Я ищу тебя везде: среди тысяч новостей

Среди улиц и людей — ищу тебя каждый день

Ведь я просто хочу к тебе!

Я просто хочу к тебе! Я просто хочу к тебе!

егор натс — хочу к тебе

***

Рон нашёл её лежащей на полу в окружении стекла и перевёрнутой мебели. Она помнила только то, что разбила стол и села подальше от осколков, но, оглядываясь по сторонам сейчас, когда она потихоньку приходила в себя, Гермиона обнаружила, что одно из кресел перевёрнуто, диван был неровно сдвинут, будто она хотела и его тоже опрокинуть вслед за креслом. Рядом с осколками были заметны высохшие капельки крови.

Грейнджер оглядела себя. Руки были в царапинах и красной жидкости, колени изрезаны осколками, школьная форма измята и где-то задрана. Щёки были влажными и холодными. Сейчас было только опустошение. Апатия. Ничего больше от неё не осталось.

Вывернутая сумка с учебниками и конспектами валялась у входа, стального цвета дневник лежал закрытым в тёмном дальнем углу, где его никто бы не заметил. Она выдохнула. Не хватало, чтобы Рон знал обо всём этом. Когда он бережно поднял её с пола, глотающую солёные слёзы и собственное достоинство, повёл в ванную комнату, где умыл и стёр все следы крови. Помог прийти в себя и избавиться от тех ссадин, которые ещё можно было залечить.

— Рон? Ч-что… Что т-ты тут дел-лаешь? — спросила она дрожащим голосом, стуча зубами будто от холода.

— Мы можем избавиться от этих шрамов. Это не магические раны, поэтому ничего не останется, — со сбитым дыханием быстро проговаривал Рональд Уизли, смывая красные следы с девичьей кожи.

Парень осторожно касался старых и новых ран и шрамов, вымывая высохшую грязь и кровь. Его бережные движения были едва ощутимы, но она изредка вздрагивала и очень тихо, обессиленно шипела, когда чувствовала дискомфорт. Всё это было на уровне рефлексов, ей не было больно. Привычка. Прохладная вода успокаивала покрасневшие ладони, приятно обволакивая руки гриффиндорки. В этом было своё умиротворение, пусть и болезненное. Болезненное от того, что её сердце сжималось от одного вида того, как Рон заботливо убирает весь этот грязно-алый беспорядок с её кожи.

У Гермионы не было сил даже встать с бортика ванны или как-либо пошевелиться, чтобы остановить его или успокоить. Девушка слабо улыбнулась мыслям. Кто кого ещё успокаивает.

— Рон, эй! — тихо позвала его ведьма, еле коснувшись его плеча пальцами. Рука безвольно упала на край раковины.

— Надо было проводить тебя, почему я вообще тебя послушал.

Рыжий парень бормотал прочую околесицу, а Гермиона понимала, что ей нужен был этот срыв. Ей нужно было отпустить себя в этот момент. Нужно было утвердиться в Малфое и его загадочном появлении на страницах дневника. Нужно было послушать ту дрянь. Да. После такого количества разных эмоций и событий, ей нужен был этот срыв. То, что произошло на Защите — ничто по сравнению с приступом, который спровоцировало последнее сообщение Малфоя.

«Интересно, когда он поймёт, кто такая Мими, как сильно он будет разочарован в ней?» — смеялась у себя в голове Грейнджер, хотя по её виду сложно было определить, какие эмоции, кроме безразличия, она переживала.

— Рон, — прошептала ведьма и прикрыла глаза.

— Я не силён в чарах излечения, но могу позвать Нотта или Джинни, она справятся с этим лучше, как и всегда это делали, когда мы приезжали сюда летом. Гермиона, кого позвать?

Его голубые глаза обеспокоенно смотрели на подругу детства, в немом вопросе, страшась повтора.

— Эй, всё в порядке. Я… — она запнулась на пару секунд, глотая ком в горле.

— Или позвать Паркинсон? Вы вместе жили, она тоже знает, что делать.

— Н-не надо Пэнси.

Уизли вопросительно на неё взглянул, держа за руки и сидя перед ней на корточках. Гермиона ощутила прилив жалости к самой себе, благодарности к другу и, пожалуй, то, как её сердце разрывалось на маленькие кусочки. Они все за неё переживают. Она просто этого не заслуживает.

— Что? Почему?

— Мы в… в ссоре. Н-ничего не нужн-но. П-пусть… останутся.

Гриффиндорка опустила глаза на свои руки и рассмотрела каждый из шрамов, оставшихся после таких случаев. Это снова было сильно. Дарлинг бы оценила этот приступ на десять баллов из одиннадцати, Гермиона — на семь. Потому что самые высокие берегла на самые крайние случаи.

Ей бы стоило углубиться в изучение уровней сна и проникновения в сознание спящего.

— И всё же я настаиваю на том, чтобы убрать их, — Рональд ласково огладил каждую неровность на её ладонях, водя по ним подушечками пальцев.

— Не хочу, — выдохнула староста девочек и попробовала отнять свои руки от друга. Не вышло. — Они… как часть меня. Напоминание о том, что нужно продолжать бороться с этим.

Девушка сделала глубокий вдох ртом, набираясь сил, чтобы продолжить говорить. Устала. Вымоталась. Ей хотелось поспать.

— Похоже на татуировки. Большинство делает их не просто так. Знаки, напоминания, воспоминания, мысли, периоды жизни. У всего есть значение, независимо от того, какое оно. Это просто… даёт мне толчок наверх. Даёт понять, что я должна помнить, куда мне идти и за что бороться, против чего и с кем. Чтобы не забыть, кто я такая. Путь к принятию себя. Путь к свету. Дорога в Рим.

Последнее предложение она проговорила, даже не задумавшись об этом. Слова просто соскочили с её языка. Осознав то, что только что сказала, Гермиона замерла и напряглась. Дорога в Рим. У неё тоже был Рим. Свой собственный Рим.

Иронично. Ведь она в это не верила.

Она попыталась встать, но мышцы не слушались её. Рон заметил это и помог подняться, удерживая подругу одной рукой за талию. Руку Гермионы волшебник положил себе на плечо и повёл девушку в спальню. На дворе стоял поздний вечер. Они потеряли счёт времени, пока разговаривали и приходили в себя. Гриффиндорец посадил однокурсницу на кровать и помог переодеться в тёплую пижаму, накрыв Грейнджер одеялом, когда та легла в постель, дрожа от холода и ещё не пойми чего.

— Рон, — позвала девушка, почти засыпая. — Не бросай меня.

— Ни за что, Гермиона.

Следующие несколько дней Рон сопровождал Гермиону от занятия до занятия, в библиотеку, Большой зал, в Башню старост. Везде и всегда, как верный пёс, следующий за своей хозяйкой.

Гермиона поморщилась от такого грубого и невольного сравнения в своих мыслях.

Если на следующий день ей было очень спокойно в компании рыжего гриффиндорца, потом она стала чувствовать себя какой-то недееспособной, недоразвитой и слабой, будто не могла в одиночестве добраться до нужных локаций. Да, она ценила заботу со стороны Рона, но после забота превратилась в дотошное преследование, навязчивость. Телохранитель, которого она не нанимала, — вот, как она могла бы описать одного из своих лучших друзей.

Гарри чаще всего держался рядом, но не давил на неё, не лез в личное пространство (прекрасно понимая, что это такое и с чем это есть) и не оказывал ей такого внимания. Поттер понимал, что сейчас им всем нужно хоть какое-то разделение друг от друга. Им необходимо было принимать, находить себя в других вещах, общаться с новыми людьми. Это не означало, что они больше не друзья. Нет.

И хотя Гарри был её лучшим другом и прекрасно видел её насквозь (конечно, не так, как та же Джинни), различая все эмоции Гермионы Грейнджер и безмолвные желания относительно социума и касательно своей интроверсии, считаясь с ними и принимая во внимание, с Роном было спокойно.

Они шли по коридорам в обнимку, его большая и тёплая рука прижимала её тело к своему, покоясь на плече, она смеялась над его нелепыми и смешными шутками и историями из раннего детства, он внимательно слушал всё о её жизни в маггловском мире, стараясь запомнить каждую мелочь, которая ей так нравилась. В этом было что-то сказочно приятное, поскольку обоим нравилась такая компания. До поры до времени.

Если они молчали, то прекрасно понимали друг друга и наслаждались этой тишиной между ними. Так уж вышло, что друзья из них были лучше, чем любовники. Намного лучше. И каждый из них это прекрасно осознавал. Потому что так просто бывает. Люди бывают совместимы не только в любовном плане.

