успокоения отправляться на обследование — иное решение чревато не самыми положительными последствиями. Не нашедшая выхода магия может повредить головной мозг, и в первую очередь пострадает память: в будущем могут возникнуть проблемы с болезненными воспоминаниями — они могут просто исчезнуть или быть подсознательно заблокированы для вас, — как и с такими, которые волшебник на подсознательном уровне не хочет иметь в принципе.

— Ого. Звучит ужасно, — шокировано произнесла Гермиона на выдохе. Она слышала похожие истории, но всегда думала, что это байки, которыми пугают людей. Оказалось, что это не так. Всё гораздо серьёзнее.

— Именно. Лучше не запускать такие вещи и сразу обращаться к целителям, — мисс Дарлинг сделала паузу, записывая внешнее состояние и нервозность пациентки. — Что ж, не будем о плохом. Вернёмся к нашему сеансу. У вас есть хобби?

Мисс Дарлинг могла быстро переключиться с одного настроения на другое, с темы на тему и глазом не моргнуть. Гермиону это пугало, поскольку она не успевала переварить новую информацию за долю секунды, как тут же вовлекалась в новый поток, не менее сильный.

— Д-да. Думаю, да. В детстве я любила рисовать, и когда приезжала к родителям на каникулы, тоже рисовала, хотя не часто, но как это…

— …поможет? — закончила за неё целитель. — Очень даже неплохо, Гермиона. Попробуйте арт-терапию в свободное время. Что-то вроде антистресс-раскрасок для взрослых или рисования; пишите пейзажи, портреты, сюжеты. Хобби поможет приобрести внутреннее спокойствие. Только рисуйте, не копируйте. Это лучше выплеснет ваши мысли, эмоции, чувства. Просто рисуйте: круг, линии, брызгайте красками, оставляйте пятна нарочно. В общем, абстракция будет хорошим способом показать то, что вы испытываете в данный момент времени, — женщина поджала губы. — Не буду говорить, что это заменит медикаменты и наши сеансы, но значительно поможет вам понять.

Беата поднялась с кресла и прошла к своему рабочему столу, стоящему за её креслом для общения с пациентами. На нём были только свеча, чернильница с пером, стопка пергамента и футляр для очков. Колдомедик положила блокнот с заметками и записями всего сеанса в центр стола, поправив и так ровную стопку бумаг.

— Понять что?

— Хотя бы себя, мисс Грейнджер.

***

Драко удивлялся тому, сколько у Грейнджер было настоящих друзей. К сожалению, он этим похвастаться не мог. Но почему-то и его тоже приписали к её празднику, будто у него и без неё проблем мало. Пэнси сказала, что это вечеринка для старост, но он не заметил среди остальных ту же Эббот или Макмиллана, зато старосты-слизеринцы тут были все. Даже больше. Блэйза не затащили в Башню, но он вместе с Гринграсс занимался доставкой алкоголя и ни разу не возмутился. Хотя брать в расчёт Забини не стоит — ему лишь бы повеселиться.

Из ванной вышла Джиневра, левитируя какие-то косметички и коробочки. Из щели открывшейся двери было видно немного, но оттуда шёл разноцветный свет. Малфой решил, что это обычные гирлянды, которыми обвесили ванную комнату. Он не удивится, если эти несносные девицы захотят устроить там дискотеку. Под указания Паркинсон Теодор колдовал над расстановкой мебели, постоянно вздыхая и закатывая глаза, чертыхаясь на то, как она постоянно дёргает его и говорит что-то переставить.

Тео с Пэнси дружат даже больше, чем Драко с кем-либо из них. Их родители с раннего детства таскались друг другу в гости и на званые вечера, чтобы дети общались с пелёнок. Взрослые прогнозировали им помолвку, свадьбу и весьма выгодный брак. Пока на горизонте у Паркинсонов не появились Малфои. При этой мысли слизеринец закатил глаза. Чистокровные традиции — это то, что у них оставалось. Но, кажется, что Нотт, что Пэнси были иного мнения. Иначе как объяснить то, что эти двое делают со своей личной жизнью?

— Как ты меня заколебал, Нотт! — взревела подруга детства и закрыла лицо руками. Её раздражение только тупой мог не распознать. — Я же говорю: немного левее. Какого драккла ты переставляешь чуть ли не в другой конец гостиной это чёртово кресло?

Драко улыбнулся, сдерживая смех. Это было слишком типично для этих двоих — орать друг на друга на ровном месте. — Да иди ты в задницу! Думаешь, Грейнджер не похер, как именно стоит мебель? Она даже не заметит твоих стараний. Ты только зря теряешь время.

Тео всерьёз был зол на девушку, чуть ли не рыча ей в ответ.

— Мерлин, прекратите ругаться, — встряла Уизли, переносившая вещи с письменного стола в гостиной по спальням префектов. — Тео прав: малейших изменений она не заметит, поэтому расставляйте всё согласно удобству, чтобы мы все тут поместились и не спотыкались.

Слизеринка фыркнула, но послушала свою рыжую подружку, пока та удалялась в комнату Грейнджер.

— Объясните мне одну вещь: что тут делаю я? — спросил Драко, сидя в кресле и осматривая всех, кто занимался обстановкой гостиной Башни старост. Даже Поттеру и Уизли нашли занятие — они развешивали растяжку со словами «С днём рождения!» и несколько шариков, заколдовывая их переливаться серебристым блеском. После этого Поттер пошёл за своей подружкой в спальню Грейнджер и принёс оттуда какую-то здоровую технику.

— Сейчас поможешь мне, — ответил герой магической Британии и взглядом указал на динамики, похожие на колонки «Ведуний». Малфой поморщился. — Надо перетащить их под стол. Руками, — уточнил гриффиндорец и твёрдо посмотрел на сокурсника.

— Чем тебе магия не нравится, Поттер?

— Тем, что она повредит центр. Это электроника, а магия выводит её из строя. Гермиона тоже выйдет из строя и выведет из него нас всех, если мы что-нибудь сломаем.

Драко поджал губы, но решил не капризничать. Медленно подходя к этому чудовищному изобретению магглов, он думал о том, что матушка могла бы им гордиться за его сговорчивость и держание языка за зубами, когда это требуется. У него так и не выдалось свободной минуты, чтобы написать ей ответ. Юноша подумал, что сделает это позже, но зная нетерпеливость леди Малфой, ему бы стоило поторопиться с ответом. Скоро всё равно будет обед, после него он отправится в совятню и напишет ей достойный ответ.

Потом как-то всё завертелось. Малфой не успел даже понять, как помогал Тео и Пэнси расширять гостиную, трансфигурировать какие-то безделушки в подушки, посуду, кушетки и прочее, что будет уместным на вечеринке, слушать ругань Джиневры, возмущающейся своим непутёвым братцем и женишком, которые обыскали Башню Гриффиндора и пришли к выводу, что потратили все картриджи для полароида. Через полчаса пришёл Блейз с ящиками вина, сливочного пива и огневиски. К величайшему сожалению Джиневры Уизли, это был весь алкоголь, который можно было достать.

— Можно, конечно, написать Джорджу, чтобы он чего-нибудь прикупил, но вряд ли он что-нибудь другое найдёт в Лондоне. В маггловскую часть отправлять его опасно, — рассуждала рыжая ведьма. — Если только попросить Гермиону прикупить пару бутылок мартини и ликёра. Мы же не держим это в секрете от неё, Пэнс?

— Нет, она и так, думаю, в курсе. Догадалась, засранка такая. Тео же не мог по-другому спросить, — слизеринка бросила недовольный взгляд на друга, отчего тот фыркнул и обиженно отвернулся от неё.

— Отлично, значит, после обеда отправлю ей патронус.

Обед наступил совершенно неожиданно. В башню зашёл Лонгботтом с подружкой Блейза и сказал, что они договорились с эльфами о закусках на вечер, выбрали несколько вариантов и просили приготовить на десерт торт для Грейнджер и мороженое. К этому времени начался обед в Большом зале, и Драко поспешил поесть и отправить письмо матери, игнорируя странное давление в районе грудной клетки. Это было неправильно, невыносимо и тяжело. Ощущения сравнивались с лежащим на груди булыжником, не позволяющим подняться или скинуть его и нормально задышать.

Сидя уже в совятне на каменном холодном полу, он выудил из кармана заметки, которые сделал утром после завтрака, всё ещё чувствуя, как воздуха не хватает. Его настораживало то, что он не мог пока понять, как связана Беннет-Хилл с чарами дневников и почему это слишком длинная история для какой-то невзаимной любви рейвенкловки.

