Робби не мог перестать думать о странном поведении Спортакуса, мысленно прокручивая утренние события снова и снова. Так раз за разом скользит язык по пустой десне там, где раньше был зуб.
— О!.. Доброе утро, Робби, — он улыбнулся ему, по-совиному моргая мутными глазами. — Как спалось?
Он, очевидно, понимал, где проснулся, и не оставил ему никакой паузы для ответа. Он казался более чем счастливым, оставаясь там, обнимая Робби, пока…
Пока что?
Если он находился там, где и хотел, почему просто не сказал? К чему все эти дерганья и заикания?
Спортакус был странным, но он никогда не был настолько странным. Что-то происходит.
— ЭЙ, РОББИ!
Робби подскочил почти на целый фут, его сердце заколотилось.
— Ха-ха! Испугался? Видишь, нельзя кричать на людей!
— Сказал ли он… ах.
— Сказал что? — невинно захлопала она ресницами.
— Неважно. Он просто был… Странным сегодня утром. В смысле, еще более странным, чем обычно, — он насмехался, делая вид, что уже потерял интерес к этому.
Стефани взяла в руки котенка, чтобы погладить.
— Ну, я не уверена, но… может быть… он понял что-то?
Робби разоблачил ее притворство, повернувшись к ней лицом к лицу и внимательно вглядевшись.
— Понял что-то? Понял что?
— О, не знаю… — Стефани обещала Спортакусу, что не будет ни о чем намекать Робби, но… Она должна что-то предпринять! Было очевидно, что ни один из них не собирался ничего делать. — Почему сегодня он оставался здесь на ночь?
Робби опустил глаза.
— Он просто… просто заснул здесь. Наверное, переел сахара.
— Почему он пришел?
Он прищурился.
— К чему этот допрос?
Она пожала плечами.
— Я только слышала, как он поздно вечером убежал из дома. Ты попал в беду?
Он хмыкнул.
— Наверное, можно и так сказать.
— Ты вернул ему кристалл? — спросила она, прекрасно зная, что нет.
— Ну… нет…
— Хм. Тогда откуда он узнал, что ты в беде?
— Я… — Робби опустил руки. — Я не знаю… Он просто сказал, что… «почувствовал».
— Странно. Не думаю, что такое случалось раньше.
— В самом деле? — он разглядывал ее, выискивая признаки лжи.
— Прежде без кристалла он никогда не знал, кто попал в беду?
— Нет. Уверен, для этого ему необходим кристалл.
Робби раздумывал.
— Может, это какая-то… Странная связь с его телом? Потому что в нем я?
Стефани фыркнула.
— Нет смысла.
— Хмм. Что ж. Какова твоя версия? Раз ты, кажется, так много знаешь.
— Моя? О, я ничего не знаю. Я только пришла проведать котенка, — чмокнув того напоследок, она посадила его обратно на пол, где он, мурлыча, захромал назад к Робби.
Она собиралась уйти, но остановилась, оглядываясь на него. Ее доброму сердцу становилось немного больно при виде Робби, казавшегося таким потрепанным и потерянным… Возможно, иногда он был занозой в заднице, и немного назойлив, но… он был хорошим парнем. Добряком.
— Робби… Спортакус — мой друг.
Он смотрел на нее, приподняв одну бровь и прихлебывая кофе.
— И?
— Я могу сказать ему что-нибудь. Я доверяю ему. Думаю, больше, чем кому-либо еще.
Он пожал плечами.
— Повезло тебе.
— Ты тоже можешь ему доверять.
Он пренебрежительно отмахнулся свободной рукой.
— Спасибо за совет, детка.
Она топнула ногой.
— Робби, ты… ты такой… иногда такой тупой!
Робби смотрел, как она убегает прочь, удивляясь, что это уже второй человек за сегодня, который необъяснимо быстро покидает его логово.
***
Понял что-то. Понял что?
Эта девочка явно знала больше, чем показывала. Можно сказать, она сообщница Спортакуса. Если кто и знал, что происходит, то именно она.
Тем не менее, Робби был слишком горд, чтобы попросить Стефани сказать ему. То, что она ребенок, не означает, что он должен поступить так же.
Он покормил мяукавшего котенка и рухнул на пушистое кресло, глядя в потолок.
Понял что-то.
Что-то хорошее? Что-то страшное? Спортакус казался… смущенным.
Ну, Робби тоже был немного смущен. Но Спортакус не избегал физического контакта, как Робби. Так почему же он смущался?
Робби с досадой стукнул кулаком по подлокотнику. Это не имеет никакого значения!