Но, говоря в защиту Рона, Гермиона считала, что так было даже лучше. Так она не боялась осуждения, жалости и прочего дерьма, которое выливалось на неё. Девушка обладала хорошим слухом, чтобы не заметить, как многие её однокурсники сочувствующе или злорадно перешёптывались, когда Грейнджер проходила мимо. Ведьма ни разу не обратила внимания на эту ересь, полагая, что это недостойное поведение и опускаться до такого или ответов — тоже недостойно.

Уизли пару раз пытался втолковать в головы бестактных и невоспитанных студентов, скрипя зубами и сжимая кулаки, но Гарри и Гермиона его останавливали. Конечно, она не собиралась такое терпеть. Она не привыкла сглатывать слухи и оскорбления, тем не менее, сейчас у неё были другие проблемы. Например, разговор с Поттером через два дня после приступа.

— Итак? О чём ты хотела поговорить? И почему нас только двое?

Гриффиндорец во второй раз оглядел пустую Астрономическую башню и вопросительно посмотрел на лучшую подругу.

— Я знаю, что ты в курсе, — на выдохе проговорила она и опустилась рядом с парнем на пол, применив к себе и к нему Согревающие чары.

— Гермиона? Что произошло?

— Джинни проболталась тебе о дневниках. И я знаю, что тебе до жути интересно, что случилось, как, почему и зачем, — Грейнджер словно снисходительно взглянула на однокурсника и достала из сумки зачарованный дневник.

— Ой.

Гарри слегка покраснел, опустив глаза в пол. Он нервничал. Гермиона знала наверняка. Потому что когда Поттер нервничает, начинает скрещивать руки в замок и заламывать пальцы.

— Ты прости, она случайно ляпнула лишнего. Мне, конечно, интересно, но я не буду вторгаться в твою личную жизнь и…

— Гарри Джеймс Поттер, я знаю, что тебе до безумия любопытно. Не корми меня этими байками, я в любом случае хотела тебе обо всём поведать, просто не было подходящего момента.

Девушка тепло улыбнулась и сунула ему в руки свой дневник. Что ей терять? Из-за множества различных чар, наложенных на него, Гарри всё равно не увидит ни единого слова в переписке.

Волшебник внимательно вертел тетрадкой, разглядывая стального цвета обложку со всех сторон, затем открыл его и присвистнул, смотря на изображения пионов на форзаце. Глаза его выдавали восхищение заколдованным предметом, что не скрылось от Гермионы, и она ещё шире заулыбалась, кратко поведав обо всём.

— Гермиона, а ты уверена, что это безопасно, а не чья-то злая шутка или проклятый артефакт, который тебе подкинули обиженные родственники заключённых Пожирателей? — с сомнением, скепсисом и волнением аккуратно пытался узнать волшебник, по-прежнему держа в руках красивый дневник.

— Уверена. Я и, кхм, «Блэйк», — она обозначила воздушные кавычки с тонким намёком, — расследовали это всё. Мы узнали, что их создал один из Духов Лемегетона, к которому обратилась спятившая девушка. Она так хотела искупить вину за все свои грехи и неудачи в жизни. Грустная история, но поучительная, — гриффиндорка пожала плечами, как бы выражая небрежность. Естественно, Гарри на это не повёлся.

— Это не миф?

— Считается легендой, но я бы назвала это биографией, которую мало кто знает. Думаю, все, кому попадались дневники, хоть чем-то да интересовались, чтобы узнать, как себя вести.

Парень тяжело вздохнул, понимая, что эта ведьма была магнитом каких-то загадок и дополнительных проблем. Одна головная боль, а не жизнь Гермионы Грейнджер. В следующую секунду его поразила одна мысль.

— Стой, ты, кажется, в курсе, кто такой Блэйк, — гриффиндорец подозрительно сощурил глаза. Раскусил.

— Верно.

— Ну?

— Тебе это не понравится. Как не понравилось и мне. Когда я утвердилась в своей догадке, это спровоцировало триггер, так что…

Он ошеломлённо смотрел на подругу детства, не зная, какие утешительные или слова поддержки ей сказать. Поэтому просто приобнял Гермиону за плечи, прижимая к себе.

— Это Малфой.

Гермиона вздрогнула на звуке его имени, совершенно сбитая с толку всем происходящим. Ей хотелось бы верить в то, что Малфой просто так измывался над ней, исподтишка наблюдая за Грейнджер и её попытками незаметно общаться в дневнике.

Как бы не так.

Энн Беннетт-Хилл действительно существовала много лет назад. Это подтверждают книги, легенды, факты. Ещё и Макгонагалл что-то говорила. Следовательно, Драко Малфой даже, получается, и не подозревал о ней. Ей бы хотелось в это верить, иначе она просто впадёт в истерику и проклянёт его.

Внезапно мысль пришла на ум.

У неё уже был выброс магической силы буквально на днях. Неконтролируемое волшебство лилось из неё, как и говорила Беата. Похоже, что-то с ней было не так. Лекарства и терапии помогали справиться с тревожностью, галлюцинациями (зрительные уже не появлялись на каждом углу в отражающих поверхностях, как раньше, а только во время инцидентов). Накопленные внутри эмоции нашли выход в виде энергии. Вот, почему она не помнила, как произносила пароль, чтобы войти в башню.

Потому что не произносила.

Гарри молчал какое-то время, не зная, как сформулировать свои мысли. Гермиона посмотрела на него, словно боясь осуждения и криков, но он… просто молчал. Будто переваривал полученную информацию, прежде чем устроить ей скандал. Поттер был довольно импульсивен в своих действиях и решениях, особенно когда это касалось его близких людей.

— Ты… в порядке? — выдавил гриффиндорец из себя, не смотря на подругу.

— Вроде бы.

Грейнджер пожала плечами, будто это ничего не значило. Это не так. Человек, скрывающийся за личиной Блэйка определённо имел значение, даже большее, чем она могла себе представить. Драко Малфой, если так можно сказать, менялся на её глазах. Она, бывало, наблюдала за ним, когда только узнала о его альтер эго. И ведьма нашла его одиноким, особенно среди толпы. Оно и понятно. Друзья больше за ним не таскались, как свита за своим королём, у каждого своя жизнь и свои планы. Были ли они у Малфоя? Она не знала. Блэйк тоже ничего не говорил. Только о том, что ему было тяжело за последние годы, а сейчас хотелось бы спокойствия, чтобы прийти к чему-то. Очевидно, он пришёл к дневнику.

Или дневник пришёл к нему.

— Я даже удивлена тобой, Гарри, — усмехнулась девушка, покачав головой.

— В чём дело? — улыбнулся ей друг, явно понимая, что та имеет в виду.

— Ты как-то странно реагируешь на то, что я тебе рассказываю. Это, знаешь ли, не клеится со всем твоим образом, который я видела и знала раньше, — она посмотрела на него то ли с сочувствием, то ли с тревогой. — Год назад ты бы, скорее всего, накричал на меня, а потом побежал драться с Малфоем.

— Год назад ты бы не попалась дневнику, — ответил волшебник.

— Кто знает.

Она уклонилась. Была вероятность того, что дневник мог ей попасться ещё раньше на год или больше. По крайней мере, ей так казалось. Хотя они все изменились за прошедший год. И Гермиона в том числе.

— Что будешь делать? Он в курсе того, кто с ним переписывается?

— Не думаю. Подожду, пока догадается. Почему-то мне кажется, что на него Связующие чары действуют больше, чем на меня. Я могу контролировать себя и различать, где реальность, а где — действие заклятий. Не знаю, возможно, это компенсирует мои приступы, ведь во время них я точно забываю обо всём существующем мире.

Герой Магической Британии рвано выдохнул, так тяжело, что Гермиона могла прочувствовать все эмоции, которые он сейчас испытывал. Поскольку ощущала то же самое. Идентично. Странность ситуации, злость, тревога, обида, отчаяние и оглушение. Тут не было сомнений, она могла распознать его чувства, как и он её.

— Если нужна будет помощь, мы всегда рядом.

— Я знаю, — Гермиона уже поднялась, чтобы вернуться в Башню старост и почитать, но вдруг остановилась и посмотрела на одного из близких друзей. — Прошу тебя, никто пока об этом не должен знать. Хочу рассказать Джинни и Рону, когда буду готова к тому, как они отреагируют.

Гермиона подмигнула и ушла.

***

На собрании старост в переделанной гостиной, которую ремонтировал кто угодно, но не Грейнджер и Нотт, собрались все те, кто принимал участие в управлении школой. Тео сказал, что у них были важные дела. Решали какой-то вопрос по поводу Хэллоуина с директором Хогвартса, но Драко пропустил это мимо ушей, думая о Мими и дневниках. С каждым днём желание найти её, обыскать каждый уголок Хогвартса росло с неимоверной силой.

