На пару на побережье налетел рваными порывами ветер. Мари в этот момент подумала, что она снова переживает свои чувства, когда вспоминала Пера на записи "Седьмой волны". Именно его, а не Лассе. Лассе был слишком спокоен для нее. Кто знает, может, это все и разрушило?..

А Пер был тут. Это он целовал Мари, напрочь растрепав укладку не хуже ветра, и это было горячо и хорошо.

– Все правильно, – успокаивал он шепотом между поцелуями, отвечая на невысказанные вопросы. – Ты слишком одинока... Слишком хороша.

 – Не привязываюсь ли? – задала в лоб Мари вопрос, высвобождаясь из его объятий.

– Нет. Иди ко мне...

Все это – бред. Такие мысли снова отрывками проносились в голове Мари, когда Пер её укладывал на песок. Бред, и интрижка в той студии, когда она была просто приглашенной исполнительницей, ничего не обещала, тем более этого продолжения. Они работают на равных, и она ведёт себя как в доску своя, какого черта он сейчас...

И именно поэтому, что она слишком стала грубой, Пер искал в ней женственность – и находил. Она ярко красится, она размазывает по губам и щекам яркую помаду, и он в свою очередь, покрывая поцелуями тонкий нос, сам оставляет следы. Она тонкая и изящная, живая и такая девочка. Вот что он открыл в ней тем вечером, и вот что снова ему является.

Мари безвольно выгнулась, когда Пер начал ласкать губами открывавшиеся ему участки белоснежной кожи. Нет, об этом жалеть она точно не должна.

Крики чаек казались безмятежными. А волны на море – те волны любви, о которых она пела.

 И все же в том, чем они занимаются по дружбе, есть что-то невыразимо нежное.

– Мари, – хрипло прошептал Пер, теряя голову, – ты такая хорошая.

Она выдохнула, рвано, и крик чаек смешался в её сознании с шумом волн...

– И что теперь? – растерянно спросила Мари, сидя на песке совершенно обнаженная.

– У тебя ещё проигранный спор, не забывай, – наигранно равнодушно ответил Пер, одеваясь.

– Я серьёзно! Зачем ты это сделал?

– Ты сама мне сказала, что ты одинока.

– Но...

– Мари, – он привлек её к себе, обнял, начал гладить по немного запачканной холодной щеке. – Прекрати, пожалуйста. Ты хороша и одинока, я не нагулялся. Ты не сопротивлялась. Ты хотела, я знаю. И я тебя собирался познакомить с одним хорошим знакомым – я знаю, как важно для тебя быть любимой именно кем-то одним.

Кажется, он впервые за долгое время не шутил над ней. Зато Мари решила его разыграть – взбесила эта опека.

– Хорошо, но мне надо домой... – она медленно начала одеваться, отвернувшись от него.

– Мари, ты в порядке? – Перу показалось, что он переборщил с помощью, а Мари сожалеет о произошедшем.

– Да, в полном, – она говорила тихо, словно мечтала, чтобы он убрался из её жизни. А что, хотелось не вставать рано, не репетировать любимые, но поднадоевшие песни. Всего пару дней посвятить себе. Или зря она опять как малая себя ведет?

– Мари, – голос Пера задрожал, когда она шла к машине, и она обернулась. Пер, не представляя, как её успокоить, обнял. – Я скотина, наверно, и мне не надо было так делать.

– Все хорошо. Мне понравилось, правда, – вздохнула Мари. Обняла его в ответ, искренне. – Я чертовски устала, Пер.

Домой он вёз её молча. Они словно поменялись ролями: Мари сидела совершенно спокойная, правда, молчаливая, зато Пер был растерянным, не понимая, правильно ли, зачем он это сделал.

Едва она зашла в дом, где было светло от солнечных лучей, как Мари села и заплакала. От счастья впервые за долгое время. Пера не было, она собиралась его жестоко разыграть, чтобы больше не вздумал такой хренью страдать, теперь никакое одиночество не сводило её с ума. Всё же хорошо, что она не сопротивлялась. И очень хорошо, что он это придумал. Он был именно тем, кто был ей сейчас нужен.

Очень, очень хорошо.

Она заварила кофе, лениво стягивая одежду. Стряхнула остатки песка с куртки и повесила её на место. Затем закинула рубашку и джинсы на стул, чтобы позже их постирать.

Хотелось просто принять душ и лечь спать. Прямо посреди дня. Она так устала, так устала.

Мари швырнула белье в таз, залезла под душ. Тёплые струйки смывали тревогу и отчаяние, владевшее девушкой. И, конечно, песок.

Она чуть не начала напевать, завернувшись в полотенце, как кто-то позвонил в дверь. И, не успела Мари найти мало-мальский подходящий халат, крикнув "сейчас иду", как в итоге дверь открылась, и на пороге оказался Пер.

С цветами, мать его. С пятью розовыми розами.

А у Мари предательски слетело полотенце.

– Блять, – в отчаянии выругалась девушка, покраснев как рак и быстро подняв полотенце.

Она даже не стала оборачиваться обратно, просто прижав полотенце к груди.

Вот зачем эти ухаживания... – подумала Мари.

Вот зачем ей материться, если она хороша в смущенности? – подумал Пер.

– Однако, – заметил Пер, сам покраснев и подходя с цветами. – Не могу я спокойно работать, зная, что тебе не по себе.

– Теперь точно не по себе, – вздохнула Мари. – Отпусти меня одеться, раз так.

– Хорошо, – согласился Пер. Но, как бы он ни старался не быть жестоким, его прорвало на смех: Мари, прижимая полотенце, не додумалась отступать спиной.

В ответ хлопнула дверь её комнатки, прямо вот со всей силы.

Он сам нашел вазу, куда поставил цветы. На кухне пахло кофе, и Пер, недолго думая, заварил его и себе.

Мари вышла через какое-то время одетая и спокойная. Села, грея руки горячей кружкой, не смотря на Пера. Девушка чувствовала на себе его взгляд, что он полон растерянности и грусти.

– Мари, что с тобой происходит? – он поправил её осветлённую чёлку.

– Ну я же сказала. Я устала, – она задумчиво взглянула на Пера, тая как маленькая девочка от его заботы. Что-то в ней проснулось. Этого давно не было.

– Я глупо сейчас поступил, рассмеявшись.

– Это точно.

Воцарилось молчание.

– Мне уйти? – с ещё большим отчаянием вопросил Пер, чувствуя себя действительно идиотом, как его звала Мари в последнее время.

– Нет. Ты же кофе заварил, – улыбнулась Мари.

– Тогда, прошу, не молчи. Я не привык, что ты молчишь.

– А что мне рассказывать? Мы недавно виделись. Ты решил, что меня в самый раз хорошо отодрать на побережье. Свершилось, хорошо. Мне ли пересказывать тебе, как это было хорошо.

Пер замолчал, смутившись.

– Я хотел тебе помочь.

– Получилось, – насмешливо бросила Мари, допивая кофе. – Не спеши, но я пойду спать. Я устала, как никогда ещё не уставала.

– Ты же завтра придёшь? – раздалось в спину беспомощное.

– Да, – зевнула Мари и пошла к себе.

Она заснула, не слышала, как Пер перед уходом зашёл к ней, как гладил нежную щёку. Он поцеловал её в нос. Еле заметная улыбка тронула лицо Мари, и Пер наконец поехал.