Он зарычал, и котенок удивленно уставился на него.
— Прости, малыш, — пробормотал Робби. — Я не хотел тебя пугать. Просто… задумался.
Котенок подбежал к нему, дергая хвостиком, и вспрыгнул на колени. Робби поднял и прижался к нему лицом.
— Ты довольно проницателен, не так ли? Что происходит со Спортакусом?
Котенок мурлыкал и жмурился. Его мордочка все еще была немного испачкана едой. Робби с усмешкой вытер его.
— Это то, о чем я думал.
— … Робби?
Второй раз за сегодня он подскочил от голоса незваного гостя.
Спортакус стоял у входа в туннель. Он выглядел измученным. Сердце Робби беспокойно затрепетало. Что с ним не так?
— Робби, я… хотел спросить, можно ли я… поговорю с тобой?
Робби встал, посадив котенка на пол. Тот приветственно мяукнул Спортакусу и вернулся к миске с едой.
Спортакус устало улыбнулся, избегая вопросительного взгляда Робби.
— Я… Прости, что так быстро сбежал.
— Понял что-то, не так ли?
Настала очередь Спортакуса подскакивать. Он внезапно побледнел.
— Я… Что… Что ты…
Робби нахмурился при виде этой внезапной напряженности.
— Расслабься, я шучу, — так Розовая была права. — О чем ты хотел поговорить со мной?
Спортакус не ответил. Его измученный и сломленный вид смущал. Робби внезапно захотел побыть гостеприимным.
— Ты… Хочешь присесть?
Спортакус кивнул и поплелся к стулу, который он оставил рядом с Робби прошлой ночью.
— И возьми. Если хочешь, — Робби бросил ему яблоко. — Ты выглядишь ужасно. Не хочу, чтобы ты снова заснул на мне.
Он осознал, что последнее произнесенное предложение было ложью, и разочарованно отверг эти мысли.
Спортакус слабо улыбнулся и откусил яблоко. Он снова заплачет? Робби действительно, на самом деле не хотел, чтобы тот плакал. Его всегда смущали такие эмоциональные проявления.
Да. Да, это единственная причина.
Спортакус молча съел половину яблока. Робби с тревогой наблюдал за ним, пока тот не заговорил.
— Я… подумываю покинуть Лентяево.
— Что?
Спортакус вздрогнул, но продолжил:
— Я имею в виду, когда все это закончится. Дети становятся старше, и… не думаю, что буду нужен им, — он улыбнулся Робби широко, как мог. — Если понадобится помощь, у них есть ты.
Спортакус мягко положил руку на грудь Робби.
— Ты действительно герой, Робби. Я не знал никого сильнее тебя.
У Робби закружилась голова. Нужно сесть… Он понял, что уже садится, и ему захотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не возвращаться.
— Что?
— То, чего ты всегда хотел. Это же твои слова. Мне тоже…
— Заткнись! — Робби обхватил голову руками, пытаясь остановить вливающийся в уши поток слов. Он чувствовал надвигающийся приступ паники и отчаянно сопротивлялся ему. «Я хочу, чтобы Спортакус покинул Лентяево и больше не возвращался». Вот что он говорил, снова и снова. То, что он снова и снова повторял себе, пытаясь заставить себя поверить в это.
Больше не видеть Спортакуса. Не видеть его светлой улыбки. Никогда не слышать, как Спортакус произносит его имя таким тоном, будто Робби его самый любимый человек на свете. Никогда не видеть, как его голубые глаза восторженно блестят. Никогда не засыпать с ним в кресле, когда он кладет голову на грудь Робби, пускает слюни на плечо и улыбается во сне…
Робби хватал ртом воздух, но его все равно не хватало. Сердце грозило вырваться из грудной клетки, перед глазами мелькали звезды.
— Робби? — Спортакус протянул руку, чтобы удержать, прижимая голову Робби к своей груди, как делал раньше.
Сердце Спортакуса колотилось почти так же, как у Робби, и в этот раз Робби не мог прислушаться к нему, чтобы выровнять за ним собственное дыхание.
— Робби… все в порядке, прости, мне не стоило ничего говорить, мне очень жаль…
Робби вцепился в его толстовку, едва не разрывая ткань. Успокойся. Успокойся. Успокойся, идиот!
Спортакус видел, что не может помочь, и глубоко вдохнул, подготавливая себя к состоянию покоя, используемому во время медитации. В конце концов, он успокоил сердцебиение и дыхание настолько, что Робби немного расслабился и позволил панической атаке немного утихнуть.
— Робби, я….
Робби с яростью посмотрел на опешившего Спортакуса.
