Марк, естественно, краснеет до кончиков ушей, но возвращается к вылизыванию и посасыванию любимого огромного члена, которым, от усердия, даже давится, сжимая его во рту ещё плотнее. От такой собственной пошлости постепенно сносит крышу, и ему хочется ещё и ещё, поэтому он кладет на свою голову Сашину руку и заставляет сильно сжать свои волосы и управлять движениями. Марк был просто неприлично сильнее своего любимого, и ему наконец-то захотелось побыть слабее, покорнее, чтобы тот не стеснял себя в своих желаниях и действиях. 

Когда он, поглощённый своим процессом, вдруг слышит сверху затяжку, его колит ревность, заставляя быть ещё усерднее, и сигарета летит прочь в пепельницу. Марк был уверен, что это от того, как он хорош, а вот полностью выкуренная сигарета намекала бы на другое. В любом случае, Маркус и без нее бы сейчас самозабвенно отсасывал Журавлёву, жмурясь, от того, что колени начинают болеть, но не говоря об этом ни слова, уже погружаясь в такую развратную и в то же время доверительную игру.

– А я и не знал, что за скелеты у тебя в шкафу. – Хрипит Саша, оттягивая волосы юноши так, чтобы он временно отстранился от его члена и только касался его припухшими губами. – Надоело всегда быть главным? 

Журавлев вновь закусывает губу, когда Марик кивает, и вновь опускает его голову, чуть подаваясь бедрами вперед. В голове у Саши идеально пусто, абсолютно никаких мыслей, лишь Маркус, который самозабвенно отсасывает своему парню. Внутри все перекручивается, и Саша вновь шумно вдыхает, стараясь не кончить прямо сейчас, а еще немного понаслаждаться таким прекрасным видом. Журавлев, поражаясь прыти своего любимого, освободившейся рукой тоже сжимает волосы возлюбленного, чтобы тот не сбавлял темп и не отстранился, позволяя ему кончить себе в рот. Марк жалобно поскуливал, давился, захлебывался, но покорно поддавался под руки, заставляющие его буквально задыхаться от распирающего члена в глотке. А когда горячая сперма брызнула в рот, а руки Саши заставили его уткнутся носом в лобок, Марк чистосердечно испугался, поднимая на своего парня большие жалобные глаза.

– Пиздец, ты за эти два месяца неплохо так насосался, – сипло выдыхает Саша, зачесывая волосы юноши назад, чтобы посмотреть ему в глаза, и ухмыляется, увидев, как тот недовольно морщится, проглатывая почти все. – Хотя до меня тебе еще далеко.

Журавлев мягко смеется, подтягивая Маркуса к себе, и целует его, совершенно не брезгуя от терпкого вкуса собственной спермы. Обычно парни целовались долго и жадно, все стараясь перехватить доминирование, но сейчас Марик быстро отступил, позволяя Саше делать абсолютно все, что он захочет. Парень просто обожал зарываться пальцами в волосы юноши, когда целовал его, и перебирать их даже тогда, когда отстранялся, чтобы глотнуть немного воздуха. 

– Я люблю тебя, – мурлычет прямо в губы, прежде чем легонько прикусить их и скользнуть поцелуями вниз, оставляя на шее все больше и больше засосов. – И я пиздец как хочу трахнуть тебя. 

– Пожалуйста... – Просит в стоне Марк, в ответ на не многозначное заявление желаний, и они очень быстро из ласк перемещаются в более решительные действия.

Саша сжимает член застонавшего юноши через ткань штанов и мнет его, распаляя любовника все сильнее и сильнее. Парни продолжают целоваться, лаская друг друга руками, но в какой-то момент отстраняются и меняются местами: Маркус укладывается на столешницу, а Саша нависает над ним, вновь начиная осыпать поцелуями каждый оголенный кусочек горячей кожи. 

– Твой отец обещал раскидать меня в мешках по всему МКАДу, если я хоть пальцем тебя трону, – беспечно смеется Саша, закидывая ногу парня к себе на плечо и растягивая его пальцами, – но, блять, я вообще устоять перед твоей узкой задницей не могу, какой же ты ахуенный!

Журавлев, не спеша входя в мгновенного застонавшего юношу, сразу же наклоняется к нему и целует, ловя каждый стон и надрачивая ему свободной рукой, чтобы отвлечь от начального дискомфорта. Маркус был таким горячим, таким податливым, таким… идеальным, что у Саши просто сносило голову от своей вседозволенности.

Маркус слушает своего любовника, уже привычно заставляя себя расслабиться, и лишь коротко отвечает, на секунды отвлекаясь от их игры: 

– Ничего он тебе не сделает, я не позволю. 

И Марк не врет в этот момент, и даже не храбрится. Он был готов пойти на любые ухищрения и поступки, лишь бы с Сашей все было нормально. А зная своего отца, он всего лишь должен был делать то, что ему велят, чтобы Волк старший и думать забыл об угрозах Журавлеву, да и вообще о его существовании. 