«…таким образом, я думаю, что мне не хватает информации. Мими говорила про Связующие чары (мы вместе ведём расследование), но больше ничего она не сказала, хотя я думаю, что она знает больше. А ещё ей нравится маггловская культура. Мими скопировала мне стихи американской поэтессы — Сары Тисдейл. Я думаю, она полукровка или магглорождённая, хотя есть шанс, что это может быть и парень.

Всё намного сложнее, чем я предполагал. Мне уже начинает надоедать её длительное отсутствие, но последний раз мы разговаривали вчерашним вечером. Мне её не хватает, мама. Я хочу с ней разговаривать лично, слышать её голос, смотреть на неё, видеться намного чаще, чем она позволяет. Условное имя — это всё, что я могу о ней знать, кроме того, что она разбирается в музыке и литературе магглов и какие у неё любимые предметы в Хогвартсе.

Меня это пугает. Это нездоровая мания продолжается последнюю неделю. Надеюсь, я смогу когда-нибудь её увидеть. Или его. Неважно, кто это, честно говоря.

Посуди сама: я постоянно с ней на связи, но мне хочется большего. Это ненормально, я считаю. И я не могу рассказать о ней своим друзьям. Сразу начнутся допросы, а мне это не нужно. Хочется спокойствия и личного пространства хотя бы в этой ситуации. Пэнси с Ноттом и так достали своим восхищением Грейнджер. Она мне кажется ещё хуже, чем была в прошлые годы учёбы, но, наверное, для меня в этом есть что-то привлекательное. Как-то в сердцах я сказал ей, что она «человек из крайности в крайность». Только не осуждай меня! Потому что это правда. Она бьётся с одного берега на другой, но в этом кроется своя причина. Вероятно, у неё расстройство после войны, и она больше ничего не может придумать, кроме как забавляться с друзьями и коллегами и усердно учиться.

Ладно, речь не о Грейнджер.

В любом случае, мама, я не могу тебе рассказать многого, потому что и сам не до конца понимаю, как и что работает у дневников. В биографии Энн Беннетт-Хилл я вычитал, что она со своим дедом-магглом увлекалась каким-то чтивом про демонов. Кажется, это называется «гримуар». Там ещё было что-то про какого-то Соломона, но я не придал этому значения. Мало ли, чем могла оказаться книжка. Но, может быть, ты что-то об этом знаешь и сможешь просветить меня?

Ещё раз приношу свои извинения, что не писал тебе долгое время. Сложно говорить о чём-то, в чём ты не уверен и чего не знаешь.

С любовью,

Драко»

Он отдал письмо школьной сове и назвал адрес, куда нужно его доставить. Драко до последнего надеялся, что Нарцисса ему поможет со всем разобраться. Может, они даже вместе подумают над тем, что за человек скрывается за милым и тёплым именем. Малфой бы хотел этого. Правда.

***

Дождь лил со всех сторон, и зонт не помогал спастись от воды никак. Зайдя в какой-то тупик, Гермиона незаметно наколдовала Согревающие и Водоотталкивающие чары, чтобы не простыть и не окоченеть окончательно. Вот ещё! Не хватало простудиться в ненастную погоду просто потому, что вышла прогуляться по маггловской части Лондона в надежде отыскать тот самый магазин для художников, куда она ходила в детстве с родителями.

В тупике было не прям уж темно, но если не приглядываться, её никто бы не заметил. Пришлось даже наложить на себя Магглоотталкивающие чары, чтобы ни на кого не пришлось накладывать Обливиэйт. Так, одного за другим, можно собрать толпу магглов, а потом и получить повестку в Визенгамот. Отличная работа, Грейнджер.

Мысленно закатила глаза и принялась рыться в шопере в поисках кошелька, где были припрятаны фунты стерлингов и банковская карточка, которая не раз спасала летом Гермиону в крупных супермаркетах и торговых центрах. Из-за заклятия незримого расширения найти что-то маленькое и компактное в бездонной сумке — та ещё пытка. Причём там была всякая ненужная чепуха вроде: заколок (будто они спасут её волосы, ха-ха), чеков, проездного на метро, тома «Сказок барда Бидля», кулона в виде Маховика времени (пользы от него ровно никакой не было, но Грейнджер он очень нравился), ежедневника, авторучки, кучи закладок, свитера, каких-то книг по медицине, резиновых сапог, босоножек, даже другого плаща!

За спиной раздалось свечение, а следом заговорил знакомый голос:

— Миона, мы знаем, что ты бы хотела побыть одна, но мы все очень желаем тебя поздравить сегодня вечером после ужина в вашей Башне. Я не могу просить Джорджа или ещё кого-нибудь, потому что никто не разбирается лучше тебя. Есть всё, но не хватает мартини и ликёра, может, ты захватишь по дороге обратно?

Патронус Джинни в виде прекрасной лошади встал рядом с Гермионой и посвящал её в план действий безумной подруги. Гриффиндорка нервно улыбнулась, понимая, что совершенно не хочет в этом участвовать. Со стороны Уизли это было бестактно и дерзко, но Гермиона понимала, что никто из них не мог этого сделать, а огневиски и пиво пьют далеко не все. Но она не хотела никаких вечеринок в честь дня рождения! Она отчаянно боролась за единение с самой собой, что отрезала все пути к другим людям. А люди не хотели от неё отходить, что за напасть…

Может, ей вообще не стоит появляться там? Она просто может отправить патронус директору и проситься остаться в Лондоне на ночь, сославшись на незавершённые дела и дополнительные сеансы к целителям. Только вот ей могут не поверить и ничего она этим не добьётся, разве что даст понять Минерве, что Гермиона Грейнджер — приверженка вранья.

Если принимать во внимание слова Беаты, то ей нужно развлекаться и расслабляться с друзьями, не отталкивать их. Гермиона вздохнула и прислонилась к стене многоквартирного дома спиной, нащупав банковскую карту. Девушка не знала, что делать и как ей поступить.

«Действуй не по плану. Выйди из зоны комфорта. Отдайся безумному порыву. Жизнь — не чётко продуманный план, отойди от рамок, — проговаривала в голове Грейнджер как мантру. — Легко об этом говорить. План всегда кажется надёжным и твёрдым. Почему я должна отходить от него? Для того, чтобы помочь себе, Гермиона. Что бы там ни было, я могу до назначенного времени посидеть у себя, а потом вернуться в школу. Они ждут после ужина? Хорошо. Только вернусь я позже».

Раскрыв зонт, Грейнджер вышла из своего укрытия и пошла вниз по улице в направлении популярного магазина для художников. Колокольчик на двери звякнул, когда она вошла, закрывая белый зонт. Лавки пестрили различными принадлежностями для любого вида творчества: лепнины, рисования, скульптуры, вышивки, вязания, скрапбукинга. Это был рай для творческих людей, любящих работать руками. Здесь даже был отдел для профессиональных реставраторов картин, где покоились ножички, щётки, полотенца, скребки и прочее.

Осматривая витрины с кистями, Гермиона думала о том, чем бы она хотела рисовать. Масло или акварель? Акрил или сангина и сепия? А может, лучше попробовать пастель? Гриффиндорка никогда раньше не рисовала пастелью. Нет, не стоит. Для пастели следует брать практические уроки, чтобы не напортачить и уметь с ней обращаться. Гуашь не была её вариантом, поскольку у Гермионы она довольно быстро высыхала, была слишком плотной и если нанести толстым слоем, то отваливалась кусками. Наверное, дело было в производителе и качестве, но девушка себя не обманывала: гуашь ей просто не нравилась.

Однако гуашью писали, как знала Грейнджер, Пикассо и Рубенс.

— Вам помочь, мисс?

Справа от неё возник молодой паренёк невысокого роста. Очевидно, консультант. Гермиона не знала, нужен ли ей консультант, потому что не понимала, чего она хочет. Впервые, наверное, за всю жизнь она не знала. Да, ей нужна была помощь. Определённо.

— Подскажите, что подойдёт для любительского рисования? — видит Мерлин, она хотела посмотреть на его бейджик, чтобы обратиться по имени, но одёрнула себя в последний момент. Возможно, она бывает тут в последний раз. К чему ей знать его имя?

— Первый раз решили попробовать? — спросил паренёк, словно усмехаясь.

— Нет, просто лет десять не рисовала, — твёрдо нахмурила брови Гермиона. — Хочу узнать, чем сейчас легче писать и какие краски качественнее.

