Pick it up, pick it all up

And start again.

You've got a second chance,

You could go home.

Escape it all.

It's just irrelevant.

Соберись, соберись

И начни всё сначала.

У тебя есть второй шанс,

Ты можешь вернуться домой,

Сбежав от всего.

Это не имеет значения.

Daughter — Medicine

***

Последние дни сентября выдались очень холодными, какими не были весь месяц. Гермиона зябко поёжилась от порыва ветра, кутая нос в шарф и молча накладывая на себя Согревающие чары. Джинни попросила её встретиться после тренировки по квиддичу, но Гермиона уже как полчаса сидела на трибуне и ждала подругу, читая про дневники и параллельно штудируя книгу про демонов. Очки для быстрого чтения то и дело падали на кончик носа, и рука, испещрённая шрамами, поправляла их. Бесполезно.

Ветер снова сильно подул и потрепал страницы гримуара, переворачивая их одну за другой. Раздражённо выдохнув, гриффиндорка закрыла свои книги и убрала их в сумку вместе с очками. В другом отделении сумки лежали карандаши и акварельная бумага. Нет, она порисует в другом месте. На этом собачьем холоде невозможно сосредоточиться ни на чём.

Слева раздалось шуршание, и невысокая фигура присела рядом со старостой девочек. Грейнджер не нужно было поворачиваться, чтобы обозначить личность человека. Они сидели молча всего несколько минут, но им казалось, что время замедлилось, а секунды превращались в часы. Ей не хотелось что-либо говорить, поэтому она просто следила за передвижением Джинни Уизли — охотника Гриффиндора. И молила Моргану, чтобы эта тренировка закончилась поскорей.

— Мерлин, она просто волшебница, — с восхищением выдала Пэнси, смотря на Джиневру во все глаза.

— Серьёзно? — подняв бровь, сыронизировала Гермиона, спрятав руки в карманы мантии. Холодный воздух всё ещё чувствовался даже сквозь Согревающие чары.

Грейнджер немного нервничала. Ей было неловко слушать такие вещи о своих друзьях. Видимо, потому, что для неё они были только друзьями.

— Ой, ну всё, прекрати.

Пэнси закатила глаза и закуталась в пальто.

— Я ещё не начинала.

— Лучше бы начала, — пробормотала Паркинсон и уткнулась лицом в ладони, локтями в бёдра. Её скулы окрасились в бледно-розовый, и гриффиндорка полагала, что далеко не от мороза.

— Пэнси, — Грейнджер аккуратно коснулась её плеча, позвав по имени. — Она ничего не знает и не понимает. Я думаю, лучше ей остаться в неведении какое-то время. Как бы то ни было, я не хочу давать тебе какие-то надежды. Потому что… это больно, когда они разбиваются вдребезги на куски.

— Знаешь, так даже легче, что она ни о чём не догадывается. Мне нравится чувствовать это, нравится испытывать эти все странности, просто говорить с ней. В этом, наверное, и смысл моей тайной влюблённости в Джинни. Достаточно и того, что она счастлива. Не важно, в отношениях со мной она или с кем-то другим.

Услышать такие небольшие откровения от слизеринки для Гермионы было в новинку. Она знала, как это неприятно, когда тебе нравится тот, кто тебя даже не замечает. У неё был опыт. А к Пэнси она слишком хорошо относилась, чтобы игнорировать такие вещи. Помогать всем, кому нужна помощь, даже если люди не показывают, что нуждаются в этом. Пэнси Паркинсон тоже нужна была помощь. И Гермиона могла предложить поддержку в качестве помощи.

— Если тебе нужно что-то… эм, — гриффиндорка запнулась и смущённо поправила волосы, — ну, дружеское плечо, все дела… Просто знай, что бы ни произошло, ты всегда можешь на меня положиться.

Главная староста выпалила это на одном дыхании, краснея от собственной беспомощности. Такие ситуации были для неё в новинку. Конечно, у неё была подобная история с безответными чувствами, но что она об этом тогда знала, кроме того, что человек, к которому ты испытываешь такие сильные чувства, делает тебе больно, ничего не подозревая о твоей душевной привязанности и не воспринимая тебя всерьёз? У неё в то время был Гарри, который не то чтобы много в этом понимал (если не вспоминать начало истории с Чжоу).

У Пэнси совершенно другая история, сказала сама себе магглорождённая ведьма. Да, ситуация отличается. Джинни — больше подруга, чем предмет симпатий. Для Гермионы, естественно. Уизли любит Гарри Поттера всем сердцем и вряд ли полюбит кого-то, кроме него. Если Паркинсон признается Джинни в своих чувствах, та не ответит взаимностью, Грейнджер знала наперёд. Шестикурсница просто будет чувствовать себя неловко в компании Пэнси. Как и Пэнси. Особенно она.

— Пусть всё останется как есть. По крайней мере, в ближайшее время, — подытожила Грейнджер и посмотрела на квиддичное поле, с которого уходили игроки.

— Гермиона, — слизеринка повернулась полубоком к однокурснице и взяла её ладони в свои, — спасибо. Боюсь, никогда не смогу вернуть тебе долг.

— О, чёрт, о каком долге ты говоришь?

— Ты столько всего сделала для меня, откликалась на каждую просьбу. Даже не знаю, как тебя благодарить. И за Драко, и за Тео, и за поддержку. За всё.

— Брось, Пэнс. Ты мне ничего не должна. Ты тоже много для меня сделала.

— Например? Кроме того, что подчистила твой гардероб от той безвкусицы, — староста Слизерина фыркнула и цокнула, пытаясь скрыть волнение и сожаление. — За все годы я хотела просить у тебя прощения. Не только у тебя, на самом деле, просто ты оказалась ближе всех и дружелюбнее.

