Майские праздники проходят, похороны тоже, Марку ужасно стыдно что он не смог поехать, но учеба загрузила его с головы до ног. Правда, в ужасной загруженности он почувствовал себя одиноким и было решено возвращаться в Сашину постель, чтобы хотя бы под утро его обнимали, в сонном неосознавании действительности. И это делает его немного счастливее, правда.

Кажется, Саша тоже оживает, когда растение в колбе уверенно заявило о желании продолжать жить, пусть и не восстановилось полностью.

Учеба навалилась с новыми проблемами, а скоро летняя сессия и Марк в ужасе на каждой паре. Он постепенно догоняет программу, но вновь загоняет себя как лошадь, проводя ночи на кухне. И теперь его куда реже отводят в постель под утро, а если отводят, то в его комнату, а не в Сашину. И от этого немного больно. Маркус пытается вернуть все в обычное русло, но Журавлев издевательски напоминает обо всем.

Перед самой сессией к нему вдруг подсаживается одногруппник которого он не замечал весь год. Конечно, высокомерно Марк не замечал практически всех, кроме стайки девушек, неизменно круживших вокруг него и занимавших все внимание. К удивлению, этот безымянный одногруппник оказался иностранцем, он оказался американцем Джастином, так наивно и глупо мечтающим работать в России. Он попросил Марка объяснить ему темы, когда понял, что юноша сносно говорит на английском, а Маркус, после занятий, объясняя ему, понял, что это его билет в легкую сессию, ведь объясняя кому-то, он сам понимал намного лучше.

–Марк? – После занятий, американец вновь подошел к нему, так непривычно для русского взгляда улыбаясь, и говоря со своим смешным акцентом. Конечно, Волк мог говорить с ним и на английском, но Джастин сам просил подтянуть свой русский. – Может, погуляем сегодня?

Маркус, собирающий свой ноутбук в сумку, подзавис, раздумывая. С одной стороны, он преданно хотел домой, чтобы увидеться с Сашей, хотя бы удостовериться что он там не вздернулся. С другой... Ему так не хотелось домой. Там было холодно, одиноко, а главное, не чувствовалось любви, которую Марик так старательно пытался сохранить. Не поздно ли?..

–Пойдем, – он улыбнулся растянуто и вежливо, так, как не любил Саша, и так, как Джастину было вполне комфортно.

Американец даже радостно подпрыгнул от его согласия. 

Он почему-то торопился по улице, рассказывал Маркусу о том, как он давно хотел позвать его погулять, как ему интересно поговорить с ним не только об учебе, узнать получше. Это выглядело очень мило и... влюбленно?

К этой мысли Марик пришел уже в кафе, когда Джастин с восторженным взглядом наблюдал за тем, как он меланхолично ковыряется в мороженом. Может ли он продолжать с ним общаться? А должен ли? Это же измена, правильно?

«А Саша тебе не изменял?!»

«Он этого не хотел...»

«Не хотел бы, у него бы не встал!»

Сознание ревностью билось внутри, словно дикая птица в клетке, и Марк нахмурился, чем вызвал у Джастина волну удивления, но он по-американски умолчал свои мысли, увлекая юношу в свой беспредметный, но такой легкий и ни к чему не принуждающий разговор. И Волк сдался.

Он сдался ему сегодня, сдался на следующий день, и сам не заметил, как наконец-то стал чаще улыбаться, смеяться, обниматься и целоваться.

В тишине читального зала, в самом углу, где стояло огромное, абсолютно бесполезное и безобразное растение, они сидели и, прикрывшись учебником, самозабвенно целовались. Свободными руками они гладили друга по ширинкам, а члены у них стояли колом. Марк краснел от одной мысли, что его касается кто-то кроме Саши, но всякий раз с удовольствием пасовал перед настойчивыми ухаживаниями Джастина, который был настроен довольно серьезно, судя по всему, а на рассказы Марка о том, что дома его ждет парень, лишь хмыкал и пожимал плечами. Очевидно, что их отношения разваливались, ведь Маркус не стал бы даже обращать на него внимания, если бы все было хорошо и счастливо.

Но Марик не мог переступить эту невидимую черту. Даже прижимая Джастина к постели, на его съемной квартире, целуя его, кусая, чувствуя его ноги на своей талии и такое податливое тело, он пасовал, смущаясь и извиняясь, одевался и уходил. Но всякий раз возвращался. За этими чувствами, ощущениями, любовью и обожанием, которой его одаривал американец.

А дома была пустота. Саша вроде бы и не замечал ничего, но Маркус возвращался домой позднее, ночевал то в своей комнате, то приходил посреди ночи к Журавлеву, чувствуя свою вину перед ним. Но так и не признавался ему, боясь, что он его прогонит. В сердце у него горькой болью отдавались чувства, в которых они были счастливы раньше. Ну, по крайней мере он. Он надеялся, что он и Сашу смог сделать счастливым, но теперь было понятно, чтоб тот не станет счастливым, если все будет продолжаться так.