Мими продолжала молчать. Его это раздражало. Он, значит, душу ей изливает, грубо говоря, унижается перед ней и её игнорированием, а она даже не открывает дневник. Первыми агрессивными мыслями были у Малфоя: «чтоб у неё был сильный ожёг» и «да провались она под землю вместе с дневниками». А ещё он хотел рассказать об этом кому-то из друзей, но затем отмёл это от себя. Достаточно было всезнающей Нарциссы Малфой, с остальными проблемами он справится сам, без чьей-либо помощи.

Все уже давно сидели в новой отделанной комнате с мини-кухней, где можно было заварить кофе и перекусить принесённой эльфами едой. Драко поморщился. Идея с кухней всецело принадлежала Уизли, и если бы кто-то другой об этом сказал, Драко бы ещё нормально перенёс такую обстановку. Как всем было известно, Рональд Уизли любил набить живот.

«Кухня» находилась в дальнем левом углу гостиной от входа. Там были кухонные шкафы, заполненные посудой и чем-то ещё, раковина, чайник (Малфой не понимал, что это была за новая конструкция, но было похоже на чайник, хотя как в заварнике можно кипятить чай…), полотенца, в общем, много лишних слишком маггловских предметов, без которых можно обойтись с помощью магии. Отходя от стены, расположилась барная стойка и четыре барных стула.

Однако слизеринец отметил для себя, что цвета, выбранные Уизли (под руководством Уизлетты, естественно, и Пэнси) были терпимыми и сочетающимися между собой — холодный светло-голубой и графитовый.

— Итак, мы утвердили программу для студентов на Хэллоуин, поэтому сейчас обговариваем детали, составляем списки нужных декораций, решаем вопросы по развлечениям и размещению украшений, чтобы на каждое посещаемое помещение хватило, — объявила староста девочек, войдя в гостиную старост следом за Теодором, который вместе с ней нёс стопку каких-то книг.

Тео и Грейнджер сделали для себя библиотечный уголок напротив кухоньки, оборудовав стены стеллажами, между которыми висела обычная меловая доска, а рядом с ней стоял стол. Рядом со стеллажами Пэнси поставила удобные стулья с мягкими сидушками и спинками. Книжные шкафы из красного дерева, стулья — изумрудного цвета. Главным префектам нравились эти цвета, причём оба. Паркинсон явно издевалась над остальными на пару с Джиневрой, показывая остальным, что никакой вражды между факультетами и быть не может.

И всё же. На Драко Малфоя по-прежнему люди смотрели с отвращением, осуждением и ненавистью. Тяжёлый вздох. Оно и понятно.

— Турнир по «Волшебным шахматам» параллельно будет идти с «Гоблинскими камнями» и «Магической ригмаролью» для первых-третьих курсов, — сказал Тео, записывая на доске первый пункт, пока его соседка по башне раскладывала книги на полки, левитируя стопку рядом с собой.

Драко наблюдал за тем, как быстро она расставляла книги в алфавитном порядке на удобных для себя полках. Его внимание привлекла тёмная обложка со знакомым маггловским именем. Джейн Остин. Где-то он о ней слышал. Может, мама читала такую летом в оранжерее, когда он выходил подышать свежим воздухом? Он точно не помнил. Название у неё ещё было, вызывающее у него чувство дежавю. «Элла», «Эми», «Эстер»… что-то вроде этого. Первой точно была буква «э», следующие он не успел разглядеть.

— Праздник для них начнётся в два часа дня и закончится около пяти вечера. Потом «конфеты или жизнь» по всему замку, дальше они сами захотят побывать там, где мы разместим самые прикольные штуковины, — глаза Тео загорелись на этих словах. — Ими займутся гриффиндорские и хаффлпаффские старосты, поскольку за малышнёй следить в нескольких местах одновременно трудно. Тем более, понадобятся сопровождающие, которые будут следить за ними в коридорах и тому подобному. Мы повесим дополнительные портреты, но на них особо не следует рассчитывать.

Нотт обожал розыгрыши и прочие штуки. Когда они были детьми и не понимали, кто такие Пожиратели смерти, то всячески пугали и разыгрывали друг друга на Хэллоуин страшными куклами, возникающих перед лицом из ниоткуда, страшилками на ночь и шутками в виде безобидных заклинаний. Это было похоже на соревнование, у кого круче получится придумать какую-нибудь шалость. Всегда победителями выходили Блэйз и Тео, додумавшись до чего-то грандиозного. Вспомнить тот случай, когда…

— Четвёртый и пятый курс, — сказала гриффиндорка, закончив раскладывать свои драгоценные книжки и усевшись на довольно большой изумрудный стул, напоминавший кресло без подлокотников. — Для них будет что-то вроде квеста. Квест взяли на себя Падма и Майкл, поскольку у них отличные идеи на этот счёт. Ваше время — с четырёх до шести вечера.

Патил и Корнер переглянулись, улыбаясь друг другу, явно что-то замышляя.

— И помните, — добавил староста мальчиков, — мы пугаем детей, а не доводим их до Больничного крыла. Действуем согласно правилам.

У Драко даже брови взлетели, когда он услышал эту реплику от Тео! Теодор Нотт — любитель нарушать правила в такой праздник ради собственного веселья — сейчас что-то говорил о соблюдении устава.

— Прекрати, Тео. Нарушать правила — это весело. Тем более, это праздник.

Когда это произнесла Грейнджер, Малфой ещё больше стал думать над тем, туда ли он попал, в той ли вселенной он находится и не спит ли он вообще. Чопорная гриффиндорская староста школы говорила о том, что нарушать правила — это весело. Небо упадёт на землю сегодня или да?

Хотя, если так рассуждать, Грейнджер не первый раз не считается с законами Хогвартса. На восьмом году обучения у неё, видимо, стёрлись грани: она срывает уроки внезапными водными представлениями, напивается в учебном заведении до странно-впечатляющего и почти раскрепощённого состояния, рушит собственные моральные устои (интересно, мастурбация в них входила или нет?), разносит собственность Школы Чародейства и Волшебства, влипает в неприятности (пара у Долиша) и дружит со слизеринцами.

В таком своём амплуа Гермиона Грейнджер казалась ему неправильно-завораживающей, бойкой и ни за что не сдающейся. Упрямая девчонка всегда была для него примером верности своим убеждениям, внутреннего стержня и человека, который, разбиваясь, находит в себе силы встать и идти дальше. И это по-настоящему привлекало. Она была чуткой и сострадательной к своим друзьям — это Драко уже успел заметить много раз — и приходила на помощь, даже если она требовалась ей намного больше, чем остальным.

Малфой в который раз думал о том, что ему знакомы такие качества и их проявления. Как будто он уже знал такого человека, помимо Грейнджер.

— Шестые-восьмые курсы на остальных. Бал-маскарад, костюмы, Большой зал, украшенный для танцев, речь директора и прочее. К шести часам должны присутствовать только студенты этих курсов, остальных выводим, так как это наша вечеринка. Музыка, танцы, общение друг с другом и объявление короля и королевы бала. Поэтому всем быть в костюмах. Одежда других факультетов не считаются, — отсеяла Гермиона, заметив, как Эрни Макмиллан собирался задать этот вопрос.

— Да, и потом, как разойдёмся, идём всеми старостами и теми семикурсниками и восьмикурсниками, кто захочет, сюда для дальнейшего празднования. Пока будут идти развлечения для младших, мы успеем тут всё подготовить. В этой гостиной места значительно больше, чем в нашей, так что даже большой толпой мы поместимся, — заключил Главный префект, дописывая расписание мелом на доске. — На сегодня всё. Новый график патрулирования будет только на следующей неделе, поэтому увидимся здесь в это же время через неделю.

Тео отряхнул руки друг о друга, подал руку Грейнджер, как истинный — Драко закатил глаза — джентльмен, помогая ей подняться со стула. Она приняла руку и последовала за ним к выходу, пока Пэнси, почти незаметная все эти дни и бледная, будто больная, окликнула её.

— Гермиона, подожди.

Гриффиндорская ведьма обернулась, с непониманием глядя на слизеринку, и остановилась напротив его лучшей подруги. Малфой поднялся, чтобы уйти, но его завлекла эта душещипательная сцена.

Две восьмикурсницы тихо переговаривались, поэтому он не мог слышать, о чём велась беседа, но по их лицам не трудно было понять, что происходит. Тоска, скука и сожаление. Магглорождённая волшебница обняла Паркинсон и прижала к себе, качая в разные стороны, как маленького ребёнка. Парень заметил блестящие мокрые дорожки на щеках у девушек.

Примирение.