— Ты вытащила меня из Башни, когда я резала руки, находясь в трансе. Водила в больничное крыло, познакомила с Тео, заказывала лекарства из Мунго, когда остальным не было дела или они не знали. Ты правда сделала многое для меня. А прошлое, — Гермиона посмотрела на свои шрамы, оставшиеся на тыльной стороне ладоней от порезов, и сглотнула, — пусть останется в прошлом.

Она подняла пронзительные глаза на сокурсницу и сжала её пальцы в ответ. Это было легче, чем она думала. И правильнее. Девушки должны помогать друг другу, несмотря ни на что.

— Не будем о грустном, — Пэнси решилась закрыть щекотливую тему и проследила взглядом за рыжей ведьмой, идущей к их трибуне. — Лучше расскажи, что у вас с Драко? После того задания на дне рождения…

Гермиона как могла увиливала этой ситуации и этого разговора. Потому что всё это было пустое. Она избегала Малфоя и напоминаний о той злополучной игре, которая стала точкой отсчёта её относительно спокойного существования, вот уже больше недели. Слизеринец тоже не пытался найти её и хоть как-то капать ей на мозги из-за желаний. Которые она ему теперь должна. Вот же су…

— Я не хочу ни говорить о нём, ни думать, ни видеть его. Это всё грёбанная шутка, Пэнси, которая стоит мне моих нервов, — Грейнджер задрала рукав и показала тринадцать светлых кругов, браслетом охватывающих её запястье. — Ожидание — хуже смерти. Это точно. Полторы недели ни слова о первом желании. Это напрягает, знаешь ли. Мало ли, что он задумал.

— Брось, выдумки любит Тео, он сейчас с Драко что-то приду…

Паркинсон остановилась на полуслове, ошарашенно глазея на старосту девочек. А потом резко подскочила со скамейки и понеслась прочь с трибуны, чуть не сбив с ног Джинни, поднимающуюся по лестнице. Гермиона поднялась вслед за ней и поспешила пойти навстречу подруге.

— Куда она так несётся? — обескураженно вопросила шестикурсница, встретив Грейнджер на лестнице.

— Надеюсь, сносить головы безголовым.

— Что произошло?

— Малфой за всё время ещё не загадал ни одного желания, а Пэнси только что сказала, что они с Тео что-то придумывают, вот и помчалась к ним то ли узнать и посмеяться с ними, то ли всыпать по самые помидоры.

Девушка рассерженно выдохнула и пошла вниз, чтобы вернуться в школу и поговорить с Гарри, которого очень беспокоит её поведение в последнее время. Она лишь мысленно закатила глаза на такое заявление, но лекцию по поводу её «поведения» читать не стала. Вдруг услышит что-то интересное и новое о себе?

— Хм. Думаешь, что-то серьёзное?

— Думаю, что это будет идиотский и позорный период моей жизни. Я уверена, что поиздеваться над грязнокровкой Грейнджер — предел мечтаний Малфоя. Будто ему не хватило семи лет. А Тео сыграет роль клоуна — в очередной раз — и автора «гениальных»-нет-идей, — Гермиона пожала плечами.

— Просто не придавай этому большое значение. Если что, мы всегда готовы надрать ему задницу.

Джинни подмигнула подруге и стала идти рядом, размышляя над всей идиотской ситуацией, в которую влипла лучшая ученица школы. Что она сделала плохого в этой жизни? Не дала кому-то списать тест по Зельям три года назад? Грязно выругалась в прошлый четверг (или вчера)? Перекинула часть своих обязанностей на других, чтобы облегчить себе жизнь? Поругалась с Драко Малфоем в начале месяца? Напилась на своём дне рождения? Что?

— Кстати, Джи, — едко начала старшая из них и повернулась к Уизли, — ты случайно не знаешь, почему Гарри хочет со мной поговорить? Без тебя и Рона.

Джиневра опешила и немного замялась, прежде чем проговорить, как скороговорку, следующее:

— Честноговорянезнаю.

— Джинни.

— Ну, может, я сболтнула лишнего после вечеринки. Или, может, он очень хороший друг, беспокоящийся о тебе, — она попыталась мило улыбнуться, но вышло немного криво.

— Годрик, — простонала Грейнджер, — что ты ему сказала?

— Я была подшофе. А когда я в таком состоянии, ты знаешь, ну…

— Джиневра Молли Уизли, что ты ляпнула Поттеру?

— Я случайно рассказала ему о том, что у тебя появился друг по переписке.

Взгляд Грейнджер мог бы сжечь охотницу Гриффиндора дотла, если бы её глаза имели такую бесподобную и полезную функцию.

***

— Мне не нравится, что ты с ними возишься.

Гарри смотрел на неё то ли с осуждением, то ли с непониманием. Да и куда ему понимать? Слизеринцы для него всегда были и будут теми ещё подлецами, начиная с Тома Риддла и заканчивая Теодором Ноттом. Кем бы ни были представители змеиного факультета, чем бы ни занимались, что бы ни говорили, они всегда останутся для Поттера главными проблемами всего мира. И ярких примеров этому явлению в его жизни было немало: Салазар Слизерин, рассорившийся с друзьями и построивший Тайную комнату, Том Риддл, проповедовавший чистоту крови, Беллатриса Лестрейндж, ставшая обезумевшей последовательницей предыдущего, Малфои, поддерживающие дискриминационные идеи, Блэки, его некровные родственники. Конечно, среди них были и более адекватные люди: Снейп (спорно, конечно), Андромеда Тонкс — те, кого он смог быстро вспомнить.

— Мне не нравится, что ты со мной разговариваешь в таком тоне.

Она надула губы в немного притворной обиде, не позволив ему разгадать это. Гермиона и сама себя, порой, чувствовала в этой компании неуютно, но потом приходило осознание, что она будто на своём месте. После дня рождения Гарри и Джинни окружили её более дотошным вниманием, чем ранее, но Грейнджер старалась не жаловаться. Она же не дура упускать шанс понаблюдать за тем, как двое её лучших друзей делают вид, что не являются её телохранителями?