Может, ей следовало купить в Косом переулке волшебные краски и не париться лишний раз?

— Смотря чем вы предпочитаете рисовать. Кистями, карандашами, ручками, мелом, пальцами, мастихином?

— Кисти и карандаши, думаю. Пальцами только тушевать мел.

— Не только. Можно ещё и пастель, — попытался сумничать консультант и повёл её по залу.

— Как насчёт гуаши?

— Сразу нет.

Сказала как отрезала. И почему ей предложили гуашь? Да, есть профессиональная, но у неё на лице разве не написано «мне не нравится гуашь»? Или ей нужно быть более эмоциональной и поглядывать на стенд с данным видом краски с отвращением?

— Лучше акварель и акрил. Масло сложно даётся, а пастель не люблю. Темпера тоже не лёгкая.

— Пройдёмте за мной.

Они огибали витрину за витриной, где в тюбиках покоилась краска, пока не подошли к стендам с акварелью. Парень посоветовал ей качественную краску в нескольких вариантах — по количеству цветов в палитре. Грейнджер подумала, что двадцати четырёх для начала ей хватит. Как бы то ни было, она сможет смешать цвета, чтобы получить нужный оттенок. С акрилом всё оказалось легче: она точно знала, что ей понадобится по два оттенка каждого базового цвета. Остальное, опять же, она смешает. Гермиона же не профессиональный художник, ей достаточно и этого.

— Ещё мне нужны холсты, штуки три, небольшие. Думаю, двадцать на тридцать сантиметров пойдёт. Кисти, карандаши разной твёрдости, ластики, бумага для акварели. Желательно, очень плотная, потому что в последний раз я пользовалась сто пятьдесят грамм на квадратный метр…

— Это довольно тонкая. Переборщите с водой — и ей конец, — он перебил её, но гриффиндорка не злилась.

— Да, поэтому мне нужна плотнее.

Гермиона задумчиво уставилась на витрину. Глаза разбегались, честно говоря. Мисс Дарлинг зажгла в ней интерес к рисованию. В школе у неё не было хобби, она только и делала, что училась магии и практиковалась в ней. Чтение внеклассной литературы, конечно, тоже хобби, но там нужно было думать. А рисование расслабит её и даст полёт для мысли.

— Гермиона? Это ты?

Позади неё кто-то говорил. Голос был до жути знакомым, так что Грейнджер резко развернулась на него и обомлела. Перед ней был сам Джон Престон — брат мужа Мэддисон. Красивый мужчина с тёмно-каштановыми волосами и глубокими зелёными глазами, одетый в длинное твидовое серое пальто. Издалека на улице она бы его не узнала.

— Джон! — улыбнулась Гермиона знакомому молодому человеку. — Ты какими судьбами тут? Я думала, ты сейчас занят в редакции или проводишь время с Рори, пока Мэдди и Клинт работают.

— У меня сегодня выходной. Я решил зайти сюда купить что-нибудь для Рори. У неё закончились краски и бумага. Хотел сделать ей приятное. А ты тут какими судьбами?

Джон просто обворожительно улыбался, обнажая отбеленные ровные зубы. Высокие скулы и прямой нос делали его значительно взрослее и симпатичнее, чем кого-либо другого. Гриффиндорка это заметила, ещё когда познакомилась с ним в приёмной у Мэддисон. В правой руке он держал бумажный пакет с логотипом какого-то магазина, который Грейнджер не знала. Редактор «Ведьмополитена» определённо пользовался своей внешностью и харизмой. И девушка его понимала.

— Я зашла купить принадлежности для рисования. Мисс Дарлинг посоветовала найти себе хобби, чтобы мозги отдыхали от большого количества работы и постоянной учёбы. Погуляла по Лондону и забрела сюда, чтобы на пару месяцев точно хватило, — она смущённо улыбнулась ему в ответ и почесала затылок. Рядом с Престоном Гермиона Грейнджер чувствовала себя девушкой. Ей казалось, что Джон видел в ней не героиню войны или умнейшую ведьму поколения, а просто девушку. Ту, которую хотят звать на свидания, с которой хотят проводить время и разговаривать на отвлечённые темы. Которую не видят сильной воительницей. Которую видят хрупкой и красивой. Последний раз она себя так чувствовала, когда встречалась с Виктором.

Консультант тактично покашлял, и Гермиона обернулась. Парень показал ей бумагу нужной плотности и виды кистей. Пока ведьма выбирала нужную толщину и качество ворса, вела беседу с Престоном, рассматривающим кисти для племянницы.

Грейнджер быстро закончила набирать инструменты и прошла к кассе. Два раза волшебник спросил разрешения сделать ей подарок и пригласил пойти с ним к Рори, и оба раза она отказалась. Ей было неловко, она смущалась таких жестов и знаков внимания. Это было непривычно для неё. Потом она сказала Джону, что ей нужно заскочить в книжный, чтобы взять гримуар и она отправится в квартиру собираться обратно в замок.

— Давай я тебя провожу, а затем мы вместе пообедаем. Всё-таки ты не часто тут бываешь, а после окончания Хогвартса неизвестно, сколько мы будем пересекаться.

— Даже не знаю, Джон… — Гермиона замялась. Вроде у неё было много свободного времени до отъезда, но она также хотела подольше побыть в квартире и перебрать старые вещи.

— Всего лишь обед, и пойдёшь дальше по своим делам.

— Уговорил.

Сдалась. Без боя. Прямо на растерзание коммуникации. И красивому мужчине.

***

В книжном ей не пришлось долго искать хоть что-то похожее на «Лемегетон». Так как в разделе эзотерики она нашла новенькое издание «Духи Каббалы» в твёрдом переплёте, да ещё и с вшитой в переплёт чёрной закладкой, Грейнджер долго вчитывалась в первые страницы книги, и только после того, как убедилась в полезности издания, оплатила её на кассе. Джон пытался выпытать у неё причину такой странной покупки, на что она ответила ему, что эта информация нужна ей для учебного проекта. По сути, она не соврала, как и не сказала всей правды.

С каких пор Гермиона Грейнджер стала утаивать всё от всех?

С таких.

Гриффиндорка была уверена, что Блэйк тоже никому ничего не собирался говорить, хотя кто его знал. Возможно, с кем-то он обмолвился словечком, и этот кто-то держит язык за зубами. Студентка была крайне удивлена, когда стала понимать, что никто ни о чём не догадывается. Невилл, конечно, очень не вовремя заметил тетрадь и поделился этим с Джинни. Тем не менее, от Джинни трудно что-то утаить.

Было нагло со стороны лучшей подруги посылать патронус, чтобы Гермиона купила алкоголь в Лондоне. И Гермиона даже могла бы обидеться на это, а для неё это было не сложно. Друзья решили поздравить её с днём рождения, закатывают вечеринку, а её просто ждут с дополнительной опцией. Казалось бы, что в этом такого? И всё же. Ей это не понравилось.

Тяжёлый вздох. Ладони снова непозволительно чесались и горели.

— О чём думаешь?

Они уже сидели в кафе недалеко от «Дырявого котла» на Чаринг-Кросс-Роуд. Кусок не лез ей в горло. Грейнджер всё взвешивала все «за» и «против» возвращения в Хогвартс сегодняшним вечером, помешивая сахар в чашке с американо. Салат с прошутто, моцареллой и крупно нарезанной рукколой стоял в стороне, наполовину съеденный. О десерте ведьма даже не думала.

— Джинни с Пэнси закатывают сегодня вечеринку в Башне в честь моего девятнадцатилетия, а я не хочу туда идти.

— Не знал, что у тебя сегодня день рождения. Поздравляю, — мягко произнёс волшебник, сидя напротив знакомой. Престон немного поёрзал в кресле, чувствуя неловкость от незнания такой детали.

— Спасибо. Я бы вообще хотела забыть назначение этого дня. Сегодня я была у Барви и Дарлинг. Как оказалось, у родителей дела обстоят куда лучше, чем у меня, — Гермиона перевела взгляд в окно и проследила за людьми, спешащими укрыться от ливня. Вода заливала все дороги, словно пыталась затопить город и спрятать его под толщей жидкости.