Тео уже нигде не было видно на горизонте, поэтому они тут остались втроём, и Драко уже хотел уйти в Подземелья, чтобы принять зелье Сна без сновидений (вдруг ему удастся поспать хотя бы эту ночь) и уснуть сладким и спокойным сном, как Пэнси схватила его за руку, тем самым остановив.

— Пойдём с нами, Драко. Есть разговор.

Слизеринская староста упрямо смотрела на него, пока Грейнджер, надув губы, скрестила руки на груди.

— Время желаний, Малфой, — гриффиндорка помахала своим запястьем перед его лицом, являя ему до сих пор светящийся голубым круг.

Путь до Башни старост был недолгим, но Тео по-прежнему не было ни в гостиной, ни в спальне, дверь которой была нараспашку открыта. Подозрительно. Скоро настанет комендантский час, и Тео обычно в это время не шастает по коридорам. Может, у него тайное свидание с Дафной? Хорошая шутка. Дафну не уломать, если только Тео не пообещал свести её в могилу.

— Присаживайся, Малфой, — Грейнджер прошла к столу, указывая ему рукой на диван, и с помощью чар подогрела кофейник.

— Как-то не вежливо, Грейнджер. Или ты не в курсе, что я имею в виду? — язвительно вопросил Драко, садясь на диван и закидывая одну ногу на другую.

— В курсе, — её губы растянулись в коварной ухмылке, пока она наливала себе в огромную сиреневую кружку, расписанную узорами пионов, горячий крепкий кофе. Слизеринец фыркнул.

— Так что там с моим желанием?

— Эгоцентризма в тебе не поубавилось, — гриффиндорка закатила глаза и забралась в кресло с ногами. Пэнси прошла к ней и села рядом на подлокотник.

Троица молчала какое-то время. Был лишь слышен треск поленьев в камине да бушующий ветер за окном. В этом году октябрь был очень холодным, ветреным и влажным. Луну и звёзды на тёмном небе скрыли массивные тучи, не пропускающие свет и сияние. Мрачно и холодно.

— Я подошла к ней первой в поезде, увидев, как Гермиона задыхается, — начала Пэнси под звуки тишины и ночи, смотря в окно. — У неё была паническая атака, и я помогла ей выйти из некого транса, в который она впала. У моей кузины они были, и я знала, как нужно действовать: как привлечь внимание, как дышать и успокаиваться. Мне стало страшно: если я пройду мимо, возможно, Гермиона потеряет сознание или забьётся в приступе. Смотреть на это больно, поэтому надо было что-то делать. Она сидела в купе одна, а поблизости никого не было. Кто-то мог бы подумать, что я сделала это с ней в отместку, но у меня даже мыслей таких не было.

Паркинсон опустила голову и разглядывала свои ноги, после взяла у подруги возле неё кружку и отпила кофе, вернув посуду в руки, испещрённые шрамами.

— Потом летом, во время реконструкции Хогвартса, Пэнси нашла меня в Башне старост, когда я была в приступе от галлюцинаций и вызвала подмогу.

Грейнджер ни на кого не смотрела. Её взгляд был расфокусирован, она пялилась в одну точку где-то впереди. Голос её звучал холодно, отстранённо, будто все ситуации были привычными и обыденными, но находящими противный отклик внутри грудной клетки. Глубоко. Там, где никому не достать. Драко смотрел ей в лицо, пытаясь понять, сколько она ещё продержится, пока плотину не прорвёт. Пока она не сломается навсегда. Возможно ли её сломать? Парень надеялся, что невозможно. Иначе кем ему восхищаться в особо трудные моменты?

— Я искала Тео и наткнулась на этот ужас. Прости, Гермиона, но смотреть на такие вещи действительно страшно, — староста Слизерина опустила глаза на подругу с сочувствующим и извиняющимся вздохом. Пэнси не переставала его удивлять. Сколько сострадания она испытывала к девчонке, которую раньше хотела уничтожить! Люди имеют потрясающее свойство кардинально меняться. — Я пыталась привести её в чувства, но она не реагировала. Прибежал Тео и вернул Грейнджер в реальность.

Она снова отобрала кружку и выпила примерно половину. Малфой усмехнулся. Пэнси любила кофе. Кофеин не взбадривал её, а только усыплял и успокаивал. Будь её воля, на вечеринках и праздниках она бы ходила с мерзким холодным кофе без сахара, который называла «Колд Брю», и отрывалась по-своему.

— Во время ремонтных работ мать меня закидала письмами с угрозами и прочим дерьмом, упомянула кузину, которая вышла за какого-то чистокровного испанского лорда, — продолжила слизеринка, отдавая кружку другой девушке и вновь не глядя ни на кого. — Я протестовала по поводу брака, потому что хотела побыть наедине с мыслями и решить, чем хочу заниматься по жизни. Гермиона стала моей музой в плане понимания себя и своих желаний. Её слова были очень вдохновляющими и амбициозными. Она вся наполнена какой-то целеустремлённостью, которой больше никто не обладает. Это восхищает.

Драко знал. Конечно, знал. Потому что понимал Паркинсон и то, что она имела в виду.

— В июле состоялся суд над тобой, Малфой. Пэнси попросила услугу: я даю показания в твою пользу, она мне будет отдавать долг, когда придёт время, — гриффиндорка посмотрела ему в глаза, но он видел в ореховых радужках лишь своё отражение и апатию.

— Так мы и сблизились. Долг за долгом, услуга за услугой, после — сотни благодарностей. Приняли решение не быть должниками. Становились ближе. И в итоге нашли спасение друг в друге, связавшись цепями.

Он молчал, думая обо всём этом. Ему, конечно, была приятна забота Пэнси, но он не нуждался в подачках гриффиндорки в виде свидетельствования на суде.

— А я-то думал, почему ты, Грейнджер, решила дать показания в мою пользу, — грустно и обиженно усмехнулся слизеринец и почувствовал разочарование. Отчего — неизвестно. В любом случае, он чувствовал себя расстроенным из-за того, что Гермиона была его свидетелем защиты только по просьбе Пэнси, а не потому, что видела в нём запутавшегося человека, который триста тысяч раз пожалел о своём выборе. — За мою мать ты тоже давала показания по чьей-то просьбе? — язвительно задал вопрос ей, ощущая злость на неё.

Гермиона Грейнджер не такая уж и бескорыстная особа, как оказалось.

— Нет. В её защиту я выступала по собственному желанию, потому что она не выдала Гарри Волдеморту. Это была благодарность за её значительное содействие нашей стороне, — вздёрнула подбородок хозяйка башни. В её глазах теперь он мог разглядеть вызов. Что же, это намного лучше безразличия. С её стороны равнодушие ему не нравилось. И Драко ловил себя на этой мысли не первый раз.

— Вот как. Я тоже ему помог, если ты помнишь.

— Ты все годы досаждал нам, Малфой. И я не была ничем обязана тебе, так что прекрати выводить меня на конфликт. Мир не вертится вокруг тебя.

Её твёрдый и уверенный взгляд запомнится ему, наверное, навсегда. Тёмные, почти остекленевшие глаза с ярким блеском, плотно сомкнутые губы, сведённые брови. Весь этот образ останется на подкорке его сознания, отпечатается под веками. Она больше не казалась ему до дикого раздражающей всезнающей занозой в заднице. Она говорила те вещи, которые имели смысл, а не просто пыталась заткнуть ему рот.

Либо Драко был в таком смятении и уставшем состоянии, что не мог беситься от одного её присутствия неподалёку, либо же начинал смотреть на вещи и людей по-другому. Малфой не успел даже что-то придумать ей в ответ, как дверь гостиной Башни старост с грохотом открылась, ударившись о каменную стену, и к ним влетел Тео, явно чем-то встревоженный и… разъярённый? Нотт редко показывал свои поистине сильные негативные эмоции.

Размашистым шагом староста мальчиков подошёл к свободному креслу, скинул свою мантию на спинку и уселся, открывая полупустую бутылку огневиски, стоявшую на кофейном столике. Хм, тут вроде был другой… Теодор молча осушил бокал и принялся читать что-то на пергаменте. Никто не смел нарушать молчание, пока Главный префект шумно дышал, а его ноздри раздувались от гнева.

— Что читаешь? — решилась нарушить тишину Грейнджер, видимо, не опасаясь за свою жизнь. Его друг в таком состоянии мог натворить всё, что угодно, так что наименьшим злом было бы вообще его не трогать до утра.

— «Счастье быть сыном Пожирателя». Хайам, — саркастично отозвался староста, дочитывая письмо, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.

— Оу, — выдавила Пэнси, явно смекая, в чём дело. Они с гриффиндоркой понимающе переглянулись. Драко вопросительно вскинул бровь, смотря на девушек.