Изнутри приятно распирает, и Марк стонет в голос, полагая, что в большом доме не стоит сдерживаться, нежели в маленькой квартире с кучей соседей. Он обнимает Сашу руками, прижимаясь, и оставляя своими аккуратными ногтями короткие тупые царапки на его спине, когда парень начинает двигаться. Сначала медленно, почти издевательски, но после ускоряясь, и сжимая руку на горле Маркуса. От ощущения такой подчиненности, такой беззащитности перед своим возлюбленным, юноша закатывает глаза, неспособный стонать с перекрытым дыханием.

Саша и сам не заметил, как рука его смокнулась на шее громко стонущего юноши. Контролировать себя было очень трудно, ведь сейчас не было в этом надобности из-за того, что они были абсолютно одни в этом огромном доме и Маркус сам попросил не осторожничать с ним. Смотреть на то, как он закатывает глаза от удовольствия и открывает рот, пытаясь ухватить хотя бы немного кислорода, было невероятно возбуждающе, и Саша лишь сильнее сжимал руку и начинал двигаться чуть жестче, вытрахивая из сипящего любовника последние крупицы разума. Спина его горела от новых и новых царапин, но все они казались такой мелочью в сравнении со всем удовольствием, что полностью заняло голову Саши. 

Он дает ему хоть немного передохнуть, выходя и шлепками заставляя перевернуться, укладывая на столешницу теперь лицом вниз, и заставляя подняться на цыпочках, чтобы Саше было удобнее. Журавлев невольно сглатывает и щелкает телефоном, который так удачно попал ему под руку, чтобы запечатлеть такой прекрасный вид. Обычно такой серьезный и гордый Маркус так сладко повиновался Саше и от этого у них обоих сносило крышу. Парень немного медлит, откладывая телефон назад, а потом опять входит в застонавшего юношу и опять сжимает ему горло, старательно придерживаясь такой зыбкой грани, где начиналось серьезное удушение.

Было чертовски неудобно, а все тело напряглось, и, если бы Маркус занимался немного меньше в зале, то он бы уже подрагивал от напряжения, но это только распаляло сильнее, и он соскользнул одной рукой на свой член, твердый и пульсирующий от напряжения и ощущения скорой разрядки. Такой Саша однозначно ему нравился. Властный, немного жесткий, неласково кусающий его и грубо толкающийся внутрь, заставляя попискивать даже с нехваткой воздуха. Саша тянет юношу на себя, внутренне восхищаясь его выносливости, и продолжает сжимать руку, наблюдая за тем, как под его пальцами на аристократично бледной коже расцветают синяки. Парень старается не сбиваться с темпа и дышать размеренно, чтобы ненароком вновь не закашлять, и это у него даже получается, что немало радует. 

Легкие понемногу начинали гореть, желая получить порцию кислорода, но Марк полностью отдал все во власть своего любовника, всецело доверяя и зная, что тот все сделает правильно. А он и сделал, доведя юношу до полусознательного состояния и подарив ему потрясающий оргазм, сводящий все тело судорогой, и отпустил, давая вдохнуть, но не отпустил волосы, не позволяя просто рухнуть на столешницу.

Маркус уже явно не в этой реальности и Саша не может перестать любоваться им, от чего он чуть замеляется и движется более размеренно и плавно, растягивая удовольствие. Юноша сильно сжимает его член внутри себя и от этого приходится закусывать губу, чтобы не кончить раньше времени, но, когда Марик сипит, сжимаясь всем телом в оргазменной судороге, Саша отпускает его шею и временно ускоряется, за пару глубоких толчков вновь кончая внутрь тяжело дышащего юноши и целуя его между сдвинутых лопаток. 

– Ты как там? – Парень вновь становится заботливым, когда они наконец-то отлипают друг от друга, чтобы хоть один смог одеться, а Маркус приваливается к нему, все еще пытаясь восстановить дыхание. – М-да, ты еще долго должен будешь шарф носить, это я тебе гарантирую.

Марк отчаянно хотел продолжения, но сбитое напрочь дыхание, звездочки перед глазами и усталость во всем теле говорили ему: «хрен тебе, обойдешься». И он улыбался, пытаясь хотя бы отдышаться, и, прижимая к Саше тихо говорит: 

– Потрясающе. – Благодарно приподнимаясь и целуя своего парня, проводя рукой по щеке. 

Расслабленность во всем теле, что пришла после такого яркого оргазма, подогревает душ, в котором он не может отвести взгляд от Саши, слегка виновато рассматривая его спину и красные полосы на ней, пусть и не кровяные, но вполне себе заметные. 

Зеркало в ванной позволило ему рассмотреть и себя, практически в прямом эфире наблюдая за тем, как наливаются новые синяки на шее, такие собственнические, и такие четкие, ясно было, что они от пальцев. И видеть это на себе было возбуждающе, и приятно, что Саша не может остановиться метить свою территорию, по всему юношескому телу, делая Марка только своим.

Парни принимают вместе душ, где только нежатся под теплой водой, без всяких поползновений, а потом идут плескаться в бассейне, вновь полностью погружаясь в детство. Они скидывали друг друга в воду, брызгались, соревновались кто дольше задержит дыхание и даже пытались плавать наперегонки, но после первой же попытки стало ясно, что явным победителем был Маркус. 