— Послушай, — Престон взял её за руки, обращая на себя внимание, и пристально посмотрел в карие глаза, — ты не можешь что-либо изменить в этой жизни. Нужно двигаться дальше. Сейчас настали спокойные времена и тебе нужно продолжать жить и делать всё, чего ты хочешь. В этом весь смысл. Мы боролись за эту жизнь, и мы её по-настоящему заслужили. Ты не сможешь по щелчку избавиться от всех недугов, но не забывай, что война оставила след на каждом из нас, и все мы переживаем по-разному эти моменты. Продолжай лечиться и никогда не делай шаг назад. Ты можешь остановиться, чтобы передохнуть, как бы то ни было, нельзя забывать, куда ты идёшь.

— Я просто хотела в этот день побыть сама с собой, прийти в себя, успокоиться и продумать план действий на будущее. Я не хочу сборищ с криками «С днём рождения!», потому что этого хотят мои друзья. Они словно не понимают, что мне не нужно это.

— Гермиона, твои друзья хотят вытащить тебя с того болота, в котором ты купаешься. Уверен, они просто хотят, чтобы ты дышала воздухом и радовалась жизни, пусть тебе это даётся тяжело. Ты не вылезешь сама из этого состояния, тебе нужна помощь.

— Не хочу помощи.

Гермиона Грейнджер так яростно отгоняла всю поддержку и все руки помощи, которые ей предлагали, что загнала себя в тупик. Ей хотелось внимания, но параллельно ей хотелось быть антисоциальной личностью и не иметь ничего общего с другими людьми. Малфой был прав, когда говорил, что она бросается из крайности в крайность. Везде должна быть золотая середина или что-то приближённое к ней.

— Что говорит Беата? — Джон обеспокоенно смотрел на Гермиону, понимая её состояние. Рори тоже первые недели не хотела ни с кем разговаривать, как и Мэддисон. Мать с дочерью просто находили утешение друг в друге и могли быть апатичными и молчаливыми часами и даже днями.

— Беата советовала найти хобби и общаться с друзьями, не отталкивать их. И хотя я часто провожу с ними время, мне всё больше кажется, что я делаю это для галочки.

— Вот что я тебе скажу: пойди на эту вечеринку, всё-таки день рождения бывает раз в году! Тем более, сегодня суббота, тебе стоит повеселиться и сбросить с себя эту тоску. Смотреть на тебя больно, — Джон театрально закатил глаза и откинулся на спинке стула.

Грейнджер рассмеялась и сделала глоток тёплого кофе.

— Думаю, ты прав. Но только послушай, что сказала Джинни, когда прислала патронус: «Когда будешь возвращаться, купи мартини и ликёр, потому что никто из нас этого сделать не может по незнанию»! Уму непостижимо!

— Наглость — её второе имя, я правильно понял? — усмехнулся волшебник и убрал свою ладонь с её.

— Не то слово, — Гермиона грустно улыбнулась. — Они там вовсю готовят гостиную к празднику, а я не хочу толпы.

— Вряд ли там будет толпа. Только, наверное, близкие тебе люди и пара человек с курса.

— Это и будет толпа, — она рассмеялась и отставила чашку. — Я пойду. Мне надо собрать вещи и забежать в маркет за выпивкой. Спасибо, Джон.

— За что?

— За то, что выслушал, понял и дал толчок для действий.

— Брось, я тут ни при чём. Ты сама приняла это решение, — Престон смотрел на неё странно, гриффиндорка не могла распознать значение такого взгляда, и не стала зацикливаться на этом наблюдении. — Я заплачу, ты всё-таки именинница.

— Перестань, это не повод.

— Миа, прекрати, позволь поухаживать за тобой хоть в этом плане, — его тон был настойчивым и твёрдым, и «Миа» просто растерялась в первые секунды, неосознанно «вытирая» ладони о штаны, тем самым уменьшая жжение и чесотку. — Я мужчина, в конце концов.

— А я за равенство, Джон Престон, — Гермиона сама не знала, откуда в ней столько дерзости, что она просто подмигнула ему. — Ты прав, я именинница. И ты не обязан платить за мой обед.

Она чувствовала себя глупо, неловко и смущённо, ведь он был взрослым мужчиной двадцати шести лет. Мама говорила, что мужчина должен платить за женщину, которую зовёт пообедать или на свидание, но сама Грейнджер так не считала. Гермиона придерживалась позиции «мы все равны, и никто никому ничего не должен». Она была самодостаточной и независимой ведьмой, которая хотела платить за себя сама и быть равной для других людей. Ей это нравилось.

Ей нравилось быть сильной, принципиальной и умной, нравилось ставить себя на одну ступень с мужчинами, доказывать им, что гендер ничего не решает и не определяет, проявлять себя и показывать всем, как она может справляться с трудностями сама. Мама называла её глупой, несколько раз повторяя одно и то же: «Мужчина по природе своей добытчик, им нравится ухаживать за женщинами, добиваться их, Гермиона. В женщинах заложена слабость перед мужским полом, желание идти за ним до конца. С сильными женщинами мужчины не могут справиться, им нравится подчинять их. Женщина должна…»

Дальше Гермиона её не слушала, акцентируя своё внимание на том, как болят её глаза от того, как часто она их закатывает, и как чешется язык, чтобы противостоять консерваторским взглядам Джин Грейнджер, но она всегда себя затыкала. Спорить с матерью было бесполезно — она всё равно ничего не слышала, не понимала и придерживалась своего мнения (так ещё и навязывала его дочери). В таком случае, Гермионе не нужен был мужчина, который не разделял её взгляды, и которому она не нравилась такой, какой нравилась себе.

— Может, когда ты будешь снова в Лондоне, мы встретимся?

Волшебник, кажется, не оставлял попыток «ухаживаний». Возможно, Гермиона его зацепила именно своим характером и внутренней силой, но она его не знала в должной мере, потому и не могла судить об этом. Гриффиндорке было сложно распознавать тонкие намёки и знаки внимания или, например, понимание того, нравилась она парню или нет. Пэнси с Джинни пытались ей что-то вдолбить в голову, но она настолько была забита другой — более важной — информацией, что Грейнджер не могла ничего усвоить.

— Посмотрим, — на прощание ведьма улыбнулась мужчине и покинула кафе.

В маркете она недолго блуждала среди полок с алкоголем. Две бутылки текилы, три бутылки мартини и два ликёра. Этого должно было хватить. По крайней мере, самой выдающейся волшебнице точно. Алкоголь помогал притупить чувства на какое-то время. Психотерапевт говорила расслабиться и повеселиться с друзьями? Хорошо, на это она ещё способна. Ну, она так думала.

Трансгрессировав в свою квартиру в проулке между домами, где её никто не видел, Гермиона разулась и повесила плащ на крючок в прихожей. Шопер был тяжёлым, вмещая в себя пакеты из магазинов и ненужную хрень, которая была там до выхода из дома. Вздох. Настенные часы показывали три после полудня. Гермионе дальше нужно было собирать вещи. Ещё ей нужно было вино. И музыка. И прямо сейчас.

***

Стараясь тихо ступать по каменным плитам, Грейнджер плавно передвигалась (по крайней мере, она так думала) по замку, периодически сверяясь с Картой. Настроение было… пьянящим. Что бы это не значило. В голове стоял лёгкий туман, не собирающийся рассеиваться ближайшие полчаса. Гермионе было, честно говоря, плевать на это. Дома было столько вещей, разбивших ей сердце, что нужно было изгнать угнетение и заменить его опьянением.

Редкие студенты проходили мимо или торчали возле стен, о чём-то разговаривая, кто-то даже поздравлял её, девушка же улыбалась в ответ не в силах поблагодарить. Настроение было так себе, и староста решила на этом не останавливаться. Она никогда не заливала душевные терзания литрами алкоголя. Что ж, всё бывает впервые. В этот вечер ей просто этого хотелось.

«Делай всё, что ты хочешь, и получай от этого удовольствие. Кто бы мог подумать, что я хоть раз в жизни буду придерживаться этой бездумной фразочки?» — Гермиона чувствовала себя нарушителем всех правил, которые вывела для себя когда-то. Хотя, знаете, ей было не так плохо, как она на самом деле думала. Просто усталость смешалась с вином и неприятными мыслями, а это навеяло тоску на неё.

Поднимаясь по лестнице в Башню, Грейнджер стаскивала с себя плащ и пыталась засунуть его в шопер. За весь день её кеды и низ джинсов сушились раз десять, а всё потому, что она забывала вовремя обновлять чары. Недалеко так и до простуды. Гриффиндорка молилась Мерлину и Моргане, чтобы ничего подобного не произошло. Ей ведь ещё нужно готовиться к экзаменам!