Спустя какое-то время слизеринец положил локти на колени и взъерошил волосы, кинув куда-то бумагу за мебель. Парень выглядел таким недовольным, взбешённым и взволнованным, что Драко нашёл это довольно новым для себя. Сколько вообще раз он не замечал подобного поведения и проблем своих друзей, постоянно думая о себе?

— Этот ублюдок совсем лишился рассудка в Азкабане! — он оскалился, желая сжечь письмо и засунуть пепел отцу в задницу. — Старый хрен думает, что может делать всё, в том числе и манипулировать мной, но он не дождётся!

— Тео, что случилось? Что он снова тебе написал? Г

рейнджер встала с кресла и подошла к его другу, сев перед ним на корточки и взяв его ладони в свои. Гриффиндорская сострадательность, чтоб её. Малфой бы оставил парня подумать наедине с собой, а не стал выпытывать. Но… они все всегда спрашивали друг у друга, в порядке ли они и как себя чувствуют после какого-нибудь инцидента, он же — ни разу. И что он за друг после этого?

Драко чувствовал себя ужасно, осознавая, что не имеет права даже называть этих людей, интересующихся его состоянием и проблемами, хотя бы знакомыми. Никого из них он не заслужил. Даже не заслужил показания Грейнджер по просьбе Пэнси.

Ничего из этого. И никого.

— Я ненавижу его.

Больше ничего Тео так и не смог вымолвить. Одним взглядом Гермиона спросила разрешения прочитать письмо, Нотт кивнул, не силах что-либо ответить или добавить.

— Это просто ужасно. Тео, ты уверен, что сможешь выиграть войну с ним? Я бы…

— Гермиона, он портил мне жизнь с момента моего рождения. Мою мать убили из-за него, и я не собираюсь потакать его безрассудным и уёбским желаниям в гонке за его благословение и признание. Пошёл он нахуй. Я буду ему очень признателен, если он откинется в Азкабане, не успев отбыть весь срок.

Префект поднялся со своего места и принялся ходить по гостиной, не зная куда деть скопившиеся эмоции.

— Он всё ещё твой отец, Тео. Родителей… не выбирают, — она прикусила губу и опустила глаза, боясь на кого-то смотреть. Драко, наблюдая за этой сценой, осознал, что ни разу не видел лучшего друга в таком настроении. Он больше не видел каких-то пустых, картонных людей, прячущихся за масками веселья и отчуждения.

— Я никогда не хотел быть его сыном, и ты это знаешь. Он относился ко мне, как к биомусору и произведённому на свет наследнику. Ему важнее были идеи и моя мать. Вот её он по-настоящему сильно любил. Пока не подставил под смертельное заклятье.

Обиды и раны Теодора Нотта крылись глубоко внутри него самого, как и каждого, кто присутствовал в этой комнате. Слизеринский староста молча делал выводы о каждом восьмикурснике, находящемся здесь с ним. И Драко считал это огромным шагом на пути к принятию себя.

Возможно, ему был нужен ещё один компонент для этого. Она.

***

Драко бежал по тёмным коридорам замка, рассматривая набегу каждый скрытый уголок, но локации кружились перед глазами, словно в калейдоскопе. Этого было недостаточно. Он недостаточно тщательно искал её по всему Хогвартсу, огибая коридоры и лестничные пролёты, которые постоянно переносили его не туда.

В школе было так пусто, что Малфой думал, что все вымерли или уехали. За столько часов беготни и просмотра каждого кабинета он мог наткнуться хоть на кого-нибудь из студентов или преподавателей. Но было пусто. И до смерти тихо. В ушах стучала кровь, сердце колотилось как бешеное, руки тряслись в треморе, ноги ломило от усталости.

Парень уже везде успел побывать, во всех запретных и недостроенных помещениях, ни одного закрытого класса или комнаты. А на дворе стояла, между прочим, ночь. Что происходило? Что-то неладное, очевидно. Что он вообще делает, бегая по коридорам? Тревога била по голове, будто ему или кому-то из его близких угрожает опасность. Он не мог сразу вспомнить, для чего всё это устроил.

Точно.

Он ищет Мими. Ищет везде, в каждом потаённом углу, в каждой маленькой каморке, за каждой статуей, в каждом классе. Везде. Среди всех декораций и памятников, гобеленов и стен, в библиотеке, учебных аудиториях, Большом зале, в спальнях факультетов. Она должна быть где-то здесь. Драко Малфой хотел её найти. Он хотел к ней. Но её нигде не было.

Растерянный и расстроенный, парень побрёл на Астрономическую башню, чтобы проветрить голову и собраться с духом. Пока шёл, раздумывал над своим планом. Поиск Мими. Пробежка по всему замку казалась такой глупой затеей, но Драко почему-то чувствовал, что так его ноги приведут к девушке.

Которая, словно ожидая его, стояла на площадке в мантии, накинув на голову капюшон.

Он просто стоял и хлопал глазами, открывая и закрывая рот, не в силах вымолвить и слово. Вот она. Ноги привели его прямиком к ней. Его личный Рим, расположившийся в самой спокойной и отрезвляющей сознание части этого замка. В груди что-то встрепенулось, поднимаясь к горлу. Ком. Усталость, тревога, тяжёлое дыхание, бессмысленность — всё это отошло на второй план, оставив одну её.

Мими.

Как в замедленной съёмке, девушка стала поворачиваться к нему, волнующе снимая с головы капюшон форменной мантии. Драко боялся не то что пошевелиться, моргнуть было страшно, потому что её образ — она сама — мог исчезнуть с дуновением ветра. Она могла просто раствориться на его глазах, забирая его сердце себе. Кто знает, как далеко она смогла бы унести его, не испачкав и не разбив. Но если потом она подберёт его снова, он простит ей все свои страдания.

Ведь ради такого трепета и восторга, которые он сейчас испытывал, стоило и пострадать.

Глупо, нерационально и совершенно неправильно. Но честно.

Её лицо почти показалось ему, как в эту секунду Драко резко просыпается, садясь на кровати и пытаясь отдышаться.

«Что, чёрт возьми, только что…» — пронеслось в голове волшебника, пока он пытался осознать происходящее.

Это снова приснилось ему. Снова сон, в котором он бежит по всему Хогвартсу в поисках обладательницы дневника, но детали вечно меняются. В этот раз она его ждала в форменной мантии. В прошлые разы он подмечал такие вещи, как пятна на пальцах (причём разноцветные), странные полосы на тыльной стороне ладоней, жутко напоминавшие ему шрамы от глубоких порезов, голубые джинсы (очень необычно, вроде бы это была маггловская одежда), знакомая тёмная обложка книги с выгравированным именем писателя — Джейн Остин.

Все эти мелочи казались ему до безобразия знакомыми, такими, что образ Мими больше не был образом. Малфой думал, что меняющиеся детали были каким-то знаком для распознавания настоящей личности Мими. Его это и смущало, и радовало. Потому что так он мог быстрее догадаться. Дневник сам предоставлял ему подсказки, чтобы он пришёл к ней.

Откинувшись обратно на кровать, Драко попробовал отключить все свои мысли и снова уснуть, но без зелья не получалось. Утром у него зачёт по Гербологии, и слизеринцу нужно быть более отдохнувшим, чтобы нормально написать тест и эссе. Малфой открыл верхний ящик своей прикроватной тумбочки, стиснув зубы и мысленно проклиная её за то, что она так скрипела. Он пошарил рукой в поисках нужного пузырька, но все были пустыми.

Он пользовался зельем Сна без сновидений каждую ночь по несколько раз. Месячный запас был исчерпан за неделю. Слава Мерлину, зелье не вызывало привыкания, и он пил его довольно часто. Слишком.

Парень поднялся с постели, решив для себя, что сейчас — лучшее время пойти к Помфри за добавкой, иначе он просто-напросто не уснёт до следующей ночи.

Стараясь передвигаться очень тихо, Малфой покинул Подземелья и направился в сторону Больничного крыла. До рассвета оставалось несколько часов, в это время, естественно, никто не шарился по замку, за исключением теней свечей, пляшущих на стенах. Так его, конечно, могли обнаружить, но преподаватели, завхоз и старосты видели уже десятый сон, пока он бродил по школе, чтобы присоединиться к ним и нормально отоспаться перед зачётом. Как назло, Гербология стояла первой парой.

Дверь в лазарет была приоткрыта, и на пол падала полоска света. Видимо, Помфри не спала и кого-то лечила.

«Небось, опять у Трюк кто-то упал с метлы и что-то себе сломал», — закатил он глаза, приближаясь к двери.