— Тебя никто не заставляет находиться в их компании, Гарри.

— И всё равно это происходит, — тихо вздохнул Гарри и протёр свои очки. — Джинни тоже не особо жалует Паркинсон и Нотта.

Герои войны сидели во дворе школы бок о бок и немного раздражались. Гарри уехал в Хогвартс только для того, чтоб сбежать от камер и поздравлений с победой. Ему нужен был год спокойствия, которое ему могла обеспечить школа. Как случалось и раньше, спокойствие не было отличительной чертой обучения тут. Хогвартс был его домом, как и Гриммо, но тут были его друзья, прежде всего Джинни и Гермиона, которых он не захотел оставлять без присмотра.

Все шесть лет, что он знал Грейнджер, она была ему условной старшей сестрой, следящей за ним и не дающей ему упасть в бездну. А он хотел быть для неё братом, который всегда её поймёт и примет. И хотя сейчас Гарри не сильно старался принять её дружбу со слизеринцами, из года в год оскорбляющих его лучшую подругу, не раз спасавшую его жизнь, Поттер желал понять мотивы Гермионы.

Сама Гермиона не то чтобы была до жути сердобольной или очень дружелюбной, однако она умела прощать людей за те вещи, которые испортили ей жизнь, расшатали нервы и прочее. Эта ведьма умела прощать. И это качество он уважал в ней, тем не менее, она была очень рассудительным человеком. Но такое… было безрассудным, по его мнению.

— Я знаю, почему ты злишься, — нарушив тихую песнь ветра, произнесла Гермиона, вглядываясь куда-то вперёд, спотыкаясь взглядом о стены и ворота. — Она хотела выдать тебя. Она — слизеринка до мозга костей. Она — змея, предательница и вообще стерва.

Слова были сказаны так просто, как дань, без всякой злобы и обиды. Гермиона не хотела злиться или обижаться. Они были по разные стороны баррикад во время первых шести лет и войны. При других обстоятельствах вряд ли бы они подружились. Возможно, всё так и должно было случиться? Совершенно разные люди привязываются цепями друг к другу в поисках утешения и сострадания, когда ломаются и от них откалываются их составляющие? Когда новый материал заменяет старый и становится похожим на прежний, но по-прежнему остаётся другим? Гермиона Грейнджер не знала ответов на эти вопросы. Она знала только то, что люди цепляются друг за друга, чтобы найти поддержку и опору и найти в себе силы встать, когда всё рухнуло.

— И ты всё это понимаешь. Самой не противно?

— Не забывай о том, что наше начальное общение строилось только на выгодах и пользе друг от друга. Ей было удобно общаться со мной из-за того, что я — героиня войны и Золотая девочка, — девушка скривила губы и на миг зажмурилась. Это было правильно. Это было рационально. Сейчас это причиняло лёгкий дискомфорт в районе сердца. — Дружба со мной даёт ей особые привилегии.

— Что же получаешь ты?

— Заботу. Как ни странно, слизеринцы довольно заботливы, когда речь идёт о тех, кто им действительно хоть немного дорог. Семья для них — это всё. Всё, что у них есть, — крепкая дружба, проверенная годами, и привязанность к семье. Да, они пакостные и противные, но узы для них дороже всего.

— Одной заботой накормлен не будешь, Гермиона, — голос Гарри в тишине школьного двора вечером звучал особенно мрачно и обеспокоенно. Грейнджер понимала.

Конечно, она понимала. Гермиона была самым разумным человеком в их компании, и ей хватило мозгов сложить два и два, чтобы понять, в чём смысл.

— Думаю, Пэнси — самый участливый человек из всех, кого я знаю. Не в обиду, Гарри, — Гермиона мельком взглянула на Поттера, чтобы утвердиться в том, что друг внимательно её слушает. — Паркинсон никогда не казалась мне настолько заинтересованной в чём-то, чем она не интересуется для себя. Подумай сам: ей не плевать, когда я говорю о том, в чём сама разбираюсь очень хорошо, или когда рассуждаю о будущем, прикидывая план своей деятельности, или когда делюсь впечатлениями о маггловской музыке, недавно вышедшей в релиз, говорю о рисовании, любимых историях, заданиям по Защите или Трансфигурации. Такое качество сильно влюбляет тебя в человека. Я не говорю, что она ангел. Но людям надо давать шанс, чтобы они изменились в лучшую сторону. И даже раздавать пинки, если они тормозят.

— Смотрю, ты любительница раздавать вторые шансы, как купоны.

— Училась у лучших, — волшебница мягко и коротко улыбнулась Гарри. — Естественно, я помню, как она третировала нас и подражала Малфою, однако не стоит забывать, что именно Пэнси, а не её мать, вызвалась помогать восстанавливать замок и территорию. И Пэнси помогала справиться с приступом. Для меня это больше говорит о человеке, чем безвозмездные подарки и подачки. Я лишь исполняла её просьбы по мере возможности.

— Просто будь осторожна. Не стоит слепо доверять слизеринцам. Мне не нравится, что Паркинсон вьётся вокруг тебя и Джинни.

Ох, Гарри, знал бы ты, что у Пэнси есть своя причина общаться Джинни. Если бы ты только знал…

***

Теоретическая лекция по Арифмантике была худшей на сегодняшний день. Ему бы решать и решать уравнения, составлять цепочки из цифр, только вот теория была не лучшим его другом, а голова раскалывалась от мыслей о другом. Драко уже придумал задание для Грейнджер. Как удачно вышло, что только она ему должна желания, благодарность Салазару и Мерлину за его удачливость.

Больше недели Малфой старался об этом не думать. Он думал совершенно в другом направлении. Два дня после дня рождения гриффиндорки его мучили воспоминания о том недопоцелуе с этой ведьмой. Он надеялся, что она тоже об этом вспоминала, потому что ему было трудно держать в голове ту ночь в одиночку. Слишком неправильно.