Вообще, Волчье семейство любило полежать в бассейне на матрасе, начитавшись, что небольшая качка полезна для нервной системы, но новый вид досуга, с веселым громким смехом и высокими брызгами Марку понравился куда больше. Он даже пару раз не отказал себе в удовольствии, вновь хвастаясь своей силой, бросить своего парня в воду, когда тот уже устал и говорил «все-все, пошли отдыхать». В третий раз Саша остановил его, заткнув поцелуем, и Марку этого вполне хватило, чтобы отбросить мысли об очередной гадости.

Впрочем, это ничуть не помешало возлюбленным отлично провести время и вернуться в спальню настолько изнеможенными, что их хватило лишь на пару поцелуев и рассматривание следов после прошлого секса. Ночью Саша, мучимый кашлем и никотиновой зависимостью, еще выходил на улицу, чтобы покурить и нормально откашляться, но Маркус, вроде бы, крепко спал и не замечал этого.

Но юноша ночью то и дело вырывался из сна, видя, как Саша уходит, но на утро не понимал, сны это были, или реальность, а спрашивать не стал, посчитав, что это личное дело его парня. 

Легкий аристократичный завтрак, в виде творога и смузи Саша не оценил, съев и то, и другое, но попросив себе старой-доброй обычной яичницы. Старой-доброй не вышло, ведь вчера Маркус купил отличный бекон, и не побрезговал применить его. Наблюдать за тем, как Саша ест даже самую обычную его стряпню так, будто это шедевр кулинарии, уже давно стало особой формой самоудовлетворения.

Весь дом они украшали бы пол жизни, но вот с одной комнатой справились бы легко. И, как только Марк заикнулся о живой ели, о том, что эти игрушки на нее, Саша вдруг будто ощетинившийся кот, стал защищать эти самые ели, вгоняя Волка младшего в ступор, который лепетал себе под нос о том, что они традиционно украшали живую ель, пока не начали уезжать на Новый Год куда-нибудь где потеплее.

– Мы просто угробим дерево ради забавы, ты понимаешь меня?! – воскликнул Саша на очередной довод про традиции. – Хвойные леса и так от китайцев страдают, так тут еще мы с новым годом. Обойдемся без елки, велика беда!

И Маркус испуганно лепетал до тех пор, пока не запустил в Сашу увесистой подушкой, служившей украшением на диване. 

– Придурок! Имбецил! Идиот! Козлина! – Юноша набрасывается на, и так потерявшего равновесие, парня, садясь сверху и шутливо избивая подушкой. – Ты чего ругаешься?! Испугал меня, идиот! Я тебе сейчас таких пиздячек навешаю, засранец!

Саши перехватывает дух, когда Маркус метко сбивает его с ног подушкой, а потом усаживается сверху и продолжает этой же подушкой его избивать, ругаясь и вообще не зная пощады, и ему остается только пытаться прикрыться руками, от такого чистосердечного напора.

Марк смеется, осознав, что его не так поняли и, вставая с Саши, перехватил его поперек туловища и беспардонно потащил к стеклянным дверям в гостиной, что выглядели совсем как окна и, выйдя на пол шага в снег, поставил Журавлева на ноги, обеими руками взмахивая в сторону живой небольшой ели, пышной, выглядящей не колючей а пушистой.

– А-а-а-а-а, – тянет он, увидев милейшую на вид ель и зябко передергивая плечами, стараясь не дышать холодным воздухом. – Ну, тогда все обвинения снимаю, прости что начал так сразу ругаться. А вообще, хватит меня таскать, швы разойдутся!

– А теперь быстро домой, засранец! – Все еще хмурясь, но уже шутливо, Марк пинком отправил любимого обратно, все еще злясь на него за то, что он так напугал своей руганью.

Саша смеется, запрыгивая назад в тепло, а потом присаживается на диван, пытаясь справиться с одолевшим его раздирающим кашлем, которым уже постоянно сопровождался его смех. Маркус, обеспокоенный состоянием своего парня, ненадолго выбегает из гостиной и возвращается назад уже со стаканом теплой воды, в котором с тихим шипением растворялась таблетка с каким-то забугорным лекарством, которое облегчало кашель, и, не приемля сопротивлений, вталкивает его в руки Саши, а потом следит за тем, чтобы он все выпил. 

– Ну все, мам, хватит уже, - опять смеется, хоть и гораздо осторожнее, – я здоров, это всего лишь какой-то дурацкий кашель, от него не умирают. 

Предвидя воспитательную речь, которой Маркус уже готовился разразиться, Саша движением руки его останавливает и просит перенести ее на вечер, а лучше вообще забыть об этом всем. И Марик его слушается, и забирает стакан, и нежно целует в щеку, от чего у парня на душе опять начинают скрести кошки. Он ничего не может с собой поделать и крепко обнимает юношу, заваливая его к себе на диван и отбирая стакан, чтобы поставить его на журнальный столик, а потом отодвигает ворот его футболки и целует каждый новый засос и синяк, кончиками пальцев щекоча бока начавшего смеяться парня, надеясь, что это его отвлечет.