Конечно же Журавлев все замечал. Он то радовался, как ребенок, что опять пустил свою жизнь под откос, как всегда и делал, то волком выл, когда Маркус долго не возвращался, а потом ему будто казалось, что от него пахнет чужим парфюмом. Да, конечно, милый Марик нашел то, чего заслуживает, и это был не Саша. А ведь он так старался измениться, так старался стать достойным юноши. 

Милый Волчонок опять так заботливо заказал ему еды, а это значит, что его не будет допоздна. Опять. Саше кусок не лезет в горло, но от крупицы заботы ему становится хоть немного теплее, может еще не все потеряно? Кусок в горло, конечно, не лезет, но Мурзик был рад угощению, и Марку будет спокойнее, когда он увидит, что Журавлев все же хоть немного отъел.

С наступлением сессии стало еще хуже. Маркус был в ужасе на каждой паре, потом в библиотеке, когда объяснял Джастину очередную тему, в попытках догнать программу, а потом был счастлив, когда они валялись на квартире у американца и бесконечно целовались. И в один из таких вечером Марка вдруг осенило. Он не любит Джастина. Ни капли. Не помог бы ему даже донести покупки из магазина, если бы тот не попросил.

«Так вот как чувствует себя Саша со мной?..» – стыдливо проносится в голове, и он откидывает ее, подставляя парню свою шею, обдумывая это новое осознание. С одной стороны, было не хорошо так поступать с Джастином, с другой...

А, к черту. Ему приятно. Он наконец-то любим и нужен, и он будет продолжать этим наслаждаться, пока может. Правда, мысли о предстоящем сексе все еще смущали Марка. А кольцо на безымянном пальце начинало жечь при одной мысли об измене. Неправильно это, не честно.

Сессия приближалась неумолимо, а когда настала, вдруг оказалось, что это монстр из Лавкрафта, то есть «Н Е О П И С У Е М Ы Й». Маркус практически не спал. Засыпал на кухне, и лишь изредка просыпался в своей постели, когда Саша его все же провожал, так издевательски напоминая, что они больше не спят вместе. 

В университете, конечно, полегче. Джастин поддерживает как может. Заботливо покупает ему кофе, приносит какие-нибудь легкие перекусы, да и в принципе, напоминает, что надо иногда расслабиться и отдохнуть, и что учеба никуда не убежит. Это чертовски мило и Марку должно быть стыдно, но ему не было. Он эгоистично получал любовь и заботу, которой ему так не хватало дома, грешным делом, подумывая, что пора съезжать от Журавлева, и катись к хуям все, что он себе напридумывал, даря этому несносному длиннющему придурку кольцо. Ведь все могло сложиться иначе... Более любяще и более счастливо. А может, такие как Саша просто неспособны на счастливую жизнь?

Как и любой кошмар, сессия заканчивается. А после сессии у всех уважающих себя студентов, что сумели ее закрыть, что? Правильно, попойка. Джастин с радостью на нее согласился и уговорил Маркуса тоже пойти, обещая, что никто не будет пичкать его алкоголем.

Чья-то квартира, куча знакомых, и не очень, людей, дешевый алкоголь, дорогой алкоголь и Маркус не замечает, как соглашается на первый бокал, а потом его было уже не остановить. Не замечает, как они с Джастином одни на балконе, курят и целуется, как тот целует его в шею, наконец спрашивая, откуда эти почти пропавшие засосы, как они запираются в ванной и этот же Джастин отсасывает ему, бесстыже глядя прямо в глаза. А Марк... Марк вообще нихрена не понимает. Ему приятно, ему чертовски приятно быть чьим-то объектом обожания, понимать, что он нравится, что его, возможно, любят, но он не чувствует ничего в ответ. Просто берет и не отдает ничего.

Марк возвращается домой только под утро. Он смотрит на телефон и вспоминает, что забыл предупредить Сашу. Очень поздно вспоминает.

Спьяну он роняет дома сумку, едва ли не падает в ванной, пока хочет умыться, а потом сталкивается носом с грудью Саши, стоящего на выходе из той самой ванны и будто, проглатывает язык. Он хочет попросить увести его в постель, помочь раздеться, но ему кажется, что Саша прекрасно понимает, что произошло, и становится стыдно. Он же обещал себе, что не будет изменять, верно? И все равно поддался на ласку и обещания любить его до гробовой доски.

Какая-то часть Саши ликовала, когда он вновь пустил всю свою жизнь по пизде. Как бы он не пытался избавиться от этого, парень все равно всю свою жизнь нормально умел только ухаживать за растениями и морально разлагаться. Маркус был невероятной поддержкой для него, Саша вцепился в него как утопающий цепляется за соломинку, он так был окрылен теми эмоциями, которые дарил ему юноша, ему казалось, что вот она – любовь.