Она тихо проговорила пароль портрету и проскочила за дверь, надеясь, что никто не заметит её прихода. Сейчас бы лечь в кровать, включить «Плацебо» или U2, налить в бокал ликёр и «отжигать в своё удовольствие». Такой вид развлечений гриффиндорке подойдёт. А в гостиной было подозрительно тихо. Опустив голову и даже не стараясь пробираться в спальню бесшумно, Гермиона проговорила в темноту:

— Я знаю, что вы все тут, — голос звучал устало и хрипло, словно она проплакала весь день. А так оно и было.

— Да ладно, Грейнджер, так не интересно, — раздалось справа от неё, и в Башне зажглись разноцветные гирлянды.

Тео стоял возле неё и тянул руки к её сумке, чтобы отбросить её в сторону и притянуть её за руку в крепкие объятия, которых ей не хватало за весь день. Слизеринец резко закружил её и чмокнул в щёку, пока она хохотала от неожиданности (и совсем немного от алкоголя). Встав на ноги, Грейнджер обернулась на крик «сюрприз!» со всех сторон и прикрыла рот руками. Она-то думала, пришли только близкие друзья, но, кажется, тут был весь седьмой курс.

Джинни и Пэнси тут же накинулись на неё, сбив с ног так, что все трое валялись в ворохе подушек на полу. Вдруг заиграла музыка. Гермиона сразу узнала Дэвида Боуи и его песню «Heroes». Вокруг началось веселье, которого никогда не было на вечеринка Гриффиндора или свадьбах, на которых ей доводилось бывать. Все были расслабленными, воодушевлёнными и забавными. С минуту девушки продолжали лежать на имениннице в позе звезды, а потом почти синхронно перекатились и улеглись рядом с ней, смеясь.

— С днём рождения, дорогая, — Пэнси поцеловала её в щёку, поднялась и потянула Гермиону за собой. — Пойдём, тебя надо переодеть и разобрать твои пожитки.

Джинни напоследок обняла её, прошептав поздравления, и отпустила с Паркинсон. По дороге в комнату каждый пытался урвать крупицу внимания ведьмы, обнимая, поздравляя её и желая исполнения всех желаний и целей, которые она перед собой поставила. В спальне гриффиндорки было потише, но и тут тоже постарались всё украсить и видоизменить: всё, что было бордового цвета, стало светло-серым, а золотые вставки — сиреневыми. Уизли знала, что это были два её любимых цвета так же, как и то, что такие цвета были в зачарованном дневнике. Хитрая какая, как её только не отправили на Слизерин, Гермиона не имела ни малейшего понятия. Под потолком висели серебристые шары, а на полу в вазах стояли её любимые нежно-розовые пионы. Вероятно, кто-то постарался нанести на них чары против увядания, и они источали тонкий цветочный аромат.

Гермиона даже удивилась: пионы цветут в мае, а сейчас стоял конец сентября. Вопрос: откуда? Девушка решила долго не размышлять об этом — в волшебном мире можно найти всё, что угодно; цветы, растущие в другое время года, — всего лишь мелочь. Обращая внимание на слизеринскую подругу, староста школы замечает, как та бережно раскладывает на кровати короткий топ с открытыми плечами и длинными рукавами и белую юбку. Гриффиндорка поморщилась: слишком открыто и не практично. Хотя Пэнси, кажется, совсем не замечает укоризненных взглядов однокурсницы.

— Паркинсон, нет.

— Грейнджер, да.

— Я не надену это, — Гермиона скрестила руки на груди и упрямо отвернулась от одежды.

— Наденешь как миленькая. Расслабься, сегодня тебе девятнадцать! Мы закатили такую вечеринку и приготовили для тебя кучу сюрпризов, а ты упираешься красиво одеться. Гермиона, дорогая, хоть раз в своей жизни сделай то, о чём я тебя прошу, — Пэнси присела рядом с ней и взяла её холодные ладони в свои.

— То есть, прошлые разы не считаются? Напомнить про то, как ты выкинула мою одежду и вместе с Джинни — дай бог ей здоровья, а то мало ли, порчу наведут, — заменили на то, что не в моём стиле?

Грейнджер с иронией вскинула бровь и посмотрела подруге в глаза. Она уже не помнила, как они втроём вышли из статуса «выгодные отношения» и перешли в зону «искренняя дружба». Это было всего каких-то несколько месяцев назад, когда они просили друг друга об услугах, возвращали долги, а потом… В какой момент помощь ближнему перестала называться услугой? В тот день, когда Пэнси Паркинсон сказала, что Гермиона ей не должна, ведь и так много всего для неё сделала, Грейнджер долго думала над её словами.

— О, перестань, это было ради твоего блага, — слизеринка закатила глаза и поднялась, потянув за собой гриффиндорскую старосту. — Давай, переодевайся, а потом тебя ждёт уникальное путешествие в мир развлечений, алкоголя, игр и поздравлений.

Гриффиндорка встала следом и скептически оглядела наряд. Это было не её, она не чувствовала себя в этом комфортно, но кто она такая, чтобы перечить слизеринской моднице, которая может ей голову откусить за неповиновение?

— Давай-давай! Вперёд и с песней! — Пэнси готова была подбадривать её хоть всю оставшуюся жизнь, если бы это означало, что Грейнджер будет одеваться так, как она скажет.

— С похоронным маршем? — уточнила Гермиона, стягивая с себя рубашку. В любом случае, она может потом незаметно трансфигурировать короткий топик в длинную кофту, и заправить её в юбку.

— Всё шутишь, — Паркинсон вздохнула и села на кровать, рассматривая содержимое сумки подруги. — О, ты купила краски и холсты? Здорово, не знала, что ты рисуешь.

— Я и не собиралась, — застёгивая юбку, ответила Гермиона, — Дарлинг посоветовала попробовать арт-терапию вкупе с препаратами и сеансами.

Гермиона оценивающе осмотрела себя в зеркале, стоящем возле платяного шкафа. Дверь в спальню открылась, и в отражении Гермиона увидела голову Тео, протиснувшуюся в проём. Сначала он оглядывал помещение, а потом его взгляд остановился на гриффиндорской коллеге. Глаза расширились от удивления. Пэнси подошла к Грейнджер и с двух сторон заколола волосы, открывая светлое лицо с россыпью веснушек.

— Ого! — вздохнул Тео. — Ты прям красотка в этом… одеянии.

— Ещё хоть слово, Нотт, и наденешь это сам, — рявкнула Гермиона, поворачиваясь к входу.

— Молчу-молчу! Пойдёмте, нас ждут алкоголь, «Элиас», «Алкополия на желания», «Бутылочка» и многое другое.

Теодор подмигнул и закрыл дверь с той стороны. Гермиона протяжно выдохнула и вместе с Пэнси вышла из своей спальни. В гостиной все наслаждались этим днём. Гермиона невольно улыбнулась, глядя на то, как Блэйз закатывал глаза при виде Рона и Малфоя, уже подвыпивших и мерящих друг друга неласковыми взглядами. Джинни порхала возле сидящего в кресле Гарри, разговаривающего с Дином и смеющимся с очередной шутки. Парвати и Падма танцевали с обеими Гринграсс и ещё какими-то девочками и парнями с Рейвенкло. Луна, казалось, находилась в своём мире, нацепив на себя спектрально-астральные очки.

Тео с бокалом в руке подошёл к Дафне и пригласил её на танец, обворожительно улыбаясь блондинке и пытаясь тем самым её обезоружить. Даже Грейнджер было понятно, что Тео её никак не интересует и что парень просто обрёк себя на безответную влюблённость. Нотт отходит от причины своих любовных страданий к «бару» — когда-то письменному столу с выпивкой — и ставит на поверхность пустой бокал. Староста с торжественным и важным видом наливал себе в бокал алкоголь, когда ведьма с Гриффиндора подошла к нему.

— Тео, ты переигрываешь, — заметила Гермиона, повторяя его действия, но была прервана его джентельменством: он выхватил бутылку мартини из её рук и сам налил ей бокал.

— Я просто наливал себе ликёр.

— Ага, конечно.

Оперевшись на край стола бёдрами, эта парочка отхлёбывала напитки с присущей им обоим дерзостью и отсутствием манер, как это принято в высшем аристократическом обществе. Теодор давно положил на эти правила, являя Грейнджер свои противоречивые привычки. С детства он делал всё назло отцу: и разговаривал, и одевался, и неподобающе вёл себя. Когда слизеринцу хотелось быть обходительным и галантным, он так и представал перед другими — истинным джентльменом с чистой кровью. Всё зависело от его желания и настроения.