Из Больничного крыла слышались голоса. Он узнал Помфри, как та пыталась не переходить на обычную громкость своего голоса, но постоянно срывалась с шёпота, о чём-то негодуя. Драко решил послушать сначала, что случилось, прежде чем перебить разговор. Может быть, кто-то из учителей обсуждает деликатную тему.

— Шприцы и иглы непопулярны, дорогая, — сказала целительница снисходительным тоном.

«Обсуждают какие-то новшества?» — у него в голове словно появилась картинка вопросительного знака. Другого голоса он не мог распознать. Он был знакомым, но слова проговаривались так тихо, что Драко ничего не разобрал.

— Да и о выбросах никому конкретно ничего не известно, если вы, конечно, не считаете себя умнее всех на свете.

Это было сказано так пренебрежительно, что слизеринец скривился. Будто Помфри что-то понимала. Выбросы… речь же шла о выбросах магии?

— Это невозможно, мисс Грейнджер.

Шёпот целительницы был нервным и тревожным, как будто она боялась правда и всячески её отрицала.

«Грейнджер? Что за…»

Спустя несколько секунд до него дошло. Разговор был не о магических выбросах. О выбросах из уровней сна. Чёртова Грейнджер. Она понимает, насколько её идея безрассудна? Или самая умная волшебница своего поколения теряет свои умственные способности, когда переходит в «состояние истинного храброго гриффиндорца»?

***

Драко нервничал, пытаясь найти в себе силы выйти из общей спальни. Полчаса назад Пэнси огорошила его новостью, что она не пойдёт с ним на дежурство, так как «готовится к тесту по Зельям». Знал он, как она готовится. Небось, будет опять делать наброски, чтобы когда-нибудь послать свои эскизы в дизайнерские дома или продать их издательствам, как красивые картинки. И самое интересное в её предупреждении о пропуске было то, что вместо неё пойдёт Грейнджер.

Да. Гермиона Грейнджер опустится до того, чтобы пойти с Драко Малфоем на патрулирование. Ладно. Удивительным было ещё то, что гриффиндорка сама вызвалась быть его парой на дежурстве. И чего это она вдруг решилась на это?

Что ж, это не было проблематично для него. Да и Грейнджер не представала перед ним такой ужасной, какой казалась ему ранее. Его мнение о старосте девочек менялось в противоположном направлении. Данная представительница львиного факультета всё ещё была слегка раздражающей, но только потому, что она умело парировала все его выпады и больше не реагировала на каждое обидное слово, сказанное в её адрес.

Девушка будто абстрагировалась от проблемы под названием «оскорбления на фоне крови» и полностью погрузилась в свои личные, которых накопилось вагон и маленькая тележка. К слову, она так и не попробовала побывать в осознанном сновидении. Она ещё не собрала всю нужную информацию, чтобы погрузиться в сон правильно.

Идея пришла на ум в одно мгновение.

А ведь ему тоже была интересна эта тема.

Грейнджер зашла за ним ровно в девять-пятьдесят вечера, чтобы они могли начать патрулирование школы с Подземелий.

Малфой шёл на несколько шагов позади неё, пытаясь понять, что в ней изменилось. Она определённо выглядела как-то не так.

Волосы с одной стороны заколоты блестящей сиреневой невидимкой, мантия накинута на плечи, сама Гермиона была одета в голубые джинсы, кеды (это же так называется?) и лёгкую белую кофточку с рукавами в три четверти. Ткань кофты натягивалась на груди, отчего Драко заметил, что на ней не было бюстгальтера. Грейнджер без лифчика? Интересное явление.

Не то чтобы он сразу почувствовал прилив возбуждения и тому подобное, но выглядела она… непривычно для самой себя. И Драко также отметил, что её пальцы были в чём-то перепачканы. Наверное, опять в чернилах. На правом запястье трудно было разглядеть идеальные светлые круги, разорвавшие своеобразный браслет.

Грейнджер была непривычно задумчива, даже не увидела, как впереди колыхнулся гобелен, за который кто-то успел спрятаться. Малфой, не говоря ни слова, остановил её, поймав девичье плечо, из-за чего староста вздрогнула, и бесшумно прошёл к нише, приложив указательный палец к губам, растянувшимся в ухмылке. Гермиона привычно закатила глаза и принялась наблюдать за манипуляциями своего коллеги.

Взмахом палочки гобелен слетел и явил взору дежурных парочку хаффлпаффцев. Два парня были слишком взъерошены и стояли очень близко друг к другу.

— Парни, я, конечно, всё понимаю, — начал Драко, широко улыбаясь. Гермиона стояла чуть поодаль от Малфоя, скрестив руки на груди. — Но вы бы хоть за временем следили. Ну, или нашли место для уединения, где мы вас не нашли бы.

Он обернулся к напарнице, торжествующе хмыкая. Когда Пэнси говорила Гермионе, что Драко любит патрулировать школу, видимо, Паркинсон именно это и имела в виду. Драко ощущал себя в своей тарелке, ловя нарушителей после комендантского часа. Он ловил кайф от этого, получал дикое удовольствие, наказывая людей за нарушения.

Девушка наклонила голову, рассматривая Малфоя, пока тот с хищными глазами смотрел в лица двум парням, зажимавшимся в нише. Что-то было в этом нездоровое, опасное и привлекательное. Драко Малфой наказывал за неподчинение правилам. Возможно, он не был самым прилежным студентом Хогвартса, но она ни разу не замечала и не ловила его после комендантского часа. Может, всё дело было в том, что он хорошо прятался, а может, в том, что он никогда его не нарушал.

А возможно и такое, что Драко Малфою нравилось играть по правилам. Возможно, и по собственным.

В данный момент он был законом в стенах школы.

И в этот момент Гермиона находила его не раздражающим, как обычно, а воодушевлённым. И выглядело это очень сильно и завораживающе.

Как просто, оказывается, найти в человеке что-то достойное, когда он находится на своём месте.

— Ах, да, — на звуке его голоса она вынырнула из раздумий, вернувшись к работе. — Мы бы нашли вас везде. Грейнджер, прошу, — слизеринский староста указал ей рукой на хаффлпаффцев, призывая к исполнению наказания.

— Минус десять очков с каждого за несоблюдение комендантского часа.

— Но, Гермиона, сейчас только десять минут десятого… — начал один из парней, тот, что повыше.

— Ничего не хочу слышать. Даже десять минут — нарушение, — отрицательно и беспрекословно покачала головой Главный префект. — Ваша гостиная недалеко, так что мы вас проводим, — хитро улыбнулась она, понимая, что испытывал Драко, выходя на дежурство. Азарт, предвкушение, вдохновение. Те самые приятные эмоции, которые она давно не ощущала.

Идя следом за студентами Хаффлпафф, Драко тихо присвистнул Грейнджер, не сдерживая улыбку.

— У-у, Грейнджер, с каждым днём ты поражаешь меня всё больше и больше.

— Не понимаю, о чём ты, — в ответ улыбалась она.

Проведя студентов к их гостиной, Малфой пригрозил им не только вычетом очков, если они вылезут из спальни раньше утра.

— Как насчёт того, чтобы продолжить нашу игру? — невозмутимо спросил Малфой, пряча руки в карманах брюк.

— Что?

— Осталось одиннадцать желаний. Я уже придумал третье. Что скажешь?

Его тон был подстрекающим и нейтральным одновременно, будто не было бед и обид со вторым желанием. А прошла ведь всего пара дней с того разговора с Пэнси.

— Жизнь тебя ничему не учит, да, Малфой? — спокойно отозвалась Гермиона, продолжая смотреть вперёд.

— Да ладно тебе, Грейнджер. Уверен, ты и сама не будешь против такого расклада. К тому же, ты не можешь отказать мне, помнишь? — он стрельнул в неё глазами, будто между ними всегда были такие нейтральные и спокойные отношения, как и сейчас.

Малфою определённо нравилось так с ней себя вести. Постепенно Гермиона Грейнджер входила в его круг общения. Она уже успела себе сграбастать Тео и Пэнси, неплохо ладила с Блэйзом, с чьей подружкой гриффиндорка тоже поддерживала хороший контакт, хоть и относилась, как выразился Забини, к ней немного пренебрежительно.

Зная все проблемы Грейнджер, можно было бы надавить на её болевые точки, но ему почему-то этого не хотелось. Ладно. Он знал почему. Потому что уже испытывал это на себе. На слабые места Драко тоже давили, особенно во время войны. Когда Мими говорила, что люди носят в себе боль постоянно, он сначала не понял, что она имела в виду. Когда он увидел, как Грейнджер носит эту боль в себе, не в состоянии избавиться от неё, осознал весь смысл. Её приступы, стёртая память её родителей, ПТСР, непринятие миром в детстве — всё сыграло свою роль в её жизни.

Он не хотел больше быть частью того, что приносит людям страдания. И дело было не только в Грейнджер.

