Марк всякий раз поддается на эти нехитрые Сашины уловки, когда он начинает его целовать или гладить, лишь бы юноша отвлекся от мыслей о здоровье возлюбленного. Но он еще ни разу не отвлекся, просто делает вид, чтобы его возлюбленному не становилось хуже. Он был уверен, что раз Саша так не хочет об этом говорить, значит, ему эти разговоры делают только хуже. Но все равно Маркус постоянно ждал удобного момента, чтобы сесть и поговорить, заставить обратиться к врачам, пройти обследования, и вылечить, что бы это ни было. Ведь у него хватило бы денег, у него есть возможность помочь, и он отчаянно этого хочет, но Журавлев просто не позволяет о себе заботиться.  

Он перехватывает щекочущие его руки и опять натыкается на пластыри. Сколько времени прошло? Уже больше месяца!  

– Что у тебя с руками? – Наконец он отважился спросить, крепко и беспощадно держа руку, которую Саша, конечно же, попытался у него отобрать, но взгляд у юноши стал серьезно-холодным, и он переводил его с пальцев на лицо любимого и обратно, показывая всем видом, что если отговорка будет неправдоподобной, то он сорвет эти чертовы пластыри и сам посмотрит, что с его руками.  

Впрочем, прежде чем начинать злиться, юноша выдыхает, вспоминая что завтра праздник, и отпускает Сашу, вновь обнимая и прижимая к себе, шепча ему на ухо что он тот еще идиот, и он, пожалуй, самый любимый идиот на свете. 

Заливистый смех невероятно умиротворяет, и Саша невольно теряет всю бдительность, совсем не ожидая, что юноше вдруг так резко понадобится перехватить чужие руки и устроить допрос, строго смотря на своего парня, у которого внутри все похолодело после неудачной попытки выдернуть руку. Журавлев соображал быстро и хаотично, пытаясь придумать оправдание посерьезнее, но из головы все так предательски вылетело, и Саша открыл было рот, чтобы сказать немного приукрашенную правду, но Маркус отпускает его и вновь позволяет себя целовать и обнимать, опять откладывая все выяснения на потом.  

– Только твой идиот, – соглашается Саша, обнимая юношу в ответ. – Я тоже тебя люблю, очень сильно люблю. 

Когда так и не начавшийся конфликт был исчерпан, Маркус велит Саше подниматься и одеваться, и одевается сам. На улице они быстро украсили живую ель, пышную как котенок, подключили к ней гирлянды и устремились обратно домой, греться.  

Наварив сладкого натурального какао, Марк завалил их обоих в гостиной на диване, обложив подушками и пледами, включил абсолютно рандомное кино, и прижался к любимому боку, положив голову на плечо Саши.  

– Знал бы ты, как сильно я тебя люблю и дорожу тобой, не упрямился бы тогда. – Тихо выдохнул, практически сам себе, но надеясь, что его услышат и поймут. Ведь сраный Журавлев действительно был ему дорог, просто невероятно. И он точно не хотел, чтобы тот болел, или страдал. Он пытался окружить этого идиота беспрекословной любовью, не требующей ничего взамен, а тот все равно находил какие-то причины быть несчастным. И ничего с ними не делал. Чертов кашель, как же Марк ненавидел себя за то, что напрочь забыл о нем, решив, что это было временное явление. 

– Я не упрямлюсь, – упрямо отвечает Саша, глухо кашляя себе в кулак и крепче обнимая юношу. Просто это ты по пустым поводам волнуешься.  

Фильм был, честно говоря, достаточно скучным, поэтому парни постепенно вновь начали притираться друг к другу, заползая ладонями под теплые свитера и невесомо целуясь. Сейчас оба были слишком расслаблены для какого-то жесткого секса, а вот легкие ласки отлично помогали им согреться. По крайней мере Саше они согреться помогали, ибо он не верил, что ходячей печке по имени Марк вообще когда-либо может быть холодно. Поэтому это скорее его нагло облапывали под свитером горяченными ладонями, согревая и расслабляя. Саша удовлетворенно замурчал, поглаживая юношу свободной рукой и опять уставился в экран, на котором вдруг появилась какая-то гадалка. И что она вообще делает в новогодней комедии?  

– Кстати, Марик, – вдруг вспоминает Саша, – давай весной сгоняем к бабушке моей? Ну как бабушке, она мать моего «отца», – парень делает пальцами кавычки, – ну того самого, что болен какой-то херней. Она где-то под Волоколамском живет, туда пару часов на электричке. Как раз на майских развлечемся. 