— Как думаешь, я ей нравлюсь? — Теодор сделал глоток, равнодушно осматривая расширенную заклятьем гостиную и веселящийся народ.

— Думаю, ты зря тратишь на неё своё время.

Гермиона даже не успела ничего ответить другу, как за неё всё сказал только что подошедший Драко Малфой. Впрочем, она бы сказала то же самое, только в более мягкой форме. Бесцеремонность — конёк Малфоя, Гермиона это уже заметила. Так же, как и его «подбор подходящих и вежливых выражений».

— Грейнджер, поздравляю, — Драко кивнул ей и отсалютировал фужером, — сколько тебе исполнилось, восемнадцать?

— Мне девятнадцать, Малфой, — она посмотрела на него снисходительно, и Драко почувствовал прилив лёгкого раздражения. В конце концов, откуда он знал?

Аристократ внимательно посмотрел ей в глаза, чуть сощурившись, а потом оглядел полностью. Грейнджер выглядела неимоверно усталой и совершенно не желающей присутствовать на пьянке даже в честь её дня рождения, но у её друзей вместо мозгов в голове были петарды, которые взрывались непонятно от чего. Даже при таком цветном и скудном освещении он разглядел веснушки на её щеках и вздёрнутом носе, ранки на губах от частых укусов нежной кожи.

Драко почувствовал, как кровь прилила к щекам, потому что он вспомнил тот злосчастный поход в Ванную старост. И, оглядывая её сверху вниз, он мог поклясться, что с его организмом сыграл шутку её легкомысленный и не соответствующий её чопорности и заносчивости наряд. Белая юбка сидела на её бёдрах как влитая, слегка оголяя сами бёдра и открывая худые колени. Топ не скрывал острые ключицы и изгибы плеч, тонкую шею и созвездия родинок на левом плече. Чёрный цвет делал её молочную кожу ещё светлее.

Ему сильно хотелось, чтобы в сине-красном свете не было видно его покрасневших пылающих щёк. Потому что внешне Гермиона Грейнджер была очень даже ничего. Не хватало только присвистнуть ей в след и назвать «деткой».

— Герми, с днём рождения, дорогая! — воскликнул Джордж где-то справа от Гермионы, неожиданно появившись в гостиной Башни префектов.

Гриффиндорка чуть не подавилась глотком мартини, откашливаясь и принимая похлопывания по плечу от Нотта и стакан с водой. Тем временем рыжий подошёл к подруге с огромным и странным разноцветным букетом чего-то непонятного на первый взгляд. Глаза Гермионы от этого зрелища расширились до чайных блюдцев, а слюна скопилась во рту. Чёрт, да это же…

— Ты меня напугал, Джордж Уизли, хотя я тебя прощаю, ведь ты принёс мои любимые сахарные перья, — она приняла букет из сладостей и почти не обратила внимания как один из Уизли щёлкнул её по носу, широко улыбаясь, — но если ещё раз меня так назовёшь, я не посмотрю на то, что ты мой друг.

Грейнджер крепко обняла рыжего, положив подбородок ему на плечо. Признаться, она скучала, хотя виделись они перед первым учебным днём в Норе, когда Гермиона забирала с собой Джинни и Рона обратно в Хогвартс. Они вместе прошли к дивану, рядом с которым сидел Гарри в кресле.

— Меня зовут Гермиона, если любишь краткость, то — Миона, но не Герми, Мерлин тебя раздери.

— Ты прямо как Дора: «Не называй меня Нимфадорой, я — Тонкс!» — пропищал Джордж, изображая погибшую подругу. Гермиона грустно улыбнулась, вспомнив нрав Тонкс. Мракоборцу Тонкс Гермиона доверяла все свои секреты, включая самые опасные. Джинни в то время не было рядом, да и она бы в тот момент не поняла.

— Её всегда звали по фамилии, — отозвался Гарри, услышав последнюю реплику и пожимая руку Джорджу.

— Потому что давать детям имена в традиции Блэков — верх тупости, — заключил Рональд.

— Она тоже так считала, — кивнул Гарри.

— Придержи язык, Уизли, — холодно отчеканил Малфой, обратив внимание на этот диалог, когда шёл следом за Главным старостой Ноттом к диванам и креслам, чтобы сыграть на желания.

— Заткнись, хорёк.

Рон решил не оставаться в долгу, но Гермионе казалось, что тем самым он выставлял себя в глупом свете. Покачав головой, Гермиона достала палочку из заднего кармана, снизила громкость музыки, исправила освещение на более светлое и не портящее зрение и призвала из комнаты карты для «Алкополии» с помощью простого Акцио.

Несколькими колодами небольшие цветные карточки приземлялись перед ними на журнальный столик, тасуясь, мешаясь, переворачиваясь в воздухе. Некоторых такое зрелище сильно впечатлило, но не старост. Рядом со стопками карт приземлились три игральные кости с обычной разметкой от одного до шести.

— Итак, во что мы играем? — спросил Симус, сидящий во втором кресле справа от Гермионы.

— Мы играем в «Магическую алкополию». Правила просты: по очереди тянем карту и выполняем задание на ней, после чего дружно выпиваем. Кто отказывается выполнять действие на карте — не пьёт весь круг и покрывается заклятьем «Трус!». Вся шея, лоб, руки будут в этом слове, — пояснила она, болтая в бокале мартини.

— Для чего нужны кости? — спросил Дин, решивший тоже принять участие в игре.

— Если кому-то выпадает исполнить желание другого человека, выбрасываются кости, чтобы определить точное количество желаний. Времени на выполнение желаний много, оно не ограничено, только у тебя на запястье появятся круги, обозначающие оставшееся количество невыполненных желаний.

Тео рассказывал часть правил с таким удовольствием, что Драко даже забыл, как дышать. Его друг настолько был увлечён общением с Грейнджер, изучением маггловской культуры и подготовкой стать преподавателем Маггловедения, что это выбивало из колеи. Данное явление было ещё одним доказательством того, что ни кровь, ни происхождение не влияют на человека как-то по-особенному. Малфой снова убедился в том, что ему достаточно хорошо учиться и быть порядочным человеком, что бы это не значило.

Тем временем его посетила одна мысль. Что, если Тео — его собеседник?

— Начинаем, — хлопнула в ладоши Пэнси, и игра началась.

Первой ходила Грейнджер, чтобы показать другим, как нужно играть и что делать в той или иной ситуации. Игра шла почасовой стрелке, чтобы всем было удобнее. Драко наблюдал за ней, сидя рядом с Теодором, расположившегося слева от самой Гермионы. Он следил за тем, как вздымалась её грудная клетка, когда она дышала, как топ и юбка открывали оголённый участок кожи, а рядом с поясом… Драко разглядел металлический шарик над пупком, когда она подняла руки, чтобы потянуться, и её живот немного оголился.

Сначала он решил, что ему показалось, и Малфой пригляделся внимательнее, пытаясь понять: глючит его или нет. Дёрнув сидящую на подлокотнике рядом с ним Паркинсон, парень вынудил её пригнуться к нему, чтобы Драко смог спросить, что у Грейнджер в животе.

— Эта странная штука называется пирсингом, Драко. Что-то вроде моды в не магическом мире на подобные украшения в теле. Если она оголит пупок, можно увидеть украшение полностью, но я не думаю, что сейчас она это сделает, — задумчиво произнесла чуть захмелевшим голосом слизеринка и выпрямилась.

— «Шотландский бар. Выпей два шота подряд», — прочитала надпись на карточке Гермиона и призвала рюмки с разными бутылками ликёра.

Тео, как истинный джентльмен, налил ей в два слоя сначала один ликёр, потом другой, и начал кричать под дружный хохот «Пей! Пей! Пей!», смущая соседку по Башне. Быстро выдохнув через рот, ведьма залпом осушила первую рюмку, а затем вторую, слегка поморщившись. Алкоголь обжёг горло и желудок, а потом приятное тепло разлилось в груди.

«Как клишировано это звучит», — закатила глаза она, даже мысленно делая замечание самой себе.

Следующим был Теодор. Ему выпало странное желание на карточке: рассказать о самой невероятной его сексуальной фантазии. Покраснев сначала от возмущения, а потом от смущения, слизеринец, немного заикаясь, принялся рассказывать реальную фантазию. Потом он так распалился в своём рассказе, что уже говорил с какой-то царственностью и гордостью. Пляж, закат, бунгало на берегу…

— …она давится моим членом из-за того, что он такой большой, пока я наматываю её воло…

— Единственное, почему она может подавиться, Тео… так это от смеха, — перебил его Блэйз, совсем не замечая злого взгляда однокурсника.