— Не смей. Не смей.
— Я…
— Ты… — он сглотнул. — Ты хочешь сказать, что собираешься просто уйти отсюда? Оставить Розовую и всех этих детей? Ты же знаешь, как они будут убиты горем. Знаешь, как они зависят от тебя. Что же для тебя настолько важно, что ты готов убежать и бросить… всех? Что происходит?
Голос Робби возвысился до крика, и Спортакус мог только таращиться на него.
— Если ты уйдешь, клянусь Богом, я построю собственный дирижабль и отыщу тебя.
Робби трясло. Спортакус протянул руку, но Робби ударил ее.
— Хорошо. Хорошо, Робби. Я не уйду.
Робби недоверчиво покосился на него.
— Перехотел? Вот так просто?
— Нет, не буду. Или, во всяком случае, ненадолго. Обещаю.
Голос Розовой эхом отдавался в его голове. «Ты можешь ему доверять».
— Но…
Робби напрягся.
— …Почему?
— Что «почему»? — спросил Робби, все еще крича.
— Почему ты хочешь, чтобы я остался? Я думал, ты будешь счастлив, если я уйду.
— … Я не знаю, окей? Можешь хоть раз в жизни заткнуться? Пожалуйста?
Спортакус осторожно погладил Робби по голове, и тот не остановил его.
— Хорошо, Робби. Прости, что напугал тебя.
Робби хмыкнул и откинулся на плечо Спортакуса.
— Ты меня не напугал. Меня вообще ничто не пугает.
— Меня многое пугает, — мягко произнес Спортакус.
Робби был настроен скептически.
— Это не то, что ты говорил тому мальчику, как его там…
Спортакус знал, что Робби помнит имя Зигги и всех детей в городе, но не стал поправлять его.
— Вот то, что ты должен сказать детям. Ты должен защитить их. Ты должен сделать так, чтобы они почувствовали себя в безопасности.
— Тогда ладно. Что тебя пугает?
Спортакус закатал рукава и поднял с пола котенка.
— Как ты его назовешь?
Робби увидел шрамы на его руках и внезапно ощутил необъяснимую вину. Он кашлянул.
— Что происходит со всеми и с этим котом? Я не его хозяин.
Спортакус и котенок обменялись взглядами, затем он вздохнул.
— Хорошо, Робби.
— Что? Ты не собираешься читать мне лекции?
— Я думал, ты не любишь, когда я это делаю.
— Да, но… — но что?
Спортакус улыбнулся, и его глаза снова ожили.
— Думаю, тебе стоит оставить его себе, Робби. Плохо, что ты здесь совсем один. Тебе нужен кто-то, с кем можно поговорить, — он встретился взглядом с Робби. — Как тебе мысль?
— Довольно неплохо, но ты не сказал мне есть какие-нибудь спорт-сладости.
Спортакус искренне засмеялся, и Робби почувствовал облегчение. Зачем? Почему для него так важно то, грустит эльф или нет?
— Что ж, я должен идти, — Спортакус вернул Робби котенка и встал, чтобы уйти.
— Подожди, Спортаф… Спортакус.
— Да?
— Эм… Можешь вернуться завтра? — Робби огляделся. — Ты был здесь раз десять, но беспорядок все равно остался. Необычное для тебя отношение к работе.
Спортакус улыбнулся. Такая знакомая улыбка медленно возвращалась на его лицо.
— Конечно. С утра первым делом приду сюда.
— Ох, не так рано, пожалуйста.
Правая рука Спортакуса потянулась провести по шрамам на левой, и он перехватил свое запястье.
— Робби… Можешь ли ты тоже кое-что для меня сделать?
Робби хотел ответить как-нибудь резко и саркастично, но на ум ничего не приходило.
— Что же?
— Когда ты захочешь… навредить себе… позвонишь мне?
— Я не желаю обсуждать это, Спортакус, — холодно и твердо.
— Хорошо, мы не должны. Но ты?
Робби резко вздохнул, слегка пошатнувшись, надеясь, что Спортакус отступит. Но он этого не сделал.
— Хорошо. Замечательно. Всякий раз, когда я начну испытывать муки ненависти к себе и экзистенциальные страдания, я буду звонить тебе и слушать, как ты болтаешь что-нибудь о спортивных состязаниях или аэробике, или о чем там еще…
Спортакус удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. Спасибо, Робби.
— «Спасибо»? Почему?
— Потому что ты заслуживаешь многих вещей, Робби. Но боль не является одной из них.
Спортакус поднялся в туннель прежде, чем Робби успел ответить.