Дрожь пробежала по позвоночнику, оставив приятное послевкусие её кожи на языке, преследовавшее его и по сей день. Грёбанная игра с её идиотскими правилами! Кто тут змея, казалось бы? Чудо случилось, когда она задолжала аж тринадцать желаний. Драко не хотел растрачивать их попусту, оставив их на самое интересное зрелище в его жизни. Парень даже порывался рассказать обо всём Мими, чтобы узнать от неё всё, но кто знает, может, она входила в круг друзей Грейнджер и могла обо всём ей рассказать? Такой риск был неоправданным.

Нарцисса ему сказала, что в скором времени кто-нибудь из них сопоставит все факты их общения и пересечения, если таковые были, и догадается о личности другого. Драко хотелось быть первым, но его подружка была не менее сообразительной и могла уже строить предположения о нём. Так просто ему сдаваться не хотелось.

Последний раз они переписывались ночью, когда ни один не смог уснуть. Они бы болтали всю ночь напролёт, если бы каждому не нужно было рано вставать к первой паре. На днях он узнал, что Мими любит рисовать сюжеты из её любимых книг. Она даже сделала в дневнике набросок из маггловского романа «Эмма»*, где изобразила главную героиню в милом чепчике по последней моде, которые носили в восемнадцатом веке дамы. И хотя Мими призналась, что это была не самая любимая история (а очень поучительная!), Эмма Вудхаус чем-то напоминала ей подругу.

Вчера с утра Малфой и Нотт думали над первым желанием для гриффиндорки, чтобы и не обидеть её, и заставить сделать что-то из ряда вон выходящее. На предложение завалить ей контрольную по Трансфигурации Теодор возразил, что она скорее будет ходить в надписях о её трусости, нежели с неудом от директора, и отметил, что это неинтересно. Главный староста придерживался безобидных заданий, поскольку довольно тесно общался с Гермионой Грейнджер и не хотел быть крайним, она ведь ему помогает.

«Что может быть лучше, чем нарушить комендантский час и получить отработку от Филча? Грейнджер легко отделается, но понаблюдать за этим стоит. Осталось выбрать время дежурства, когда её можно будет подловить. Не гениально, Драко, конечно, но для первого желания сойдёт. По крайней мере, не хочу с этим тянуть ещё больше. Придётся замарать руки и помочь ей остаться где-нибудь до нужного часа», — студент усмехнулся своим мыслям и зашуршал пером по пергаменту, выводя цифры из учебника.

Уравнение давно было сделано, а к следующему Малфой не спешил приступать, обдумывая детали своего плана. Ему может понадобиться помощь, или он справится сам, он пока не знал. Что ж, это подождёт до его прихода в Подземелья и уточнения графика патрулирования. Через два дня у них собрание старост в новой гостиной, где они всё закончили ещё позавчера. На собрании Грейнджер и Нотт раздадут новые указания по ремонту и примутся за него только в выходные из-за подготовки к Хэллоуину.

Мерлин, как же ему хотелось, чтоб она попалась. Нарушать правила, вроде как, не в её стиле. Даже в долбанной игре на празднике она не отступала от правил. Либо не хотела проигрывать никому, либо была слишком честной. Просто поймать её после отбоя в замке такое себе удовольствие. Она может сказать, что дежурила по этажу, так как услышала голоса и шум; значок старосты позволяет так нагло соврать. Не будь она старостой, можно, конечно, было так поиздеваться.

А если Грейнджер простят промах из-за значка? Нет, надо действовать по-другому. Малфой рассматривал другой вариант, но откинул его, потому что не подумал о деталях. Бездумно, на самом деле, так как детали решают всё. Не вариант. Нужно немного другое. То, от чего Грейнджер не сможет отвертеться, что выполнит на все сто. Была у него одна идея…

***

История из детства, за которую тебе стыдно и по сей день.

И это твой выбор на этот раз? Ты сейчас серьёзно?! Из всего, о чём можно было спросить и узнать, ты выбрал постыдную историю из детства?

Что ж, если ты настолько смущена тем событием, тогда я выберу что-нибудь другое…

О, манипулятор из тебя не лучший, честно говоря.

Её губы растянулись в ухмылке. Что-то было змеиное в этом парне… Ну, она думала, что это был парень. Надеялась. Рассчитывала. Хотя… какая разница, кем был Блэйк, если ей было приятно с ним общаться?

История из детства, за которую стыдно до сих пор… Хм, у неё было немного таких историй, Гермиона не особо помнила обо всех каверзных случаях, но один помнится ей лучше всего. Он хочет момент из детства? Окей, она расскажет.

Мне было лет шесть-семь. У меня тогда был хомяк по имени Пряник.

Почему Пряник?

Не знаю. Так, не сбивай меня. Однажды я захотела разукрасить его шерсть в разные цвета, так как мне казалось, что так и ему будет весело, и мне.

Грейнджер задумалась на секунду. Блэйк знал о том, что она просвещена в маггловской культуре, однако если она заикнётся о том, что рисовала акрилом и гуашью, он может догадаться, что она полукровка или магглорождённая. Надо подумать…

Итак. Некоторые виды краски имеют свойство не смываться и никак не оттираться. У волшебных красок есть такой момент. Ну, так вот, я разукрасила несмываемыми красками Пряника в радужный принт и оставила его высыхать. Тогда я перепутала краску и не представляла, чем моя творческая деятельность закончится для хомяка.

Блэйк молчал какое-то время. Она была уверена: он смеялся над ней.

Ха! Представить себе не могу, как можно было до такого додуматься…

Знаешь, когда лондонская погода не оставляет тебе особого выбора, как ещё быть более радостным, дети делают для этого всё.

Ну, не все переносят нашу погоду, мне она нравится.

Мне тоже.

Что ж, мой вопрос на сегодня: как ты относишься к творчеству?