Во время войны он велел Пэнси спрятаться, чтобы та не попала на раут к смерти, стараясь защитить её, подчинялся Тёмному Лорду, чтобы только не трогали Нарциссу. Из-за него пострадала школа, которая была местом, в которое он возвращался с радостью снова и снова, как домой. И он всё испортил. Подорвал доверие Блэйза и Тео.

Остался один. Опять.

— Так что за желание?

Голос Грейнджер был спасительным кругом в размышлениях о своей трагичной судьбе. Дурацкая привычка жалеть себя осталась с детства, и он, честно, пытался вытравить её. Нарцисса говорила, что долго он так не проживёт, тихо посмеиваясь над его драматичностью.

Но за ней крылась огромная дыра, которая с этого года заполнялась чем-то новым и необычным.

— Я хочу поучаствовать в сессиях погружения на уровни сна.

Выпалил как на духу.

Глаза гриффиндорки расширились от неожиданности. Пару секунд она стояла молча, а потом расхохоталась, сворачивая по коридору направо.

— Ты шутишь, что ли?! Ты знаешь, что процент проникновения в чужой сон, да ещё и на следующий уровень в сон другого человека, небезопасен и практически невозможен.

— Перестань, я знаю, как и ты, что это вполне реально. Главное — всё досконально продумать и определиться с людьми, которые будут участвовать в проникновении. В любом случае, сама ты не справишься, а мне просто интересно посмотреть на это всё.

— Какая тебе от этого польза? — с прищуром задала вопрос девушка, открывая дверь кабинета.

— Я же говорю: мне интересно побыть в группе, чтобы посмотреть, как это работает. Плюс ко всему, скорее всего, я буду тебе полезен больше, чем ты мне.

Гермиона фыркнула, осматривая углы кабинета. Не найдя никого, ведьма вышла и закрыла дверь, запечатав её заклинанием. Обычно профессора перед занятиями снимали чары и заходили. А делалось это всё для того, чтобы некоторые особо «одарённые» не портили школьное имущество.

Драко закатил глаза на её скептичное молчание.

— К тому же, Грейнджер, подумай: я хороший окклюмент и ради эксперимента буду тебе нужен хотя бы раз. Также я хорош в зельях и в легилименции. Ты не сможешь справиться одна, как бы тебе этого не хотелось. В группе должно быть минимум три человека — объект, проводник* и зельевар. С первым и последним мы справимся сами. Все мы, конечно, будем извлекателями*, но что насчёт архитектуры сна?

Гермиона остановилась, удивлённо глядя на своего напарника. Она и подумать не могла, что кто-то, кроме неё и Теодора, будет в этом хорошо разбираться.

— Хорошо. Роль проводника нам не пригодится всё равно, но уровней всего три, за третьим — лимб*, кому-то придётся остаться, чтобы устроить нам всем выброс. Архитектор должен быть достаточно смышлёным. Знаешь, он должен построить за одну минуту лабиринт, из которого можно выбраться за две минуты. То есть, это будет масштабная работа, в которой мы не потеряемся, но при этом будем там достаточно долго, чтобы не построить новый в чужом подсознании и не спровоцировать проекции создателя сна.

Грейнджер задумчиво качала головой.

— Блэйз мог бы быть хорошим архитектором. Он головоломки решает на раз-два. Тео был бы на выбросах, да и был бы неплохим проводником. Пара человек для массовки из тех, кому мы доверяем, и группа организована.

Ей не хотелось доверять Малфою в таком личном деле, но выхода не оставалось. Он определённо был хорошо осведомлён в этой теме. В качестве эксперимента стоило бы взять человека, который владел навыками окклюменции.

— Легилименцию использовать необязательно. Тогда не будет никакого смысла погружаться в чей-то сон.

— Да или нет? — нетерпеливо произнёс Драко, преградив ей дорогу.

— Хорошо.

Круги на запястьях снова засветились голубым.

***

На следующий день Гермиона сидела на завтраке с книгой «Осознанные сновидения», перечитывая трактат в четвёртый раз и пытаясь найти новые зацепки. Тщетно. Одно и то же. Всё это она помнила, так что смысла в книге Линкса не было больше никакого. Она так и не смогла найти времени пойти в библиотеку за новой порцией знаний. Впрочем, сейчас были дела поважнее.

Вечером после занятий они с Тео засядут в своей гостиной с кружками чая и примутся за работу. К Хэллоуину у них должен быть готов один проект, который они решили разработать на днях. Планы держались в секрете абсолютно от всех, даже от учителей и директора. Сначала Гермиона порывалась обсудить их задумки с Макгонагалл, но потом передумала. Эффект неожиданности — это всё, чего они хотели.

Придумывать шалость с Ноттом было очень даже весело. Когда мысль только пришла в голову, Главные префекты успели обговорить только основную концепцию и костюмы. Следующее собрание старост должно состояться через пару дней, но Гермиона и Теодор успели обговорить украшения и программу с Минервой и согласовать некоторые нюансы.

Также предполагалось украсить общую гостиную для вечеринки, однако это можно поручить кому-то другому или преображать помещение постепенно в зависимости от свободного времени каждого.

«Слизнорт что-то говорил о секции в библиотеке. Надо будет заглянуть туда, когда с Ноттом пойдём делать эссе по Древним рунам», — думала Гермиона, закрывая трактат Вейланда Линкса и убирая его в сумку.

В Большом зале уже собрались все студенты перед началом занятий и спокойно завтракали. Справа от Грейнджер сидела Пэнси, обсуждая с Блэйзом свой новый эскиз, Малфой сидел напротив них, хмуро глядя на книгу Гермионы. Слева сидела Джинни и учила Нотта ухаживаниям за девушками. Гарри и Рон набивали свои рты перед зачётами по завершающим главам, надеясь то ли на удачу, то ли на Гермиону, что было почти одним и тем же.

— Оставь свои глупости, Нотт! — вскрикнула Джинни, отмахиваясь от старосты мальчиков. Малфой и Грейнджер синхронно хмыкнули. Видимо, оба прекрасно понимали, что Тео не прекратит использовать избитые и дурацкие фразы, чтобы привлечь внимание Дафны.

— А что ты предлагаешь, Уизлетта? — взбешённо бросил Теодор.

— Для начала подойди к ней и пригласи на свидание. Как простой смертный, Нотт, — вмешался Гарри, пережёвывая тост с арахисовой пастой.

— Это бесполезно, Гарри, — ровно сказала Гермиона, делая глоток крепкого кофе. — Функция нормального разговора с понравившейся девушкой у Тео отсутствует, она не была включена в основной пакет опций. Так что он может просто подойти к ней и сказать что-нибудь на идиотском, а потом возмущаться на всю башню, какие девчонки противные.

Малфой и Забини заржали, увидев, как лучший друг насупился на этих словах.

— Эй!

— Правда лучше иллюзий, Тео, — подмигнула Гермиона. В этот момент перед ней и ещё несколькими студентами приземлилась сова. К лапке было привязано письмо со знакомой печатью.

Такой быстрой обратной связи от Мунго даже не стоило ожидать, да и печать немного отличалась. Гермиона откусила печенье и отвязала письмо от почтовой совы. Она посмотрела на имя отправителя и удивлённо вскинула брови, пока сова, взяв со стола колбасу, полетела прочь. Вскрыв конверт, гриффиндорка пробежалась глазами по строчкам, нахмурившись и не замечая, какими обеспокоенными взглядами окидывали её друзья. Под конец письма девушка стала улыбаться, совершенно не ожидав такого исхода событий.

— Эй, Пэнс, взгляни, — Гермиона наклонилась к Паркинсон, жуя третье по счёту печенье, и вместе с ней ещё раз про себя прочитала письмо, отдавая его слизеринке вместе с конвертом, чтобы та смогла написать ответ, вложить в конверт эскизы и отправить по нужному адресу.

— Спасибочки! — пропищала староста Слизерина и кинулась на подругу с объятиями и поцелуями в обе щеки.

Остальная часть слизеринского квартета в непонимании уставилась на Грейнджер, безмолвно спрашивая, в чём дело. Она загадочно пожала плечами и допила свой чай.

— Джи, — обратилась восьмикурсница к подруге, — после обеда свободна?

— Зовёшь на свидание? — поиграла бровями Уизли и усмехнулась.

— Не понял, — поднял голову от тарелки Рон.

— Так что?

— Да. У тебя в башне?

Гермиона кивнула и, отсалютовав, поспешила на пару по Трансфигурации.

***

— Дай угадаю: что-то новое с дневниками?