– К бабушке? – Он внимательно слушает пояснения, вспоминая о том, что хотел же отправить денег на лечение, и совсем забыл об этом. Он понимал такое Сашино отношение к бедовым родителям, да и к сестре, но его воспитывали в совершенно других понятиях. Понятии клана, фамилии, семьи. Отец мог не любить Маркуса, даже откровенно ненавидеть, из-за того, что он предпочитал мужчин женщинам, но он не бросил его умирать в больнице, и не бросил бы и в другой ситуации. Ведь они семья, пусть и дуратская, но все вокруг знают, что они семья, а поэтому, им нельзя ударить в грязь лицом. 

Марк отвлекается от своих мыслей и игриво улыбается, наклоняя голову и целуя Сашу в щеку.  

– Я свозил тебя в свой загородный дом, теперь ты меня? – Он обвивает парня руками, крепко и плотно прижимая к себе, и вдыхает запах его волос, всегда прочно перемешанный с запахом сигаретного вишневого дыма. – С тобой хоть на край света, родной. 

Он улыбается в любимую пушистую макушку, и коротко целует, просто ткнувшись губами. Тяжелые мысли о здоровье Саши отступили, пуская в его жизнь светлые минуты счастья, когда он с тем, кого бесконечно любит, в теплом доме, смотрят какое-то идиотское кино на большом экране, а после, самое главное, они пойдут спать в постель Марка. Туда, куда он не пускал еще никого, предпочитая спать с девушками где-либо еще, благо, размеры дома позволяли не стеснять свою фантазию. От мысли, что Саша очень многое делает в его жизни впервые, Марк улыбается, как влюбленная восьмиклассница, и прячет глаза в той же макушке, пережидая приятное пощипывание, сбивчиво шепча, в очередной, но такой искренний, раз:  

– Я безумно люблю тебя, я невероятно счастлив с тобой. – И его руки сжимаются еще крепче, а глаза зарываются еще глубже в давно нестриженные волосы, и он счастливо, с легкой дрожью, выдыхает, неспособный совладать с эмоциями. Он пустил Сашу в свою жизнь, целиком и полностью открываясь, чего не делал еще ни с кем. Даже с родными. 

Журавлев улыбается, чувствуя чужое дыхание у себя на макушке и сползает чуть ниже, удобно устраиваясь на груди юноши, который вновь сбивчиво шептал признания в любви, от которых сердце начинало биться быстро-быстро где-то в горле, так и норовя выскочить и просто разорваться на мелкие кусочки от такой распирающей любви.  

– Я счастлив потому, что ты счастлив, - он запрокидывает голову и нежно целует юношу в подбородок, обнимая его руки, - И я очень хочу, чтобы ты всегда был счастлив, но, боюсь, что я не смогу тебе это счастье подарить.  

Последнее Саша говорит совсем тихо и неясно, словно кто-то схватил его за горло, из-за этого слова его понять было абсолютно невозможно, а юноша вновь закрывает на это глаза. Парни вновь нежно целуются, игнорируя неудобную позу, и чуть трутся друг об друга, изображая фрикции. На губах у обоих расцветают улыбки и влюбленные ставят фильм на паузу, переворачиваясь в более удобные позы, чтобы начать осыпать друг друга поцелуями. На этот раз юноша седлает своего парня, чтобы заполучить больше возможностей для новых и новых меток, а последний даже не сопротивляется и вытягивается струной, и не думая выдергивать заведенные над головой запястья из крепкой хватки Маркуса. 

Парни, с трудом сдерживаясь, досматривают фильм, принимают душ и даже сначала нормально укладываются в кровать Маркуса, утопая в мягком одеяле и матрасе, но стоило им только коснуться друг друга, как внутри сразу же все резко вскипело и влюбленные сразу же слились во влажном поцелуе, мгновенно опорочивая невинную до этого постель.  

– Мне понравилось, как ты сегодня сидел на мне, – довольно мурлычет Саша прямо в ухо юноше, обнимая его за талию, – сделай так еще раз, я уверен, что ты достаточно выносливый.  

Маркус краснеет, закусывает губу, но покорно слушается парня, которому явно очень нравилось командовать им в постели и, о господи, почему же Саша не предложил этого раньше?! Журавлеву не нужно было контролировать свое дыхание, и он наконец-то полностью сконцентрировался на ощущениях, ведь в темноте он мог увидеть лишь силуэт юноши, который так старательно двигался на его члене, придерживаясь руками за изголовье кровати и так прекрасно выгибаясь, подстраиваясь под собственные ощущения. Парню оставалось лишь покрывать поцелуями его грудь и иногда шлепать по аппетитной заднице, чтобы вновь услышать сдавленный стон.  