По-разному. Моё отношение зависит от отношения автора к своему произведению. Если человек вкладывают душу в своё творение, это стоит внимания, даже мизерного. Если нет, делает что-то ради денег, славы, признания, то это не имеет смысла.

Не особенно терпимо, знаешь ли.

Что поделать?! Искусство лишено смысла самим автором, зачем мне его искать и вникать в суть?

Справедливо.

Ты немногословна сегодня, не считая рассказа.

Вообще-то я ищу что-нибудь ещё о дневниках. Решила поискать конкретную информацию об увлечениях Энн. Как известно из книг, она любила читать, учиться и слушать рассказы деда о магглах. Я остановилась на демонологии, которую они вместе изучали.

Тоже думал об этом. Там должны быть хоть какие-то зацепки. В её биографии указано, что она была довольно решительна в своих действиях. Я думаю, дальше будет сказано, что она пыталась добиться внимания гриффиндорца через Связующие чары. Не зря на дневники наложено это заклятье.

Пока не уверена в одном только. У меня есть предположение, что она заказала дневники у кого-то или создала их сама, используя Трансфигурацию и множество чар, которые на них накладывала. Мне кажется, Связующие — не единственные. Почему дневники появляются в Хогвартсе? Они могут возникнуть где-то ещё? Как они распределяются между людьми? Вопросов много, ответов практически нет. Надо искать дальше.

Дай знать, если найдёшь что-то.

Договорились. Мне пора.

Она закрыла дневник, так и не прочитав прощальное сообщение Блэйка.

***

«Одна из ветвей биографии Энн Беннетт-Хилл — её увлечение демонологией. Об этом учении нам не много известно, так как мы не интересовались им, но оставили некоторые заметки из пометок ученицы Рейвенкло на её учебниках. В те времена это порицалось, но наказания за исписывание страниц учебников не было, так как все учебники были куплены ей самой. В свои тайны Энн никого не посвящала, авторы биографии ссылаются лишь на один источник, который пожелал остаться инкогнито».

Ведьма вздохнула и откинулась на спинку стула. Ей было не по себе, честно говоря. На столе рядом с хогвартским фолиантом лежало современное переиздание гримуара, которым пользовалась когда-то рейвенкловка.

«Держу пари, источником был парень, зарегистрировавший Связующие чары. По крайней мере, он должен был заметить пропажу конвертов и свидетельства о регистрации. Хилл училась на его факультете, он должен был хотя бы видеть её пару раз, может, заметить что-то необычное», — мозг гриффиндорки неустанно работал. Казалось, она приблизилась к разгадке, ещё чуть-чуть, и Грейнджер найдёт, как покончить со всем этим бедла…

Стоп. А хочет ли она заканчивать? Все мысли казались навязанными. В чём дело?

«Не отвлекайся. Подумаешь об этом позже, сейчас надо всё дочитать, потом времени не останется».

Гермиона посмотрела в окно, напротив которого стоял её рабочий стол. На улице — тихо, темно и спокойно. Не было шести вечера, как она закрылась в своей спальне, дав Тео старые вырезки из папиных спортивных журналов, которые нашла в коробках в своей квартире. Многие вещи она погрузила с родителями в Австралию, а какие-то мелочи вроде маминых прихваток и ежедневника с записями приёма пациентов и папиных журналов и коллекции подписанных бейсбольных мячей, которые он ловил на лондонских играх, оставила себе. Вещи напоминали о тёплых семейных вечерах и беседах, в которых участвовали все трое, даже если чем-то не интересовались. Просто было приятно послушать увлечённого и вдохновлённого человека. В этом был особый смысл. В этом было настоящее счастье.

Стрелки на наручных часах показывали без десяти минут девять вечера. Решив дочитать до конца эту главу, Гермиона глубоко вдохнула и вернулась к своему занятию.

«Демонология сыграла ключевую роль в её жизни, как утверждает наш источник. Некоторые авторы считают её обезумевшей от своей идеи влюбить в себя того, кто её не любит. Так мы узнали, что девушка многократно пыталась использовать на своём возлюбленном Амортенцию, но безуспешно. Её план проваливался из раза в раз: либо она пропускала момент, чтобы подлить зелье незаметно, либо кто-то выпивал вместо студента-гриффиндорца. Узнав о Связующих чарах, мисс Беннетт-Хилл решила опробовать их в деле, заранее досконально изучив их действие.

О наложении чар на предметы речи поначалу не шло, так как она была осведомлена опытом создателя заклятия. Все эксперименты в скором времени оказывали обратный эффект на обладателя зачарованного предмета. Риск был слишком большим, чтобы действовать так радикально.

Она долго изучала всевозможные варианты обратить на себя внимание парня, но большинство из них ей не подходили. В их числе были: усиленная и усовершенствованная Амортенция, аксессуары с приворотными чарами, тёмномагические артефакты, заклятия и многое другое. Всё это уже было использовано ранее, так что не имело смысла повторять ошибки прошлых попыток.

Стоит помнить, дорогие читатели: сотворить любовь с помощью зелий или заклинаний невозможно и опасно, можно только усилить влечение к человеку, но никак не повлиять на его чувства; любого, кто сделает подобное, ожидают пренеприятнейшие последствия».

Глава закончилась, но Грейнджер ничего путного так и не узнала. Было уже поздно для чтения подобной литературы, иначе она проторчит за книгой всю ночь. Может, ей стоит найти уединённое местечко вне Башни старост и порисовать?

***

Драко шёл в Астрономическую башню в надежде по дороге уловить Грейнджер или кого-то, кто знает о её местонахождении. Писать записку с просьбой о личной встрече и передавать её кому-нибудь — такое себе занятие, если честно. Окажись гонец одним из её друзей — засунет носом не в своё дело, а ему нужна конфиденциальность. Впрочем, надеяться, что она ему повстречается после девяти вечера вне башни, было глупо и бессмысленно.