— Ха-ха, очень смешно, Блэйзи, — Нотт надулся под общий хохот и сделал глоток мартини, который они пили на пару с Гермионой.

Выкинув карту на стол с рисунком ирландского паба, который он должен был собрать хотя бы в количестве трёх штук, чтобы выиграть, староста мальчиков положил правую руку на спинку дивана позади сидящей рядом гриффиндорской сокурсницы. В этом жесте не было никакого подсознательного желания, намёка, флирта или чего ещё. Просто ему так захотелось. Он даже не заметил этого. Почти.

Далее тянул Малфой. При всём своём снобизме и скептицизме, с которыми он отнёсся к этой игре, Драко казалось, что такое времяпрепровождения сближает людей, делает их более терпимыми друг к другу и, несомненно, способствует лучшей коммуникации для многих. Таким образом можно было подружить гриффиндорца со слизеринцем, просто заставив их пить вместе и играть в настольную игру. Азарт, смех со всех сторон, алкоголь, повод — всё это привлекало аристократа из древнего рода.

Карта была бело-розового цвета с изображением треугольного бокала на длинной ножке. «Коктейльная вечеринка». Драко внимательно всмотрелся в задание, пытаясь вникнуть в смысл слов. Хм, это что-то непонятное, странное и…

— Дай сюда.

Пэнси выхватила его карту раньше, чем он успел отреагировать, и прочитала вслух задание на карточке с изображением коктейля.

— Внимание: «Коктейльная вечеринка. Спроси кого-нибудь о том, что хочешь в последнее время узнать». Хм, Драко, ты уверен, что вообще в чём-то заинтересован, кроме своей неблагодарной задницы?

Малфой рыкнул на неё в ответ, отобрав маленький прямоугольник. Вертя в руках дурацкую карту, волшебник настраивался на выполнение задания. Уж больно не хотелось ходить с чернилами на теле в течение какого-то неопределённого времени.

— Грейнджер… — Малфой не знал, как просить её, как сформулировать свою просьбу и вообще не нервничать, но интерес всё же остался с первого учебного дня. Лишь бы никто ничего не заподозрил.

— Что? — она выгнула бровь, словно насмехалась над ним. Драко сцепил зубы и приказал себе держаться. Пусть она раздражала не так, как раньше, но раздражала. Слишком самоуверенной особой стала.

— Включи «Placebo», будь добра.

Брови Гермионы взлетели в неожиданном удивлении. В глазах загорелся огонёк. Она уже выпила пару бокалов, но оставалась в трезвом уме и твёрдой памяти, хотя в первую секунду посчитала, что ей послышалось. Ничего не сказала, ни о чём не спросила, быстро кивнула и взмахнула палочкой. Из магнитофона полилась музыка. Это был рок, который Малфой прежде не слышал. Что-то в музыке группы вызывало тревожность и воодушевление. Странное сочетание, приносящее некое умиротворение. Ему начинала нравиться маггловская музыка. В давних предрассудках более не было смысла. Чем отличалось искусство волшебного мира от маггловского? Разностью миров, разве что. Музыка магглов, сделал вывод Драко, была ничем не хуже музыки волшебников.

Следом была Пэнси, которой нужно было назвать пять известных песен за десять секунд, и всему кругу после выполнения задания нужно было выпить в честь музыки. Поттер и Финниган, которым попались одинаковые карточки с надписью «Выпей на брудершафт с другом», налили себе огневиски на два пальца и осушили его почти с той же скоростью, что и Грейнджер ранее свои шоты.

Никто не отказывался от задания на карте, чтобы не быть исписанным позорным словом, даже Невилл Лонгботтом, дрожащий как осиновый лист и рассказывающий о самом ужасном секрете — его боггартом до сих пор был Снейп, только вот не факт, что в одежде его бабушки он теперь будет казаться менее пугающим. Драко усмехнулся при этой мысли, скрыв улыбку бокалом. Блэйз, Дафна, Астория, обе Патил, Томас, Рон и Джордж Уизли, Джиневра, Лавгуд — все играли, подчиняясь правилам заданий. И чаще всего после каждого игрока все пили.

— «Вечеринка. Расскажи о человеке, которого ты первым посчитал сексуальным. Выпейте за своих соблазнителей», — прочитала Джиневра, придерживая бокал с вином за ножку. — Итак, первым, кто меня возбуждал, был Снейп.

— Какая мерзость, Джинни! — лицо Рона то ли побледнело, то ли позеленело, то ли всё вместе.

Гермиона рассмеялась, глядя на эту картину. Джинни ни капли не стеснялась, когда рассказывала об этом, а у самой Гермионы горели уши от данного заявления, однако она слышала это не первый раз. У неё у самой был грязный секрет о профессоре, знали об этом только две змеючки, одна из которых каким-то образом попала в Гриффиндор.

— Заткнись, Рон, ты вообще каким-то образом умудрился встречаться с Лавандой. К тому же, тебе когда-то нравилась мадам Розмерта, потому что однажды она тебе сказала, что ты выглядишь мужественно, — фыркнула его сестра и подняла бокал.

— Неправда!

Гермиона с Гарри вовсю хохотали, дав друг другу «пять» за то, что рассказали об этом Джинни. Конечно, Рон узнает об их маленькой тайне и обидится, назвав предателями, но это будет потом.

— Как думаете, у Снейпа были эротические фантазии? — ровно спросила Пэнси, вместе со всеми отпивая из бокала.

— Фу! Только не говорите ничего об этом в моём присутствии! — Гарри сделал вид, что его сейчас стошнит, но скрыть улыбку после прошлого заявления Джинни не смог.

— Поттер, про твою мать сейчас вспоминать точно не хочется, — встрял Блэйз, ухмыляясь.

— Я думаю, у него была одна самая большая фантазия, — ухмыльнулась Джинни, чувствуя себя более расслабленной от алкоголя. Гермиона прыснула со смеху. — Он ме-е-едленно снимал… — рыжая поиграла бровями, не переставая ухмыляться.

— Блядь, Джинни! — воскликнул Рон, покраснев то ли от стыда, то ли от отвращения.

— Двадцать баллов с Гриффиндора, — закончили Грейнджер с Уизли хором и громко рассмеялись, наблюдая за реакцией присутствующих.

Так, круг за кругом шла игра. Иногда были совсем идиотские задания, вроде «показать пантомиму любимого животного», «станцевать страстный танец» (это выпало Джорджу, который в качестве танца выбрал стриптиз, а после сдал карты и ушёл домой), «рассказать самую сложную скороговорку», «слить из каждого бокала понемногу в общий графин и выпить оттуда всё», «прочитать самый глупый стих», «рассказать постыдную школьную историю» (например, о том, как Тео, возбуждённый, сорвался на факультативы, вспомнив о них во время секса с какой-то хаффлпаффкой) и многое другое.

В который раз очередь доходит до Драко, и он вытягивает карту. К этому времени Гринграсс и Патил ушли по своим гостиным, а Лавгуд вызвался провожать Лонгботтом, уставший от сегодняшнего дня в целом и решивший пойти отдыхать в башню Гриффиндора. За ним увязались Финниган и Томас, уже засыпавшие от большого количества алкоголя в крови, разморившего их.

«Это шутка какая-то! — думал Драко, тупо пялясь в карточку. — Да что в этом интересного?»

— «Вечеринка. Научись правильно пить текилу. Пусть начавший этот круг станет солью и лаймом». Что это значит?

— У текилы есть свои правила, Малфой, — Джинни тут же подскочила с места и прошла к столу с бутылками, где уже стоял Тео и прибирал пустую тару под стол, открывая новые бутылки с напитками. Рон заперся в ванной, борясь со своим желудком. Очевидно, что Рональд Уизли проигрывал собственному организму. — Её не просто пьют стопкой, существует целый ритуал…

— Хотя в Мексике это считается дурным тоном, там её разбавляют водой либо пьют чистую, — вставила слово Гермиона, достав откуда-то соль, дольки лайма и бутылку с текилой. Ей и самой не нравилось это, тем не менее, ходить в «татуировках» не хотелось больше.

— О, мы тоже участвуем, — подскочила Пэнси, хлопнув в ладоши с той же радостью и тем же предвкушением, что и Джинни, оказавшаяся рядом с баром.