Кончая, Маркус стонет, невольно произнося имя Саши и краснеет, прикрывая лицо рукой и улыбается, от смущения. Да, такого точно никогда не было. Раньше, он не позволял себе таких громких стонов, позволяя это делать девушкам, и не позволял себе так откровенно выгибаться и красоваться перед кем-либо. Но с Сашей ему хотелось и того, и другого, чтобы он слышал, как Марку хорошо с ним, и чтобы видел, что ему принадлежит, целиком и полностью. 

Перед самым сном они просто перекатились на другую часть огромной кровати и, так и не расцепляя объятий, уснули крепким сном, чувствуя себя самыми счастливыми людьми на земле. 

День подготовки к новому году был невероятно расслабленным. Они проспали почти до двух часов дня, съездили в магазин. По приезду домой Марк замутил вкусный лёгкий завтрак, и загрузил продукты для вечера в холодильник. Конечно, там было шампанское для Саши и небольшая бутылочка вина, на полтора бокала, для Марка, который со скрипом в сердце отказывался от алкоголя. 

Несколько часов они провели с Голдом, под предлогом что коню надо заниматься, но Марк в итоге все просто свёл к покатушкам Саши. Ближе к вечеру, сходив в душ, Волк младший отправил туда и Журавлева, а сам закопался на кухне, готовя всего пару закусок, довольно сложных, и торт, который так и не разрезал тогда с Сашей. 

Перед походом в магазин Саша был вынужден замотаться в шарф, ибо Маркус понаставил ему огромное количество засосов, явно шутливо стараясь отомстить за следы удушения на шее. Парни еще над этим посмеялись в прихожей, повыше поднимая воротники. Как бы Саша не старался это предотвратить, готовил им Марик, от чего парень чувствовал себя нахлебником ровно до того момента, как перед ним не оказывалась очередная тарелка с невообразимой вкуснятиной. М-да, юноша был бы идеальным мужем и отцом, не потяни его так вдруг на мальчиков за новыми ощущениями. Журавлева вдруг уколола совесть, когда он вспомнил, что у его парня есть невеста, а за этой мыслью в голову ворвался Роберт, разрушая все карточные домики умиротворения, которые успел построить Марик, и Сане вновь стало хуево.  

Под конец дня у Саши вновь страшно болит задница и ноги от покатушек на лошади, но оба парня невероятно довольны «тренировкой». Парень отправляется после Маркуса в душ, где все-таки решается принять джакузи, что, впрочем, делал уже не в первой. Переодевшись в привычную домашнюю одежду, он спускается назад на кухню, где влюбленные обычно проводили достаточно много времени, так как у них в квартире это была единственная комната, которую можно было с натяжкой назвать гостиной. 

Увидев на столе торт, Саша закусил губу, чувствуя, как в горле встает ком. Он просто ненавидел день своего рождения. По его мнению, это был абсолютно бессмысленный праздник, который лишь лишний раз напоминает о быстротечности жизни и всем пиздеце, который так удачно выпадал на «праздничную неделю». И сейчас он с трудом выдыхает и послушно садится за стол, стараясь отогнать пугающие его мысли, чтобы не испортить воодушевленному юноше день рождения. 

– Ну, во-первых, с днём рождения, малыш, – улыбается Марк вернувшемуся к нему любимому, посвежевшему, кажется, не побрезговавшим воспользоваться джакузи. На столе его уже ждал тот же торт, пропитанный виски, и бокал шампанского. Сам Марк пока что ограничился соком. 

– Во-вторых, если тебе не понравится торт, то промолчи, – он усмехается, отрезая кусок от блестящего глянцем угощения и ставя тарелочку перед Журавлевым. – Потому что я очень старался. 

Марк от чего-то краснеет, отрезая и себе, и садясь напротив, смотрит за тем, как его очередную стряпню сейчас будут нахваливать. Ему было слегка неловко вспоминать про день рождения Саши, лишь бы не напоминать любимому, что ему пришлось пережить, ведь сам Маркус так и не вспомнил ничего, но он просто не мог простить себе испорченный такой важный день. 