Ему нужно было подумать над тем, что происходит в его жизни. Малфой вот уже месяц откладывал анализ всех событий, планируя разобраться со всем в ближайшее время, но жизнь подкидывала ему всё больше ситуаций для раздумий.

Всё началось с того дня, как он нашёл зачарованный дневник с другим человеком внутри. Вдруг её вообще не существовало? Вдруг это была уловка? Что если это всё было просто множественными чарами, наложенными на предмет? В таком случае с ним никто и не мог разговаривать. Это мог быть и он сам, и призрак, заточённый в тетради, и просто чья-то дурацкая и несмешная шутка. Вроде тех жестоких, которыми разбрасывался Тео, когда был сокрушен, сломлен или зол. Ну, или всё вместе.

Потом Блэйз со своими тайнами, Салазар его побери. Что ужасного в том, чтобы рассказать об этом лучшему другу? Зачем скрываться, если об этом уже знали некоторые? Забини говорил, что его причиной было осуждение Драко. У чувств нет родовой принадлежности или покорности высшему обществу, романтические отношения не строятся только на чистой крови и высоком положении. Это задело Малфоя, ведь он знал, что подобного рода «химия» возникает не от такой херни, как кровь, род, происхождение и социальный статус. Взять хотя бы его родителей. Любили ли они друг друга так, как об этом рассказывают действительно влюблённые люди? Возможно. А возможно и нет. Уважали? Несомненно. Чтили, считались друг с другом, прислушивались к советам.

О чём тогда может быть речь? Можно ли взрастить любовь с годами? Нарцисса говорила, что это реально. Только вот говорила ли она своему сыну правду? Вопрос остаётся открытым и по сей день.

Следующим пунктом в его гайде «Как сойти с ума от Вселенского заговора и идиотизма, творящегося вокруг тебя» была Грейнджер. Девчонка была такой же раздражающей, но в этом году она побила все рекорды — подружилась с его однокурсниками, которых терпеть не могла. Одна Паркинсон чего стоила — предательница, хотевшая сдать героя Британии Тёмному Лорду, постоянно задиравшая нос сучка, оскорбляющая гриффиндорцев и магглорождённых. Теперь же она, по мнению некоторых чистокровных магов, предательница крови. Нотту Грейнджер нравилась курсе на третьем-четвёртом, но вскоре симпатия сошла на нет, оставив после себя интерес к жизни магглов.

Драко скривил рот.

Внезапно его осенило, когда он уже поднимался по лестнице в Астрономическую башню.

Что если, чисто гипотетически, Драко Малфой никогда не ненавидел Гермиону Грейнджер? Мнение чистокровного общества, сетующее на рождаемость волшебников в маггловских семьях и ненавидящее их за «дурное» происхождение, даже если они равны тебе по силам или превосходят тебя в магии, было навязано всем с детства. Всё это началось много веков назад, никто уже не помнил точной даты, когда магглов стали сравнивать с животными и «недостойным видом человека разумного» лишь из-за отсутствия волшебных способностей.

Грейнджер была воплощением противостояния чистокровным. Умная, талантливая, сообразительная, схватывающая материал буквально на лету, амбициозная, завораживающая и исключительная — вот кем она была, есть и будет, несмотря ни на что. Он это понял пару лет назад, когда она перестала остро реагировать на его высказывания и продолжала быть самой выдающейся ведьмой своего поколения.

Она…

А вот и она.

Поднявшись на башню, слизеринец остановился и моргнул пару раз, чтобы удостовериться: гриффиндорская зубрилка сидела на холодном полу и держала в руках… холст на раме? Она что, рисует?

— Так-так-так. Нарушаем, Грейнджер? — аристократ пытался вложить в слова весь яд, на который был способен. Кажется, эта способность была утрачена.

Девушка резко обернулась на звуки знакомого голоса, вздрогнув и выронив кисть на палитру с размазанной краской.

— Тебе какое дело? Патрулируешь школу сегодня не ты, а Падма и Майкл. Могу задать тот же вопрос тебе, — ведьма выгнула бровь и посмотрела на него, словно раскусила его самый большой секрет и ждала официального признания.

— Поймала.

Её пальцы заправили кудрявую прядь за ухо, и через тело Драко будто пустили ток. Он вспомнил, как на её дне рождения касался её разгорячённой кожи, отводя копну волос назад, как целовал шею, слизывая с неё соль, как…

Это было ещё одним пунктом раскола в нём. Что-то надломилось в его голове. Механизм перестал работать так, как надо, как привычно. Будто весь мир перевернулся с ног на голову. Сломанную деталь не починили, не вернули на место, а заставили механизм работать без неё.

Малфой смотрел на неё совершенно другим взглядом прямо сейчас, стоя посреди открытой площадки башни. Чистое небо раскинулось над Шотландией, открывая всем свои сверкающие звёзды, собранные в созвездия. Холодный осенний воздух заставлял ёжиться, но порывов ветра не было. Тихо, темно и спокойно. Даже рядом с ней здесь не чувствовалось былое раздражение и лёгкая злость.

Откололось. Упало в глубину темноты. Исчезло.

— Что делаешь тут ты, Малфой?

Её голос был твёрдым, но не громким. Гермиона смотрела на него своими тёмными глазами с лёгкой усмешкой на губах. Сидя по-турецки и держа на коленях холст на раме, она не отводила взгляда с его лица, поднимая упавшую на палитру кисть.

— Вышел подышать свежим воздухом, — частично соврал он, подходя к перилам.

— И как? Получается? — прыснула Грейнджер, не найдя его ответ достаточно убедительным.

Драко поддался ей. Прямо сейчас, ответив первым на её встречный вопрос. Иногда нужно проигрывать битвы, чтобы выиграть войну, повторял он себе.

Над ней горел свет, зажжённый её магией, чтобы ей были видны все штрихи и линии. Он также отражался в её волосах, отливая на них серебром.