Джинни Уизли без предисловий кинула ей такой каверзный вопрос в лоб. Гермиона боялась обсуждать более углубленно эту тему с Гарри. Тот и так держался на Морганином слове, чтобы не пойти бить лицо Малфою, ещё и разводить философские рассуждения обо всей ситуации было как-то неразумно.

— Ну, всё не так просто, — Грейнджер нервно улыбнулась и налила себе кофе. Это уже пятая кружка, а день даже не закончился.

— Так, выкладывай.

Рыжая села на диван, закинув левую щиколотку на правое колено и положив руку на спинку дивана. На её лице красовались тушь, блеск для губ и неподдельное веселье. Ну, конечно, закатила глаза староста девочек, Джинни очень любила всякие тайные штуки и верила в теории заговора, потому что тайные сообщества с безумными идеями были забавными.

— Я узнала, кто он, — немного помолчав, выдала Гермиона, делая большой глоток бодрящего напитка.

Тёмные глаза рыжей гриффиндорки загорелись в ожидании интересного исхода, как тут Грейнджер огорошила её новостью:

— Всё это время Блэйком был Малфой.

Улыбка с её лица пропала, сестра Рона поперхнулась воздухом и тут же прокашлялась, кряхтя на всю комнату.

— Ты не шутишь?

— Отнюдь, — Гермиона опустила глаза и, поставив кружку на письменный стол, обняла себя за плечи. — Это было неожиданно, и я сначала подумала, что ошибаюсь или он так прикалывался надо мной, но, сопоставив все факты, я поняла, что он понятия не имеет, кто такая Мими. До сих пор.

Джинни смотрела на давнюю подругу с шоком на лице несколько минут.

— Может, ты скажешь хоть что-нибудь?

— У меня нет слов, Гермиона. Одни эмоции. И те матом, — моргнула Уизли и скрестила пальцы в замок. — Что ты сама об этом думаешь?

«Ничего», — первым пронеслось в голове у девушки, пока та смотрела в одну точку перед собой. Прошло столько дней, и она уже успела пройти все пять стадий принятия, по несколько раз перечитывая переписку в дневнике и вспоминая моменты Драко Малфоя, о которых она была осведомлена.

Ссора с друзьями, примирение, извинения ей, интерес к маггловской музыке, в особенности к «Плацебо», в беседах и на её дне рождения, расположенность и любовь к Зельеварению, причина занятости заключалась в тренировках по квиддичу. Многие вещи совпадали. Просто эти были самыми очевидными.

— Я не знаю, что думать. Альтер-эго Блэйк очень мил и внимателен ко мне, Малфой, кажется, становится, более терпимым. Сейчас он не такой плохой, каким был все эти годы. Я могу с некой уверенностью заявить, что его предрассудков больше нет в его мировоззрении. Он проявлял интерес маггловской культуре, Джи!

Джинни только покачала головой. А затем пришло осознание.

— Так вот почему он просил поставить ту группу!

— Именно!

Девушки молчали какое-то время, обдумывая весь этот беспорядок, который навели зачарованные дневники. Хаос был теперь в их мыслях, в их жизнях, даже не позволяя справиться хотя бы с десятой его частью.

Настойка растопырника больше не помогала Гермионе полностью унять боль и жжение в ладони, она постоянно «расправляла» рукой складки на юбке, в попытках успокоить кожу посредством трения о ткань. Она клялась, что не хотела этого всего и не требовала. У неё и так было проблем по горло, дневники ей вообще были ни к чему, как и новый «друг».

Блэйк — или Малфой — явно не разделял её мнение. Потому что он не сопротивлялся чарам и связи, как она, а принимал её, как дань судьбы. Но это не было судьбой. Гермиона не верила в судьбу. Кто знает, как могла сложиться её жизнь, не родись она волшебницей. Любой выбор влияет на жизнь, независимо от того, что «предначертано». Судьбу можно обыграть, она была уверена.

Иногда, конечно, можно было пойти на поводу у судьбы. Только из любопытства, напомнила себе Гермиона и, не скрываясь за чарами, открыла дневник и начала писать Малфою.

Или Блэйку?

***

Драко сидел в своей спальне, читая взятую из библиотеки книгу под названием «Лимб и другие уровни снов». В секции «Подсознание» хранилось много книг о снах, но в этой был целый раздел об осознанных сновидениях. Парень так увлёкся чтением, что поначалу не понял, что что-то приносит ему дискомфорт. Когда жжение в правой ладони было распознано, Малфой чуть не подпрыгнул на кровати от неожиданности.

Ему не показалось? Мими писала ему? После стольких, сука, дней молчания? Да она издевается.

Мими. На днях Драко спросил у матери, что это было за сокращение. Нарцисса подала ему интересную мысль.

Миа. В переводе имя означало «своевольная, упрямая». Что-то очень знакомое вертелось в голове. Возможно, это было полное имя девушки. В ином случае — очередное сокращение.

Первой мстительной идеей было проигнорировать её сообщение. С каждой секундой боль становилась невыносимее, и Драко со злостью на неё, на себя и на дневники захлопнул книгу и полез в сумку за тетрадью. Светло-голубой дневник с перекочевавшими на обложку созвездиями лежал на самом дне. Сегодня он даже не потрудился спрятать его в зачарованный карман. А зачем? Что там можно было вычитать человеку, которому не выпала эта доля? Да ничего.

Медленно пролистывая страницу за страницей, Драко будто в отместку тянул с прочтением и ответом этой девчонке. Она заставила его чувствовать себя разбитым и подавленным — и, чего уж скрывать, пиздец каким глупым — и просто пренебрежительно игнорировала его существование столько времени. Неделю? Две? Около того.

Заявилась, блядь.

Не проси что-либо объяснять. Я сожалею, что долгое время не отвечала на твои сообщения. Мне нужно было о многом подумать и многое осознать, переосмыслить, что ли.

Думаю, тебе это будет интересно.

Мне, правда, жаль. Для меня всё зашло слишком далеко, и мне нужно было разобраться в первую очередь в себе.

Предлагаю через двадцать минут встретиться на Астрономической башне. Ты и я. Лицом к лицу.

Потому что время пришло, Блэйк.

Без шуток. Я приду раньше, если хочешь быть уверенным в том, что это не обман. У тебя будет ещё полчаса, чтобы подойти, после чего я уйду.

Я всё пойму, если ты не захочешь меня видеть.

Бормоча себе под нос ругательства и сетуя на всё то, на чем этот свет стоит, Малфой надел свитер, накинул на плечи мантию и обулся. Взъерошил волосы, чтобы не создавать эффекта «я ждал тебя вечность, как идиот», и вышел из спальни. До комендантского часа времени оставалось два часа, так что он ничего, по сути, не нарушал.

Всё тело охватило волнение. Драко шёл на эту встречу, пытаясь сбавить шаг и не бежать в сторону Астрономической башни. Он же не идиот. Для таких вещей есть Тео. А Драко всего-навсего прогуливался быстрым шагом. Никуда не спешил. Пусть подождёт, он не собирается бежать по одному её зову или по мановению руки. Ещё чего. Пф-ф.

Уже подходя к башне, Малфой срывается на бег, быстро переставляя ноги на лестнице, едва не споткнувшись и не поцеловав пол. Парень понял, что ведёт себя не самым лучшим образом и вообще планировал быть холодным и неприступным как стена. Получалось плохо, но упорство и труд, как говорится.

На площадке, положив ладони на ледяные перила, стояла девушка к нему спиной. Как и в его снах, Мими была облачена в форменную мантию, нацепив на голову капюшон. Слизеринец не мог видеть её лица и фигуры, но видел тонкие пальцы, перепачканные в краске. Да. Это были не чернила, а краска. Она не повернулась, когда он взошёл на площадку, не вздрогнула, не поёжилась. Холод улицы будто вообще её не волновал.

«Она использует Согревающие чары», — Драко мысленно хлопнул себя по лбу.

— Кхм, — парень прочистил горло, сунув руки в карманы.

Он слышал, как она шумно и неровно выдохнула, убирая руки от перил. Сделала шаг назад и стала к нему поворачиваться. Всё было так, как и во снах. Точно. За исключением того, что это было в реальности. Это же правда было наяву? Или он совсем запутался?

Мими аккуратно снимала капюшон с головы, оборачиваясь на Драко. И тут он замер, увидев её в живую.

Будто кислород перестал поступать в лёгкие. Будто сердце остановилось, пожелав удачи. Будто мир перестал существовать.

Её взгляд метался по полу площадки, она закусила губу, скрестила руки на груди и небрежно повела плечом, словно её вынудили сюда прийти. Но это было не так. Драко чувствовал, что это была целиком и полностью её инициатива.

Перед ним стояла Гермиона Грейнджер.

А Гермиона Грейнджер всегда всё доводила до конца. Насколько близок его конец?