Блять, ну почему торт оказался таким вкусным?! После первой же маленького кусочка Саша дрожащей рукой откладывает ложку и прикрывает ладонью рот, опуская голову так, чтобы не было видно глаз, на которые позорно навернулись слезы. Саша плачет бесшумно и загнанно, все еще чувствуя во рту сладкий призрачный вкус торта.  

– Прости, – с трудом выдавливает он из себя, всем телом чувствуя обеспокоенность Маркуса. – Я… я ненавижу свой день рождения, особенно после того, что случилось с тобой, со мной, с Артуром, все это выпадало именно прям на этот ебучий день, и я все это помню так, словно это было вчера. – Саша говорит это все на одном дыхании, сипло и загнанно, все еще избегая зрительного контакта. 

Внутри у него все скручивается, в носу отвратительно щиплет, а в душе тягучая беспомощность, которую Журавлев так в себе ненавидел. Он не хотел расстраивать юношу, но никак не мог заставить себя остановить слезы. Воспоминания вновь вскрыли черепную коробку своей острой болезненностью, и Саша закусил губу, стараясь сморгнуть образ окровавленного и безликого одного из двух возлюбленных. Если один выжил, то к второму он даже не пришел на могилу в годовщину, вновь не найдя в себе смелости и сил сделать это.  

– Прости пожалуйста, что расклеился тут, просто ты просто представить себе не можешь как это отвратительно, когда каждый год ты обзваниваешь всех дорогих тебе людей, пытаясь выяснить, кто из них на этот раз пострадал. – Саша роняет голову на руки и зарывается пальцами в отросшие волосы. – А видеть снова и снова как тебя сбивает та чертова машина… блять.  

Парень закусывает губу, стараясь отрезвить себя болью, и смотрит на гладкую поверхность стола, боясь поднять голову. 

Маркус сам пробует торт, довольно смакуя свой очередной шедевр, но, столкнувшись с реакцией, которую и ожидал, и нет, он проглатывает его практически не жуя, испуганно наблюдая за возлюбленным, который совсем расстроился. Он впервые видел Сашу таким, осознанно впервые. И ему стало страшно. Что же такого произошло, что одни воспоминания причиняют его любимому столько боли? 

– Черт, Саш, извини. Я хотел сделать тебе приятно, черт возьми, ты же знаешь, я не знал. – Юноша поднимается со своего места и садится перед Сашей на колени, не заглядывая ему в лицо, чтобы не смущать парня, а просто обнимая, стараясь хоть как-то поддержать. – Я люблю тебя, и я здесь, с тобой. Слышишь? 

Марк положил голову на колени возлюбленного, не зная, что ещё сказать, и стараясь молча поддержать его своим присутствием, искренне веря, что это ему помогает. Ведь Саша становился веселее с ним, верно? Хоть иногда забывал о своих трагедиях? Или же он боялся, что и Маркус станет его жертвой? Наверняка боялся. Но у Волка младшего было другое мнение на этот счёт, он считал, что это Саша станет его жертвой, жертвой счастливой жизни в бегах от его деспотичного отца, но счастливой. 

– Давай сейчас ты перестаешь размазывать сопли по мне, успокоишься, и улыбнёшься, хорошо? – Марк поднял голову, все же заглядывая в лицо парня и вытирая его слезы, убирая мешающие волосы за уши. – Дерьмо случается, родной, это нормально. Позволь случится чему-то хорошему, ладно?  

Маркус улыбается, немного грустно, но искренне и любяще, поглаживая лицо Саши пальцами и, приподнявшись, слабо целует в слегка вспухшие, от слез, губы. 

– Давай, мы не будем портить друг другу праздник? – Маркус начинает улыбаться немного ярче, стараясь сдерживаться от навернувшихся, от таких нежных слов, слез. – Начинается новый год, новая жизнь. И в этой жизни мы вместе, и счастливы друг с другом, и все хорошо, да, Саш? 

Марк крепко обнимает любимого, стоя перед ним на коленях, и целует куда попадет, в итоге, покрывая весь его корпус рваными и короткими поцелуями. Ему хотелось, чтобы любимый в момент перестал плакать, чтобы он заулыбался и засмеялся, но при этом он понимал, не будучи совсем уж глупым, что это невозможно, и некоторым эмоциям просто необходимо выйти, пусть даже и так, пусть даже и в праздник. В любом случае, Марк был рад, что обычно сдержанный и холодный Саша, дал себе выход, дал своему говну перекипеть. 

– Кушай тортик, пей шампанское, и будь счастлив. Хорошо? Ради меня. – Тихо шепчет ему на ухо юноша, слегка покусывая то, и поглаживая парня по щеке.