— Не то чтобы. Надеялся больше на уединение.

— Я пришла сюда первая, так что это я надеялась на уединение. Уж прости, Малфой.

Юноша задался вопросом: они сейчас нормально разговаривают? Шутливо подкалывают друг друга, не пытаясь задеть оппонента посильнее, ранить в самое сердце? Небо рухнет на них, не иначе.

— Никогда бы не подумала, что мы можем спокойно говорить и даже безобидно подшучивать друг над другом, — весело произнесла гриффиндорка, наклонившись над холстом и выводя кистью светотеневые линии.

— Мне по-прежнему интересно, каким будет твоё первое желание. Знаешь, чем дольше ты тянешь, тем меньше времени у тебя остаётся на все тринадцать.

— Знаю. Я просто думаю, как изощрённее тебя опозорить, — Драко хмыкнул, глядя в ночное небо и ища глазами знакомые созвездия.

— Смотри сам не опозорься.

— Исключено. Тебе всего лишь нужно завалить практическое задание по Арифмантике, Грейнджер, да так, чтоб ты оказалась позади меня.

В его голосе слышалось самодовольство, на что Гермиона только хмыкнула, но от рисования не оторвалась. Что ж, он хотел немножко побыть первым? Хорошо, она даст ему небольшое преимущество над ней. Один раз. После этого она заставит его пожалеть о своём желании. Мог бы выбрать что-нибудь интересное и необычное. Завалить задание по Арифмантике, хм…

Тут ведьму осенило. Он прекрасно знал, что профессор Вектор скептически относится к Грейнджер и её знаниям, почти так же, как и Снейп, который пытался завалить её на Зельях. И если она облажается на следующем занятии, к которому столько готовилась, не видать ей хорошей оценки, если так можно выразиться о преподавателе, предвзято относящемуся к Гермионе. Чёрт, какой же он продуманный.

— Полагаю, Тео тебе рассказал о том, что профессор не особо жалует меня.

Драко повернулся к ней, тем не менее, Грейнджер продолжила своё занятие, даже не взглянув на него. Кистью она набрала немного светло-голубой краски и провела широкую волнистую вертикальную линию. Малфой не мог разглядеть, что именно она писала на холсте, однако вопросов не задавал, чтобы не потешить её самолюбие.

— Слушай, Малфой. А ты не пробовал учиться лучше и готовиться к каждому занятию? Глядишь, и получишь высший балл. Или тебе так хочется, чтобы я провалилась, отдав тебе первенство? — гриффиндорка подняла голову и посмотрела на парня снисходительно-осуждающим взглядом. Две эмоции смешались во взгляде девушки, заставив его задуматься.

Это желание было глупым, а Драко не знал, с чего начать. Ему и самому не нужны были желания от неё, но что он мог поделать. Так бы у него тело покрылось росписью слова «трус». Слизеринец читал об этой игре и заклятьях, наложенных на карты. За отказ следует своеобразное наказание. Кому-то проще поддаться, дабы не ходить исписанным унизительным словом. И он, и она были из этой категории людей. Грейнджер не считала себя трусихой, а Малфой не любил проигрывать.

— Это не так интересно. Учусь я всё равно отлично, а посмотреть на твои неудачи — мечта детства. Единственный раз ты многих осчастливила таким исходом событий, когда не смогла совладать с метлой, — аристократ растянул губы в хитрой улыбке, напоминая Гермионе о тех занятиях по полётам, которые она так и не освоила хорошо.

— И все знают, что с теорией у меня было всё замечательно. Для того чтобы не сдавать практический экзамен, я уговорила мадам Трюк, чтоб она мне дала письменное задание. Я написала эссе по всей теории на пятьдесят семь дюймов. В том, что я не люблю летать, нет ничего плохого. А ты не имеешь права меня осуждать за это, — ореховые глаза укоризненно сверкали в сторону волшебника, а руки работали над картиной.

— И всё же. Арифмантика тебе даётся лучше всех. Ничего страшного не случится, если ты немного притормозишь свою работу над практическим заданием и позволишь другим блистать. Меня-то профессор так не гоняет, как тебя.

— Из-за того, что она в тебе и потенциала не видит.

Гермиона хмыкнула и убрала кисть в воду, осматривая цветной набросок своего творения. Карандашный скетч был сделан пару дней назад, когда она не знала, чем себя отвлечь, чтоб не думать о проблемах и путях их решений. Сначала это были абстрактные линии, а потом ей почему-то виделось в них море в ночное время суток со сверкающей луной, оставляющей серебристо-голубую дорожку на водной глади. Ведьма рисовала по памяти Карибское море, куда она с родителями ездила отдыхать на летних каникулах, когда была ребёнком.

Подавив злость от её слов, Драко медленно подошёл к ней, когда она складывала краску, холст и кисти в сумку. Она задела его, но была права: в числах он не был силён. Это Малфой понял, ещё когда в раннем детстве гувернантка учила его составлять уравнения для простых чар.

— Мы договорились, Грейнджер? Точнее, мы договорились.

— Мне нет смысла отказываться, пусть желание глупое и можно было придумать что-то оригинальнее, — Гермиона закинула ремешок сумки на плечо и провела рукой, испачканной в высохшем акриле, по волосам.

— По рукам, — слизеринец протянул ей ладонь для рукопожатия.

— По рукам.

Девушка сжала его руку своими пальцами и ощутила, как подушечки пальцев стало покалывать. Один из бледных кругов на её и его запястьях засветился, обозначая первое желание, находящееся в процессе выполнения.

***

Через день Драко нашёл интересную информацию, которая подтвердила слова Мими: Энн Хилл действительно занималась призывом демонов. Ей было достаточно одного гримуара, чтобы осуществить задуманное, но перед этим она перебирала разные и более безопасные варианты приворота. Девушке было важно испробовать менее удачные и лёгкие способы, прежде чем действовать радикально.