Но он был неправ.

Они оба нуждались друг в друге. Саша нуждался в любви и заботе, Марк нуждался в независимости, хотел увидеть мир вне золотой клетки, где был заперт всю свою жизнь. Юноша хотел быть для кого-то больше, чем богатеньким другом, и он стал чертовым наркотиком для убитого жизнью Журавлева. Взамен Саша приносил в мир Маркуса всякие гадости из своего, показывая другую сторону медали. И не было никакой любви. Ни поцелуев под звездами, ни ярких бенгальских огней, ни тихих-тихих разговоров в ночи, под пиканье аппарата жизнеобеспечения. Были чувства. Саша не мог назвать какие именно.

Сейчас ему казалось, что все кончено. Журавлев всегда рубил с плеча, не задумываясь о последствиях, ведь, обычно, ему было некого терять. А Марка он уже потерял. Саша вдруг стало все равно. Он не заслужил таких отношений, Марик попал в его жизнь по ошибке, возможно, тогда он перепутал районы, но он не должен был появляться на этой чертовой лестничной клетке. Журавлеву тогда так нужен был хоть кто-то, он просто не мог держать себя в руках.

Была тревога. Вот что Саша мог сказать точно. Когда Волк появился в его жизни, Саша начал нервничать гораздо больше. Сначала он боялся, что юноша узнает о его чувствах, потом боялся, что об этих чувствах узнает его отец, а потом… а потом Марка сбила эта чертова машина и Саша чуть не умер. В этих отношениях тревога преследовала Журавлева постоянно. Парень вечно волновался, он ничего не мог поделать с этим, ему оставалось лишь сидеть на кухне и нервно курить.

Он делал это и сейчас. Юноша обычно приходил домой к одиннадцати, Саша уже ничего не мог с этим поделать, но сейчас он опаздывал. Журавлеву казалось, что он позвонил юноше уже миллион раз, оставил миллион аудиосообщений, он, блять, вообще никогда не оставляет их, но Марик просто не оставлял ему выбора. Парень ходит по квартире, от своей комнаты до кухни, дымит невесть какими сигаретами и грызет пальцы, гадая, что же случилось с его «мужем».

Обычно Марк предупреждает, звонит или пишет сообщение, Саша верит в любые отговорки, но сегодня юноше не написал ему абсолютно ничего. Отвратительно.

Марик заявляется домой под утро, когда Журавлев умудрился прокурить всю квартиру и истрепать все свои нервы, от него воняет алкоголем и чужим одеколоном, и он даже не замечает Сашу, который заваривал себе очередную кружку кофе. Саша не чувствует ничего, кроме искреннего презрения. В глубине души он равнялся на юношу, пытался быть, хотя бы у себя в голове, добрее к окружающим, более целеустремленным, но сейчас, смотря на пьяного Маркуса сверху вниз, Журавлев не чувствовал даже жалости. Он вообще ничего не чувствовал.

–Какой же ты мудак, – с едва прикрытым презрением говорит Саша. – Безответственный мудак, блять.

Он с трудом борется с желанием ударить парня по лицу, но запах мужского одеколона и алкоголя, исходящий от юноши, заставляет все внутри Журавлева вскипеть. Саша берет юношу за рукав, не желая прикасаться кожа к коже, немного пачкает его дорогую рубашку своей кровью, ведь он, блять, опять, как маленький ребенок, изгрыз себе пальцы в мясо, гадая, где же Марк шляется, а этот мудила напился как свинья и еще перепал с кем-то.

–Хорошо тебе было? – спрашивает, толкая юношу на кровать и стаскивая с него рубашку, – я тебя, мудак, спрашиваю, хорошо тебе было? Что, блять, печенка тебе не дорога? Пересадят новую?

Саше казалось, что запахом дешевого табака он отбил себе нюх, но нет, блять, он отлично чувствует этот отвратительный мужской одеколон. Марк не пахнет так, он не пользуется таким, Саша знает все его запахи наизусть.

–Ну и кто этот счастливчик? Кто на этот раз заполучил хуй и кошелек сладкого папочки вместо меня? – Саша не чувствует ничего, когда говорит это, но голос его звучит невероятно злобно, – пошел ты нахер, Маркус.

Журавлев кидает рубашку юноши на пол и выходит из его комнаты, разъяренно хлопая дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Сначала он хочет запереться в своей комнате, но находиться в квартире ему становится тошно, и Саша сует свой телефон, которым не пользовался после того, как юноша подарил ему на день рождения новый, в карман и уходит прочь, надеясь, что в таком состоянии он сможет добрести до Ленки, а не свернуть в ближайший бар и напиться.