Драко опешил. Ему не прельщал такой ход событий, а он был слизеринцем. Храбростью он, естественно, не отличался, но спасовать перед таким количеством гриффиндорцев, которые его заживо съедят своими «шуточками», не было его самой большой мечтой. Играть надо до конца, Малфой знал это лучше всех. Только вот конец игры он сам обозначит.

— Что надо делать?

Гермиона, упирающаяся со всей силой и смущением, которые он видел в ней впервые, всё-таки была поставлена почти посреди свободной от мебели части гостиной, как какая-то статуя. Девушка была напряжена и рассержена, но сдаваться тоже не хотела. Что это, гриффиндорская храбрость или глупость? Сложно было определить с первых секунд.

Пэнси аккуратно присыпала солью её ключицу, слегка растянув дорожку от шеи, чуть задрала голову Грейнджер, и Джиневра положила ей в рот дольку зелёного цитруса, заставив сжать её между пухлых губ. Главная староста рассерженно нахмурила брови, смотря на амбициозность двух девушек, круживших вокруг неё. Паркинсон незаметно для других подмигнула ей и отправилась на своё место слегка плывущей походкой. Кажется, слизеринке не стоит больше наливать.

— Сначала слизываешь соль, — медленно проговорила рыжая ведьма, — потом выпиваешь всю рюмку залпом и только после этого ешь лайм. Всё не так сложно, как кажется.

«Если бы!» — пронеслось в мыслях у «жертв» карточной игры.

Малфой некоторое время смотрел на неё, не отрываясь. Такой вид ему нравился: она была покорной, но своевольной, растерянной и немного растрёпанной, пьяной и соблазнительной, как тогда, в Ванной старост. Тряхнув головой, слизеринец стал медленно подходить к Гермионе, не замечая, как их друзья играли дальше, изредка поглядывая на старост враждующих факультетов.

Гермиона затаила дыхание. Это всё зашло слишком далеко. Пьяная игра, чёртовы провокационные задания, очерёдность. Всё было далёким, пугающим и смущающим. Особенно серебристые глаза Драко Малфоя, смотревшие ей прямо в душу. Мурашки от его взгляда пробежались по спине, но она не оторвала своих глаз от его. Не от возбуждения, от возмущения и интереса. Всё было неправильным, неестественным, иррациональным. Мисс Беата Дарлинг советовала ей…

Прохладные губы парня легко коснулись её оголённого плеча. Гермиона чуть не дёрнулась в сторону от неожиданно приятных ощущений. Такие мягкие прикосновения ей были в новинку. Ладони тут же вспотели и сжали ткань юбки. Она еле сдержала стон, когда этот наглый слизеринец стал вести влажным языком по ямке над ключицей, чтобы собрать всю соль, выводя известные одному ему узоры и практически невесомо обхватывая плоть губами. Бледные пальцы едва коснулись задней стороны шеи, отводя пряди волос в сторону, чтобы не мешались.

Драко, слизав всю соль с кожи девушки, которая в последнее время кроме раздражения и злости вызывала странное желание и интерес, чуть сдвинулся, поцеловав её в основание шеи и скользнув кончиком языка, будто рисовал на её шее, как на чистом холсте. Он заметил, как она вздрогнула от лишнего поцелуя и глубже задышала через нос, пока сам пытался не думать о том, как внизу живота всё горело, а член стоял от одних мыслей и «невинных» прикосновений. Невербально призванная рюмка с текилой тут же оказалась в его руке. Оторвавшись от солёной кожи Грейнджер, аристократ, смотря гриффиндорке прямо в потемневшие глаза, опрокинул всю рюмку и отозвал её, продолжая сверлить глазами.

Капля цитрусового сока покатилась от уголка её рта по щеке и нижней скуле. Он сжал её талию одной рукой, прижав к себе чуть плотнее, и быстро собрал сок губами с её челюсти. Гермиону слегка потряхивало. Туман в голове не желал рассеиваться, колени дрожали, в глазах помутнело на какое-то время. Девушка не знала, что с ней происходит, но она чётко ощущала, как жар в ладонях, особенно в правой, и во всём теле усилился, желание стянуло спазмами организм. Брови заломились, она зажмурилась, рвано выдыхая.

«Заканчивай уже с этим, господи», — мысленно молила Гермиона, только не спешила уточнять, с чем именно заканчивать.

Когда Малфой её поцеловал, — точнее, забрал из её рта своим грёбанный лайм, напомнила она себе, — девушка вытолкнула языком дольку и прошлась им по его нижней губе совершенно осознанно, а затем резко отскочила, как ошпаренная, признав весь ужас ситуации. Врать самой себе не было смысла, это было приятно, сладко и горячо, но это было не то, что она могла себе позволить. С красными щеками и горящими ушами она уселась обратно на диван и осушила полный бокал мартини. После такого и выпить можно.

— Остановите планету, я сойду, — ошеломлённо высказался Блэйз, чуть не выронив бокал огневиски на ковёр.

— Ты не поверишь, Блэйзи: если планета остановится, сойдут все, — нарочно спокойно произнёс Тео, наливая себе ещё выпить. Как бы его спокойствие не выражалось внешне, внутри всё ужаснулось от данной картины. Конечно, все всё видели. И все были шокированны таким «перфомансом».

Студенты уселись обратно по местам. Очередь снова дошла до Гермионы, пьющей уже третий коктейль по счёту. Потрясение на её лице мог не заметить разве что слепой. Джинни с жалостью глядела на подругу, пытаясь найти положительные стороны. Это ведь всего лишь игра… верно? Ничего серьёзного, завтра всё забудется.

Вытянув карту, староста девочек замялась:

— «Вечеринка. Ты не пьёшь этот раунд. Сидящий слева через одного выбрасывает кости. Какое число выпадет — столько его желаний ты будешь исполнять. Как только кости встанут, пожмите друг другу руки. В случае отказа будешь рассказывать все свои тайны присутствующим».

Желая скрыть все свои секреты, Гермиона посмотрела влево от себя и громко простонала. Ну, кто же ещё ей мог попасться после такого унижения с текилой? Конечно же, он! Самый наглый, самый дерзкий, самый безолаберный и непроходимый грубиян на всём курсе! Повезло так повезло, что сказать. Она сегодня была в ударе.

— Бросай, Малфой, — почти приказал Гарри, испытывая сочувствие по отношению к лучшей подруге. Чего греха таить, он пытался скрыть отвращение после того ужасного случая с «правилами текилы». Даже винил себя в этом, хотя, по сути, он тут был не при чём. Это всё Джинни! Но ведь Гарри мог её остановить…

Драко взял в ладонь кости и зажал в кулаке. Через пару секунд выбросил их, замечая неожиданную тишину со стороны однокурсников, нарушаемую музыкой из колонок. Четыре, три и шесть. Тринадцать. Довольная ухмылка расползлась по его лицу.

— Тринадцать, Грейнджер, — он протянул ей руку.

Сцепив зубы, Гермиона ответила ему таким же жестом, отмечая дурацкое голубоватое свечение, скрепляющее их «сделку». У обоих на запястья стали вырисовываться бледные ровные круги в количестве тринадцати штук. Злость заполнила всё её тело. Так выглядела безвыходность. Самая настоящая безвыходность Гермионы Грейнджер. Во всяком случае, ей не пришлось открывать все свои карты, сдаваясь на растерзание знакомым и друзьям. Тайны стояли выше глупых желаний.

Да будет так.

***

Просыпаясь наутро после дня рождения в своей кровати совершенно одна — слава Мерлину и Моргане — Гермиона несколько минут пыталась разлепить глаза. Балдахин скрывал свет, шедший от окна, и не давал ей проснуться раньше, чем ей хотелось бы. Глубокий вдох. Затем выдох. Вчерашний вечер, а за ним и ночь, оказались не такими плохими, как она думала изначально. Дарлинг была в какой-то степени права, говоря, что Грейнджер нужно хоть раз выйти из зоны комфорта.

Девушка потянулась в постели и уставилась в потолок. Было бы здорово, если бы игра в «Алкополию» была лишь сном и разыгравшимся воображением. Потянувшись за стаканом воды, который староста не забыла оставить для себя на тумбочке, заметила тринадцать кругов вокруг правого запястья. Тринадцать светлых, проклятых, ровных кругов, напоминающих ей о том, что это всё не было сном.

Она поморщилась и со стоном упала обратно на постель.

— Вот чёрт!