Из семидесяти двух духов Лемегетона она выбрала троих, которые ей подходили по ситуации. Сделка с самим дьяволом — та ещё штука, но Энн не остановилась. Малфой счёл её не просто влюблённой и глупой в этом плане девицей, а просто обезумевшей, спятившей в своей безответной любви. Маниакальное желание влюбить в себя человека — верх безумия. Ни о каком здравом уме в таком случае и речи не идёт. Насильно мил не будешь, подумал Драко и вернулся к подчёркнутым предложениям в книге, которую ему на днях прислала мать.

«Мисс Беннетт-Хилл первоначально задумывала призвать семьдесят первого духа — Данталиона, но наткнулась на описание его содействия: Данталион помогает в делах сексуального характера, а не любовного, да и сам по себе демон он очень опасный для «безобидной» сделки.

Студентка Ревйнекло пользовалась услугами трёх духов Каббалы: Ситри, Форнеуса и Гремори. Сперва, она призвала демона Гремори, который помог ей с её «женской составляющей», сделав её более привлекательной для окружающих со стороны внешности, обаяния и харизмы. Дух Лемегетона помог ей раскрыть свой женский потенциал.

Спустя неделю она флиртовала почти с каждым, кто подходил к ней на перерывах или в библиотеке, но любовью верна была только одному молодому человеку. Некоторое время они общались, заигрывали друг с другом, но дальше этого общение с гриффиндорским студентом не заходило. Энн нервничала, кусала локти, плакала, но не отступала. Следующим шагом к сближению — к полноценному привороту — была сделка с Ситри.

С этой сделкой Энн просчиталась: демон не был «духом приворота» и не отвечал за любовные связи, он больше содействовал в плане межличностных отношений, в установлении связей между двумя и более людьми. С его помощью можно было понимать природу других людей, устанавливать с ними контакт, помогать им и притягивать их к себе, но никак не влюблять.

Ситри сделал так, как она просила. Результат был не таким, как девушка того ожидала. Студент Гриффиндора так и не влюбился в неё чистой любовью. Она сходила с ума, с упоением следила за могущественными приворотными инновациями, впитывала новую информацию как губка, не останавливалась ни перед чем.

Её возлюбленный нашёл её за вторым призывом Ситри, когда она в слезах и своём безумстве умоляла заставить его полюбить Энн. Гриффиндорец не возненавидел её, но прекратил какой-либо контакт: перестал замечать, злился, на все её попытки поговорить и объясниться агрессивно отказывал и уходил. Она в тот момент думала, что возненавидела его. Исправить ситуацию мог только Форнеус, занимающийся «восстановлением сломанного и испорченного».

Схема была рабочая. Демон Форнеус помог Энн Беннетт-Хилл исправить ситуацию взамен на её жизнь. Условие рабочей сделки было жестоким, дерзким и категоричным. Ей хотелось всего лишь быть счастливой, но для этого придётся умереть. Любовь зла, считала Энн, давно уже не являющаяся здоровой.

Благодаря Форнеусу она изобрела дневники, на которые потом наложила Связующие чары, и разрешила конфликт с возлюбленным, пройдя через стадии прошлого, настоящего и будущего».

Чёрт. Это было… немыслимо. Драко ещё раз пролистал страницы и перечитал нужные фрагменты. Эта девчонка была самой настоящей тупицей, как её только могли принять на Рейвенкло? Как никто другой она должна была знать, что чистую любовь нельзя наколдовать, купить или заказать. Для чего она это делала? Чтобы быть счастливой? Что за бред?!

Малфой перевёл дыхание, успокаиваясь. Да уж, узнать такие вещи о человеке, создавшем эти дневники, было странно, неспокойно и… Он представить себе не мог, как она до этого додумалась. Дух Форнеус показался ему вторым шансом для самой Энн. Она же могла замять это всё и отступить! Почему она этого не сделала? Почему страдала сама и заставила страдать того парня?

Нельзя просто привязать человека к себе и заставить его полюбить тебя, если он этого не хочет. Влечение, желание, связь — ради Мерлина, но все знают, что к любви такие вещи не относятся. Даже Слизнорт об этом говорил на шестом курсе, когда они изучали Амортенцию.

«Что пишут дальше? Это же не вся информация о зачарованных артефактах, я уверен», — слизеринец был полон решимости найти всё, чтобы покончить с этой хернёй. С дневником он был слишком уязвим, на него действовали многократно наложенные разного типа чары. Такие вещи к хорошему исходу не приводили.

«Связующие чары — мощное заклинание, воздействующее на людей через предметы. Их обычно сравнивают с невидимыми цепями, толстыми, прочными и неразрывными. Цепи держат двух людей, владеющих дневниками, рядом друг с другом, удлиняя или укорачивая «длину» связи. Расколоть эти цепи и избавиться от них практически невозможно. Чары лишь подталкивают двоих друг к другу, а цепи держат на безопасном расстоянии. Один из обладателей может отрекаться от связи. В случае действительного безразличия к собеседнику заклятье на отрекающемся рассеется. Если отрекающийся не принимает своих чувств, чары и цепи продолжат работать.

В ситуации Энн случился раскол цепей: гриффиндорец не чувствовал к ней ровным счётом ничего. Когда отведённый демоном срок закончился, Форнеус забрал её душу себе, лишив жизни и тело тоже. Она осталась навек привязана к тридцатому духу Лемегетона».

— Вот же… блядь! — Драко ударил по столу в библиотеке кулаком, не скрывая своего негодования. Мадам Пинс недовольно шикнула на него и спустя пару секунд презрительного взгляда вернулась к чтению эротического романа.

Малфой, не колеблясь, достал дневник из потайного кармана своей сумки и раскрыл на странице последних сообщений. Макнув перо в чернильницу, он писал своей подруге Мими:

Есть разговор. По поводу дневников. Я узнал всё, что произошло.